Дети Антарктиды. Лёд и волны

– К чёрту, – прошипела она и зашла внутрь вездехода.

Домкрат посмотрел на Вадима Георгиевича и вопросительно пожал плечами.

– Грузимся дальше, немного осталось, – велел он, сопровождая приказ жестами.

В это время Матвей, находясь у себя в модуле, собирал в походную сумку всё необходимое для экспедиции. Когда его рука потянулась к метеодатчику, тело вдруг охватила дрожь, а в глазах потемнело.

Неужели он снова делает это? Ведь он поклялся больше никогда не возвращаться туда после случившегося. Сколько прошло с тех пор, год? Так много! Но почему боль не утихает? Отчего до сих пор её ржавое лезвие режет его на части, заставляя вспоминать те страшные мгновения, когда он ничего не мог поделать?

Говорят, время исцеляет и затягивает шрамы. Хрень собачья! С головой так не работает. Эта боль похожа на груду горячего угля, которая неистово пылает внутри, напоминая о себе с каждым утренним пробуждением. И даже во снах она умудряется мучить, не давая ни минуты покоя.

«Ты, правда, хочешь этого? Снова взять на себя ответственность за людские жизни? Вновь сталкиваться с теми ужасными тварями, рвущими людей на части без всякого сожаления?»

– А есть ли у меня выбор? – пробормотал он про себя и осторожно взял в руки метеодатчик с портативным экраном.

«Нет у тебя выбора, – уже про себя заметил он, – эти люди нуждаются в тебе».

Собрав всё необходимое, Матвей, прежде чем уйти, осмотрел своё жилище. С трудом верилось, что он вырос и провёл почти всю свою жизнь в этих стенах, спасающих его от смертельного холода снаружи.

Каждый здешний уголок навевал воспоминания.

В том углу он прочёл свою первую книгу – «Белый Клык» Джека Лондона, а на койке возле иллюминатора наблюдал за южным сиянием во время полярных ночей. В детстве он думал, что это огромный змей, гигантское божество, пролетающее мимо.

Ах, да, куда же без обогревателя, занимающего половину южной стены. Сколько же с ним мороки! Мало того, что эту штуку нужно постоянно кормить ваттами, чтоб не замёрзнуть насмерть, так она ещё и ломается постоянно. Матвей вспомнил, как отец, в то время сам ещё плохо разбиравшийся в устройстве обогревателя, силком заставлял пятилетнего сына сидеть рядом, наблюдать за каждым его движением и внимательно слушать, что он говорит.

– Ты должен знать, как починить его, Матвей. Я не всегда буду с тобой, понимаешь?

И Матвей послушно кивал головой, думая, что если отец когда-нибудь и пропадёт из его жизни, то это будет очень и очень нескоро.

Странно, но даже по прошествии десяти лет с гибели отца внутри модуля до сих пор присутствовал его запах, такой древесный, грубый, который ни с чем не перепутаешь. Интересно, почему именно древесный? Ведь отец служил в морфлоте. Разве от него не должно пахнуть морем?

И вот опять, из-за предстоящей вылазки, у Матвея возникло твёрдое убеждение, что эти стены он видит последний раз. Он умрёт там, в тысячах километрах отсюда, как и воспоминания о жизни в этих семидесяти квадратных метрах, которые умрут вместе с ним.

Что ж, собираясь на захваченные мерзляками земли, от подобного никто не застрахован.

Матвей погладил стену, мысленно попрощался с домом и вышел в коридор.

Прежде чем отправиться к вездеходу, он решил зайти к Арине. Кто знает, может, это их последняя встреча? Ему жутко не хотелось покидать станцию, зная, что она по-прежнему держит на него обиду за отказ взять её с собой.

Добравшись до северных модулей, зашёл в кишку коридора и постучался в дверь.

– Арина, это я, Матвей.

Молчание.

– Ты здесь?

Снова никакого ответа. Он посмотрел вниз и увидел свет лампы, что просачивался через щель дверного проёма. Значит, Арина точно там и должна слышать его.

– Послушай, ты прекрасно знаешь, что я не могу взять тебя с собой.

Матвей слегка толкнул дверь, вдруг поддастся? Увы.

– Может, всё-таки откроешь?

Не дождавшись ответа, он тяжело вздохнул, снял с себя всю поклажу и уселся на пол, прислонившись к стене.

– Знаешь, я тебе прежде этого не рассказывал, но за три дня до смерти твоего отца я разговаривал с ним в его мастерской. Теперь уже твоей мастерской.

Лицо Курта Крюгера всплыло в памяти и навеяло чувство тоски. Бедолага в последние свои дни выглядел крайне удручающе: страшно похудел и напоминал ходячий скелет, обтянутый кожей; в пожелтевших глазах лишь изредка появлялось то присущее ему добродушие, за которое его так любили.

Но, даже, несмотря на одолевающие тело слабость и усталость, он продолжал работать в мастерской, пока рак желудка всё-таки не доконал его.

– Я как раз вернулся с вылазки и принёс Курту всякого. Увидел, что ему стало ещё хуже, чем три месяца назад… – Матвей посмотрел на ваттбраслет и погладил кожаный ремешок, на котором крепилось устройство. – Он тогда случайно заметил у меня треснувший экран на браслете, и чуть ли не с рукой оторвал, чтобы починить. Сказал, что тут дело на пять минут, и велел остаться, пока он всё не исправит. Ну, я и согласился. И вот сидит он, меняет экран и вдруг говорит: «Я ведь скоро помру, Матвей, ты же это понимаешь?» Я ему не ответил, но мой опущенный взгляд всё сказал за меня. «Ты проследи, чтобы Арина в неприятности всякие не лезла, а то ты ведь её знаешь… Она вся в мать пошла, та тоже на месте усидеть не могла, всё ей двигаться нужно было вперёд. Да и за эти годы ты ей совсем как старший брат стал, понимаешь? Любит она тебя, очень сильно любит». Да, говорю я ему, понимаю. Я тоже её люблю.

Здесь Матвей остановил свой рассказ и выждал минуту в надежде, что Арина всё-таки откроет эту проклятую дверь. Да куда уж там… Или хотя бы словечко скажет! Но нет, молчит. Упрямая до невозможности, всегда такой была.

– Я не хочу и тебя потерять, ясно тебе? – строго произнёс он, теперь уже и сам почувствовав обиду. Ведь понимает девчонка, что могут не увидеться больше никогда! И всё равно…

– Ладно, – Матвей мысленно плюнул на всё это. – Скоро увидимся.

Он взял походную сумку, накинул на спину рюкзак и отправился к выходу из коридора. Однако, прежде чем выйти из модуля, ещё раз оглянулся в сторону двери.

Арина так и не появилась.

По пути к вездеходу Матвей пересёкся с Йованом, несущим туго набитый рюкзак, и спросил:

– Ну что, всё взял, как я велел?

– Да, вроде, – выдохнул друг, поправив лямки рюкзака. – Тёплая одежда, медицина, запасной ваттбраслет, нож, топорик. Только вот еды взял немного.

– Послушай, – на полном серьёзе обратился к нему Матвей. – Это последняя возможность отказаться. Никто тебя не осудит, старина, если ты откажешься. Захваченные земли, особенно для неподготовленного человека…

– Кончай, Матюш, – Йован хлопнул его по плечу. – Я с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности…

– Да всё, верю, верю, – здоровяка лучше заранее прервать в его потугах пошутить, иначе он разойдётся так, что потом не остановишь.

– А где Арина? Я думал, она выйдет к нам попрощаться…

– Видимо, нет, – с едва скрываемой досадой ответил Матвей. – Она сидит у себя, не хочет выходить.

– Даже со мной? Вот же засранка…

– Холодает, – бросил Матвей, не желая больше говорить о девушке, – пойдём, не будем терять времени.

– М-да, – пробормотал Йован, бросив взгляд на южный комплекс. – Аришка, Аришка, ну, ты даёшь…

Через несколько минут они подошли к вездеходу. Судя по отсутствующим снаружи контейнерам, погрузка была завершена. Однако толпа даже и не думала расходиться, несмотря на усиливающийся холод. Матвей сразу понял, что восточники потребуют ответа, по какой это причине отпускают тех, кто своим присутствием давеча поднял на ноги всю станцию.

Матвей и Йован зашли в вездеход и сбросили вещи на пол.

– Думаю, вам будет лучше положить свои вещи в специальные отсеки, – предложил им Вадим Георгиевич, указав на стальной люк в полу.

– Думаю, я и без тебя разберусь, куда мне положить мои вещички, дедуля, – дерзко выдал Йован, одарив того издевательской улыбкой.

Тем временем, оказавшись впервые внутри вездехода, Матвей не мог не отметить, насколько вместительным был его салон. Помимо водительского и переднего сидений было ещё восемь посадочных мест, плюс довольно широкий проход между ними и широкие полки. Из вентиляционных отверстий с боков шёл тёплый воздух. Интересно, сколько ватт жрёт этот кондиционер? Наверняка, как батареи в жилых модулях? Или больше.

Бросился в глаза и встроенный в приборную панель навороченный бортовой компьютер, чьи сенсорные экраны показывали температуру снаружи и внутри вездехода, уровень заряда аккумулятора, одометр, компас и навигатор.

Прежде Матвею не доводилось разъезжать на подобном транспорте. До «Мак-Мердо» он вместе с остальными восточниками-собирателями обычно добирался на стареньком «Ветре», рассчитанном на шесть пассажирских мест. Дорога на нём занимала пять дней пути, и включала в себя, ставший недоброй традицией, ремонт какой-либо неисправности, которую приходилось устранять водителю-механику, сопровождающему их до станции.

– Долго ещё? – с нетерпением спросил Вадим Георгиевич у Нади, указывая на Домкрата.

Матвей заметил, что тот сидел с ящиком инструментов у подножия водительского сиденья, под которым находился аккумулятор – сердце вездехода.

– Ещё несколько минут, – перевела Надя полученные в ответ раздражённые жесты от глухонемого напарника.

Но, судя по тому, как сильно Вадим Георгиевич сжал пальцы на руках, для него это прозвучало как «Ещё целую вечность».

– Что-то случилось? – поинтересовался Матвей.

– Ничего особенного, просто рядовая проверка аккумулятора перед поездкой, – бросил Вадим Георгиевич.

– Как бы там ни было, отправляться нужно побыстрее, – дал совет Матвей и кивнул в сторону своего рюкзака. – Я прогнал метеодатчик для теста, и данные показали, что на станцию движется буря, почти двадцать три метра в секунду. Будет здесь через час. Если до этого времени не покинем станцию, застрянем тут надолго.

– Слышала? – с ещё большим нетерпением обратился к Наде прогрессист. – Вели ему поторопиться!

– Матвей, выйди-ка на минутку! – раздался снаружи хриплый голос Олега Викторовича. – И тащи с собой этого прогрессиста!

Лицо Вадима Георгиевич исказила мучительная гримаса, и он вышел вслед за Матвеем. Йован остался стоять в дверях, ссылаясь на опостылевший холод, но всё же желая одним глазком взглянуть, зачем староста позвал их к себе.

Олег Викторович, в который раз за день, бросил на вышедшего прогрессиста ненавистный взгляд, а затем обратился ко всем присутствующим.

– Братья и сёстры восточники, этот человек, брат всем известного вам Зотова… – озвученная фамилия сработала как брошенная голодной собаке кость, и толпа взъерепенилась. – Понимаю, понимаю, я разделяю ваше недовольство и желание не отпускать этого человека…

Матвей видел, как Вадим Георгиевич явно чувствовал себя не в своей тарелке, борясь с острым желанием плюнуть на это сборище и зайти обратно в вездеход.

–…и я бы это сделал, если б не его клятва, которую он мне дал.

– Клятва? – прошептал про себя прогрессист. – Какая ещё…

– Этот прогрессист, Зотов Вадим Георгиевич, – прервал его староста, – дал мне слово, что если Матвей, наш с вами Матвей, окажет ему услугу по сопровождению, то он предоставит нам всё необходимое для того, чтобы пережить предстоящую зиму. И, не знаю, как вы, мои братья и сёстры, но я считаю, что это, как минимум, первый маленький шаг к искуплению совершённого ими в прошлом злодеяния. Вы согласны?

Восточники хоть и вяло, но выразили своё согласие. Однако Матвей всё же был уверен, что даже при хорошем стечении обстоятельств, до дружбы между станциями «Восток» и «Прогресс» ещё очень и очень далеко. Слишком уж тяжёлой и острой была боль, нанесённая прогрессистами.

– Теперь я хочу, чтобы свидетелями этой клятвы были все вы, а не только я, – произнёс Олег Викторович, после чего выжидающе взглянул на Вадима Георгиевича.

В это мгновение аккумулятор вездехода загудел. В дверях показалась Надя и грубо отпихнула плечом стоящего на ступени Йована.

– Мы готовы, – сообщила она Вадиму Георгиевичу.

Не отрывая взгляда от восточников, тот кивнул ей в ответ и махнул рукой, чтобы девушка возвращалась. Но она почувствовала напряжение, мгновенно возникшее среди людей после её слов, и предпочла остаться, засунув руку в карман.

– Они ждут, – негромко напомнил Олег Викторович.

Вадим Георгиевич издал задумчивое мычание, прошёлся глазами по толпе и громко ответил:

– «Восток» переживёт эту зиму. Как только мы вернёмся, «Прогресс» выделит вам достаточное количество еды. Даю вам слово.

– Поклянись, – прошептал староста.

– Клянусь, – немедленно ответил тот.

Олег Викторович подошёл к прогрессисту, положил руку в карман (Матвей заметил, что его движение не осталось без внимания Нади, коснувшейся рукояти пистолета, спрятанного за поясом) и достал оттуда подвеску, изъятую у него вчера.

Увидев её, Вадим Георгиевич потянулся было к ней, но Олег Викторович отдёрнул руку и ещё раз напомнил ему:

– Ты поклялся, прогрессист.

После чего отдал ему подвеску.

– Ну, всё, расходимся! – велел староста. – Матвей предупредил меня, что скоро сюда заявится буря! Не мне вам говорить, как это опасно. Все по домам, живо, живо!

Вадим Георгиевич осторожно положил золотую цепочку в карман и молча зашёл внутрь вездехода.

– Следите за ним в оба глаза, ребятки, – староста по-отечески дал наставление Матвею и подошедшему к ним Йовану. – И за собой следите. Вы нужны нам здесь для предстоящей зимы, оба.

– Вернёмся, Олег Викторович. Никуда не денемся! – уверил его Йован.

Староста по очереди обнял каждого из них, как следует похлопав по спине.

Тем временем Матвей смотрел на расходящихся восточников в надежде увидеть Арину. Неужели не придёт? Даже сейчас?

Но вместо неё появилась она. Возникла, словно призрак, как и несколько дней назад, напоминая ему о случившейся трагедии.

Она приблизилась к ним. Матвей заметил в её руках свёрток из грубой шерсти, крепко завязанный кожаными ремнями.

– А, Валерия Анатольевна, ну, здравствуйте… – поприветствовал её грустным голосом староста, отвесив лёгкий поклон.

– Здравствуйте, Олег Викторович, – ответила она хрипловатым голосом. – А я…

Её руки, державшие свёрток, слегка дёрнулись. Женщина хотела было посмотреть в сторону Матвея, но увела взгляд в сторону. Её губы задрожали так, словно она готовилась вот-вот зарыдать.

Сам же Матвей чувствовал страшную неловкость. Присутствие Валерии лишало его дара речи. Ему всё мерещилось, что скажи он хоть слово, даже самое безобидное, то непременно сделает ей только хуже.

И всё же, набравшись храбрости, он попытался хоть немного сдвинуть тот невидимый барьер, образовавшийся с момента их последнего разговора почти год назад.

– Валерия Анатольевна, я…

Женщина резко посмотрела на него своим скорбящим взглядом, и Матвей был уверен: сейчас она ударит его. Совсем как в тот день, когда он, будучи более не в силах вынести муки совести, сообщил, что бросил её сына на растерзание мерзлякам.

Собиратель даже ощутил жгучее прикосновение её холодной ладони к щеке и приготовился получить его, вполне заслуженно. Но вместо этого она лишь грубо всунула ему кожаный свёрток и поспешила уйти, делая размашистые шаги по глубокому снегу.

– Эй, нам пора! – крикнула показавшаяся в дверях Надя.

– Матвей, ты как? – Олег Викторович коснулся его плеча.

Матвей ощущал себя опустевшим сосудом, из которого вылили всё живое. Он крепко сжал свёрток и слегка прижал его к себе.

– Порядок, – соврал он старосте.

По улице разнёсся звонкий гудок. Прогрессистам не терпелось скорее убраться отсюда.

– Ну, видимо, пришла пора нам прощаться, – Олег Викторович вытянул руки и ещё раз обнял их по очереди. – Берегите себя, ребята, слышите? Теперь на вас вся надежда.

– Присмотрите за «Полярным Переполохом», Олег Викторович, – попросил Йован. – Что б там убирались вовремя, пыль не разводили…

– Да прослежу я за твоей столовой, успокойся!

– За баром! – поправил его здоровяк.

– И вы себя берегите, Олег Викторович, – попрощался со старостой Матвей. – Всех наших берегите.

– Вот уже тридцать лет берегу, справлюсь.

Матвей кивнул, шагнул вслед за Йованом на ступеньку, ведущую к двери вездехода, и ещё раз обернулся.

Арина, ну, где же ты? Зачем ты вот так поступаешь со мной?

Он выждал несколько секунд, а затем зашёл внутрь.

Не прошло и минуты, как вездеход тронулся с места и отправился прямиком в сторону белоснежной и, казавшейся бесконечной, ледяной глади.

Примечания