Последний самурай
Он сказал: И один из этих инструментов дается вам лучше всего?
Она сказала: Я бы так не сказала. Преподаватель по виолончели говорил, что у меня есть перспективы, и, понятно, любой идиот сыграет на гитаре, а если умеешь на гитаре, то не надо быть гением, чтобы играть на укулеле, но я бы не сказала, что они мне даются прямо лучше всего.
Музыкант научается шестым чувством улавливать настроение аудитории. Моя мать уловила, что прослушивание как-то не задалось.
Человек в бабочке снова глянул на часы, встал, походил туда-сюда и сказал: Боюсь, у меня назначена встреча, поэтому…
Я умею на фортепиано, помявшись, сказала она + бодро прибавила: Семь бед – один ответ!
Время несколько поджимает, сказал человек, но снова сел + положил ногу на ногу + воззрился на свое колено.
Моя мать села за рояль. Она не репетировала, но за последнюю неделю сыграла шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор 217 раз. Она 218-й раз за прошедшую неделю заиграла шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор, и невзрачный человек впервые отвел глаза от своего колена.
Он сказал: Я хочу послушать еще.
Он сказал: Найти вам ноты? Можно взять в библиотеке, если вам нужно.
Она потрясла головой. Надо что-нибудь сыграть. Она заиграла «Лунную сонату». Как-то странно – странно не играть шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор 219-й раз.
А теперь что вы мне сыграете? спросил невзрачный человек.
Она заиграла интермеццо Брамса. На сей раз не стала ждать, пока он спросит, перешла к следующей пьесе, потом еще одной, и еще, все чаще додумывая, и руки ее сновали туда-сюда по клавишам.
Посреди пьесы человек вскочил и сказал Достаточно.
По скрипучим половицам подбежал к ней; говорил он при этом Нет-нет-нет-нет-нет. Она сначала решила, это он сетует, что она импровизировала, потому что забыла.
Нет-нет-нет-нет, сказал он, остановившись подле.
Нельзя так играть на фортепиано.
Он сказал: У вас же руки совсем невесомые.
Линда сняла руки с клавиш. Она не поняла. А он сказал: Вы что, не ЧУВСТВУЕТЕ, как у вас напряжены запястья? Играть нужно всей рукой, от плеча. Не надо от запястья. Расслабьтесь, иначе вы с ним не совладаете.
Он велел ей сыграть гамму до-мажор, и не успела она одолеть 3 ноты, сказал Нет. Велел играть, налегая на каждую ноту всей рукой. Если будет ошибаться, это ничего.
Кто-то постучался, заглянул, + невзрачный человек сказал Не сейчас.
Он простоял рядом час, а ловкая рука моей матери неуклюже ковыляла по белым клавишам.
Наконец он сказал, что достаточно. Показал ей простое упражнение + сказал: Играйте два месяца по четыре часа в день, как я показал. Потом возвращайтесь к чему-нибудь своему, но расслабляйте запястье. Не можете расслабить запястье – не играйте. И что бы вы ни играли, сначала упражняйтесь по два часа.
Он сказал: Начните с начала, и, может, через год вам будет что мне показать. Я не обещаю, что мы вас возьмем, но обещаю, что послушаем.
Он сказал: Может быть, вы считаете, что это обещание не стоит года жизни.
И он сказал: Возможно, вы правы, но больше я ничего обещать не могу.
Моя мать пожала ему руку и вежливо сказала спасибо.
Она сказала: А скрипка? Мне нужно работать со скрипкой?
Невзрачный человек рассмеялся + сказал: Это вряд ли. И прибавил, что касательно флейты, альта и мандолины тоже ничего не посоветует.
Он сказал: Но Рубинштейн на флейте не играет и, вроде, доволен жизнью.
Он сказал: Не знаю, кто вас учит, но… Откуда вы? Филадельфия? Позвоните этому человеку, сошлитесь на меня. Не звоните, если не хотите работать, он мне руки не подаст, но если вы серьезно… А лучше не звоните пару месяцев, попробуйте, поймите, готовы ли тратить время, и если вы серьезно, позвоните ему.
Он записал имя + телефон на бумажке, дал ей, и она убрала бумажку в сумку. Спросила, можно ли играть упражнение в си-мажоре, и он засмеялся и сказал, что 50% можно играть в си-мажоре, только пусть расслабляет запястье. И она снова его поблагодарила, взяла скрипку альт мандолину сумочку и флейту и ушла.
Через минуту она очутилась на улице, оглядела окрестные дома. Середина дня.
Если б ее взяли в Джуллиард, она бы забралась на Эмпайр-стейт-билдинг и оттуда обозрела покоренный город; Нью-Йорк простерся бы у ее ног.
Лезть на Эмпайр-стейт-билдинг она не захотела и пошла к отелю «Плаза», где Фицджеральд и Зельда танцевали нагишом. Потом рассказывала, что стояла у фонтана, дрожа и плача + понимая, что сегодня – счастливейший день ее жизни, потому что когда ты младшая из пятерых, никто никогда не относится к тебе серьезно, + теперь кто-то отнесся к ней как музыканту настолько серьезно, что велел по четыре часа в день играть одно упражнение. Если в Джуллиарде сказали так, даже отец обязан отнестись к ней серьезно + каким-то чудом она одна из всей семьи станет настоящим музыкантом.
На самом деле она хотела петь, это правда, но какое- никакое, а начало.
Заморосило, и она пошла в «Сэкс – Пятая авеню» поглядеть на свитера, а потом вернулась на вокзал и села на поезд до Филадельфии.
Приехала домой, все объяснила, и никто, похоже, не понял, что к ней отнеслись серьезно.
Да что он знает? сказал мой дед. Кто о нем вообще слыхал? Что ж мы о нем впервые слышим, если он такой гений?
Мне надо заниматься, сказала моя мать и ушла к пианино. Еще свежо было воспоминание о том, как ее тяжелая рука с тяжелой кистью ковыляет по клавишам. Она положила руки на клавиатуру, и следующий час из гостиной доносился кошмарный рваный шум. Все дети с трех лет симпатично играли на фортепиано; на памяти живых ни один Кёнигсберг не сыграл ни единой гаммы; дед и бабка в жизни своей не слыхали ничего ужаснее.
Раньше они думали, что шопеновскую прелюдию № 24 ре-минор по 30 раз в день ничто не переплюнет. Теперь они жалели, что прежде не ценили своего счастья. Бабушка даже сказала Линда, может, сыграешь эту чудесную пьеску – помнишь, ты на днях играла?
Моя мать ответила, что ничего, кроме упражнения, ей два месяца играть нельзя.
Между тем все недоумевали, что приключилось с Бадди – взял и уехал с другом, слова никому не сказав.
Моя мать предположила, что он, наверное, поехал в центр приглядеть себе свитер.
Моя мать каждый день занималась часами, и каждый час был мучителен для слушателя и исполнителя равно. Поначалу все думали, что она сдастся. Но день шел за днем, а она все ковыляла час за часом, и это был кошмар.
Она не знала, что еще делать.
Она вспоминала прослушивание минуту за минутой и ежилась от ужаса и стыда, которые тогда ее не мучили, – особенно настойчиво преследовала ее соната для альта с тремя репризами и новым анданте. Одно хорошо – она хоть не запела. Миновало каких-то три недели занятий, но моя мать уже поняла, что никогда теперь не сможет простодушно зайти в аудиторию и показать, на что способна.
Дядя Бадди и моя мать хотели стать певцами, потому что любили оперу, однако не представляли себе, чего им это будет стоить.
Раньше она думала так: само собой, в музыкальные школы не принимают кого попало, там смотрят, какие у человека инструменты, а едва тебя приняли, можно сразу петь. После прослушивания она заподозрила, что дело обстоит несколько иначе. Если нельзя сесть за фортепиано, не одолев эту пустыню работы над техникой, быть может, пустынями окружены и другие инструменты, а также голос.
Моя мать все играла упражнение. Она не пела в школьном хоре, потому что хор чуть ли не круглый год репетировал рождественский концерт. Кто его знает, чего стоит стать певицей?
Моя мать играла упражнение, поскольку Джуллиард сказал, что ей надо играть на фортепиано.
Однажды в гостиную зашла бабушка. Она сказала Ты же знаешь, отец желает тебе только добра. Она сказала Ты сводишь его с ума, каково, по-твоему, такому человеку слушать вот это день за днем? Она сказала Послушай. Решать тебе не к спеху. Ты уже два часа отыграла, на сегодня хватит, поехали в центр, помоги мне выбрать блузку твоей сестре.
Они поехали по магазинам, и бабушка купила ей платье за $ 200, и другое платье за $250, и шляпку, и другую шляпку, которая моей матери шла больше, и к одной из этих шляпок пару туфель. Они вернулись домой, и дед предложил моей матери скататься во Флориду, а та отказалась. Они поехали по магазинам, и бабушка купила ей шесть пастельных кашемировых свитеров.
Всякий раз, когда моя мать садилась заниматься, в гостиную заходила бабушка, и моя мать все больше злилась. А дело было вот в чем:
Дед уехал из Вены в 1922-м, осел в Филадельфии, неплохо поднялся. Конечно, музыку с венской не сравнить, но в остальном ничего. Он женился, пристойно пережил Депрессию, а с точки зрения бизнеса, война – это хорошо, продажи обручальных колец взлетели до небес. Но с другой точки зрения война переменила его взгляд на вещи.
Родня его по большей части осталась в Австрии. Если ты ювелир, все думают, у тебя денег куры не клюют, рано или поздно приходит письмо, скажем, от человека, который тебе никогда не нравился, и нужно наскрести несколько тысяч долларов на поручительство, а потом не миновать затяжной переписки. Скажем, есть человек, у него степень по машиностроению, год преподавания в университете, скажем, в конце года он вынужден оставить преподавание, поскольку наставления носителя нечистой крови оскорбляют студентов арийского розлива, скажем, некоторое время он работает на производстве, хотя от человека такой квалификации ожидаешь должности повыше, скажем, его зовут преподавать в американский колледж, и ты пишешь в Госдепартамент, а Госдепартамент тебе разъясняет, что, к сожалению, для одобрения заявки требуется минимум двухлетний опыт преподавания. Тебе не миновать затяжной переписки, и однажды ты шлешь заявителю письмо, сообщаешь, что происходит, а ответа нет.
Мистер Кёнигсберг об этом особо не распространялся, и кончиками пальцев не касался этого предмета, когда дети говорили, что хотят стать музыкантами, он только твердил, что будущего не предугадаешь. Что бухгалтерия – не конец света. Что секретарша – это нестрашно.
Казалось, фигуры умолчания до того ужасны, что их и озвучить нельзя, и ведь правда совсем нестрашно быть секретаршей или там бухгалтером. Однако Линда видела, как нестрашным пошли заниматься четверо до нее. А теперь выяснилось, что тут ни при чем маккартизм, который по сути своей антисемитизм, переодетый антикоммунизмом, и ни при чем шанс устроиться в Канаде или Бразилии, если нужда погонит. Все дело было в том, что отец не мог слушать, как люди занимаются по стандартной программе лучшей консерватории в стране. Ну, хочешь разрушить людям жизнь – дело твое. Хочешь превратить свой дом в какие-то клятые «Звуки музыки» – дело твое. Но тогда на Гитлера не пеняй.
Тут вернулись Бадди с атеистом, и атеист сказал, что можно купить в мотель пианино, пускай Линда занимается там. Линда спросила, что скажут гости, а атеист объяснил, что гости приезжают вечерами, после целого дня в дороге, а спозаранку уезжают дальше, в чем и красота мотеля. И, улыбаясь, прибавил, что более того, он может отвести Линду к «Хелене» и научить играть в пул – если что, у нее всегда будет запасной выход.
Порой моя мать и вправду занималась, но то одно, то другое, и порой она не занималась. Совет невзрачного человека оказался каким-то проклятием. Она не занималась, если не могла сыграть правильно, и постепенно играла все меньше и меньше, а потом и вовсе бросила.
Я раньше думала, что все могло быть иначе. Гизекинг[43] в жизни не сыграл гаммы, Гленн Гульд едва ли занимался; они просто смотрели в партитуру и думали, думали, думали. Если бы невзрачный человек сказал иди и подумай, он тоже рисковал бы революцией в мозгах у Кёнигсбергов. Может, он даже и сам думал, что надо думать. Но нельзя за час научить думать; можно только дать упражнение и с тем отправить восвояси. Безмолвные мысли не нервировали бы деда; он бы по-доброму не посоветовал моей матери играть для удовольствия + тем самым не изгнал бы ее из дома; и все могло бы сложиться иначе.
II
Настоящий самурай так не напьется. Если он и впрямь хорош, он отразит удар.
Вожак самураев, когда в отряд пытается затесаться самозванецНеудивительно, что Голливуд снял римейк «Семи самураев», – в этом фильме действует элитный отряд доблестных воинов, и уже одним этим он близок вестерну.
Дэвид Томсон, «Биографический словарь кино»1
Мы никогда не выходим на «Слоун-сквер» и не едим в «Жареных курах Небраски»
Мы только что подъехали к «Приморскому мотелю», он же «Олдгейт»: катаемся по Кольцевой против часовой стрелки. Колонны все в бледно-бирюзовой плитке, лиловые ромбы на кремовом пояске – от такой гаммы мне на ум сразу приходят обмылки в бумажках и полотенчики с вышитыми якорями. Что за детство у этого ребенка? Он даже на пляже в Дейтоне не бывал.
Я каждый день катаю его по Кольцевой, чтоб не мерз: я могу печатать и по ночам, когда он спит, но жечь камин 20 часов в день мы не можем. Он остро недоволен, потому что я не разрешила ему взять Канлиффа[44]. Ну что делать.
Помню, лет 10 назад или, скорее, 8, я на Кольцевой читала десятую книгу «Никомаховой этики», и поезд остановился на «Бейкер-стрит». С потолка сочился красивый свет, будто зернистая сепия; 11:00, очень тихо. Я подумала: Да, жизнь, подчиненная уму, и есть самая счастливая[45]. Даже тогда чтение Аристотеля не отражало моей концепции интеллектуального блаженства, но ведь возможно вести жизнь, подчиненную уму, и не читая Аристотеля. Если б можно было читать все, чего душа пожелает, я бы читала «Семантическую традицию от Канта до Карнапа»[46].
Сегодня это решительно невозможно, поскольку Л поминутно спрашивает то одно слово, то другое. Он угрюм – его бесит, что приходится спрашивать; по-моему, он думает, если завалить меня вопросами, я разрешу ему завтра взять с собой гомеровский словарь. Джеймс Милль в перерывах между лексической поддержкой маленького Джона написал целую историю Индии, но ему не требовалось грузить в коляску для близнецов небольшую библиотеку, ребенка, Пакость, Птица-младшего и Мелочь – у него имелись жена, слуги + камин в комнате, и все равно он был раздражителен и вспыльчив. Пакость – трехфутовая плюшевая горилла; Птиц – двухфутовая черепаха, по ошибке нареченная создателем Донателло[47]; + Мелочь – дюймовая резиновая мышка, которой от природы уготовано теряться от 30 до 40 раз в сутки.
Даже если не мешает Л, то и дело подходят люди. Иногда шутливо пеняют ему на то, что рисует в книжке, а иногда выкатывают глаза на полвосьмого, сообразив, что он читает. Им, видимо, и в голову не приходит, что все это ему неполезно. Сегодня подошел дядька и шутливо сказал: Не надо в книжке рисовать.
Л: Почему?
Шутливый: А если кто-нибудь почитать захочет?
Л: Так я и читаю.
Идиот, идиотски подмигивая мне: Да ну? И про что там?
Л: Ну вот сейчас они прибыли в царство мертвых а тут она превращает их в свиней а тут они идут к стражу над всеми ветрами а тут они суют в горящие уголья обрубок дубины и выкалывают глаз Циклопу[48], потому что у него только один глаз и если его выколоть он ослепнет.
Мозг в шесть лет ушел из школы, а тело продолжало отбывать срок: Как-то некрасиво они поступили, а?
Л: Если тебя вот-вот съедят, красота необязательна. Можно убивать ради самозащиты.
Медленно соображающий (с глазами на полвосьмого): Ишь ты.
Л (пятисотый раз за текущий день): Что это значит?
Медленный: Это значит «совершенно поразительно». (Мне) Вас не тревожит, что с ним будет в школе?
Я: До отчаяния доводит.
Просто желающий помочь: Зачем же сразу язвить?
Л: Это не очень сложный язык. Алфавит – предшественник того, которым пишут по-английски, и очень на него похож.
Теперь Просто поражен и выкатывает глаза на пол- восьмого не только потому, что перед ним гомероговорящее дитя; он таращится, как умеет таращиться только человек, всю жизнь применявший к слогам бритву Оккама. Он смотрит на меня и спрашивает, нельзя ли присесть.
Поезд подъезжает к «Набережной». Я кричу: «Нет выхода!» и вылетаю на платформу, ворочая коляской.
Л вылетает за мной и мчится к лестнице под табличкой «Нет выхода». Я иду за своим ребенком – мать идет за своим ребенком. Мы прячемся за углом, пока поезд не трогается, затем возвращаемся на платформу и покупаем два пакетика арахиса.
Л, разумеется, не все время читает «Одиссею». В коляску погружены также «Белый клык», «ВИКИНГ!», «Тар-Куту: пес Крайнего Севера», «Мардук: пес монгольских степей», «Пит: черный пес Дакоты», «ПЛОТОЯДНЫЕ, ХИЩНИКИ, КРУПНЫЕ КОШАЧЬИ» и «Дом на Пуховой опушке». Последние дни Л в третий раз перечитывает «Белый клык». Иногда мы выходим из поезда, и он бегает по платформе. Иногда считает до 100 на одном языке или нескольких, остекленевшими глазами озирая вагон. И однако он много читал «Одиссею», и нам хватает данных на совокупное мнение общественности на Кольцевой по вопросу детей + греческого языка.
Поразительно: 7
Слишком маленький: 10
Просто притворяется, что читает: 6
Прекрасно, этимология очень на пользу правописанию: 19
Прекрасно, флективные языки очень на пользу программированию: 8
Прекрасно, классические тексты незаменимы для понимания английской литературы: 7
Прекрасно, греческий очень полезен для чтения Нового завета, например, «верблюд сквозь игольное ушко» – неверный перевод очень похожего слова, означающего «веревка»: 3
Ужасно, изучение древних языков – элемент системы образования, способствующей расслоению общества: 5
Ужасно, чрезмерное внимание к мертвым языкам и привело к упадку британской науки и промышленности, а также к общей неконкурентоспособности Великобритании: 10
Глупость какая, лучше бы в футбол поиграл: 1
Глупость какая, лучше бы овладевал ивритом + изучал свое еврейское наследие: 1
Замечательно, а то в школах не учат ни орфографии, ни грамматике: 24
(Опрошенных: 35; Воздержались: 1000?)
А, + чуть не забыла:
Замечательно, Гомер так красив по-гречески: 0
Замечательно, греческий – замечательный язык: 0
Ах да, + еще:
Замечательно, но как вам удалось обучить такого маленького ребенка: 8
Я как-то читала, что Шон Коннери бросил школу в 13 лет, а потом стал читать Пруста и «Поминки по Финнегану», и все надеялась встретить в поезде увлеченного человека, бросившего школу, из тех, кто читает лишь потому, что книжка замечательна (и школу, естественно, ненавидит). К сожалению, все увлеченные люди, бросившие школу, заняты чем-то своим.
Пред лицом навязчивых советчиков почти неодолим соблазн ответить:
Знаете, я сама просто теряюсь, я раздумывала неделями, все размышляла, правильно ли поступаю, и наконец сегодня утром подумала: я поняла, сяду в подземку, там мне кто-нибудь даст совет, + точно, вы мне посоветовали, как поступить. Огромное вам спасибо, прямо не знаю, что бы я делала, если б вы не сказали…
Пока мне удалось воспротивиться соблазну 34 раза из 35. Pas mal[49].
Когда воспротивиться соблазну удается, я отвечаю (и не вру при этом ни капли), что сама ничего такого не задумывала.
«ТЕМПЛ» «НАБЕРЕЖНАЯ» «ВЕСТМИНСТЕР» «СЕНТ-ДЖЕЙМССКИЙ ПАРК»
Этимология очень на пользу правописанию: 2
Как вы научили такого маленького ребенка: 1
«ВИКТОРИЯ» «СЛОУН-СКВЕР» «ЮЖНЫЙ КЕНСИНГТОН»
Этимология очень на пользу правописанию
«ГЛОСТЕР-РОУД» «ХАЙ-СТРИТ-КЕНСИНГТОН» «НОТТИНГ-ХИЛЛ-ГЕЙТ»
Чудесно
Чудесно
Чудесно
Этимология очень на пользу
«ПАДДИНГТОН» «ЭДЖВЕР-РОУД» «БЕЙКЕР-СТРИТ» и снова и снова и снова и снова
На «Грейт-Портленд-стрит» зашел человек + выразил удивление + одобрение.
Сказал, что у него младшенький примерно такого же возраста, но, конечно, не гений…
Я сказала, что, по-моему, у детей способности к языкам
Он сказал Сложно было его учить
+ я сказала Не очень
+ он сказал Ну честь вам обоим и хвала ему это сильно поможет вы подумайте для обычного мальчишки столько слов тяжкий труд а вашему малышу раз плюнуть. Гидрофобия! Гемофилия!
Поезд остановился на «Юстон-сквер», но Честь и Хвалу не остановить: Микроскопический! Макробиотика! Палеонтологический орнитологический антропологический археологический!
[ «Кингз-Кросс», но увы]
Хвала: Фотография! Телепатия! [Ладно] Психопат! Полиграф! [Ладно ладно] Демократия! Гипотония! Экстаз! Эпос! [Ладно ладно ладно] Трилогия Тетралогия Пенталогия! [ОЙ НЕТ] Пентаграмма! Гексаграмма! [ЗАМОЛЧИ] Октаэдр Тетрапод [ЗАМОЛЧИ]
Энапод
Что он еще выдумает [усмехаясь]: Я такого слова не знаю
Декапод
Что он еще [по-прежнему усмехаясь]: Моя станция. [Выходит на «Фаррингдоне» – вот все мужчины одинаковы]
Гендекапод
[НЕТ]
Додекапод
[НЕТ]
Трискедекапод
[Ну что поделаешь]
Тессарескедекапод
[Где найдешь, где потеряешь]
Пентекедекапод геккедекапод гептакедекапод ОКТОКЕДЕКАПОД эннеакедекапод эйкосапод
Я ничего такого не задумывала.
Я задумывала взять пример с г-на Ма (отца знаменитого виолончелиста) и по сей день не понимаю, где что пошло не так. Однако я обещала: если буду знать наверняка, что хоть 10 человек заинтересуются, как обучить четырехлетку греческому, я объясню. 11 пассажиров Кольцевой сообщили, что им интересно. Жаль, я не сказала выше «10 человек, не считая тех, кто полагает, что это замечательная идея, поскольку в школе не учат орфографии и грамматике», но обещание было безоговорочное + что-то пообещав, я стараюсь сделать.
По-моему, в прошлый раз я коснулась этого предмета, когда рассказывала, как печатала интервью с Джоном Денвером, сделала перерыв, + Л отвлек меня от 6-й песни «Илиады». Только этого не хватало – учить четырехлетку греческому, и тут раздался глас Чужого + голос его был сладок, как мед.
Что еще за Чужой, спросит читатель.
Чужой, как его ни называй, – то, что подыскивает благовидные предлоги для жестокости, и как мне закончить, если меня все время отвлекают.
А теперь раздался глас Чужого + глас его был сладок, как мед, и молвил тот глас Он же совсем маленький.
А Дж. С. Милль молвил:
В процессе обучения, каковой я частью отследил, на поверхности со всей очевидностью наблюдаются великие усилия в годы детства передать объемы знаний в сферах, полагаемых обыкновенно высшим образованием; таковые знания редко приобретаются (если и приобретаются) до возмужания.
И я сказала НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ
А мистер Милль молвил:
Результаты эксперимента доказывают, с какой простотой этого можно достичь,
И я сказала: С ПРОСТОТОЙ
+ он безжалостно продолжал:
и отчетливо выявляют бессмысленную потерю столь многих драгоценных лет, растраченных на крохи латыни и греческого, обычно преподаваемые школьникам; потерю, которая многих реформаторов образования побудила к неблагоразумному предложению совершенно исключить эти языки из общей программы обучения. Схватывай я на лету от природы, располагай я точной и цепкой памятью, обладай я нравом чрезвычайно пылким и энергичным, результатам этих испытаний не доставало бы убедительности; и однако всеми этими естественными дарами я наделен скорее менее, чем более среднего человека; к тому, на что способен я, безусловно, способен любой мальчик и любая девочка, обладающие средними способностями и физическим здравием.
Чужой сказал, что добрее ответить нет + я жаждала ему поверить, ибо простота, с которой можно передать ребенку знания в сферах, полагаемых обыкновенно высшим образованием, ничто в сравнении с простотой, с которой можно их не передавать. Я подумала: Ну, может, он просто. Я подумала: Ну что поделаешь.
И я дала Л табличку с алфавитом + сказала это алфавит + он растерялся. Когда я учила греческий, нам первым делом давали всякие слова, φιλοσοφíα θεολογíα ἀνθρωπολογíα + так далее и мы видели как это похоже на философию теологию антропологию и очень радовались, но такие слова обычно не встречаются в «Добб не любит хоп-хоп-хоп» + следовательно мало помогут обучению 4-летки. Поэтому я сказала, что многие буквы похожи, а когда он все равно не вник, терпеливо объяснила…
В греческом много букв, которые как английские. Вот гляди, сможешь прочитать? и я написала на листочке:
οτ
И он сказал от.
И я написала κοτ, и он сказал кот.
И я написала τοκ, и он сказал ток.
κοπ. коп. τακ. так. κετα. кета. ρακ. рак. κροτ. крот. ρακετα. ракета. κρατερ. кратер.
И я сказала Очень хорошо.
И я сказала А есть буквы, которые не такие, и написала β = б, γ = г, δ = д, ι = и, λ = л, μ = м, ν = н, σ = с + υ = у + сказала вот погляди, сможешь прочитать?
Я написала βοκ, и он сказал Бок!
И я написала δοκ, и он сказал Док!
И я написала γοπ, и он сказал Гоп!