В джунглях Москвы. Роман
Перед обеденным перерывом появилась карикатура, и сразу прибежал начальник хозчасти – маленького росточка, в сереньком обвисшем пиджачке. Ходил он всегда, чуть наклонясь вперед. Посмотрев на стол Егоркина, потом на крышу, начальник хозчасти что-то прикинул в уме и так же торопливо удалился, погрозил пальцем Володе.
– Как перестанет течь, чтоб снял свою мазню! – крикнул он.
– Две недели висеть будет, – засмеялся Володя.
– Я те дам – две недели!
После обеда капать перестало.
2
Дня через два после этого случая Егоркин обедал в столовой один, без приятелей. Володя побежал в бухгалтерию что-то выяснять, а Антон Маркин взял еду с собой и обедал на участке с женатыми сборщиками. Там они играли в домино на перевернутой железной урне. Удары костяшек гулко раздавались по притихшему участку. Егоркин, возвращаясь из столовой, обычно присоединялся к болельщикам и вместе с другими подшучивал над проигравшими. Маркин играл неплохо, азартно и кричал больше всех, когда выигрывал. Зато, когда оставался «козлом», над ним подшучивали даже во время работы: окликали его и поднимали над головой два растопыренных, как рога, пальца.
– Ничего, подождем до завтра! – отвечал он на шутки сборщиков.
Маркин всегда долго переживал проигрыш. Все это знали, поэтому и подсмеивались над ним.
Егоркин в столовой ел неторопливо, по сторонам не смотрел и не видел, как к нему подошла Галя Лазарева.
– Приятного аппетита! – услышал он рядом с собой женский голосок.
Ванек поднял голову, увидел Лазареву, смутился, растерянно закивал и, пытаясь ответить, поперхнулся, закашлялся, еще больше смущаясь.
– Спасибо! – наконец выдавил он из себя.
Лазарева, глядя на него, тоже стушевалась и поспешно спросила:
– Вы Егоркин?
– Да…
– А-а. Я вас видела у секретаря, – вспомнила она. – У вас тогда синяк под глазом был. Помните?
– Помню, – ответил Ванек, стараясь угадать, что ей от него надо. Ну и видок, наверное, у него сейчас.
– Драться любите?
– Люблю. Я боксер! – вызывающе ответил Егоркин, сам не зная, для чего он это брякнул. Какое ей дело, любит он драться или нет.
– Да-а? – с уважением в голосе протянула Лазарева. – А что же вы Викентьеву не сказали? Он же спрашивал… И стихи пишете?
– Ка-кие стихи? Я их сроду не писал…
– Как же… Мне Володя стихотворение передал. Говорит, что вы написали!
– А-а! Это я так… баловался.
– Я за комсомольскую печать в цехе отвечаю. Володя просил, чтобы мы стихи в стенгазете напечатали, но об этом уже в «прожекторе» было… Я хочу попросить вас заметку написать. О другом.
– Заметку? О чем? – Теперь Егоркину стало ясно, почему Лазарева обратилась к нему, и он успокоился.
– Напишете? – спросила Галя и заговорила быстро, словно опасаясь, что Егоркин передумает. – О своих первых впечатлениях, о нашем цехе, обо всем, что понравилось, и что не понравилось у нас. Напишите.
– Я подумаю! Сразу-то обещать не могу. Пообещаю, вы будете надеяться, а я не смогу… А в общем, напишу! – решился Егоркин. – Вам когда нужно?
– Можно через неделю.
3
Работая на конвейере, Ванек обдумывал заметку. Он уже не думал о деталях, о болтах, крепил «тарелку» машинально. Руки сами находили нужные детали, сами поворачивали передачу, сами ловили машинку, висевшую на тросике над конвейером. Ему стало казаться, будто лента конвейера неподвижна, а все вокруг плывет.
Заметка, решил Ванек, будет о Маркине, о том, как он возился с ним в первые дни. Написать ее Егоркин решил сегодня же вечером.
Но после работы Егоркин получил письмо от Вали, взлетел на свой этаж, вбежал в комнату, скинул куртку и со счастливой дрожью стал вчитываться в строчки. Он чувствовал, где Валя что-то недоговорила, постеснялась, понимал намеки и млел от нежности. Ах, Валя-Валюшка! Но когда он прочитал, что Петька пристает к ней, нахмурился. Потом перечитал письмо уже спокойнее и сел писать ответ.
На звук открываемой двери Егоркин не оглянулся, решил, что пришел Володя.
– Ты один? – услышал он за спиной и вздрогнул от неожиданности.
К нему подходил Царев.
– А где Володя? – спросил Андрей спокойно, как у старого знакомого, будто бы между ними ничего не произошло.
– Еще не приходил, – ответил Ванек, с напряжением ожидая, что будет дальше. Он сжался весь, приготовившись защищаться.
Царев подошел к столу, взял в руки лежавшую на нем книгу.
– «Вечный зов»? Где добыл?
– В библиотеке…
– И свободно?
– Свободно.
– А я хотел почитать, сразу после того как фильм посмотрел, а за ней очередь. Записываться надо было и ждать. Когда прочитаешь, скажи, я возьму!
– Ладно…
– Володе передай, что я заходил. Бориса хотел повидать, дело к нему есть…
– Передам…
4
Вскоре Егоркин совсем освоился у конвейера. Крепил «тарелки» почти так же ловко, как и Маркин. Но вот однажды пошли корпуса бортовых передач с плохо нарезанной резьбой. Такое случалось, когда на токарном станке срабатывались метчики, а токари не сразу замечали это. Тогда приходилось почти все болты закручивать вручную. А попробуй покрути на ощупь, когда руку под «тарелку» не подсунешь. Маркин изнервничался весь, изругался. Потом не выдержал и хватил молотком со злостью по ленте конвейера. Успокоившись немного, он начал разглядывать станок, на котором собирали бортовую. Егоркин подошел к нему.
– Да, ты прав! – сказал Антон, вспомнив, как Егоркин на второй день работы разглядывал станок. – Ни к черту не годится… Нужно станок поднять чуть выше и сделать, чтобы он назад заваливался вместе с бортовой… Тогда «тарелка» сама встанет на свое место, и все болты закрутятся машинкой…
– Мастеру надо сказать.
– Что толку! Я уж говорил ему. Так он ответил, что, мол, конвейер все равно не остановят на переделку. И так с планом еле справляемся… Надо нам самим сначала покумекать, а потом уж ему говорить! Давай вот что сделаем: ты думай, я тоже думать буду… Главное, придумать, как заставить станок откидываться назад и удерживать его в таком положении.
Маркин вспомнил, что что-то подобное таким станкам есть на участке, где собирают «рукав», – один из узлов машины. И решил посмотреть, как на них работают. «Рукав» был цилиндрический и крепился зажимами изнутри. Для бортовой нужны зажимы с внешней стороны. Их придется самим придумывать…
5
В воскресенье Егоркин начал переносить на чистый лист чертеж зажима для станка. В субботу он полдня просидел в читальном зале над техническими книгами.
Володя обратил внимание на странное занятие приятеля, постоял рядом, понаблюдал, ничего не понял и спросил:
– Что ты чертишь?
– Зажим.
– Какой зажим?
– Мы с Маркиным хотим станок на конвейере переделать. Чтобы он вместе с бортовой передачей назад откидывался… Я зажим придумал, чтоб удерживать его в таком положении.
– Ну-ка! – Володя взял листок и внимательно изучил чертеж. – Зря вы это затеяли, – сделал он вывод. – Конвейер ни за что не остановят для такой переделки…
– Можно и ночью переделать.
– Переделать-то можно. Да не пришлось бы обратно переделывать. Свою операцию облегчите, а другим… Вы ведь не одни на конвейере работаете. Восемь разных операций… Вдруг там хуже станет, тогда что?
Довод Володи показался Егоркину убедительным, и он отложил чертеж: решил с Маркиным посоветоваться. Может, и вправду зря затеяли? Ванек спрятал чертеж в книгу и стал одеваться. Захотелось повидать сестру.
На улице было холодно. Мороз не отпускал. Небо закрыла серая пелена, вот-вот ляжет снег. Пора уже!
Егоркин поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Шлепанцы быстро прохлопали по полу, и дверь распахнулась. Открыла Варюнька. Лицо у нее было заплакано, щека поцарапана, волосы растрепаны. Но глаза светились надеждой. При виде брата они потухли, и лицо сморщилось, словно от боли.
– Что с тобой? – опешил Егоркин.
Варюнька повернулась и молча прошла в глубь комнаты, приложив к глазам мокрый платок. Время от времени она всхлипывала. Дверь осталась открытой, и Ванек вошел. Постель сестры была скомкана. Возле спинки лежали две примятые подушки. Варюнька упала на кровать и уткнулась в одну из них. Плечи ее вздрагивали.
После ссоры Ванек ни разу не видел сестру. Они только дважды разговаривали по телефону. Вначале Егоркин злился на Варюньку, потом ему стало почему-то стыдно перед ней. Надо было тогда как-то по-другому поступить, думал он. Сегодня Ванек пришел мириться. Хотелось ему поговорить с сестрой, может быть, прощения попросить. Пусть живет, как знает. А тут такое!
– Что с тобой. Варя? – Ванек сел рядом с сестрой и погладил ее по плечу.
Ласка брата тронула ее, и она заплакала еще горше.
– Может, дома что? – испугался он.
– Нет!
– Ну, тогда что? Что случилось?
– Он ночевал здесь… Ой… – всхлипывала Варюнька в подушку. – Утром Нелька пришла… Ой!
Ванек догадался, что речь идет о Хомякове.
– Что за Нелька?
– Нелька… Жена! Пришла, и за волосы…
– Его надо было за волосы! – со злостью сказал Егоркин. – Взялись бы вместе, да в окошко!
– Придумал тоже…
– Хватит хлюптеть! Добро какое потеряла… Не сегодня, так завтра все равно бы произошло…
– Замолчи! – вдруг вскочила Варюнька. – Ты ничего не понимаешь!
Она снова упала на подушку и еще чаще стала всхлипывать. В дверь постучали. Ванек поднялся с кровати, но сестра вскочила, поправила халат и рванулась к двери, руками приглаживая волосы.
Вошел Хомяков. Он не заметил Егоркина и быстро, крепко прижал к себе Варюньку.
– Ну, вот и все! Вот и все, – нежно заговорил он, гладя растрепанные волосы девушки. – Теперь мы всегда будем вместе. Теперь нам нечего прятаться…
– Я пойду, – громко сказал Ванек.
Хомяков вздрогнул и повернул к нему голову.
– Ступай, ступай! – Варюнька тоже взглянула на брата. Губы ее уже улыбались, а глаза сияли. – Я тебе завтра позвоню в общежитие…
– Ладно, бывайте, – буркнул Ванек.
6
Маркин выслушал соображения Егоркина насчет зажимов, сомнение, не ухудшится ли работа на других операциях, и ответил:
– Ничего! Присмотримся, покумекаем… А чертеж ты завтра принеси. Я посмотрю…
Когда Егоркин возвращался из столовой, он увидел возле конвейера Галю Лазареву в окружении ребят. Некоторые отходили от нее, разглядывая какие-то карточки. Ванек, подходя к конвейеру, спросил у Володи, который тоже держал в руках открытку:
– Что это у тебя?
– Пригласительный во Дворец культуры. На спектакль драмкружка!
Егоркин подбежал к Гале.
– Все, последний! – крикнула она и, увидев Ванька, протянула ему билет.
– Дай мне! – попытался перехватить Царев. Он тоже только что появился около нее. – Мне-то ты могла оставить! – недовольно сказал он Гале, когда билет оказался в руках у Егоркина.
Ребята расходились. Галя с Андреем остались одни. Она нахмурилась. Слова Царева напомнили ей о деньгах, и она решила забрать их у Андрея. Хватит ждать. Два месяца уже прошло, как она дала их Цареву, который обещал ей через Бориса достать фирменное платье. Она не знала, что Андрей несколько раз звонил Борису, но не заставал его. Пытался искать через Володю. Потом ему понадобились деньги срочно, и он взял часть Галиных, думая вернуть после получки. Брал из ее денег еще несколько раз.
– Андрей, – сказала Галя, – верни мне, пожалуйста, мои деньги. Зря я, наверно, тебе поверила… Два месяца прошло. Не можешь достать платье, так нечего было трепаться… Я и вообще передумала его покупать!
– Какие деньги? – насмешливо взглянул на нее Царев. Его обидело, что она отдала последний билет Егоркину, этому салапету, и он решил покуражиться. Разговаривая, они шли по участку к прессу, на котором работал Царев.
– Как какие?! – ошеломленно смотрела на Андрея девушка.
Царев спокойно и невозмутимо надел подшипник на вал с шестеренкой на конце, впрессовал подшипник вплотную к шестеренке и положил на свой стол.
– А как ты докажешь, что давала мне деньги? Захочу – отдам, захочу – нет! – ответил он тихо, не глядя на Лазареву.
Конвейер дернулся и поплыл.
– Как это не отдашь? – возмутилась Лазарева. – Это же не два рубля!
– А вот так! – направился к конвейеру Царев. Присваивать деньги он не собирался, но продолжал куражиться.
– Ладно, после работы поговорим! – сказала Галя, сдерживая возмущение, и пошла с участка.
– Что за деньги она у тебя требует? – спросил Володя, слышавший часть разговора.
– Платье фирменное обещал ей достать… – усмехнулся Царев. – Трепанулся раз, что знаю человека, который достанет. А Борис куда-то исчез…
– Я слышал, он куда-то из Москвы уехал, – ответил Володя и спросил: – А чего ты деньги ей не отдаешь?
– Я пошутил! Отдам, – засмеялся Царев. – Ты же видел, как она меня с билетом бортанула…
Галя, проходя вдоль конвейера, встретила Егоркина и обратилась к нему:
– Заметка ваша мне понравилась. Мы ее обязательно напечатаем, – улыбнулась девушка сдержанно. Разговор с Царевым не выходил у нее из головы.
Ванек, не скрывая радости от встречи с Галей, от ее добрых слов, улыбки, проводил ее глазами и, направляясь к своему столу, бодро перепрыгнул через ровный ряд деталей, приготовленных для подачи на конвейер.
– Галька в любви призналась? – остановила его Катерина.
– Да, Катериночка, да! – шутливо воскликнул Егоркин и помчался к своему рабочему месту.
После работы Ванек неторопливо шел к проходной по широкой асфальтированной дорожке. Ветер дул ему в спину, тащил змейками по дороге морозную пыль. Егоркин заметил, что на асфальте подскакивают маленькие шарики, словно пшено.
Из цехов выходили усталые люди, но при виде снега лица их оживлялись, светлели. Спины распрямлялись. Хорошо было шагать к проходной в потоке людей! Егоркин увидел впереди Лазареву и прибавил шагу, придумывая, как начать с ней разговор.
Галя шла, наклонив голову. «Видимо, устала. Для девчат работа сборщика тяжеловата», – подумал Ванек.
– Галя! – весело обратился он к ней и осекся, замолчал, погасив улыбку.
Девушка плакала. Она шла, не глядя на него, и вытирала платком глаза. Да-а, не вовремя он! Но и уходить было неудобно. Егоркин растерялся, не знал, как быть, потом робко спросил:
– Случилось что-нибудь?
Галя всхлипнула.
– На работе, да? Может, я помогу? Ты скажи…
Девушка взглянула на Егоркина, шмыгнула носом.
– Я сама… – проговорила она. Вздохнула, осторожно провела платком под глазами и спросила жалобно: – Я краску размазала?
– Немножко.
Галя остановилась и начала вытирать щеки. Одно пятнышко осталось. Она его только размазала сильнее.
– Давай я… – предложил Ванек.
Галя протянула ему платок.
Родинка на побледневшем подбородке девушки темнела особенно ярко, была какой-то беззащитной, хотелось потрогать ее пальцем.
Ванек осторожным движением, словно прикасаясь к тончайшему стеклу, вытер тушь с ее щеки и, вздохнув с сожалением, что больше нечего вытирать, сказал:
– Теперь все.
Галя жалобно и благодарно улыбнулась.
– Спасибо.
Они молча пошли дальше, прошли проходную, и только на улице Ванек снова спросил:
– На работе что-то случилось?
– Нет… Царев деньги не отдает…
Егоркин вопросительно посмотрел на Галю, не понимая, о каких деньгах она говорит.
Лазарева объяснила и снова всхлипнула.
– Сколько? – мрачно спросил Ванек.
– Чего? – взглянула на него Галя.
– Денег!
– Много… Больше ста…
– Вот скотина! Пошли!
Егоркин решительно потащил девушку за руку на противоположную сторону улицы. Они свернули в переулок.
– Куда ты? – спрашивала Галя, едва поспевая за Егоркиным.
– В общежитие! К Цареву!
– Не надо… – неуверенно сказала Галя.
Возле общежития Ванек усадил Лазареву на скамейку под деревом, смахнув с нее снег, и сказал, чтобы ждала здесь, а сам стремительно влетел в общежитие. «Только бы Царев был дома! Только бы он был дома!» – стучало в голове. На третьем этаже он толкнул одну из дверей. Она со стуком распахнулась. Царев был один, сидел на кровати. Услышав шум, он повернулся к Егоркину.
– Деньги! – резко бросил Ванек, протягивая руку ладонью вверх Цареву.
– Какие деньги? – на мгновенье растерялся Андрей.
– Лазаревой!
– Какие это еще деньги Лазаревой? – быстро проговорил Царев и поднялся: – А ну дуй отсюда! И без стука больше не входи! Понял! – начал он наступать на Ванька.
– Деньги! Быстро! – Егоркин продолжал стоять перед Царевым с протянутой рукой.
– Дуй отсюда! Не ясно?! – повысил Андрей голос, подходя вплотную к Егоркину.
Ванек схватил его за грудки.
7
Лазарева сидела на холодной скамейке, тревожно волнуясь, и с нетерпением ждала Егоркина, ругая себя за то, что сказала про деньги. Что теперь там у них? Она решила было последовать за Ваньком, но не знала, в какой комнате живет Царев. Да и вахтершу просить, чтоб пропустила, неудобно.
Снег сыпался по-прежнему обильно. Земля побелела, но Галя не замечала этого, жадно смотрела в окно вестибюля. Там она видела стол с телефоном, лестницу, ведущую на второй этаж. Галя дежурила в общежитии в народной дружине и знала, что на первом этаже находятся красный уголок, штаб ДНД, кабинет воспитателя. Возле стола с телефоном стояли два парня и разговаривали с вахтершей. Вдруг они все трое повернулись к лестнице и на мгновение замерли. Потом парни бросились вверх, а женщина вскочила со стула и закричала. Что она кричала, Галя не могла разобрать. Распахнулась дверь кабинета воспитателя, появилась молодая женщина и тоже побежала наверх.
Лазарева медленно поднялась со скамейки, тревожно вглядываясь в окно. Она, волнуясь все больше и больше, сделала несколько нерешительных шагов к двери и увидела спускающихся по лестнице людей. Чуть впереди всех, закрывая глаз ладонью, шел Ванек. Его сзади поддерживал под руку один из парней. За ними спускалась воспитатель. Потом вели Царева, который платком зажимал себе нос. Все они направились в штаб народной дружины.
Галя бросилась к двери.
Глава четвертая
1
– Где это ты опять на сучок наткнулся? – спросил вечером у Егоркина Володя.
– Царев… – улыбнулся Ванек.
– Опять сцепились?
– Ерунда… Разобрались!
– Из-за чего? – не отставал Володя.
– Деньги он у одной девчонки взял и не отдает, – нехотя ответил Ванек.
– У Гали Лазаревой? Он же шутил! Чудак!
– Хороши шутки… – буркнул Ванек.
Маркин сразу обратил внимание на новый синяк под глазом у Егоркина и поинтересовался его происхождением.
– На сучок наткнулся, – отшутился Егоркин и подал ему листок с чертежом зажима. – Смотри, как я придумал!
Антон взял листок и долго рассматривал чертеж. Потом они подошли к конвейеру и стали прикидывать, что и как нужно изменить в станке. Затем пошли искать мастера.
Набоков недоверчиво выслушал Маркина. Сама мысль о том, что нужно конвейер переделывать, казалась ему нелепой. Столько лет работали, нормально было, и вдруг… Времени у Набокова обсуждать эту глупость не было, и он спросил:
– А как на других операциях? Об этом вы подумали?
– Думали и об этом. Там все будет по-прежнему, – уверенно ответил Маркин.
– Откуда у вас такая уверенность? А вдруг хуже будет? За это спасибо нам, как ты понимаешь, не скажут.
– Хуже не будет!
– Это доказать надо! То-то и оно… Ладно, давайте вашу мазню, я посмотрю, подумаю!
После обеда мастер позвал Маркина и Егоркина в свой кабинет – небольшую каморку возле щитов, отгораживающих один участок от другого. Вид у него был раздраженный и какой-то болезненный. Он и утром все морщился, когда выслушивал Маркина.
– Рационализаторы, туды вашу мать! – начал он ругаться еще по дороге. – Где вы обдумывали свое рацпредложение – в пивнушке или за углом гастронома?
Антон ничего не понимал и с недоумением смотрел на взлохмаченную голову мастера, который в возбужденном состоянии всегда ерошил волосы рукой.
– А ты докладывай, кто это тебе фонарь подвесил? И за что? – набросился Набоков на Егоркина со злостью. – Только в цехе появился, и на тебе, подарочек! Рассказывай, чего молчишь?
– Подрался, – буркнул Ванек.
– Во, видали, подрался! – передразнил Набоков, повернувшись к Маркину. – Где же ты подрался? Раздеть, что ли, кого за углом хотел?
Егоркин взглянул на мастера исподлобья и хмуро усмехнулся:
– В общежитии подрался… С Царевым.
– Бутылку не поделили? Кому-то меньше досталось, да? Разливать поровну еще не научились. Так, что ли?
– Не пил я ни капли, – снова буркнул Ванек и рассказал, из-за чего они подрались, не называя Галю Лазареву.
Он не понимал, что от него хочет мастер, и почему он так взвился. Утром же видел синяк и ничего!
– Подрались! – вновь передразнил Набоков. – Она что, не могла в милицию сообщить? Без тебя бы быстрей разобрались… А теперь на тебя докладная пришла. Совет общежития будет разбирать. Передадут дело в суд, будет тебе – подрались! Достанется и Цареву! С ним мы тоже разберемся… А вам, Антон Сергеевич, – обратился мастер к Маркину, – придется сегодня в общежитие ехать. На заседание совета вызывают. Как наставника! Мастер опять повернулся к Егоркину и повысил голос. – Пропесочьте его там как следует, да накажите примерно, чтобы знал, как должен вести себя рабочий!
Мастер вчера еще почувствовал боль в боку и забеспокоился: не камни ли в почках дают о себе знать? Неужели снова придется лечь в больницу? Записался к врачу на сегодняшний день, а тут, на тебе, надо ехать в общежитие. Поэтому он и решил послать вместо себя Маркина.
2
Маркин шел на заседание совета общежития неохотно. Считал, что его собирают формально, для галочки в отчете. Поругают, пожурят Егоркина с Царевым, тем все и кончится. Дело молодое! Сами подрались, сами и разберутся. И Маркин дрался. До женитьбы он жил в этом общежитии и подходил к нему с душевным трепетом. Вестибюль выглядел по-новому на стенах стенды другие, в углу, у окна, фикус, которого раньше не было. Стены выкрашены теперь под мрамор, а раньше были, кажется, гладенькими, бледно-желтыми. И старушка сидит за столом незнакомая. Она показала ему комнату воспитателя.
Там уже сидело несколько человек. Из них Антон знал только начальника ЖКО Олега Григорьевича Банникова. И не любил его, считал чинушей, бюрократом. Подпись на бумаге ни за что не поставит не в приемный день, как ни проси. Егоркин сидел в центре с опущенной головой и ковырял ногтем заусенец на пальце. Царев расположился у стены, закинув ногу на ногу, и рассматривал «Уголок атеиста» на противоположной стене.
– Вы из сборочного цеха? – хмуро спросил у Маркина начальник ЖКО.
– Да, – коротко ответил Антон.
Он не ожидал встретить здесь Банникова. Маркин не знал, что вчера на заседании парткома завода начальнику ЖКО чуть выговор не вкатили за слабую воспитательную работу в общежитиях. Олег Григорьевич считал, что его ругали несправедливо. Общежития он из виду не выпускал. А нарушения в последнее время участились из-за наплыва подростков из ПТУ. За ними как ни следи – не уследишь.
– Из цехового комитета? – спросил Олег Григорьевич, глядя тяжелым взглядом на Маркина.
Антон спокойно сел, закинул ногу на ногу и только тогда ответил:
– Нет. Простой рабочий… Наставник Егоркина!
– Мы же начальника цеха вызывали! – недовольно обратился Олег Григорьевич к воспитателю Надежде Ивановне. – А они неизвестно кого прислали! Мы что, в игрушки, что ли, здесь играть собираемся?
– Не неизвестно кого, а рабочего. Нас-тав-ника! – значительно произнес Антон, неприязненно посмотрев на крупное, обрюзгшее лицо начальника ЖКО. Банников даже не взглянул в сторону Маркина. Олегу Григорьевичу очень хотелось видеть на заседании совета начальника сборочного цеха, который вчера на парткоме больно уколол его. Пусть бы сегодня покрутился.. Ишь, сидит, согнулся, ягненочек, посмотрел он на Егоркина. Но где-то глубоко в душе Олега Григорьевича шевельнулась жалость к Ваньку. Он постарался подавить ее в себе, подумав, что из-за жалости и пострадает когда-нибудь, вылетит из кресла начальника.
– Я звонила начальнику цеха, – поспешно, словно оправдываясь, заговорила Надежда Ивановна – Он занят. Сказал, что будет председатель цехкома.
– А где же председатель цехкома? – перебил Банников.
– Тоже занят, опустила глаза Надежда Ивановна. – Придет мастер участка.
Она замолчала, старательно стирая пальцем пятно со стекла на столе. Надежда Ивановна только что получила хороший нагоняй от начальника и теперь боялась взглянуть в его сторону. И в то же время ей было неудобно перед ребятами за свой страх, но она ничего с собой поделать не могла. Надежда Ивановна очень старалась показать себя Олегу Григорьевичу с лучшей стороны. Она жила с мужем и ребенком на частной квартире, во флигеле. Начиналась зима. Во флигеле и сейчас было холодно по утрам, а зимой хоть всю ночь топи – не натопишь. У дочки опять будет воспаление легких. А Олег Григорьевич обещал дать комнату.