В джунглях Москвы. Роман

4

Возвращаясь в общежитие, Ванек перебирал в памяти прошедший день. Вспомнилась Катерина, разговор о ней с Маркиным. Потом вспомнил он Валю, последний вечер в деревне, короткий поцелуй на автобусной остановке у сруба. И Егоркин заторопился домой писать письмо. Матери он написал сразу, как узнал, где и кем будет работать, а Валюшке не успел и теперь спешил домой, чтоб засесть за стол. Нежные слова так и лились из его сердца. Только записывай! Но когда перед ним оказался чистый лист бумаги, он долго мучился, не зная, как обратиться к Вале, как назвать ее. Слово «дорогая» звучало сухо, затерто. Рука не решалась вывести и «милая», «любимая». Про себя он называл ее еще нежнее. Но обратиться к девушке так откровенно Ванек не смел, стеснялся, как она отнесется к этому, не станет ли насмехаться, не обидится ли.

Егоркин, промучившись полчаса, начал письмо просто: «Здравствуй, Валюшка!» Рассказал, что работает на заводе, сборщиком, написал, как скучает по ней, что видел ее во сне, даже сон придумал. Сны свои Ванек не запоминал, но знал, что каждому человеку они снятся. Значит, и он вполне мог видеть во сне Валю, да просто ему этот сон не запомнился.

Придя на другой день на работу, Антон Маркин был приятно удивлен. Все детали уже лежали на столе, а Егоркин стоял рядом и нанизывал шайбы на болты. И делал он это намного быстрей, чем вчера.

– Здорово! – как можно приветливей сказал Антон и протянул руку. Но удивления своего не показал, сделал вид, что все идет, как обычно. Он сразу же встал к столу и начал собирать рычаги.

В цехе было тихо. Вдоль конвейера спокойно висели пневматические машинки, словно отдыхая после второй смены. Слышно было, как приглушенно шипел сжатый воздух, негромко позвякивал металл да переговаривались рабочие.

– Во, молодцы! – весело крикнул бригадир-инструктор Субботин, пробегая мимо Маркина. – С вечера надо приходить! Только так успеете за конвейером!

Мастер Набоков, торопливо шагавший своей обычной суетливой походкой, услышав слова инструктора, засмеялся и сказал:

– Я их скоро домой отпускать не буду, если из-за них хоть раз конвейер остановится!

Антон будто бы не слышал шуток приятелей, возился с деталями, мурлыча себе под нос:

В королевстве, где все тихо и ладно,

Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь

Это значило, что настроение у него было прекрасным

– Покажите, как рычаги собирать, – попросил Егоркин, отодвигая коробочку с болтами и нанизанными на них шайбами.

– Смотри! Вот как. Это просто!

Маркин испытывал сегодня к Ваньку даже какую-то нежность. Егоркин помог ему помириться с женой. Косвенно, конечно. Но если бы мастер вчера не привел его, то неизвестно, сколько времени длилась бы их ссора. Антон всегда переживал, когда в семье что-то не ладилось, боялся, что это отразится на учебе сына. Вовка окончил первый класс с одними пятерками, круглый отличник! Маркин любил ходить на родительские собрания, ему нравилось слушать, как учительница говорит о его сыне хорошие слова. «Я балбесом вырос! Может, хоть сын человеком станет!» – думал он. Но сам не баловал его и Люсе запрещал. Читал в газетах, что, балуя, может вырастить эгоиста, от которого потом взвоешь, да и самого парня счастливым не сделаешь. Антон заставлял Вовку пересказывать прочитанные книги, которые подбирал ему сам. Читать научил, когда Вовке было пять лет. В последние дни отец с сыном возились с конденсаторами, проводками, пытались собрать стереоприемник.

Вчера Маркин вернулся домой уставшим, разбитым. Войдя на кухню, где жена чистила картошку, тяжело опустился на табуретку и сказал так, будто бы между ними не было ссоры:

– Ух, и вымотался я сегодня!

Люся сурово молчала. Антон понял, что прощать она не собирается, но продолжал, потирая колени, как ни в чем ни бывало:

– Ученика мне дали. Сам начальник участка привел. Говорит, будь у него наставником! Мы, говорит, не сомневаемся, что ты воспитаешь из него такого же мастера, как и сам.

Маркин приостановился, ожидая, что Люся скажет:

«Ты воспитаешь, воспитаешь второго алкоголика!» Когда они ссорились, Люся говорила ему много несправедливых слов. Он не возражал, терпел, зная, что виноват. Сейчас жена продолжала молчать. Но Антон почувствовал, что она прислушивается. Значит, дело движется.

– А парнишка смышленый такой! Сопляк еще, а ничего, понимает все, слушается. Но никак у него не получается еще… Целый день крутиться пришлось, то ли ему подсказывать надо, то ли самому работать. Закрутился совсем! А он, ты знаешь…

И Маркин начал рассказывать смешную историю, будто бы случившуюся с Егоркиным, которую тут же выдумал. Лицо жены на мгновение прояснилось, на нем даже улыбка появилась, но Люся погасила ее и сказала сердито:

– Расселся, болтаешь, а в холодильник не заглянешь! Там молока нет ни капли ребенку!

– О, это я мигом! – вскочил Маркин – куда усталость делась – и стал собираться в магазин.

Люся вовсе не считала Антона выпивохой, не считала большим грехом и то, что он задержался разок с приятелем, но если оставить этот разок без внимания, рассуждала она, то за ним может последовать другой, третий, а там, глядишь, это превратится в систему. Наташа вон, подружка ее, упустила мужа, не пресекла вовремя, теперь мучается… Нет, лучше на корню пресечь!..

Сегодня Маркину работалось легко. А у Егоркина по-прежнему не получалось, особенно мучился он с «тарелками». Рычаг никак не шел на свое место. Он пытался подражать Маркину, но у него так не выходило. Содранная кожа на пальцах саднила. Пальцы скользили по металлу. Ванек не удержал «тарелку», уронил ее себе на ногу и запрыгал.

– Да не торопись ты! Спокойнее, – говорил ему Антон и показывал, как нужно держать руки, чтобы «тарелка» легко входила в бортовую, объяснял, где придавить, как повернуть ее, чтобы рычаг оказался слева

Но у Егоркина рычаг почему-то поворачивался не в ту сторону. К концу смены Ванек, упарившись вконец, перестал работать и начал рассматривать станок на конвейере, на котором собирали бортовую передачу. Даже попытался приподнять его над лентой конвейера.

– Взять бы сейчас молоток да шарахнуть хорошенько по «головке», сразу бы все на место встало, да? – засмеялся Маркин, наблюдая за Егоркиным. У него самого часто возникало такое желание, когда что-то не ладилось, и он начинал нервничать.

– Зачем? Вот если бы поднять станок чуточку выше над лентой конвейера, и чтобы он вместе с бортовой наклонялся назад, хотя бы градусов на десять, тогда бы было легче собирать!

– Наверно, люди поумней нас думали, когда делали! – ответил Маркин, хотя то же самое не раз приходило ему в голову. Даже мастеру сказал однажды, а тот только отмахнулся: глупости, мол, не будем же мы конвейер останавливать на переделку. Бортовые нужны.

– Рационализатор новое предложение придумал? – засмеялась Катерина, контролер участка, слышавшая разговор.

Егоркин смутился.

– Ты, Катерина, его не трожь! Человек он семейный, – своим ироническим тоном сказал Маркин. – Жена у него сердитая, ревнивая. Говорит, чуть что – сразу за волосы. Она специально заставляет его такие волосы отращивать. Так, говорит, легче с ним справляться!

– Как? Он женатый? – удивленно переспросила Катерина, принимая игру. – А мне говорил, что не целованный еще. А я сдуру поверила! Уши распустила! – сокрушалась она.

– Значит, он и тебя уже окрутил? Ну, силен! Два дня в Москве – три девки у ног. Я в молодости и то так не умел, – восхищенно качал головой Антон.

– Кого это он еще успел?

– Галька Лазарева, говорит, убивается по нем. Девчонка со сборки моторов. Маленькая такая, шустрая комсомолка. Глаз, говорит, с него в столовой не сводила!

– Лазарева? Галя? Это же моя подруга! Я у нее обязательно спрошу!

Ванек слушал шутливую болтовню Маркина с Катериной, насмешливо улыбаясь, но, как услышал про Лазареву, покраснел и произнес сердито:

– Болтайте, да не забалтывайтесь!

Он бросил работу и неторопливо направился к стене к питьевому фонтанчику, бьющему в нише.

– Ишь, правда-то глаза колет. Стыдно стало! – засмеялась ему вслед Катерина.

Сегодня в столовой Егоркин обратил внимание на девушку в чистеньком синем халате. Она медленно и плавно шла меж столиков с подносом с тарелками в руках, выбирая себе место. Ваньку захотелось вдруг, чтобы она села за их стол. Он осторожно выдвинул ногой из-под стола свободный стул, чтобы девушка могла его увидеть. Она подошла ближе. Егоркин заметил у нее на подбородке сбоку маленькое родимое пятнышко. Девушка с улыбкой кивнула Володе, который сидел за одним столом с Маркиным и Егоркиным, и прошла мимо. То ли не заметила свободного места, то ли не захотела сесть с ними. Из-за соседнего стола быстро поднялся парень, позвал ее, помог снять тарелки с подноса и сам его отнес. Ванек ревниво отметил, что она благодарно улыбнулась парню.

– Кто это? – тихо спросил Ванек у Володи, показывая глазами на девушку.

– Где?

– Галя Лазарева. Она на сборке моторов работает, – ответил Маркин и обратился к Володе: – Ты знаешь, что у нее брат-близнец велогонщик?

– Знаю, что брат есть, а кто он…

– Да, велогонщик, да еще какой! Читаю «Спорт», смотрю: юношескую гонку в ФРГ выиграл Алексей Лазарев! Спрашиваю у Гали. Она говорит: брат!..

За столом Антон будто бы и значения вопросу Егоркина не придал. А сейчас, ишь, ехидничает, думал Ванек. Шутка Маркина задела его. Он наклонился над фонтанчиком, глотнул холодную пресную воду, резко отдающую металлом и хлоркой. А вдруг Катерина действительно ляпнет Гале, подумал Ванек, а та и вправду решит, что он про нее трепался? Стыдно будет в столовой показываться!..

Возвращаясь назад, Егоркин увидел, что Катерина отошла от конвейера к своему столу, а Маркин продолжает работать. Возле него появился парень в чистом пиджаке и что-то спросил. Антон показал на подходившего к ним Ванька. Парень взглянул на Егоркина и дружелюбно протянул руку.

Ванек повернул руку запястьем, чтобы парень мог пожать ее выше кисти: ладонь была в масле. Комбайнеры всегда так здоровались с председателем, когда тот приезжал на поле.

– Я секретарь комсомольского бюро цеха Викентьев Иван, – представился парень.

– Я тоже Иван, только Егоркин.

– Тезки, значит, – засмеялся Викентьев. – Забегай после работы ко мне. На учет встанешь, да и познакомимся поближе. Буду ждать!

5

Ванек ополоснулся в душевой и, чувствуя во всем теле приятное томление, поднялся на второй этаж. Ему понравилось мыться после работы. Входишь в душевую усталый, раздеваешься медленно, рассеянно слушая, как переговариваются рабочие. Постоишь под сильными струями прохладной воды, потом вымоешься, и приятно так становится. Ноги расслабляются. Руки отдыхают. Хорошо! Не то, что в деревне в корыте мыться. В Масловке, да и во всех деревнях вокруг, не строили бань. Общие, колхозные, были только в крупных селах, и мылись жители в обыкновенных корытах.

Викентьев стоял у запыленного окна, из которого было видно кирпичное здание соседнего цеха, и разговаривал с девушкой, сидевшей за столом спиной к двери.

– Можно? – спросил Ванек, останавливаясь на пороге.

– Заходи, заходи!

Девушка недовольно оглянулась на Егоркина: вечно кто-нибудь мешает поговорить с секретарем, а Викентьев рад уклониться.

Иван почувствовал, как начали гореть его щеки. Это была Лазарева. Она заметила невольное смущение парня при встрече с ее взглядом, неожиданно смутилась сама и, сердясь на себя, заговорила с еще большим напором:

– Ты на молодых больше внимания обращай! На новеньких, которые в цех приходят, особенно из армии. А тех, что привыкли к плохой работе бюро, с места не сдвинешь.

– Да знаю, знаю я, Галочка! Но начинать надо с членов бюро… Хорошо, погоди, потом договорим. Я человека отпущу.

Комсомольское бюро было избрано месяц назад. Галю ввели в его состав, а Викентьев стал секретарем. В цех Галя пришла недавно, после окончания школы. Она знала, что почти все комсомольцы были недовольны работой прежнего бюро, и старалась помочь новому секретарю. Ей все казалось, что он недостаточно активен. Она постоянно его теребила, предлагала разные мероприятия. Викентьев тоже рвался к работе, но опыта не хватало.

Секретарь взял у Егоркина комсомольский билет и учетную карточку. Ванек старался держаться справа от девушки, чтоб фонарь под глазом не так бросался ей в глаза, пока не понял, что она успела его заметить.

Галя видела, что Егоркин почему-то стесняется, старается скрыть синяк, отворачивается неловко, и она чувствовала, что это ей нравится. В парне, высоком до нелепости, было что-то притягательное. В его мальчишеском лице проступали черты еще пока малозаметные, неуловимые, которые делают лицо мужественным, волевым. Лазарева видела, что парень хоть и занят разговором с Викентьевым, но ни на секунду не забывает о ней, и вдруг поняла, что он чувствует, что она заинтересовалась им, сердито отвернулась и придвинула к себе свежий номер журнала «Смена», открыла наугад и рассеянно взглянула на страницу.

– У нас хороший Дворец культуры, – говорил между тем Ивану Викентьев. – Спортзал, кружки, прекрасная изостудия… Если что-то заинтересует, обращайся ко мне. Я помогу!

6

Егоркин сначала хотел идти домой, в общежитие, но его потянуло к Варюньке.

Через полчаса он выскочил из автобуса и бодро зашагал к общежитию сестры, высматривая окно ее комнаты на втором этаже. Оно было зашторено. Не пришла, видно, с сожалением подумал Ванек. Ему хотелось рассказать, как он работает, похвастаться, что сегодня заработал почти шесть рублей. И это на второй-то день! Через месяц он ого! – сколько зарабатывать будет! А они с матерью собирались ему помогать. Да он сам им помогать будет, с первой же получки батничек сестре купит у Бориса. Купит батничек, а потом уж на маг собирать начнет.

В общежитии, возле лестницы, сидели две старушки.

– Егоркина пришла? – спросил у них Ванек.

– Она нынче весь день дома… Вроде не выходила, – ответила одна из старушек, та, что посуше и повыше ростом, и взглянула на свою подругу.

– Дома, – подтвердила другая. – Парень у нее!

– А он разве не ушел? – удивленно спросила первая, выдвинула ящик тумбочки, куда складывали документы гостей, взяла паспорт и открыла: – Тута! Смотри, а я думала, что ушел!

Ванек увидел в паспорте фотографию Кольки Хомякова и сразу почувствовал холодок в груди. Вот почему окно зашторено. Егоркин положил заводской пропуск на тумбочку и быстро, через две ступени, взлетел по лестнице. Резко постучал в дверь и прислушался. В комнате послышался торопливый шорох, затем скрипнула кровать, и все стихло. Ванек нетерпеливо выждал минутку и постучал еще сильнее, громко проговорив.

– Открывайте, милиция!

Зачем он ляпнул про милицию, Егоркин сам не знал. Сорвалось с языка. Открылась одна из дверей в коридоре, показалась девичья головка и сразу спряталась. Егоркин услышал голос Варюньки:

– Это ты, Ванек?

– Я! Открывай!

– Погоди минутку.

Ванек снова услышал шепот, шуршанье. Потом – шаги. Два раза щелкнул замок, открылась дверь, и перед Ваньком предстала сестра в халате, с заспанным помятым лицом, опухшими губами. Волосы у нее были наспех заколоты.

– Заходи! – сказала она нарочито громко и строго, отвела глаза в сторону и пропустила брата в комнату.

Колька Хомяков сидел возле окна. Увидев Егоркина, он с радостным лицом поднялся ему навстречу и протянул руку, как давно ожидаемому гостю. Но за его бодрой радостью Ванек почувствовал смущение. В первое мгновение он растерялся, потом собрался, с дрожью ощущая в себе обиду за сестру и злость.

– Вон отсюда, котяра! – громко крикнул он, не принимая руки Хомякова.

Колька опешил. Некоторое время еще стоял с протянутой рукой, а потом медленно опустил ее и взглянул на Варюньку.

– Ты что, и тут набрался? – строго спросила сестра.

– Я не набрался, не набрался! – раздраженно сорвал с вешалки Ванек плащ Хомякова. – Шлепай отсюда! – снова крикнул Егоркин и кинул плащ Кольке.

Хомяков поймал его и молча стоял, не зная, что делать.

– Вперед! – Ванек указал на дверь. – Еще раз увижу возле этого дома, ноги повыдергиваю!

– Ты что здесь разорался, а?! – закричала Варюнька. – Ты что раскомандовался в чужой комнате! – Видя, что Колька начал натягивать плащ, она ухватилась за него: – Нет, ты никуда не пойдешь! Не пойдешь!

– Не надо, Варенька! Мне сейчас лучше уйти. Я тебе завтра позвоню, – ласково сказал Хомяков, касаясь пальцами плеча девушки.

– Нет, ты не пойдешь! – еще сильнее распалилась Варюнька. Лицо ее пылало. Она повернулась к брату и закричала: – А ты марш отсюда! И чтоб больше таким не являлся!

Егоркин растерялся. Такого поворота он не ожидал. Он намеревался защитить, спасти сестру и вдруг оказался сам виноватым перед ней.

– Значит, мне уходить? – разозлился он на Варюньку. – Значит, этот подонок тебе дороже брата стал, да? Дороже матери, да? Ты что, до сих пор этого козла не раскусила?

Сестра ударила его по щеке и, зарыдав, упала на кровать. Егоркин сник, повернулся и вышел, оставив в покое Кольку Хомякова.

7

Чеботарев возвращался на машине из соседней деревни. Дорога, подсушенная солнцем, была хорошая. Только в низине во время дождя трактора разбили грейдер, и пришлось съехать прямо на зеленя, где была уже наезжена колея. Петька свернул к коровнику, опустил стекло и начал смотреть на его двери. Дойка кончилась, и он надеялся увидеть Валю. Можно было подкатить к коровнику, будто по делу, и поболтать с ней, намекнуть вроде бы и шуткой, что сохнет по ней, а она, глядишь, и вспомнит потом об этом.

Из двери коровника выскочил мужчина в белом халате, замахал руками и закричал:

– Петька! Погоди секундочку!

Чеботарев узнал завфермой Потапцева и повернул к нему машину. Потапцев нырнул обратно в коровник и через мгновение вернулся с Валей. Она тоже была в белом халате.

«Это интересно!» – подумал Чеботарев.

Они быстро подошли к машине.

– Сгоняй с Валей в Дмитриевку, на ферму. Помоги там ей бидоны нагрузить, и скорей обратно. Понял? – проговорил завфермой.

– А чекушка будет? – пошутил Чеботарев.

– Гони ты быстрей! Бидоны нужны. Пузанов, зараза, два бидона наших там свалил.

Чеботарев догадался, что шофер, отвозивший молоко, оставил два лишних бидона на дмитриевской ферме. Валя села в кабину. Петька врубил скорость.

– Стой! Стой! – раздался сзади крик.

Чеботарев выглянул из кабины и увидел бегущего к ним Кольку Скворца. «Перебьешься!» – резко тронул машину Петька. Он видел в зеркало, как Скворцов что-то кричал и грозил им вслед кулаком. Чеботарев засмеялся и повернулся к Вале, игриво улыбаясь ей:

– Ванек пишет?

– Пишет, – в тон ему ответила Валя.

– И что же он пишет?

– Пишет, что любит, – так же игриво ответила Валя.

– Кто? Он любит? – насмешливо засмеялся Чеботарев. – Мне-то уж лучше знать, как он любит. Теперь ты его только и видела. Сейчас в Москве, потом в институт или в армию, что же, он все время без девок будет? Да и ты на пенсию уйдешь, пока его дождешься…

– И пенсионерки замуж выходят, – засмеялась Валя, но не так уж весело. На душе у нее стало нехорошо от Петькиных слов. Поднялась вдруг обида на Егоркина, а из-за чего, непонятно.

Чеботарев еще что-то болтал, но она не слушала, смотрела на дорогу. Петька понял, что слова его расстроили девушку, и настроение у него стало еще лучше.

Когда они вернулись назад, выгрузили бидоны, и Чеботарев влез в кабину, подошел Скворец и стукнул кулаком по дверце машины.

– Ты почему не остановился? – сердито спросил он. – Мне вот так, – провел он ребром ладони по горлу, – в Дмитриевку нужно!

Чеботарев усмехнулся:

– Пешком сходишь! Не развалишься… Ты же не слепой? Видел, кто со мной сидел?

– Кто с ним сидел! – передразнил Скворец. – Принцесса какая!

– Принцесса!

– Не уломаешь ты ее ни черта! Лучше не берись… и вообще подло это…

– Что подло?

– А то! У друга отбивать!

– У тебя их сколько уж, невест, было? – усмехнулся Чеботарев. – И у Егоркина будет не меньше. Из армии придет, тогда и заведет невесту. А Валька моей будет…

– Не будет она твоей, не будет! Никогда она с тобой не станет гулять!

– Еще как станет… Спорим, через неделю, она кататься со мной будет, по вечерам!

– Я и без спора знаю: не будет!

– Посмотрим! Посмотрим…

Глава третья