ЭлТфон
– Но, чтобы положить в этот угол вам бы пришлось пройти через весь архив.
– Тоже верно. Вряд ли бы я оказался в этом темном углу просто так. Давай оставим пока эти обсуждения. Хорошо, что нашли и все обошлось.
– Валерий Павлович, но я теперь не уверена, все ли у нас в порядке.
– Да, понимаю. Извини. Люди – не роботы. Иногда бывают ошибки. Но я не могу взять вину на себя, все-таки. Может, это к тебе кто-нибудь приходил. Подумай, может вспомнишь?
– Валерий Павлович… – и Вероника вышла из архива, чтобы не сказать что-нибудь грубое… У нее уже был опыт семейной жизни, когда скандалы вырастали из-за пустяка, только потому, что никто первым не мог остановиться. Она четко усвоила эти уроки. Теперь она могла остановиться первой. Она знала, что через некоторое время все само прояснится. И то, что в скандале кажется бегемотом, в реальности оказывается муравьем. И еще, ей не нравилось, что их деловые отношения стали напоминать семейные. Еще этим утром она, хотела ответить ему, что кричать будете дома, но сдержалась. Это точно, могло спровоцировать скандал. Затем она усмехнулась, спросив саму себя: «А почему бегемот и муравей? Ведь люди говорят, что «не делай из мухи слона». Наверное, открытая пасть бегемота больше похожа на орущего, а муравей меньше мухи.
Когда вернулся Антон, Вероника пила чай.
– Хочешь?
– Да я только поел.
– Почти поссорились. Я его к чаю не пригласила. Но у него есть кофе-машина. Он иногда кофе пьет, вместо чая.
– Что-нибудь выяснили?
– Да в том-то и дело, что нет. Теперь каждый думает на другого. Получается, а ты, а ты… Я пыталась ему одну версию подкинуть насчет его работы с фотографом, но он ее мягко отвел. Вроде больше никого у нас не бывает. Вот только уборщица моет полы раз в неделю везде: и здесь, и в архиве, и у него. Шкафы, столы и полки мы сказали не трогать, это я сама пыль вытираю… иногда.
– На заводе переполох. Народ страсти раздувает. Что с нами теперь будет и т. п. В столовке все шепчутся, никто громко не говорит, никто не смеется. В общем, напряженная атмосфера. Обычно ведь заходишь, гул стоит, не перекричать, все в один голос.
– А я в нашу столовую не люблю ходить, мне там запахи не нравятся.
– А мне нравится. Дешево и сердито: и салатик, и первое, и второе, и компот, и булочка.
– Сердито – это как?
– Это, когда можно поесть за небольшие деньги и при этом наесться до отвала. Хотя, может быть, имеется в виду, что никакого сервиса, просто, по-деревенски, грубовато. Я никогда об этом не задумывался.
– Ну, ладно, сердито, так сердито. Давай продолжим что ли, чтоб Валерий Павлович видел, что мы работаем.
Глава 5. Проект №51
Антон разворачивал чертежи, диктовал Веронике номера и при этом успевал комментировать.
– А вот здесь номера проекта нет, а написано «к проекту 51».
– Сейчас подойду… Так здесь и печати нет, и фамилий. Опять неопознанный объект.
– Может опять на верхотуру закинуть?
– Ха-ха. Нет, надо сначала Валерию Павловичу показать. Но не сейчас. Я положу к себе на стол, когда Валерий Павлович выйдет сюда, тогда мы и спросим. Да, может мы и проект 51 тоже найдем, тогда все вместе и поставим на полку, будет ясно что и откуда.
– Опять «к проекту 51», только здесь уже дата стоит и фамилия конструктора, но подписи начальника конструкторского бюро нет и, соответственно, печати тоже.
– Вот видишь, теперь понятно, почему они там валялись кучей. Видимо, кому-то жалко было выбросить, как и нам, впрочем… Заведем-ка мы толстую папку с надписью: «К проекту 51». Раз год стоит, уже место на полке определено. Так, 1940 год. Ведь музейная ценность.
Вышел Валерий Павлович. Он протянул ей папку, которую она дала ему вчера: «Поставь на место. Я к технологам на совещание.» – Вероника посмотрела на номер… №941—51… 1940 год… – Давай-ка посмотрим, что здесь. Ты ведь технолог, может поймешь. Здесь последняя цифра тоже 51… и год совпадает, – они развязали папку, достали чертеж и развернули его на столе Валерия Павловича.
– Это похоже на немецкий тяжелый крейсер типа «Адмирал Хиппер», но только до уровня верхней палубы, есть нижние орудийные башни и частично какие-то надстройки.
– Печати и подписи главного технолога нет, но название можно прочитать «Лютзо – Петропавлов», 1940 год и смотри… та же фамилия, что и на чертежах «К проекту 51»! Теперь мы можем их вместе и поставить. Это, конечно, не готовый проект, но ведь люди над ним работали… в 1940 году. Ух… Даже в жар бросило.
– Тогда надо опять посмотреть, что там на чертежах «К проекту 51». Так, ну теперь все понятно. Здесь варианты достройки верхней палубы корабля.
– Тогда все объединяем под единым названием «Проект 51» … 1940 год… Номер 941—51 я тоже запишу, как под номер.
– Смотрите, название проекта «Лютзо – Петропавлов». Оно двойное, поэтому и номер двойной. «Лютзо», скорее всего, – 941, а «Петропавлов» – 51. Может перерабатывали один проект в другой. 941-й был сделан где-то в другом месте, а 51-й – это наш заводской номер, интуиция подсказывает. Так что вполне можете под номером 51 все сохранить.
– Ах, слушай! А ведь у меня эту папку кто-то вчера запрашивал… позвонил с утра, у меня еще даже рабочий день не начался, журнал для записей звонков не приготовила, записала номер проекта на бумажке записной… вот она… точно 941—51.
– Кому могут понадобиться сейчас чертежи 1940 года?
– Да, вот и я думаю. Это, наверное, кто-то из Москвы был или от них… Валерий Павлович сказал позже, что наш архив военных лет переводят в музейный фонд, а потом заберут в Москву. Кто-то хотел взять этот чертеж до этого, как простой, архивный. Хорошо, что я ему зубы заговорила и не отдала. Вон как все сложилось. А ты немецкий знаешь?
– Знаю немного, но лучше английский.
– Вчера, когда я пыталась навести порядок и переложила папки со стола в архиве на окно, я видела, что окно обклеено газетами для тепла. Раньше так делали, ведь стеклопакетов не было. Когда я повернула стол для лучшего прохода к окну, то увидела, что стена обклеена и ниже, и вокруг батареи под окном, до самого пола. В глаза бросился заголовок с двумя точками над английской буквой «ю». Я подумала, что это немецкий. А сейчас я думаю, откуда в русском архиве немецкие старые газеты? Пойдем-ка посмотрим.
– Низко очень… даже на коленях, хоть ложись, чтобы прочитать, да и темно здесь под батареей, не прочитать толком. Давайте я мобильником сфоткаю и на компьютере посмотрим?
– Отойди, тогда уж я сфотографирую… и на всякий случай все газеты вокруг окна.
– А у вас зарядка к мобильнику с собой?
– У меня все с собой. Я здесь, как дома. Так, все шнуры в верхнем левом выдвижном шкафчике стола…
– Сейчас мобильники фотографируют иногда лучше фотоаппарата, особенно в экстремальных условиях, да и всегда в кармане.
– Эти фотки, наверняка, темные и нечеткие. В темноте и мобильники не могут сделать хороших фоток. Для этого у нас есть Фотошоп. Открою фотографии в Фотошопе… Так… Авто Контраст… Вот теперь иди сюда и читай.
– «В связи с заключением 23 августа 1939 года договора между Германией и СССР о ненападении…» – Да, знаем, был подписан пакт о ненападении, – «… наладились торговые отношения между странами. 30 января 1940 года был продан в СССР один крейсер типа «Адмирал Хиппер» под названием «Лютзо» за 150…1, 2, 3, 4, 5, 6… это 150 миллионов… за сто пятьдесят миллионов рейхс марок», – ого – «в обмен на продовольствие и сырье», – так… фотография… подписана: «Проект крейсера «Лютзо» 1935 год… Назван в честь немецкого героя Адольфа фон Лютзо.». – Что дальше пишут? – «15 апреля 1940 года корабль был отбуксирован в Ленинград», – еще одна фотка… подписана: «Лютзо» на достройке в Бремене перед отправкой в СССР».
– Что-то это мне напоминает… Это название у нас сегодня в «проекте 51» было.
– Тогда? … Этот корабль в газете имеет отношение к нашему «проекту 51», так?
– Точно. Поэтому и была эта вырезка приклеена под батареей на память.
– Я же говорил, что похоже на немецкий крейсер.
– Давай посмотрим другие фотографии… Вот вижу… была наклеена рядом… Это уже вырезка из русской газеты: «11 февраля 1940 года недостроенный тяжелый крейсер „Лютзо“ был продан СССР за сто четыре миллиона рейхсмарок плюс 46 миллионов рейхсмарок, на которые Германия будет поставлять запчасти для достройки корабля».
– Жди у моря погоды и свищи ветра в поле. Они же войну уже против СССР стали готовить. Будут они высылать запчасти к боевому кораблю? Поэтому и корабль недостроенный продали, небоеспособный… Это диверсия. Кто-то «откат» получил.
– «Откат» – это что?
– Это реальные деньги за оказанную услугу в торговой сделке. Платит тот, кто продает тому, кто у него покупает по высокой цене… Договариваются, обычно, в процентах. Сталин тоже мог, теоретически, договориться с Гитлером. Такой крейсер как «Лютзо» стоит девять миллионов, а Сталин заплатил Гитлеру сто пятьдесят миллионов… в надежде, что Гитлер ему вернет неучтенными в рейхсмарках. А Гитлер его обманул, и на эти деньги развязал войну. Ну, это к примеру.
– Ох, посмотрим, что пишут в других вырезках из газет вокруг батареи: «30 мая 1940 года германские буксиры доставили крейсер „Лютзо“ в Ленинград. Вместе с крейсером приехали немецкие рабочие и инженеры для достройки крейсера».
– Все понятно. У них и была немецкая газета, которая сейчас под батареей наклеена. А то откуда взяться этой немецкой газете здесь?
– Не написано сколько приехало немецких специалистов.
– А ведь это было всего за год до начала войны. Посмотрите, может, еще какую-нибудь информацию найдем.
– Так… «Завод приступил к достройке крейсера „Лютзо“ … немецкие запчасти будут поставляться равномерно в течение 15 месяцев».
– Ага, а до начала войны 12 месяцев.
– А что стало с немецкими рабочими и инженерами, которые приехали? Как ты думаешь?
– Да, когда началась война они могли быть здесь, тогда им не позавидуешь.
– Еще одна вырезка: «25 сентября 1940 года Приказом Народного комиссара Военно-Морского Флота крейсеру «Лютзо» было присвоено название «Петропавлов».
– О, почти все вопросы на сегодня сняли. Можно я пойду? А то меня ждут.
– Конечно, до завтра.
– До завтра.
Вероника пошла в архив и, на всякий случай, придвинула стол к окну. – Завтра надо будет бумаги на подоконнике разобрать, – подумала она, – хорошо бы кто-нибудь окно помыл.
Глава 6. Коробка для линкора
На следующий день Вероника достала из шкафа свой новый деловой костюм. – Дорогой костюм помогает мне чувствовать себя более уверенно. Как броню надеваешь, читаешь уважение на лицах людей, никто никогда не откажет в просьбе, как будто новую должность сама себе даешь, даже манеры меняются, все решается энергично, по-деловому. Вообще-то, я всегда вспоминаю Маргарет Тэтчер, когда надеваю хороший костюм, – болтала сама с собой Вероника, надевая новый костюм. – Она посмотрела в зеркало и мило сдержанно улыбнулась глазами. Она считала, что широкая американская улыбка на ее лице выглядит немного неестественно. А улыбка глазами добавляла столько загадочности к ее образу…
На работу она пришла вовремя и успела прибрать волосы в прическу, как она считала, для солидности. Только не всегда у нее было время на это с утра.
Сначала пришел Антон, за ним Валерий Павлович. Она сказала ему, что они займутся документами на подоконнике и получила от него одобрение. Валерий Павлович также сказал, что сегодня новый директор собирает всех у себя, поэтому он сейчас пойдет в дирекцию.
– Чаю? – Вероника обратилась к Антону.
– Да, не откажусь? Холодно на улице.
– Это теперь до весны. У меня есть сироп шиповника. Он богат витамином «С». Давай вместо сахара добавлю?
– Можно.
– Ты вчера с девушкой встречался?
– Да. Она необычная, и очень интеллигентная. Играет на скрипке, говорит на трех языках: английском, немецком и испанском.
– Она что, еврейка?
– А откуда вы знаете?
– Я не знаю. Просто в русских семьях дети играют, а в еврейских – у детей нет времени на игры. Их с детских лет пичкают всякими уроками английского, французского, музыка, чаще всего скрипка. Странно, что твою девушку учили немецкому и испанскому.
– У нее родственники в Германии и Аргентине. Она им открытки поздравительные подписывает и по Скайпу разговаривает. Она сказала, что французский немного тоже знает, но никогда разговорной практики у нее не было. Она может читать по-французски. Мечтает поехать в Париж.
– Она работает или учится?
– Она экскурсовод. Я с ней только в эти выходные познакомился, когда решил съездить в Царское Село.
– Как романтично. Ты ей читал Пушкина: «Я помню чудное мгновенье:
– Передо мной явилась ты,– Как мимолетное виденье,– Как гений чистой красоты.– В томленьях грусти безнадежнойВ тревогах шумной суеты,– Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.– Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,– И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.– В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.– Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.– И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь»И они снова рассмеялись, так как оба знали, любили и помнили эти замечательные стихи Александра Пушкина о любви.
Опять зашел Валерий Иванович. Увидев их развелелившимися, он буркнул что-то, а затем сказал, что ушел на совещание.
– Я люблю Пушкина.
– Да мы все любим. Этому в школе учат.
– Ладно, свернем приятное чаепитие до следующего раза.
И они пошли в архив, чтобы принести стопки бумаг с подоконника на стол Валерия Павловича.
– Вот теперь я понимаю, что судьба нас вознаградила, – пафосно продекламировал Антон, – перед нами проект Линкора – линейного корабля с самой крепкой броней.
– Неутвержденный проект.
– Зато очень серьезный объект. Сюда даже ваша «тарелка» приземлиться сможет. Здесь общий вид… В этом поперечный разрез… А здесь чертеж палубы… Дальше идут фрагменты… А вот чертеж системы бронирования… так, поперечные сечения по шпангоутам… Все одно к одному.
– Тогда надо все вместе и сложить. Здесь папкой не обойдешься, нужна коробка.
– Так вот же коробка, – и Антон показал на коробку из-под папок.
– Кстати, да, можно ее взять, а папки тогда туда, где эти чертежи были, на подоконник. Только тогда сначала надо окно и подоконник хотя бы от пыли протереть.
Они пошли в архив, оставив стопки документов на столе.
Пришел Валерий Павлович.
– Ну, все в порядке, можно особо не волноваться. Архив военных лет, действительно хотят перевести в музейный фонд и для этого будет сформирована комиссия специалистов. Но директор сказал, что если ценных экспонатов будет достаточно, то он заинтересован иметь музей военных лет у нас на заводе, а не отправлять в Москву.
– Вот и хорошо, Валерий Павлович! А вы видите, мы с Антоном скоро везде порядок наведем.
– Молодцы, молодцы. А я ненадолго, сейчас опять ухожу, надо кое с кем встретиться. Ты же не будешь, возражать, если у нас будет заводской музей, а архив, в таком случае переедет на второй этаж. Я даже знаю кто может стать директором музея… Твоя кандидатура на первом месте. Только надо все обсудить.
– Ой, Валерий Павлович! Я вас обожаю! – всплеснула руками Вероника и улыбнулась ему широкой американской улыбкой успешного бизнесмена.
Когда Валерий Павлович ушел, Вероника с Антоном стали укладывать чертежи с его стола в освободившуюся коробку, – Вероника думала: «Хорошо, что я сегодня одела новый костюм. Должность директора музея будет мне к лицу».
Когда они притащили коробку в архив, Вероника скомандовала, что надо поставить ее на пол под стеллажи, так как на полки коробка не помещалась. Для этого они отодвинули опять стол, решив, что поставят коробку в дальний угол, так как она была и по ширине больше стеллажей. А в углу эта коробка никому мешать не будет. Так они и решили. Со всей силы они задвинули коробку под стеллаж как можно глубже, чтобы она уперлась в стенку. И коробка продвинулась в глубину дальше, чем они ожидали…
– Ничего себе. Там что стенки нет?
– Я тоже не поняла. Давай вытащим коробку обратно.
– Дайте, пожалуйста, мне что-нибудь длинное, палку какую-нибудь.
– Вот, швабра есть.
– Больше, чем длина швабры, – сказал Антон засунув швабру под стеллаж.
– Вижу.
– Чей-то тайник.
– Но сегодня мы туда не полезем. Я в новом костюме. Завтра джинсы одену. И ты надень что-нибудь, в чем не жалко по полу лазить.
– Надо фонарики принести. Мобильником, конечно, можно подсветить, но лучше подготовиться и приготовить фонарики. У меня есть шахтерский фонарик дома с лампочкой на голове, завтра принесу.
– Я тоже посмотрю, где-то я видела большой фонарик, надо найти и проверить батарейки. Тогда на сегодня все. Чай будешь?
– Давайте.
Вероника стала заваривать чай, а Антон от предвкушения чего-то неизведанного развеселился и стал напевать:
«Наша служба интригующе трудна,
И на первый взгляд не очень-то видна.
Если кто-то кое-что таит порой
И честно жить не хочет.
Значит, мы с тобой пойдем в незримый бой, – Вероника подхватила песню, – так назначено судьбой для нас с тобой.
Служба… – Антон взял руку под козырек, как военный. Вероника ему ответила также под козырек – дни и ночи, – закончили они песню и в покатку засмеялись. У Вероники даже слезы от смеха выступили, а Антон согнулся, придерживая живот.
– Ох, давно так не смеялся, – сказал Антон сквозь смех.
– Я тоже. А вот что будет завтра?
– До завтра еще дожить надо. Раньше времени не беспокойтесь. Давайте чай пить. Я вам стихи почитаю. У меня хорошая память. Я своей девушке вчера читал, свои… а вам я Александра Блока почитаю, хотите?
***Душа молчит. В холодном небеВсё те же звёзды ей горят.Кругом о злате иль о хлебеНароды шумные кричат…Она молчит, – и внемлет крикам,И зрит далёкие миры,Но в одиночестве двуликомГотовит чудные дары,Дары своим богам готовитИ, умащённая, в тиши,Не устающим слухом ловитДалёкий зов другой души…Так – белых птиц над океаномНеразлучённые сердцаЗвучат призывом за туманом,Понятным им лишь до конца.– Сразу стало грустно.
– Это не грустно. Это романтично… и загадочно… глубина чувств, полет мысли, богатство души.
– Ну, ладно, друг мой. По домам. В понедельник не опаздывай. Мы еще не знаем, что нас ждет.
– Да все будет нормально, не в лесу живем.
– Хорошо, хорошо, пока.
– Пока.
Глава 7. Склад ватмана
Утром Вероника надела джинсы и заплела косичку, чтобы волосы не подметали пол, потому что она серьезно собиралась залезть под стеллажи, чтобы увидеть, что там своими глазами.
Прежде, чем зайти в их инженерный комплекс, она обошла здание, чтобы снаружи осмотреть столько лет скрываемый метр или больше от наружной стены. Все выглядело обычно: окна, окна, окна. – Вот окно нашего офиса… так… дальше идет глухая стена архива… там какое-то узкое окошко, закрашенное. Обычно такие можно встретить в цехах на первом этаже. Доступа нормального к нему нет. Можно, конечно, подойти, больше подходит выражение «пролезть», так как на пути какие-то горы строительного мусора. Хорошо, что кроссовки надела. Сомнений нет, за стеллажами еще скрытое помещение с узким окном. Мне не залезть, конечно, но кто повыше может, наверное, подтянуться… и, если окно открыто, то и залезть. Окно без решеток… Мм… У нас-то в офисах везде решетки. А я думала, что мимо охраны ничего не пронести, а здесь спокойно можно в окно передать. Первый этаж ведь. Как это мы столько лет об этом не знали, ведь у нас чертежи всего нашего помещения хранятся. Во всяком случае я где-то встречала. Теперь надо их посмотреть. А почему охрана не нашла? Они же сигнализацию везде устанавливали. Наверное, только внутри, а не снаружи. Но у них тоже чертежи должны были быть. Кстати, решетка-то когда-то была. Выломана вместе с бетоном. Может она где-нибудь здесь и валяется? – И Вероника оглянулась в поисках вокруг, затем немного спустилась по небольшому оврагу к заводскому забору, перешагивая через горы мусора. – Вот, пожалуйста, вам… ржавая заброшенная решетка, – отодвинув немного кусты, как будто-то кому-то показывая сказала она. – Тайное становится явным, – и она довольная своими находками быстрым шагом пошла к проходной.
Когда она подошла к двери, то Антон уже ждал ее. Они приветливо улыбнулись друг другу и зашли в офис.
– Чайку? Или сразу полезем под шкафы?
– Нет, надо сначала морально подготовиться, обсудить план секретной операции…
И они опять засмеялись, как школьники, готовящиеся к одним им известной игре.
– Я кстати, уже здание обошла. Нет сомнений, что там пространство, там даже узкое окно есть. Туда просто никто никогда не заглядывал. Близко к заводскому забору, не пройти, все завалено строительным мусором. Кажется, что глухая стена, окна не видно.
Они еще немного поболтали и пошутили, допили чай и пошли в архив.
– Я первый полезу, – Антон надел шахтерский фонарик и включил его.
– Я за тобой.
Они по-пластунски смело юркнули под стеллажи рядом с отодвинутым столом у окна.
– Так здесь склад ватмана.
– Похоже… стопки, стопки, стопки ватмана. Откуда столько?
– А в коробках ватман в рулонах. Уже пожелтел по краям. А вот и простые карандашики в коробке. Точно был склад.
Они стали продвигаться вперед, отодвигая расставленные в хаотическом порядке коробки на пути.
– А вот и закрашенное окно, которое я сегодня обнаружила, – через него свет, едва проникал в помещение.
– Ну вот, фонарик даже и не нужен, – и Антон выключил фонарик на голове.– Ууу… страшно? – и он подошел к Веронике очень близко, может, даже очень близко, чтобы шутливо напугать ее. Она смутилась и отошла, якобы не к ней это относилось, ничего не ответив.
– Смотри, здесь, кто-то кровать из стопок ватмана соорудил. Теперь понятно какой это был тайник, – Антон весело понимающе потер руки. Вероника присела на кем-то оборудованное ложе, ей нужно было обдумать сложившуюся ситуацию и осмотреться вокруг. Антон тут же бухнулся рядом. Вероника отметила про себя, что он сел слишком близко, но не дернулась и не отодвинула свою коленку, которая едва касалась его коленки. Вообще-то ей было приятно это ощущение… Тогда Антон подвинулся к ней еще ближе. Теперь уже его нога от коленки была плотно прижата к ее ноге… и Антон смотрел на нее. – Если я сейчас поверну лицо к нему, то дальше я за себя не отвечаю, – подумала Вероника и не шелохнулась.
– Вы сегодня, как девочка, – и Антон бережно провел рукой по ее косе. Вероника закрыла глаза. Она замерла, прислушиваясь как теплые тяжелые волны захватили ее низ живота… Он медленно продолжал движение вдоль ее позвоночника вниз. Вероника не шевелилась. Антон одновременно наклонился к ее уху, одной рукой расстегнул ее джинсы, а другая рука сразу проникла по позвоночнику вглубь. Все тело Вероники задрожало. Она сразу представила, как она поворачивает к нему голову, они начинают страстно целоваться и судорожно снимать друг с друга одежду, затем заваливаются на это приготовленное кем-то ложе… и…
Вероника не повернула свою голову к Антону, чтобы встретиться с его горячим дыханием, которое она слышала у уха… Она медленно вытащила его руку из ее джинс, сжала ее и сказала: «Извини, не могу.»
Она встала и выпрямилась. Ее мужчины всегда имели власть над ней. И она никогда им не отказывала. А теперь власть в ее руках. Но она не хотела использовать сложившееся положение… К тому же здесь было грязно. Она представила эту же ситуацию в ее уютной спальне у нее дома. Но знала, что вряд ли сможет пригласить Антона домой официально. Она очень сожалела, что отказала ему. Это было бы так романтично. Как в приключенческом романе. Но это было ни к лицу будущему директору заводского музея военных лет в ее глазах.
Молча они побрели осматривать помещение дальше. Антон плелся где-то сзади. Видно было, что интерес ко всему происходящему у него пропал. Они почти дошли до конца этой длинной коридорообразной комнаты за стеллажами, как увидели дверь…
– Хм. Эта дверь ведет к Валерию Павловичу… странно… – Они попробовали ее открыть, но она была заперта, а при содрогании послышался звук тяжелого металла. – Все понятно, там у Валерия Павловича стоит большой металлический шкаф, как в цехах для металлических деталей. Он его называет несгораемым и хранит ценные бумаги и договора в нем под навесным замком. Я думаю, Валерий Павлович даже не догадывается о существовании этой двери.
– Да, дверь старая, наверное, довоенная.
– Скорее всего, что и шкаф поставили в кабинет Валерия Павловича еще до него. Я знаю, что ремонта он там никогда не делал.
– Ну вот, теперь ясно, что здесь был склад, а затем кто-то закрыл его вход по каким-то своим соображениям. – Антон заговорщицки подмигнул, стараясь развеселиться и обратить все в шутку.