Король психов
Отец Евграфа всегда был «не в себе». Только его психические отклонения прежде не были никем замечены. Был слишком замкнут и пришиблен, чтобы дать кому-нибудь повод заинтересоваться его душевным здоровьем. Теперь, когда на него обрушились переживания, их не вынес…
Агафангел считал сына героем, верил: сын совершил героический поступок, спасал земляков и родные края от «поругания». Идиотское издевательство над здравым смыслом, людьми казалось отцу подвигом во имя высоких идеалов.
Поп Иван понял это после долгих бесед со старшим Тюрморезовым.
«А может быть, это он, Агафангел, науськивал сыночка?» – терялся в догадках священник.
Сейчас старший Тюрморезов медленно брел вдоль стены уничтоженного пожаром коровника. Вокруг сгоревшей постройки еще распространялся острый запах гари. За Агафангелом на некотором расстоянии двигался Поп Иван. Он хотел поговорить с отцом подопечного. Тому были серьезные причины. Но Агафангел, казалось, не замечал вокруг ничего, кроме «священного пепелища». Поп Иван не спешил вторгаться в его одиночество.
«Нельзя ломать сгоревший коровник, – думал отец «героя». – Надо превратить его в памятник. Пусть потомки смотрят на него, размышляют о нашем времени! О таких выдающихся личностях, готовых вступиться за всех жителей деревни, как мой сын!»
Агафангел потрогал рукой кирпичи оконного проема. Во время пожара пламя вырывалось из него наружу и сажа покрыла стену особенно сильно. На ладони пожилого мужчины (старший Тюрморезов завел ребенка довольно поздно) остался черный след. Он не попытался его стереть. Напротив, ему как будто было приятно это зримое подтверждение «подвига» Евграфа.
«Сажа!.. Простая черная грязь. Так подумает каждый, кто не видел ночью зарева славного пожара, кто не знал, какой выдающийся парень и для чего приложил к нему руку. Но если знаешь, в чем дело – сажа станет для тебя главной драгоценностью твоей жизни!»
Точно позабыв, о чем он только что думал, старший Тюрморезов потер ладонь о ладонь, стараясь избавиться от черных пятен.
Повинуясь шестому чувству обернулся, заметил, наконец, рослую и грузную фигуру попа Ивана. Агафангел остановился. Глядя на священника, дождался, когда тот подойдет к нему.
Поп Иван поздоровался. Старший Тюрморезов словно только и ждал возможности поговорить.
– Да, батюшка, костерок мы тут отгрохали замечательный! – Агафангелу уже казалось, что в истории с уничтожением построек бывшего совхоза он с самого начала был заодно с сыном. Да и священник, – его трогательное отношение к Евграфу было всем известно, – казался давним членом их компании. – Эти камни давно остыли, а таким, как мы с вами, продолжают греть душу!.. Я вот думаю, может, скинуться и эту… Мемориальную доску отгрохать?
Священник был поражен речами старшего Тюрморезова, но все же взял его за руку и начал разговор, ради которого догнал пожилого человека.
– Нам надо всерьез продумать линию защиты… Евграф…
– Мне – защищаться?! – Агафангел отшатнулся от попа Ивана. – Пусть они защищаются! Мой сын – герой!.. Ему ничего не угрожает…
«Ваш сын – не герой! Психопат, который делает себя несчастным. При этом наносит тяжкий вред окружающим людям!» – едва не сорвалось с языка попа Ивана. Он вовремя удержался.
Теперь было ясно: в отце Евграфа не найдет союзника. Разговор бесполезен.
Евграф Тюрморезов в прошлом.После пожара в совхозном коровнике было обнаружено тело мужчины. Когда поп Иван начал разговор с Агафангелом Тюрморезовым, был уверен: мужчина задохнулся и обгорел до неузнаваемости при пожаре, который устроил Евграф. Но потом выяснилось: обгоревший был мертв еще до того, как в коровнике взметнулся вверх первый, пока еще слабенький, язычок пламени. Был горьким пьяницей. В этот день толи выпил слишком много водки, толи та было с примесью какой-то отравы, – сердце его остановилось.
Следствие не установило, беседовал ли с ним перед его смертью Евграф. Разговор, который мог вести с алкоголиком младший Тюрморезов, способен вывести пьяницу из равновесия, заставить его хлебнуть отравы больше обычного.
Агитировать людей, которые трудились в сгоревших потом постройках, Евграф принялся за несколько дней до пожара. Выдавал себя за лицо, которому администрация акционерного общества особенно доверяет, использует для деликатных поручений. Мужички были темными. Младший Тюрморезов сочинял очень складно. Ему верили.
Коньком Евграфа были «новости» о продаже бывших совхозных «угодий» новому владельцу. Он нес одновременно складную и неправдоподобно-пугавшую ложь. Мол, существуют не просто планы продажи земли, организации нового сельхозпредприятия и приглашения рабочих из других стран. Решено уже, что деревня будет полностью снесена, а немногочисленные ее жители – выселены. Приусадебные участки, покосившиеся дома выкупят по незначительной стоимости. Она и станет «подъемными» для местных жителей. На эти деньги будут обустраиваться где-нибудь на новом месте. Скажем, в Сибири или на Дальнем Востоке. Ведь нигде в центральных «губерниях» за такие гроши жилья не купишь. Сообщения вызывали у деревенских мужичков оторопь и ужас. Здешние сельскохозяйственные «бароны» с народом никогда не церемонились. В весть о принудительном выселении сразу поверили.
Евграфу того и надо. Дальше, потешаясь про себя над доверчивыми односельчанами, развил отчаянную суету, – должна была означать ожидание «секретного приказа» от нынешних владельцев совхозной собственности.
Якобы теперешние хозяева продавать землю и постройки не хотят. Их вынуждают. Единственный способ противостоять этому: сжечь коровник и остальные постройки. «Тогда покупатели могут передумать!» – этот аргумент Евграфа был достаточно шатким. По его легенде новым покупателям требовалось завладеть прежде всего совхозной землей… Но с другой стороны… «Может, они не хотят тратится на возведение новых построек и им важно, чтобы можно было воспользоваться этими» – морочил мужичкам голову Тюрморезов-младший.
В вечер поджога Евграф по очереди наведался к своим мужичкам, по обыкновению пьянствовавшим там же, где и работали – в покосившихся совхозных строениях. Передал им «секретную просьбу» нынешних владельцев: совершить поджог. Те, ни на мгновение не усомнившись, принялся выполнять «распоряжение руководства».
В коровнике же единственный находившийся там мужичок отнесся к словам Евграфа с прохладцей. Так показалось самому Тюрморезову. Хотя на самом деле его собеседник изрядно разволновался.
Тюрморезов ушел, добыл керосин, вернулся, вылил бидон, зажег спичку… Евграф, – в этом поп Иван был уверен, – предполагал, что мужичок уже поплелся из коровника домой, в свою избушку.
Благо никаких коров в этой, больше напоминавшей огромный сарай, постройке давно не было. Других людей – тоже.
Священник потом стал думать, что Евграфу таким образом хотелось продемонстрировать всему миру свою власть над ним. Показать, что окружающие люди не могут быть свободны от него, Евграфа.
Но и Евграф не мог быть свободен от ответных действий общества.
К вопросу о прошлом Евграфа ТюрморезоваПоздний вечер. Маленькая железнодорожная станция, на которой поезда не останавливаются. За исключением одного – он делает остановку всего на пять минут. Тогда с перрона в раскрытые двери какого-нибудь вагона торопливо поднимаются один или два пассажира. Редко бывает больше. Проводница проверяет билеты, двери захлопываются. Локомотив трогает длинный состав с места. Прочь от старинного вокзала, крашеного светло-зеленой краской, – симпатичного зданьица, выстроенного еще в начале прошлого века. Кажется, с тех пор ни разу не ремонтировавшегося. Листы железа, которым покрыта его крыша, в нескольких местах отогнуты вверх. Потрепал недавно пронесшийся по этим местам ураган. И оттого вокзальный домик выглядит словно взлохмаченным.
В те часы, когда единственный останавливающийся здесь поезд не ожидается, – а это двадцать три часа в сутки, – ни в домике, ни рядом с ним нет ни человека. Окна в помещениях, где сидят железнодорожные служащие, плотно зашторены. Полукруглая «бойница» кассы всегда прикрыта деревянной дверкой. Желающим приобрести билет нужно долго стучаться, прежде чем кассир нехотя приоткроет ее.
В этот час даже долгий стук не имел никакого смысла. Касса уже не работала, поезд давно проехал. Поэтому когда стук, громкий и настойчивый, все же раздался, железнодорожный служащий, – пожилой человек, – вздрогнул, насторожился и не побежал сразу открывать…
Но тот, кто стоял снаружи, не переставал долбить в тонкую фанерную ставенку. Служащий железной дороги пошел отворить ее.
Стучавший был в коротком черном плащике. За его спиной стояло несколько полицейских. Человек в плащике смотрел на железнодорожного служащего, выглядывавшего в оконце, очень внимательно. Полицейские блуждали взглядами по убогим интерьерам маленького зала ожидания.
– Нас интересует, кто в последние дни покупал у вас билет?.. – проговорил человек в плащике, раскрывая перед окошком удостоверение. – Парнишка… Он был одет в длинное черное пальто, либо просто в пиджак. С большим чемоданом в руке. Евграф Тюрморезов…
– А-а… – понимающе протянул железнодорожный служащий. Конечно, он запомнил этого парня. Вел тот себя необычно. А под конец сказал такую вещь, что пожилой железнодорожник просто оторопел…
Глава шестая
В компании «Фредди Крюгера»
Прошлое Евграфа Тюрморезова.– Но мы не можем селить в общежитие кого попало… – сердито произнес голос в трубке.
На пятидесятилетнюю комендантшу общежития, опытную тетку, чего только ни повидавшую на своем веку, слова начальства не произвели никакого впечатления. Настаивала на своем:
– Он сын министра образования.
– Министра образования?.. – начальник комендантши, – он давно уже был дома, – немного смутился. – Почему сразу не сказали?
– Вы, наверное, прослушали… Я вам говорю: очень серьезный паренек. По нему видно. Возражает так уверенно…
– Он что, еще пререкается с вами? Вот наглец… Молодой хам! – человек на другом конце телефонной линии не первый год знал комендантшу. Женщина она была крайне строгая. И «отшить» могла кого угодно. Человек, тем более молодой, решившийся с ней спорить, должен быть весьма твердого характера.
– Нет, он не хамит. Ведет себя очень спокойно. Но я вам говорю – паренек явно не простой.
Комендантша посмотрела на парня сквозь широкое стекло, отделявшее комнатку, в которой она сидела, от тесного холла общежития. Парень нетерпеливо прохаживался вдоль ряда старых кресел, привезенных два месяца назад из институтского актового зала.
На парне было длинное черное пальто, на полу у кресел – большой старый чемодан.
– Лучше нам его поселить, а там видно будет… – проговорила комендантша.
Прошлое Евграфа ТюрморезоваОни зашли в комнату. Обстановка крайне убогая. Кровать только одна: узкая, металлическая, с тоненьким матрасиком, покрытым свежей простыней. Поверх нее наброшено одеяло в сине-белую клетку с инвентарным номером. У другой стены, вероятно, должна была стоять такая же кровать – ничем не занятое пространство придавало комнате голый, неуютный вид. У окна – конторская тумбочка. С выдвижным ящиком, с оббитыми углами, со следами горячих чашек, которые на нее ставили.
Окно ничем не занавешено. На другой стороне улицы виднелся забор. Из-за него торчали деревья с раскидистыми ветвями. Дальше лучи света не добивали, оставляя за деревьями сплошной мрак.
Парень, – его звали Сашей, – подошел к окну, упер сжатые кулаки в широкий подоконник. От грязи белая краска, которой тот выкрашен, смотрелась серой.
Заметив, что его новый знакомый разглядывает на деревья за забором, Евграф проговорил:
– Там кладбище. Сейчас темно, ничего не видно. Утром проявятся могилы, кресты.
– Где я буду спать? – обернувшись, спросил Саша со злостью в голосе. – У тебя только одна кровать. Ты живешь здесь один? Как удалось так устроиться?..
– Они думают, я сын министра образования, – Евграф сделал жест рукой вниз, в сторону первого этажа, где сидела комендантша. Комната, в которой парни сейчас находились, была на пятом, последнем этаже общежития. Выше – только чердак.
С Сашей Евграф познакомился утром на Старом Арбате. Парень попросил у него сигарету. Евграф стоял у какой-то каменной стенки, – за ней обгаженный сквер, – пил пиво.
Тюрморезов не курил, и сигарет у него не было. Но парень не отошел. Завязал разговор. Видимо, признал в Евграфе такого же, как и сам, провинциала, одинокого и неприкаянного в огромном городе.
По неуловимым признакам, – по ним «рыбак видит рыбака», – оба поняли: между ними много общего. Евграф поделился с парнем, которого знал десять минут, пивом из бутылки. После нескольких глотков тот признался: считает себя наследником Фредди Крюгера. Затем вытащил из-за пояса тряпочный сверток. В нем – узкие когти-сабли, выточенные напильником из металлических полос. На каждой имелись ушки. Туда вдеты тряпочные ленты для привязывания к пальцам.
Используя когти-сабли планировал осуществлять нападения. Поначалу, – там, у себя в маленьком городке за Уралом, – хотел проникать в комнаты, где жили знакомые девушки. Набрасываться на них спящих. Почти как Фредди Крюгер.
Саша вдохновлялся фильмом «Кошмар на улице вязов».
Но задумка оказалась неосуществимой. Прежде, чем проник в квартиру, оказался бы в полиции. Все его знакомые проживали в тесных условиях с родственниками. Двери квартир всегда заперты.
Тогда Саша решил: станет нападать на случайных ночных прохожих.
Первое «боевое крещение» оказалось неудачным. Мужичок, к которому он направился, выбравшись из придорожных кустов с когтями на пальцах, моментально оценил ситуацию: схватил обрезок трубы, валявшийся у разрытой коммунальщиками траншеи. Против нее Сашины когти были бессильны. Мало того, мужик стал преследовать парня, кричать, звать полицию…
Саша бежал, что было духу. Тот, что с трубой, быстро стал отставать. Оказавшись на самой окраине городка, паренек перевел дух. За ним больше никто не гнался. Уселся на скамейку под навесом автобусной остановки, призадумался.
Спасся лишь чудом. В следующий раз может не повезти. В маленьком городке скрыться особенно некуда. Даже в случае «успеха», его будет просто найти.
Саша решил перебраться в большой город.
Когда его новый знакомый рассказывал эпизод про мужика с трубой, Евграф расхохотался. Долго не мог прийти в себя. Его душили новые и новые приступы смеха. Саша обиделся.
– Если хорошо знаешь московские дела, посоветуй, как организовать нападения Фредди Крюгера. Беру тебя в компанию. Будем работать по очереди!
Евграф опять рассмеялся: новый приятель казался глупым, но незлобным и симпатичным парнем:
– Идет. Принимаю твое предложение.
Через пятнадцать минут новый приятель погрузился в отупелое, неразговорчивое состояние. Евграф даже подумал: таким странным образом на него подействовало пиво.
Тюрморезов поставил пустую бутылку на каменный бортик, пошел по улице. Никакой цели не было. Куда идет – не знал.
Новый приятель, держа под мышкой тряпочный сверток с «ногтями», поплелся за ним. Они бродили так целый день. В обед Саша пригласил Тюрморезова в пивной ресторан.
Огромный зал почти пуст. Официанты сгрудились у стойки, болтали о чем-то. Не обращали внимания на вошедших посетителей. Евграф иронически улыбался. Был уверен: у его нового приятеля нет в кармане ни копейки. Но платить за себя, тем более за него он был не намерен.
Саша выбрал столик. Сели. Официанты гурьбой куда-то ушли. Лишь через пятнадцать минут появилась одна из официанток. Со скучающим видом приняла у них заказ. Верховодил новый приятель Евграфа. Попросил сразу по паре больших кружек пива, самые дорогие вторые блюда.
Тюрморезов молча наблюдал за ним…
Заказ принесли быстро. Расставив по столу кружки с пивом и тарелки, официантка удалилась.
– Ешь быстрее! – Саша накинулся на еду. Стремительно залпом осушил первую кружку, тут же пригубил вторую.
Евграф догадывался, в чем дело.
Сам он пил и ел не торопясь. Обстановка в просторном зале не менялась. Лишь несколько столиков занято: пара девиц, какая-то компания, угрюмый мужик, сосредоточенно пережевывавший свой обед.
Новый приятель прикончил отбивную с гарниром из картофеля фри и маринованной капустки, посмотрел на Евграфа.
Тюрморезов отпил из кружки мутновато-желтое нефильтрованное пиво. Поставил ее обратно на круглую картонную подставку. Глянул сквозь эмблему пивной марки, выполненную на стекле кружки в виде рыцарского герба, на тонкий слой осевшей пены.
Говяжья отбивная перед ним почти нетронута. Евграф не голоден. Последний раз ел перед тем, как поджог совхозный коровник.
Страшное нервное напряжение, не ослабевавшее с той ночи, убило способность чувствовать голод. Кожа на его скулах натянулась еще сильнее. В эту минуту обдумывал, как бы с наибольшей жестокостью рассчитаться с новым знакомым за зло, которое тот еще только готовил в отношении Тюрморезова.
Но тут Евграф посмотрел на узенькие ленточки маринованной капустки, покрытые красными пятнышками – стружками маринованной моркови – и черными крошками перца. Вдруг почувствовал: ему хочется есть. Напряжение, владевшее им последние несколько суток, неожиданно ушло.
Эмоции, которые вызвал в нем нечестный подловатый Саша, перебили впечатления последнего месяца. Тюрморезова увлекла разработка плана жестокого отмщения. Он оценивал варианты, но ни на одном пока не мог остановиться.
Все идеи вертелись вокруг того, чтобы наказать Сашу в момент, когда тот станет изображать из себя Фредди Крюгера. Но до этого надо было как-то перевалить вместе через этот обед в ресторане. Но как?.. Тюрморезов не знал.
Тем временем он ел и ел. Исчезла с тарелки отбивная, покрытая корочкой чего-то желто-коричневого, вкусного, испарилась маринованная капусточка. Одна из кружек пива уже была пуста. Лишь разводы пены покрывали стенки и дно. Во второй кружке пиво плескалось где-то на расстоянии семи сантиметров от донца.
– Допивай, сколько сможешь, и пойдем, – проговорил новый знакомый. – Хороший момент… Охранника нет. Он может вернуться в любую минуту.
Тюрморезову не надо было повторять дважды: он тут же вытер губы салфеткой, встал. Сняв со спинки соседнего стула черное длинное пальто, энергично направился к выходу.
Следом за ним шел новый приятель.
До этого момента Евграф предполагал: Саша попытается исчезнуть, оставив его рассчитываться с официантами. Но тот оказался «благородней». Это меняло дело: мстить не за что.
Но Тюрморезов уже поставил на приятеле крест. Теперь проще думать о нем, как о враге…
Благополучно вышли из ресторана, – никто не остановил.
– Очень простой трюк, – проговорил Саша. – Почему-то всегда срабатывает… Вернее, уже во второй раз. Я был здесь вчера… Деньги есть. Хотел заплатить, жду официантку… Не подходит. Встал и пошел на выход. Никто не остановил. Охранник тоже где-то всю дорогу ходит. А если есть, ни на что внимания не обращает.
Саша, словно намеренно подзадоривая Тюрморезова, на несколько сантиметров вытащил из кармана пару тысячных купюр, пошелестел ими. Засунул деньги обратно. Медленно, расхлябанной походкой направился к табачному киоску, стоявшему в десятке метров от них.
Евграф покосился на дверь ресторана. До нее было не дальше, чем до киоска «Табак». Саша уже брал из рук продавщицы маленькую коробку: сигарки. Здесь же, у киоска, распаковал ее. Вынул из кармана легкой курточки зажигалку. Засунул сигарку в рот, закурил. Протянул коробку Евграфу.
Тот повертел головой.
«Значит, деньги у тебя есть… – со злостью думал он. – И когда хлебал из моей бутылки пиво, ты просто ломал комедию».
Но одновременно Тюрморезов испытал интерес к личности знакомого. «Не так прост! И пожалеет, что связался со мной».
Остаток дня бродили по городу. Сане негде ночевать, Евграф пригласил его в общежитие. У входа на первом этаже дежурила вчерашняя комендантша. Она увидела, что Тюрморезов пришел не один, но сделала вид, что ничего не замечает.
За фигурой Евграфа в длинном пальто с развевавшимися на ходу полами комендантша Сашу толком не разглядела.
Прошлое Евграфа ТюрморезоваНовый приятель только делал вид, что спит. Лежал в одежде на полу, подстелив пальто Евграфа. Носить его Тюрморезов больше не планировал. К вечеру на улице стало еще теплее. Евграф полагал: холода в Москву больше не вернутся. О верхней одежде ему придется беспокоиться лишь осенью.
На ночь Тюрморезов расположился на кровати. С полу Саше был виден лишь кончик его ступни. Час или два ждал, когда Евграф проявит признаки глубокого сна, – захрапит или начнет бормотать что-то бессвязное. Но со стороны кровати – ни звука.
Прошло еще два часа.
Ничего не изменилось. Либо Евграф, как и Саша, только делал вид, что спит, либо сон его тих. Саша медленно приподнялся. Сел. Некоторое время не шевелился.
До этого Александр лежал с открытыми глазами. Они привыкли к темноте.
Встал в полный рост. Ноги – на пальто. Поднял с полу свою куртку. Ощупал торчавший из кармана сверток. Стараясь ступать неслышно, дошел до двери. Она была не заперта.
Вышел в коридор. Там горел свет. Нигде ни души. Со стороны лестницы донесся девичий смех. Саша раскрыл сверток, положил ногти-сабли на пол у ног. Беря их по одному, принялся привязывать к пальцам.
Вскоре он был «настоящим» Фредди Крюгером. Осторожно взял с полу ногтями-саблями тряпицу (ту, в которую они были завернуты). Скомкал ее. Протолкнул в боковой карман куртки.
Давно придумал, что станет делать. Потому теперь уверенно пошел в сторону лестницы. Девичий смех уже не был слышен. «Даже если все студенты улеглись спать, введу в действие план «Б»» – самодовольно подумал новый приятель Евграфа. Он поднял ногти-сабли к лицу и поиграл ими.
План «Б» подразумевал: станет осторожно браться за ручки дверей, что выходят в коридор, толкать их. Вдруг какая-нибудь отворится? Студенты – народ беспечный, забывчивый. «Не может быть, чтобы никто во всем общежитии не оставил на ночь открытой дверь!» – рассуждал Саша.
Если проникнет в комнату к спящим молодым студентам или студенткам, испытает особенное удовольствие: станет тогда совсем, как кумир Фредди Крюгер. Ведь тот нападал на жертв во сне.
Как оказалось, не все обитатели институтского общежития в это время крепко спали…
Глава седьмая
Атака «Фредди Крюгера»
Прошлое Евграфа ТюрморезоваКогда до угла, за которым – широкая лестница, оставалось пару шагов, из-за него навстречу «Фредди Крюгеру» вышла молоденькая девушка. Едва не столкнулись лбами.
Девчушка была выпимши. «Крюгер» почувствовал запах алкоголя. По лицу ее блуждала глуповатая улыбка, – переживала недавнюю беседу, которую вела с кем-то, свой смех. У нее было игривое настроение.
Наткнувшись за углом не незнакомого парня, не посмотрела на его страшные руки. Взгляд ее сразу остановился на его лице. Должно быть, девушка была общительной и знала всех парней в общежитии. Она удивилась, но и обрадовалась: это был новенький и он ей явно понравился. Она ничего не имела против того, чтобы прямо сейчас завязать с ним знакомство. Но тут что-то заставило ее опустить глаза с его лица на руки.
Взгляд девчушки выразил недоумение. Затем она дернулась, словно бы хотела броситься прочь, но не смогла этого сделать. Ее точно парализовало.
Саша не торопился. Хотел походить на Фредди Крюгера. Значит, сперва стоило создать атмосферу кошмара. Уже потом – резать. Знакомый Евграфа поднял вверх пальцы-сабли, поиграл ими.
По краям, где заостренные полосы остро отточены, они отражали любой, даже слабенький лучик света. Едва лезвия заиграли белыми огоньками, девушка словно очнулась. Она дико завизжала.
Саша легко взмахнул рукой. Пара «ногтей» чиркнула студентку по скуле, по лбу над переносицей. Тут же выступила кровь.
Девушка бросилась бежать. «Крюгер» – за ней. Через мгновение оба были на лестнице. Саша – за спиной жертвы, в метре от нее.
Воображая убийства, всегда представлял, как медленно вонзает «когти» в жертву, наслаждается видом крови, ужасом и агонией терзаемого человеческого существа. На лестнице, когда девушка прыгала перед ним со ступеньки на ступеньку, Саша не мог даже толком замахнуться для по-настоящему убийственного удара.
Два раза он царапнул девушку когтями по макушке, волосы ее стали мокрыми от крови. Стремительно сбежав на два пролета вниз, непрерывно визжавшая девушка бросилась по общежитскому этажу между двух рядов одинаковых дверей. Преследовавший «Крюгер» успел подумать: ему это на руку. Скорее всего, она вбежит в свою комнату, где кроме нее – еще одна или две девчонки. Вот где он вдоволь понатешится вонзанием острых «ногтей» в плоть жертв, парализованных ужасом.
Все вышло не так. Влетев в дверь, – она была не заперта и легко распахнулась, – студентка захлопнула ее перед самым носом «Крюгера». Лезвия ударились о деревянное полотно. Мгновенно щелкнул замок.