Занимательное артуроведение
Он с кряхтеньем взобрался на посох, и тот, закряхтев не хуже Мерина, полетел по дороге. Мы пришпорили лошадей и Штушу и еле нагнали его возле моста через речку. Переправившись, некоторое время мы ехали в молчании. Потом наш нежданный попутчик неожиданно завел заунывную песню.
– О-он зарезал сам себя-а! – нудел он. – Ве-я-селый разгово-ор!
– Почему веселый? – не удержалась Матильда. – Зарезал же! Убийство!
– Позолоти ручку! – хитро подмигнул Мерин.
На «веселый разговор» лишних денег не было, и вопрос так и остался открытым. Волшебник же не унимался. Далее из его вокализов мы узнали, что «в одной эскадрилье служили друзья», «тяжелым басом гремит фугас», «лыжи у печки стоят» и что «здесь вам не равнина, здесь климат иной». На наши наводящие вопросы он отвечал только скабрезным подмигиваньем и своим вечным «позолоти ручку». Некоторое время мы развлекались тем, что выдавали свои варианты слов «фугас», «эскадрилья» и «Домбай». Меня же больше всего зацепила загадочная «страховка», на которую Мерин призывал молиться. Сплюнув, на всякий случай, через левое плечо, я пришпорил Вадика и проехал вперед, где и продолжил путешествие. Но и здесь до меня долетали вопли Причарда, который, на пару с Мерином, надсадно потягивал: «Како-ое нам дело до все-ех до вас! А ва-ам – до ме-ня-а-а!!!».
Посовещавшись с Тильдой, мы выделили, наконец, Мерину небольшую сумму в обмен на то, чтобы он какое-то время не пел, а заодно и рассказал нам все про «страховку». Однако из его объяснений лично я не понял ничего, кроме того, что «у этого термина есть два, абсолютно разных значения, кои сейчас вам и будут изложены в надлежащем порядке»
– Да за эти деньги, – кипятилась Матильда, – он нам и про «эскадрилью» с «лыжами» объяснить должен!
Но Мерин разводил руками, намекал на какие-то «тарифы» и «расценки», после чего пришел в совсем хорошее расположение духа и выдал следующую порцию народного творчества, звучащую чем-то вроде: «Гнусь болотная, притопали старатели, все болота, все ручьи перелопатили!».
– Зря он про гнусь, – поделился сомнениями Кутя. – Ее хоть и не видели в этих местах лет уж так двести, а все-таки…
В это время мы как раз подошли к очередной развилке. Три дороги змеились в разные стороны, дразня каждая своим удобством. Одна была мощеной желтым кирпичом, вторая шла по открытому месту, на солнышке, в конце же третьей заманчиво блестело приятное озерцо.
– Никакой развилки здесь быть не должно, – сказал я.
– А что должно?
– Вон у Прича спроси, он с Хруней ездил. И с папой, кстати.
– Да, – нервно сказал «саблезубый» оруженосец. – Неделю едем лесом, потом пойдут уже логрские деревни, а там и до Камелота недалеко. Никаких развилок здесь никогда не было.
– Да и лес какой-то не лесной, – кивнула Тиль. – Дремучий слишком. В глущобу путь его лежит до дерева Тум-Тум.
– Это не здесь, – отозвался вдруг Мерин. – Это в восточной части. А мы – на западе.
– Что делать-то будем, господа и дамы, а также непонятные существа? – спросил я.
– Можно вернуться! – бодро предложил Прич.
– Можно кинуть монетку, – дал идею волшебник. – Только у меня лишних нет.
– А можно еще прочитать то, что написано на камне, – подал голос Штуша.
Действительно, на развилке полулежала вросшая в землю замшелая каменная плита. Надписи на ней были вырублены на незнакомом языке. Да еще и рунами. Я приуныл.
– Можешь? – спросил я у Мерина.
– Могу. Позолотишь?
– Позолочу.
Я кинул в колпак несколько монет и с удовольствием слушал мелодию, пока старик, тряся бородой, разбирал надпись.
– Вам обязательно надо знать, что написано? Или можно подробности опустить?
– Хотя бы скажи, куда ехать?
– Туда, – показал Мерин налево, на солнечную дорогу. Мы тронулись в путь. Нехорошие предчувствия так и не оставили ни меня, ни моих спутников. Поэтому удивление было не слишком сильным, когда, спустя полдня, солнышко заменили сгустившиеся облака и болотное марево, из которого, выстроившись в цепочку, с лопатами на плечах и напевая что-то вроде: «Хоу-хоу-хоу!», на нас вылезли вышеупомянутые гнусы.
Мерин завопил и быстро нырнул в кусты, где замаскировался: покрылся листочками и выпустил корни. Остальным пришлось отбиваться. Гнусь с визгом и лопатами наперевес ринулась на нас. В первом своем настоящем бою мы не сплоховали: моя дубинка славно гуляла по вражьим шеям и спинам, ни одна стрела Тиль не ушла мимо цели (а у нее их было три), хвост Штуши, как бешеный, крутился и извивался, разбрасывая гнусов во все стороны. Прич, правда, был безоружен, но его Бозо чудесным образом осмелел и топтал гнусов налево и направо. В один из благоприятных моментов Прич ухватил одного из нечистых за бороду и начал им отмахиваться от остальных. В другой руке у него была, отобранная у этого же гнуса, лопата. Я защиб еще двоих, правда, не до смерти, и Матильда подстрелила одного. И тут Кутя вообразил себя боевым слоном. Он встал на задние ноги и издал свой коронный рев! Гнусь в панике отступила на заранее подготовленные позиции.
– За подмогой пошли, – прохрипел я, утирая кровь: один из противников рассек мне бровь лопатой.
– Не, они всегда по семь ходят, – авторитетно заявил Штуша.
– А я думала, их больше было, – сплевывая выбитый зуб, заявила Тильда. – Я же застрелила не меньше четырех!
– А им твои стрелы – что солома, – махнул лапой Штуша. – Они же нечистые! Вот если бы их было семьдесят, тогда было бы хуже. А так – отмахались.
– Отлично, вышли симметрично, как и полагается у гнуси болотной – всемером! – это из куста вылез принявший свой естественный вид Мерин.
– Просим объяснений, – холодно вымолвил я.
– И никаких ручек! – крикнула Тильда, завидя, что старец уже открыл рот.
– Ты не просил подробностей, – развел руками волшебник. – Сам виноват.
– А сейчас можешь сказать с подробностями?
– Сейчас? Пожалуйста. Прямо пойдешь – колпак потеряешь, направо пойдешь – силы не найдешь, налево пойдешь – в гнусавое болото попадешь.
– А нам-то что?
– В том-то и дело, что руны эти волшебником писаны, волшебникам и предназначались. А мне как-то не очень хотелось и колпак терять, и совсем от волшебной силы отказываться.
– Так значит, ты отправил нас по дороге, где как раз НАМ и грозила опасность?
– Ну да… Но ведь все закончилось хорошо, правда?
– Ну, дед! – пошел на него Причард, угрожающе тряся ушами. – Ну, маг лысый! Щас я тебя под такого гнуса отделаю…
Незнамо как, мой хищный оруженосец очутился прямо посреди лужайки, обманчиво покрытый веселенькой зеленью. Ноги его погрузились в эту самую зелень по щиколотку. Прич сделал несколько движений, как бы давя ногами в бочке облепиху, и погрузился еще немного.
– Эй! Эй, не шути! – испуганно крикнул он. – Лучше со мной не связывайся – я страшен в гневе! Вытащи меня!
Мерин хитро прищурился.
– А ты можешь? – шепнул я ему.
– А то, – отозвался колдун. – Только не хочу.
– Понятно…
– Ну-ка, че еще там за переговоры? – крикнул Прич. – Меня засасывает!
– Что? – кротко переспросил маг.
– Позолоти ручку! – хором крикнули мы с Тильдой и Штушей.
– Ну, нету у меня, нету-у! – завывал Прич.
– Пуговицы, говоришь, золотые?
– Ну!
– А на штанах – брильянтовые?
– Ага!
– Побрильянти ручку!
– Так с меня штаны спадут!
– А так ты утонешь. Что хуже?
– Ребята, ну скажите ему! – Причард чуть не плакал. – Че вы стоите? Он же больной! Вытащите меня, пожалуйста!
– Тогда мне – золотые пуговицы, – загибала пальцы Тиль. – Герману – брильянтовые, а Куте – серебряные шпоры!
– О Господи, ему-то зачем? – простонал Прич.
– Шпорить буду! – кровожадно заявил Кутя. Судя по его оскалу, Причард понял, кого именно будут шпорить.
– А как же я пуговки-то отрежу? Мой ножик за голенищем остался!
– Держи! – и Тиль из самых лучших побуждений кинула ему свой кинжал. Причард скрючился, и нож, стукнув его рукояткой по лбу, благополучно ушел в трясину.
– Балда! – выругалась Тиль. – Хороший был нож.
– Капитанский? – выставил бороду Мерин.
– Капитанский.
Прич уже рвал во все стороны пуговицы, с каждым движением уходя в трясину все глубже. Наконец его красное лицо озарилось улыбкой, и на его ладони победно сверкнули три пуговицы.
– А че теперь?
Мерин щелкнул зубами, и пуговки мгновенно очутились у него на руке. С выражением крайнего благоговения на лице колдун кинул их по одной в прорезь колпака. На этот раз колпак сыграл не Августина, а какую-то незнакомую торжественную музыку.
– Это что? – спросил я.
– «Прощание славянки» – отозвался старец, совершая пассы.
– А кто такая славянка?
– Героическая женщина, вроде валькирии, – пояснил маг, – провожающая любимого, если в поход страна позовет. И все плачут.
– Прошу прощения, – уточнил Кутя. – Любимого кого?
– Всего. Мужа, отца, сына.
– А штушу?
– Если хочешь.
– Тогда я – славянка, – вмешалась Тильда и широким жестом перекинула рыжую косу на могучую грудь. – Плачьте все. Я папу проводила. И сестру. Теперь вот братца провожаю. Скоро одна останусь, буду одинокая, как синица.
– Это точно, – ехидно поддакнул Кутя. – Вон и любимого в болото засасывает.
Тильда кинулась стегать его лозиной. Штуша беззлобно хохотал, а Прич-по-пояс скорбно смотрел на нас из трясины.
Мерин, сложив губы трубочкой, тихонько засвистел. Болото немного вспучилось.
– Ага! – посветлел лицом маг. – Тогда сделаем вот что!
И он подпрыгнул. Зависнув в воздухе, волшебник несколько раз дрыгнул ногами и сплюнул. Тут же у оруженосца на голове возник венок из ромашек.
– Ошибочка, – невозмутимо сказал маг. – Учтем направление ветра, левый тип дороги, закольцованность мышления и уловку-22.
Он приземлился, стал на четвереньки, поднял голову к небу и коротко взвыл. По трясине пошли волны, но Прича упрямо не желало отпускать.
– Молодой человек, – взволнованно обратился маг к Причарду. – А сейчас вас попрошу мне помочь: я буду творить чары, а вы, в свою очередь, не стесняясь и не выбирая выражений, высказывайте все, что у вас наболело. Вы же, господин рыцарь, – обратился он ко мне, – отойдите в сторону и заткните свои рыцарские уши.
Я не замедлил послушаться. Со стороны освобождение оруженосца выглядело довольно жутко: колдун прыгал через посох, плюясь во все стороны, а Причард медленно выезжал из болота. Губы его беспрестанно шевелились, а на лице было написано невыразимое наслаждение по поводу того, что он высказывает относительно меня, Тильды, Кути, коней, колдуна, короля Артура, всех наших родственников до пятого колена, а также всего этого путешествия в целом. Но вот услышать его страшные слова я бы не хотел – уж очень мне нравятся тихие, спокойные, без признаков кошмаров ночи.
ГЛАВА 10
«Эх, друидушка, ухнем!»
(Из неопубликованного кельтского фольклора)
– Ну, господин волшебник, что ты на это скажешь?
Наша кавалькада доскакала до очередной развилки, от которой вновь бежали три дороги. И опять посередке валялся камень с рунами.
– Сложное дело, – подумав, сказал Мерин.
– Ты не увиливай, – потребовал я. – Говори четко и ясно, что написано.
– С подробностями?
– С подробностями.
– Позолотишь?
– Нет! Ты еще нам должен за тот раз.
– Так нечестно!
– Все честно. Рассказывай!
– А, вот еще что! – вмешалась Матильда. – Раз уж ты такой скаредный, не мог бы ты нам наколдовать немного денег. И нам хорошо, и тебе позолота.
На морщинистом лице волшебника отразилась жестокая душевная борьба.
– Попробовать-то оно, конечно, можно, – почесал в затылке Мерин. – Раньше вот, правда, никогда не получалось…
Он опять развел какие-то пассы в массы, плевался, рвал, шипя и кривясь от боли, волоски из бороды, а в заключение ритуала громко заскрипел зубами и крикнул: «Джана! Рейшан! Некст!». Тут же в его лапах появились три увесистых мешочка.
– Дай, – разлепил губы Прич (после истории с трясиной и последующей утомительной стирки, усушки и утруски он с колдуном не разговаривал).
Мерин отдал ему мешочки. Прич развязал один из них и жадно засунул туда руку по локоть.
– Что за ерунда? – вскрикнул вдруг он. – Колется!
И высыпал содержимое на землю. Мы склонились над кучкой круглых жестяных разноцветных штучек. На каждой была надпись на непонятном языке.
– В каждой кучке – двадцать три штучки, – проинформировала нас Тильда, под шумок успевшая высыпать содержимое остальных мешков. – И они разные!
И в самом деле, в Причевом мешочке жестянки были красно-белого цвета, а в двух Тилевых – зелено-белые и желто-синие.
– Больно легкие они для монет, – с сожалением произнес я. – Мерин, что ты наваял?
– Это не монеты, – кивнул раздосадованный старец. – Я же говорил, что ничего не получится. Эхе-хе, теряем былую легкость, – и он принялся ссыпать гремящую рухлядь обратно в мешочки.
– Дед, – встрял Прич, вертя в руках одну из кругляшей. – А тута гляди, че нарисовано! Зачем?
– Видишь? Половина рубахи. Найди в другой крышке вторую половину – и получишь рубаху нательную бесовской расцветки, – нараспев сказал старик.
В глазах моего друга оруженосца загорелся азарт. Эту его сторону мы с Тильдой знали очень хорошо – еще в детстве, после игры у стен замка в расшибалочку, Прич нередко убегал домой в темноте, прикрываясь листом лопуха. Вот и теперь он перерыл все мешочки и нашел только такие же, как у него, половинки.
– Че за бред? – вскипел Причард. – Дурят нашего брата! Где вторые куски?
– Кто знает, – меланхолично отозвался Мерин. – Может, у Морганы. А к ней за этим соваться не след. И вообще ни за чем не след.
– А кто такая, Моргана? – поинтересовался Штуша, хрумкая каким-то сочным растением.
– Злая волшебница, – с видимым раздражением сказал маг. – Сестра короля Артура. Да вы что? Вы где живете-то? В первобытном обществе? Про Моргану они не слышали!
– Я слышал, – поспешно сказал я.
– Как я понял, денег не будет, – уныло, но, как всегда, не к месту вставил Прич, взвешивая на руке мешочек.
– Правильно понял, – с неподражаемым сарказмом изрек Мерин.
– Главное, вовремя, – поднял палец я.
– Денег не будет. Будут блинчики!
И мы полчаса соревновались в пускании «блинов» в оказавшемся неподалеку озерке. Никто как следует блины печь не умел, только лягушек распугали. Потом мы с Причем набрали воды, Тильда прокипятила ее, воду слили в мехи и вернулись к развилке.
– Золотить нечем, – развел руками я в ответ на молчаливое постукивание по колпаку. – Говори так.
– Не имею морального права, – постно сказал маг. – Питать мое волшебство нечем, его экономить надобно, посему попрошу ко мне с вопросами временно не обращаться.
– Ну, не хочешь – не отвечай. Но хоть показать-то можешь. Рукой, – и я для большей понятливости помахал рукой перед носом у волшебника.
– Могу, конечно. Все дороги ведут в Рим. Так что езжайте, куда хотите.
– Хотим туда! – и я показал прямо.
– Э-э-э! Туда нельзя!
– Ясно. У тебя там опять колпак отнимут.
– А сюда вот?
– Ишь, чего захотели! Захотуны! И сюда нельзя.
– А там ты силушку свою неуемную теряешь. Знаем, знаем. Поэтому туда и поедем – нам-то все равно.
– Ребятушки! – повалился в ноги старик, гремя монетами. – Не погубите! И не жалко вам убогенького?
– Не жалко, – отрезала Матильда. – Ты-то нас не жалеешь. С чего бы это нам тебя?
– Хорошо, – сдался волшебник. – Едем по средней. Там приятно.
– Тебе приятно. А нам?
– А я вас спасу. Наверное.
– Бесплатно?
– Как получится, – туманно пообещал Мерин и пришпорил посох. Кутя грузно затопал за ним, а потом и мы с Причем двинули по среднему пути.
Иногда великий маг вскидывал голову и задорно покрикивал:
– А ведь в Рим идем, граждане!
– В Рим, – нестройно отзывались мы. А что было делать? Собственно, Рим-то нам сейчас был нужен, как зайцу стоп-сигнал. Хотя зачем он вообще нужен – этот стоп-сигнал? И что это вообще такое? Надо будет у Матильды спросить…
И только я открыл рот, чтобы поинтересоваться у сестры о нужности и полезности таинственного сигнала, как вдруг из рощицы навстречу нам вышел отряд загадочных личностей в балахонах и преградил нам путь.
– Вроде не гнусь, – пробормотал я. – Штуш, как же ты их не учуял?
– Не знаю, – ответил мой мохнатый друг. – Не чуялись.
– С прискорбием сообщаю, – неожиданно сказал Мерин, – что вынужден временно вас покинуть. Силы моей не хватит на то, чтобы беду отвести, а хватит только на то, чтобы немедля покинуть вас до выяснения обстоятельств. Что я и сделаю без промедления.
И маг, присвистнув и закружившись, в невесть откуда взявшемся вихре, исчез.
Из толпы вперед вышел высокий худой мужчина со злым лицом и простер вперед костлявую руку. Сверкнула молния, свет дневной померк, и я еще помню, как валился с коня, а больше – ничего…
…Открыв глаза, я первое время не мог понять, где очутился. Да и оглядевшись как следует, не смог этого понять. Лежал я на земле в чем-то вроде беседки, увитой плющом и розовыми цветочками. Рядом со мной лежали Тильда и Причард. Я пошевелился, потом, охнув, сел. Все тело ныло, однако связан я не был, Прич и Тиль – тоже. «Хорошие похитители», подумал я. – «Попытаюсь осмотреться». И попытался. Я стал искать выход из беседки. Но выхода, как и входа, не наблюдалось. Я попытался раздвинуть руками плети вьющихся растений, и в тот же миг меня отшвырнуло назад. Грохнувшись на землю, я невольно взвыл и зашарил руками вокруг себя, как слепой. В глазах стоял зеленый туман, в ушах – зеленый шум, во рту – вкус тоже чего-то явно зеленого. Когда я вновь смог сесть и взглянул на руки, оказалось, что на них отпечаталась каждая жилочка каждого листика, за который я схватился.
– Колдовство, – сказал я вслух.
– А-ай-й, что такое, почему, не хочу, зачем, куда меня утаскивают, ого-й! Хыпп, – вот что я услышал в следующую секунду. А когда повернулся, то и увидел: Прича, потирающего бок, и Матильду, сидящую на корточках в позе боевого орла.
– Разорался, – презрительно сказала она. – Герман, где мы?
– Понятия не имею, – честно сказал я. – Нас захватили какие-то старикашки в балахонах, Штуши нет, и коней тоже нет, а Мерин, подлюка, сбежал! Сразу предупрежу: листья не трогайте. С меня хватило.
И я продемонстрировал им свои руки.
– А зачем мы им – тоже неизвестно. Возможно, это секта стариков, похищающая молодежь, потому что им завидно?
– Вовсе нет, – раздался незнакомый голос. Мы обернулись и увидели в углу беседки кучу тряпья. Она зашевелилась, и из нее вылез парнишка лет семнадцати.
– Привет, – сказал он.
– Здорово, – настороженно отозвался Причард. – Коли не шутишь.
– Ну и уши! Хм-м… А, какие шутки, – махнул рукой парень. – Друиды вас поймали. Поклоняются деревьям. Сегодня ночью как раз полнолуние. Нас в жертву принесут.
– Всех? – тут же спросил Прич.
– А как же. Исключений ни для кого не делают. Им все равно, кого приносить в жертву. Нас теперь четверо, а четыре – цифра магическая. Четыре в комнате угла, четыре ножки у стола, и по четыре ножки у мышки и у кошки. Это они мне так объяснили.
– А чего это ты так спокойно говоришь? – удивился я. – Не страшно тебе?
– Я-то уже свыкся с этой мыслью – давно сижу. А вот вы чего не кричите, не рыдаете?
– Я кричал, – признался Причард. – А че – помогает?
– Нет, просто легче становится. Мне-то уже все равно. Всю жизнь привыкаю. С детства. Меня просто баба Яба в обиду не давала, а вот теперь умерла, меня и взяли.
– Какая баба?
– Баба Яба. Яблоня, то есть. Самого главного ихнего злыдня зовут Дуб.
– Странное имечко, – почесал в затылке Прич.
– Так я же сказал – они друиды. Древесные жрецы. Землей питаются. А вот знаешь такого волшебника – Мерлина?
– Как не знать, – вздохнул я.
– Вот он тоже из друидов. Только сейчас он редко заходит. Потому как придет – друиды сразу в карты садятся с ним играть. А он жульничает, выигрывает у них много, а потом сбегает. Время-то идет, обиды забываются, он через пару лет опять приходит. Вот месяц назад был. Ох, Дуб и злился! Мерлин у него выиграл полтыщи! Ну, так Дуб ему и вмазал каким-то заклятьем. Я слышал, пропал он. И в Камелоте не слыхали, и Моргана руками разводит.
Я сразу понял, каким заклятьем Дуб приложил Мерлина! Отобрал у него букву «Л». Вот Мерин и бродит по лесам, пока силу не восстановит. И сюда он тоже не хотел идти…
– Нет, ну надо же, какая скотина! – возмутилась Тильда. – Сам сидит в куче навоза, а еще нас подставляет!
– Кто? – перепугался парень. – Что? Какой навоз? Здесь нет навоза, все чисто!
– Да ты послушай! – и наш рассказ о путешествии с Мерином позволил нам скоротать еще один часок.
– Да, хороший у вас друг, – покачал головой парень.
– Уж, какой есть, – развел руками я. – Кстати, как тебя зовут, новый друг?
– Орех Каленый. Можно попросту – Орешек. А вас я уже по вашему рассказу знаю.
– Поглядите-ка! – изумился Причард. – Они даже мешки наши не тронули! И оружие на месте!
– А чего им бояться, – отозвался Орешек, – ежели они стрелу на лету зубами ловят и зелеными молниями кидаются?
– Все равно, – упрямо заявил я, стараясь сдержать дрожь в коленках, – мы просто так не дадимся.
– Ваше дело, – пожал плечами парень. – Только зря это.
– А ты, случайно, не видел наших коней? Или этакого вот, тумбообразного, – показала Матильда.
– Так кониной на все стойбище бы пахло, – разъяснил Орешек. – С животными они не очень. Многие звери кору у деревьев жрут. Так друиды их раз – и в квас. А потом с солью да с маслицем и оприходуют. Я вон и Асьмушку-то спрятал, пока не нашли…
– Это кто? Котенок? – умилилась Тильда.
Орех пошарил в тряпье и выудил холщовый рюкзачок, в котором что-то трепыхалось.
– Сыр у вас есть? – поинтересовался паренек.
Тильда вытащила из заплечного мешка кусочек сыру и протянула Орешку. Тот взял его и кинул в рюкзачок. Там завозилось и зачавкало.
– Да кто там у тебя? – удивились мы.
– Не знаю, – сказал парень. – Но сыр очень любит.
– Беспородное что-то? – уточнил Причард. – Дворняга?
– Да нет, – отмахнулся Орешек. – Я же говорю: непонятно кто. Нашел его как-то в кустах. Лежит, пищит, сыру просит. Ну, подобрал, обогрел. Назвал Асьмушкой и все тут. Он мой друг.
– А почему Асьмушка?
– Ему так больше нравится.
– Покажешь?
– Он не хочет.
ГЛАВА 11
«Черт-чертухно, имя худое!»
(Из чертовской народной сказки)
Вечер встретили уныло. В просвете между растениями, обвивавшими беседку, можно было наблюдать нездоровую активность жрецов. Они бегали по лагерю, суетились, как муравьи, всячески мешая друг другу. Какая-то старая тетка протащила мимо беседки ворох стираных балахонов, а наш старый знакомец Дуб приволок точильное колесо, уселся с ним прямо напротив меня и принялся точить устрашающего вида нож, время от времени ласково поглядывая на беседку. Стало неуютно.
Ближе к вечеру, когда все песни были спеты, все анекдоты рассказаны, а сыр закончился, суета в лагере унялась.
– Час молений, – пояснил Орех. – Каждый друид идет к своему дереву, приникает к нему и просит сил. Потом как бы засыпает. А набравшись сил, и проснувшись, друид идет за пивом. Оно – как закрепитель.
– А ты?
– А я ж не настоящий друид. Меня в лесу баба Яба нашла, под орешником. Я даже имени своего настоящего не знаю. А уж как с деревьями разговаривать…
В доказательство своих слов парень вытащил из кармана орех, раскусил его, скорлупу выплюнул, а ядрышко аккуратно сгрыз.
– Настоящего друида от этого карачун бы хватил, – пояснил он, дожевывая. – Поэтому Дуб никогда не ест желудей. А жаль – свинья он порядочная…
Мы невольно рассмеялись.
– Да уж, попали мы в переплет, – вздохнул Прич и выругался. – Черт побери!
– Кто меня звал? – раздался вдруг незнакомый скрипучий голос, и в беседку упала яркая звезда. С негромким хлопком она превратилась в странное существо: все какое-то комковатое, клочкастое, волосатое, на руках – когти, на ногах – копыта, а на башке – пара премиленьких кривеньких рожек.
– Кого побрать-то? – осведомился он сварливо.
– А ты кто? – спросила Тиль.
– Я кто? Я-то ясно кто. Черт я, неужели не видно?
– Мне как-то не приходилось раньше видеть чертей, – пожала плечами сестра.
– Ну вот, увидела? Довольна? Так вот. Кого просили побрать? Кто вызывал?
Он открыл дверку на животе, вытащил оттуда записную книжку, покопался в ней, поцокал языком, а потом сунул обратно и лязгнул замком.
– Ты! – важно сказал он и ткнул пальцем в Прича. – Со мной пойдешь!
– Я? – перепугался Прич. – Че это я? Я не хочу!