Бесконечный октябрь

– Вы в порядке? Что с вами?

Я открыл глаза. Передо мной официантка. Она трясет меня за плечо. Я сижу в кафе.

– Да, все нормально.

– Ох и напугали же вы меня!

– Все хорошо, – я выдержал паузу, стараясь поскорее вернуть свой разум в прежний мир. – Просто дурной сон.

Она взглянула на меня с сочувствием и отправилась выполнять очередной заказ.

Вот так сон… Нужно успокоиться. Мне хочется быстрее покинуть кафе, чтобы не ловить на себе перепуганные взгляды посетителей.

Оставив на столе деньги, я вылетел на улицу. Снаружи я достал пачку сигарет и тут же закурил. Ливень прошел. Ветер ударяет мне в лицо и моментально прогоняет сон. Я понемногу прихожу в себя.

Всю дорогу я думал об этом сне. Раньше мой разум ничего подобного не выдавал; по крайней мере, настолько странный, пугающий и реалистичный сон я увидел впервые. Я закурил очередную сигарету, пытаясь собрать мысли в кучу.

– Это всего лишь дурной сон. Это просто сон, – пробормотав себе под нос эти слова, я почти успокоился.

Придя домой, я переоделся в более удобную для поездки на мотоцикле одежду. Я не стал брать с собой ничего лишнего. Все, что мне может понадобиться, вместилось в рюкзак. Автомобиля у меня нет.

С балкона полетела раздавленная о пепельницу сигарета. Закрыв окна и выключив свет, я накинул рюкзак на плечо.

На миг я замираю у двери в длинном коридоре. Я гляжу в пространство перед собой, словно прощаюсь. Мой взгляд остановился на фотографиях на левой стене. Убрав руку с дверной ручки, я подошел к ним.

Мы с Яникой то на море, то в горах, то в каких-то европейских городах. Мы дома лежим в постели, обнимая друг друга. Тут же висит и наш портрет, написанный одним умельцем. Я трогаю его рукой, будто поправляя.

Я вздрагиваю, точно проснувшись. Нужно поскорее уходить, пока меня не накрыло очередной волной. И снова я спасаюсь бегством. Бесполезное занятие, от которого мне становится незначительно легче, и происходит это лишь от того, что мозг переключает внимание.

Я открываю дверь. Переступив одной ногой порог, я снова бросаю взгляд в потемневший и опустевший коридор. Короткий миг – и моя вторая нога за дверью. Ключ проворачивается в замке. Я вызываю лифт, захожу в него и нажимаю кнопку с цифрой один. Дверь закрывается. Немного поскрипывая, лифт увозит меня вниз.

Я вышел не один. Нет такой двери, за которой можно оставить то, что накрепко въелось в нутро. За спиной я чувствую дыхание пустоты, тишины и одиночества. Я давно понял, что они будут преследовать меня вечно, или, что кажется совсем нереальным, но желанным, – пока я снова не встречусь с Яникой.

По дороге домой я заеду к родителям Яники. Пора навестить убитых горем людей, хоть и сказать мне им нечего. Но я давно у них не гостил, а этот визит, надеюсь, пойдет на пользу нам всем.

Тихий и мирный загородный поселок. Сразу и не скажешь, что рядом с ним большой город. Сплошь одно- и двухэтажные дома, которые утопают в осенней желтизне, и лишь все еще сильные в красках цветы, растущие в клумбах у домов, разбавляют собой повсеместное золото и красноту листвы.

Я оставляю мотоцикл у ворот и захожу во двор без стука. Немного обогнул фасад дома, я попадаю в сад. В нем под деревом беседка. В ней сидит мама Яники.

Женщина читает книгу. На столе стоит чашка с чаем, который наверняка уже давно остыл. Я молча зашагал к ней.

– Здравствуй, Аксей! – Маргарет поздоровалась со мной.

– Добрый день, – ответил я, стараясь сделать голос оживленнее и бодрее.

Она откладывает книгу. Ветер тут же начал перелистывать ее страницы, но женщина никак на это не отреагировала.

– Вот и я!

– Я тебя уже заждалась, Аксей, – говорит мне Маргарет.

– Как ваше здоровье?

– Не на двадцать лет, но все не так уж и плохо. Хочешь чаю?

Это предложение больше похоже на откровенную смену темы. Видно, что Маргарет болеет. Кожа ее побледнела, голос стал тише, да и прежней активности уже нет. Я не узнаю ее прежнего голубого взгляда, который за последнее время поблек, превратившись во что-то похожее на полупрозрачное, мутное стекло. В день нашей с ней последней встречи ее волосы никак нельзя было назвать седыми. На ее голове с большим трудом можно было отыскать хотя бы один белый волос, ну а теперь полголовы несчастной женщины будто осыпало мелом.

– Конечно, – я соглашаюсь только из уважения.

– Тогда я сейчас. Ты пойдешь со мной в дом или подождешь здесь?

– Я подожду вас здесь, хочу подышать прекрасным воздухом вашего сада.

Она отправилась в дом, а я остался в беседке, из которой открывался вид на небольшое озеро. За озером стелется дубовый лес. На дворе поздняя осень. Листва блестит золотом.

Здесь действительно есть чем любоваться. Сад засажен цветами, чьи ароматы смешиваются в единый, нежный запах. Астры, тюльпаны, бархатцы и, конечно же, красные розы. Все эти цветы сменяют друг друга в разное время года. Сейчас здесь властвуют хризантемы, окрашенные во все возможные для них цвета. Я даже заметил на цветах несколько бабочек, которым уже давно пора бы ждать своего часа в следующем году.

Вокруг царит тишина, нарушаемая лишь звуками природы. Маргарет умеет выбрать идеальное место для чтения. Фантазия не найдет препятствия для воссоздания тех картин, речей и персонажей, которые оживают во время чтения. Бесспорно: подобное место идеально подходит, чтобы книжный мир оживал именно так, как это задумывал автор. Хоть бы это действительно помогало ей отвлекаться и находить в себе силы для следующего дня…

Ветер вновь начал перелистывать страницы лежащей на столе книги. Он словно пытается найти среди множества строк одну, и делает он это спеша, будто стремится успеть. Я гляжу на страницы. На них падает тень растущей рядом с беседкой березы.

Ветер еще несколько раз перевернул одну и ту же страницу назад и вперед, после чего затих. Я заметил, что тень, падающая на страницу, напоминает руку с вытянутым вперед указательным пальцем. Я запомнил положение строки, на которую указывает тень, и взял книгу в руки. Там было написано:

«Иногда истина может быть не совсем там, где мы рассчитываем ее найти».

Я зацепился за эту фразу, так и не прочтя ничего дальше. Я не нашел в ней смысла, но она застряла в моей голове. Я вернул книгу на прежнее место.

В сад вернулся ветер. На сей раз он не стал перелистывать страницы книги. Теперь он покатился волной до самого озера. Я давно не наблюдал это удивительное зрелище. По праву сказать, я уже о нем и позабыл – но вот оно, это природное творение. Ветер, словно морская волна, понесся к озеру, нарушая на своем пути покой всего, над чем он властен. По поверхности воды побежала рябь, в которой заиграли все еще теплые лучи октябрьского солнца. Через несколько мгновений загудел дубовый лес. Хоть он не так уж и близок к саду Маргарет, шелест сухих листьев добрался и сюда.

Мне горько смотреть на все это и не видеть здесь Янику. Я очень редко бывал в этом доме без нее. Может, от силы пять раз за несколько лет. А за последние два месяца я побывал здесь уже больше десяти раз – но так и не привык к тому, что ее здесь нет.

Мой взгляд вновь прикован к озеру. Ветер скользит по моей коже. Меня это успокаивает. В раздумьях и воспоминаниях я потерял чувство времени. Не знаю, сколько бы я так просидел, если бы не вернулась Маргарет.

– Вот и чай пожаловал! – тепло сказала она.

Маргарет несет чай на подносе. Я встаю, чтобы помочь. Я забрал поднос из ее рук и аккуратно поставил его на стол. Женщина смущенно заулыбалась. Видно, она успела отвыкнуть от подобных любезностей.

Раньше в ее доме почти каждый день были гости, а на праздники часто и присесть было некуда. Люди приходили в этот дом с радостью, ведь они знали, как хороша его хозяйка, а компании здесь собираются самые приятные.

Но теперь у нее нет желания кого-либо видеть. Повода для радости нет, а говорить о судьбе Янике – бередить раны. Осталось несколько человек, с которыми она готова оставаться наедине, и я в их числе.

Это похоже на то, как я остаюсь наедине с Насса, присутствие которого только лучшему. Не так давно я знал эту женщину, как всегда улыбающегося, открытого, гостеприимного и счастливого человека… Теперь она только и делает, что день ото дня читает в одиночестве, а в перерывах губит себя сладкими воспоминаниями, которые навеивают горечь и боль.

Маргарет разлила по чашкам ароматный чай с чабрецом. К нему она принесла свою фирменную шарлотку. Все очень вкусно. Благодаря здешнему воздуху у меня появился аппетит. Горячий чай хорош на слегка прохладном воздухе.

– Как поживает Седрик?

Я спрашиваю об отце Яники, с которым не виделся уже почти месяц. Похоже, дома его нет.

– Не жалуется, – она сделала несколько глотков чая. – Наверное, хорошо притворяется.

– Понимаю, – тихо брякаю я в ответ.

– В последнее время он стал намного реже бывать дома. С головой уходит в работу, да и помимо нее загружает себя всевозможными делами, – монотонно говорит Маргарет.

– Быть занятым – лучшее лекарство, – задумчиво вставляю я.

– От чего?

Этот вопрос оказался для меня абсолютно неожиданным. Я не знаю, что ответить.

– От странных мыслей, например, – неуверенно, но резко проронил я.

– Это не лекарство, а временное утешение, – хмуро сказала Маргарет. – Может, и не стоит так обобщать, ведь я сужу со своей колокольни, но тем не менее.

Она вновь делает несколько глотков чая. Поставит чашку на стол, она сложила рядом с ней ладони, скрестив бледные пальцами.

– Бесполезно это все, дорогой. Ты не слышал, как он стонет во сне, а что еще хуже – его разговоры сквозь сон, в которых он то и дело упоминает ее имя.

Холодный ветер качает усохшие цветы на клумбе Маргарет. Вера в лучший исход погибла внутри этой женщины вместе с этими некогда полными жизни растениями. Так все и заканчивается – хотим мы этого или нет. Я буду последней веткой хризантемы в этом саду, которая умрет не от засухи, а от мороза. Зимние дни и ночи щедро засыплют снегом этот промерзший насквозь цветок. По весне снег превратится в воду. Эта вода унесет меня в те места, куда попадают все погибшие мечты, надежды и желания – какими бы сильными они не казались. Если чьи-то мечты и попадают в подобные, никому неведомые места – ответ один: они были недостаточно сильны.

Я слышал, Маргарет, я все слышал. Сколько ночей я спал, и вдруг, просыпаясь с мокрыми глазами, понимал, что притащил за собой из снов душевные муки, которые в доли секунды сжимают грудь в тиски и безжалостно выдавливают из тебя последние силы.

Дамба, сдерживающая все плохое, что скопилось внутри, рушится – и начинается потоп, от которого нигде не скрыться. После подобных ночей я подолгу боялся смыкать глаза.

Оставшееся время мы пили чай в тишине, лишь изредка перебрасываясь фразами о саде и о том, как идут мои дела в городе. Я понял: Маргарет приняла, что Яника уже никогда не вернется. Возможно, это просто способ самозащиты.

Но я так не могу. Я боюсь, что если попробую вести себя подобным образом – то комфорт от смирения погубит веру в то, что она жива. Я сопротивляюсь этому, как могу. Я не знаю, насколько меня хватит. Но я буду гнуть эту линию до последнего вздоха – который, впрочем, в таких условиях может наступить намного раньше, чем мне уготовано.

– Когда ты снова заедешь, Аксей? – мы выходим на улицу. Она провожает меня. – Мы ведь всегда ждем тебя, помни об этом.

– Сегодня вечером я планирую быть у мамы. Не знаю, как долго я там пробуду.

– Заезжай сразу же, как только снова приедешь в город, – Маргарет пробежалась по мне взглядом. – Береги себя, родной!

– До скорой встречи, Маргарет. И вы тоже берегите себя, – в ответ она заулыбалась.

Я завожу мотоцикл и трогаюсь с места. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я увидел Маргарет, которая все отдалялась и отдалялась. У меня возникло чувство, будто это не я уезжаю от нее, а она уходит от меня. На миг мне показалось, что она покидает нас всех. С этой грустной мыслью я покинул дом убитой горем женщины. Как бы мне хотелось, чтобы наша следующая встреча состоялась уже в другом свете – но этот свет ушел вслед за исчезнувшей в ночи Яникой.

Вокруг меня поля, то уже вспаханные и черные, то зеленые, засаженные озимыми. Приятно мчаться через открытое пространство среди осенней природы. Вдали виднеются ярко-красные полосы деревьев. Лишь изредка дорога несильно извивается. Она всегда напоминала мне дорогу, лежащую через какую-нибудь мексиканскую пустыню – но там кругом песок, кактусы и вдали рыжие горы, а здесь дорога стелется сквозь разноцветные, в зависимости от времени года, поля и деревья.

Воздух здесь влажный, над головой тяжелые тучи, с которых в любой момент может сорваться дождь. Зимой в этом месте не видно края заснеженным просторам. Только черная полоса асфальта, уходящая вдаль, резко выделяется на белом фоне. Как и на дороге через пустыню, встречный автомобиль в этом месте – редкость.

Я сделал остановку. Кемпинг на краю дороги для этого как нельзя кстати. Закурив, я решил позвонить Насса. Друг ответил мне практически сразу же.

– Привет. Уже соскучился? – он, как обычно, в хорошем настроении.

– Да. Причем настолько, что уже собрал вещи. Сегодня еду домой.

– Рад это слышать, друг! Только что-то ты поздно надумал. Поедешь в потемках?

– Ну и что? – недоумеваю я. – Да и к тому же я уже больше часа в пути: скоро приеду.

– Дерзай, я верю в тебя! – Насса произнес это будто лозунг. – Только осторожнее там, хорошо?

– Можешь не переживать, Насса. Все будет хорошо.

– Когда заглянешь ко мне?

– Через пару дней готовь красный ковер, по которому я пройду в твой дом, – шутя, ответил я.

– Да ради такого я постелю десять, двадцать красных ковров!

– Хорошо-хорошо, – сказал я, успокаивая разошедшегося друга. – Ладно, Насса, мне пора ехать дальше. Я позвоню тебе позже.

– Обязательно. Жду.

– Счастливо.

Мотоцикл успел остыть. Даже рукоятки стали намного холоднее обычного. Я обхватываю их как можно сильнее. Приятный холод отвлекает меня.

Поля остались позади. Теперь дорога стелется сквозь сосновый лес. Как же тихо вокруг. Даже высокие сосны задумчиво молчат. Здесь нет ни единого звука. Нет ни птиц, ни ветра, и машин тоже нет.

Я вглядываюсь в темноту, которая постепенно начала окутывать стволы деревьев. Такое чувство, будто все живое в ней умерло. Она наполнила собой всякую жизнь и продолжает разрастаться, губя все, что оказывается на ее пути.

Наверное, и во мне поселилась точно такая же тьма. Мне никуда от нее не деться. Я обречен. Может быть, во мне она разрастается медленнее, чем вокруг, но это лишь вопрос времени.

Послышался треск веток. Сквозь набирающие силу сумерки я увидел, как из леса кто- то бежит в сторону дороги. Я пристально всматриваюсь, будто боюсь пропустить что-то важное. Из тьмы на дорогу выбежал крупный волк. На миг мне стало страшно, но я быстро понял, что не интересен ему. Животное остановилось на обочине. Кажется, он пытался сориентироваться, в какую сторону бежать дальше. Это не заняло много времени. Волк перебежал дорогу в нескольких десятках метров от меня и снова скрылся в лесной глуши.

Я задумался. Волк движется сквозь мрак, не взирая ни на какие преграды. Его ничего не страшит. Зверь следует к своей цели, пусть она и далека. Он находит в себе силы двигаться вперед, не взирая ни на что.

Мне пора ехать. Нужно двигаться дальше. Моя жизнь продолжает вести меня и мне интересно знать, что она мне уготовила.

Спустя полчаса движение стало оживленнее. Я на полпути к дому. Порядочно стемнело. Лунный свет начал окрашивать появляющийся местами туман в голубой цвет. Я начинаю мерзнуть. Если я поеду медленнее или остановлюсь где-нибудь погреться – попаду домой куда позднее, да и на улице за это время станет лишь холодней. Поэтому я останавливаюсь лишь один раз – у железнодорожного переезда, чтобы пропустить неспешно плывущий по рельсам поезд.

Подъехав к дому, я заглушил двигатель и неохотно снял шлем. Голову тут же окутало холодом. По всему телу пробежали мурашки. Таковы октябрьские ночи.

Первое, что я слышу – мерное пение сверчков. Над головой мерцают яркие звезды. Какая красота! Трудно оторвать себя от такого зрелища, но холод беспощаден.

Я не стал загонять мотоцикл во двор, чтобы никого не разбудить. Но я напрасно переживал по этому поводу: меня ждут.

Вхожу в дом. В прихожей мама и оба брата. Мама подошла ко мне практически сразу , как только моя нога пересекла порог. Ее приветствие началось с крепких объятий.

– Здравствуй, сынок! Как хорошо, что ты приехал!

– Здравствуй, мама. Как ты себя чувствуешь? – я закрыл дверь свободной левой рукой.

Она отпускает меня, целует и немного отходит назад.

– Аксей, все хорошо! Жаловаться, слава богу, не на что.

Мама выглядит очень бодро. Я бесконечно рад видеть ее. Она немного ниже меня ростом. На ее лице сияет теплая и искренняя улыбка. Ей уже пятьдесят лет, но она выглядит значительно моложе. Почти всю свою жизнь она проработала бухгалтером. Я никогда не мог представить ее работающей в саду, копающейся на грядках. Теперь же она только этим и занимается – сад, дом, огород. На ней кухня, в которой всегда есть что-то вкусное. Конечно, братья помогают ей, но я всегда думал и буду думать, что на ней слишком много хлопот.

Мой старший брат Дэнис – инвалид. Он отстает в развитии, но это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. По большому счету он лишь ребенок, живущий в теле взрослого человека. Сейчас ему уже почти тридцать лет, а сколько ему в душе – никому не известно. Многие местные относятся к нему как к недалекому, хотя, если хорошенько разобраться, он бывает прав во многих вещах, и порой рассуждает лучше многих «нормальных». Многие селяне считают оскорблением тот факт, что человек, имеющий инвалидность, способен заставить разумного человека чувствовать себя глупее него. Я считаю, что ему тяжело в обществе. Точнее, обществу тяжело с ним – ведь он-то как раз не переживает, что о нем подумают и всегда говорит что думает. А это мало кому нравится.

Иногда он становится настоящей бедой. Сжечь по весне сухую траву – запросто, наорать на полицейского – никаких проблем, а поругаться с соседом – вообще одно из его любимых занятий.

Но он всегда радует меня. Его присутствие вызывает на моем лице искреннюю улыбку. Он чистый изнутри и искренен наружи. У него очень много хороших качеств, которые не помешало бы иметь некоторым людям из высших слоев.

– Привет, Аксей! – Дэнис протянул мне свою руку.

– Здравствуй, брат! – вместе с рукопожатием я хлопаю его по плечу.

– Джереми, здравствуй! – я протягиваю руку среднему брату.

– Привет, Аксей!

Джереми двадцать восемь лет. Он настоящий книжный червь. После школы Джереми нигде не учился, но он знает столько, что с легкостью может писать энциклопедии.

Он, как и Дэнис, немного выше меня ростом, худощав и носит бороду. Практически все свободное время он читает. Иногда выбирается на озеро или в лес. Но делает из этого настоящее путешествие, с заранее проложенными маршрутами, с уже выбранными местами для привалов и поставленными задачами. В детстве мы вместе с Насса и Дэнисом нередко отправлялись с ним в подобные походы.

Еще увлекается всем мистическим и сверхъестественным. Порой это меня пугало, но я понимал: он никому не навредит. А сам я с годами стал убежденным скептиком, живущим лишь в реальном мире.

– Привет, Аксей! – у брата, как всегда, спокойный голос. – Как доехал?

– Без происшествий, – отвечаю я.

– Это хорошо, – кивая, говорит Джереми.

Мама с братьями не сводят с меня глаз. Я соскучился по ним и они тоже скучали без меня.

– Такое чувство, будто год не виделись!

– Да, Дэнис, ты прав.

Дома мне легче. Я знаю, что здесь меня всегда ждут. Я знаю, что на свете есть место, где меня всегда примут и помогут всем, чем только смогут. Я вырос с ними. Они – моя семья.

Конечно, каждому из них известно, что я сейчас переживаю. Они будут стараться всячески залечить мои раны, хоть это и безнадежно. Каждый из них пожертвовал бы многим, только бы мне стало легче. Так бы поступил и я, случись бы подобное с кем-то из них.

Я помню, как мама плакала ночами после смерти отца. Тогда мне было тринадцать лет. В таком возрасте я не осознавал всю тяжесть ситуации. Мама осталась с тремя детьми на руках. Мы не отходили от нее ни на шаг, встречали и провожали с работы, готовили ей сюрпризы, заходили по ночам в ее комнату, чтобы посмотреть, не плачет ли она, а если она плакала – ложились спать рядом с ней. Мы говорили, что любим ее, а в ответ она начинала плакать, снова и снова.

Но она справилась. На нее была возложена огромная ответственность в виде трех детей, которых нужно воспитать и вырастить. И вот мы стоим перед ней, высокие, крепкие, взрослые и здоровые.

– Сынок, я уверена, что ты голоден. Идем на кухню!

Мама всегда накормит до отвала. Я не знаю, как ей отказать. Но дорога была настолько долгой и холодной, что сейчас я хочу лишь поскорее забраться в теплую постель.

– Мама, братья, вы простите меня? Я порядочно промерз, пока ехал сюда. Сейчас мне хочется лишь поскорее лечь. Я боюсь заболеть.

– Какой разговор? Конечно, Аксей, – первым ответил Дэнис.

– И я не против, – добавил Джереми.

Мы все смотрим на маму.

– А я против! – резко заявила она. – Но понять тебя можно, – сменив тон, согласилась.

– Ну, тогда я пошел к себе! Спокойной всем ночи.

Мама провела меня в комнату. Она достала свежее белье и спросила, нужно ли будить меня утром. Я сказал ей, что мне не помешает выспаться.

Я на самом деле жутко устал. Меня уже валит с ног. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и мама пошла к себе. Переодевшись, я выключил свет и наконец-то лег. Теплая постель окутывает меня с ног до головы.

Сквозь окно в комнату падает лунный свет. Через него видны и звезды. Мои мысли летают где-то среди них. Навязчивые терзания оставили меня в покое. Я погружаюсь в сон.

Что-то теплое и нежное ласкает мое лицо. Немного приоткрыв глаза, я увидел, что комната залита светом восходящего солнца. Яркие цвета, наполняющие все вокруг теплом, нежно согревают мою кожу.

Но я еще не отошел ото сна. Я снова и снова закрываю глаза, медленно погружаюсь в сон, но упрямый свет с нежностью будит меня вновь и вновь.

Я в очередной раз медленно приподнимаю веки. Точно по центру окна я вижу чей-то окутанный сиянием силуэт. Он медленно протягивает свою растворяющуюся в красках руку, будто пытается к чему-то прикоснуться. Мои веки снова опускаются.

– Аксей, пора. Просыпайся.

Я понемногу открываю глаза. Я вижу у окна силуэт девушки. Ее рука тянется ко мне. Я узнаю голос Яники и это мигом пробуждает меня. Я вскаиваю.

Силуэт на месте. Встаю на теплый от солнца пол. Медленными шагами двигаюсь в сторону силуэта девушки, которая должна быть Яникой.

С каждым моим шагом в ее сторону она отдаляется от меня. Я ускоряюсь – она отдаляется быстрее. Чем ближе я к окну, тем сильнее меня ослепляет солнечный свет. Еще пара шагов – и я уже ничего не вижу. Вокруг лишь теплый, яркий, нежный свет.

– Проснись же наконец! – молящий голос Яники где-то рядом.

Я открываю глаза. Комната наполнена молчаливой утренней прохладой. Еще достаточно темно. На часах без четверти семь. Скоро взойдет солнце.

Некоторое время лежу в постели, пытаясь уснуть.

Очередной дурацкий и в то же время прекрасный сон, в котором я снова видел Янику. Почему я не смог остаться там навечно, рядом с ней…

Сейчас сумрачное утро. Впереди очередной день. Я выхожу из комнаты. В коридоре тишина – все еще спят.

Я решил немного пройтись по просторному дому. С момента моего переезда в нем практически ничего не изменилось. В каждой комнате стоят горшки с цветами, на стенах много фотографий. Я смотрю на снимки. Отец и мама держат меня и братьев на руках, на следующем фото я играю в машинки. Есть несколько фотографий родителей в молодости.

Пройдя в конец коридора, я увидел на стене нашу с Яникой общую фотографию. Ее руки держат мое лицо, мои руки на ее шее. Мы целуемся с закрытыми глазами. Как-то раз Насса решил незаметно нас сфотографировать. Он говорит, что люди лучше всего получаются на фото, когда не знают, что их фотографируют.

Придя на кухню, я поставил чайник. Утром только черный кофе без сахара. Он очень горяч и я разбавляю его водой. Взяв чашку в руки, я подошел к большому кухонному окну. Из него открывается вид на появляющееся над горизонтом солнце. Я вижу крутой спуск, начинающийся от края сада, и заканчивающийся вдалеке полосой высоких тополей. Низина его укутана туманом, который понемногу тает.

Я спускаюсь во двор с чашкой в руках. Первым делом выхожу на улицу посмотреть, на месте ли мотоцикл. Его покрыли маленькие капельки росы. Они сорвалась вниз при первом прикосновении к рулю. Я ставлю чашку на асфальт и закатываю мотоцикл во двор. Его ручки чертовски холодные.