Россия и современный мир №1/2012
Ключевым тут является понятие большой системы, т. е. системы, для оптимального воздействия на которую достаточно ресурса, но недостаточно времени21. С учетом того, что отечественные реформаторы нередко ссылаются на большой размер России, актуальность этого способа управления для нашей страны непреходяща. Многие полезные преобразования буксовали по причине большого размера страны, отсутствия необходимых коммуникаций между центром и периферией. Однако причиной того, что государственная система оказывается «большой», является не сама величина страны, как это принято считать, а недостаточная скорость перебора вариантов управления, т. е. дефицит времени. Иначе говоря, проблемы управления Россией как большой системой состояли и состоят не в ее реальных характеристиках, а в недостатках управления, изначально не учитывавшего указанные характеристики, хотя они прекрасно известны. Как писал известный русский историк С.М. Соловьёв, «земля наша велика и обильна, да порядку в ней нет, пойдите княжить и владеть нами»22.
Самый эффективный способ управления большой системой – превратить ее в «малую», т. е. ускорить процесс моделирования и управления. Такого эффекта можно достичь, например, посредством делегирования полномочий на низшие уровни власти. Изучением данного вопроса занимается не только государственно-правовая наука, но и другие научные дисциплины – например теория управления (менеджмента). В процессе сравнительного анализа государственно-правовых и корпоративных институтов выявляется порой поразительная тождественность подходов к разграничению и делегированию полномочий.
Рассмотрим тезисы У. Райс-Джонстона, одного из представителей теории менеджмента23. Он определяет делегирование полномочий как передачу полномочий по выполнению отдельной работы или решению задачи от одного лица другому, как правило, подчиненному в рамках одной и той же организации. Делегирование, пишет Райс-Джонстон, это «действительно великая вещь», ключевой фактор жизнеспособности любой организации в силу следующих причин:
• делегирование полномочий способствует рациональному распределению рабочего времени исходя из уровня полномочий, ответственности и опыта (т.е. по мере рутинизации осуществляемых полномочий, они должны делегироваться);
• делегирование полномочий позволяет наладить практику подготовки высококвалифицированных кадров (т.е. делегирование является стимулом профессионального роста);
• задачи при делегировании полномочий осуществляются теми, кто действительно умеет и может это делать (принцип так называемого «лучшего уровня» – один из ключевых тезисов принципа субсидиарности);
• делегирование полномочий – это компонент мер по укреплению организации, поскольку оно сопровождается передачей обязанностей и ответственности, упрощением организационной структуры, ликвидацией дорогостоящих управленческих звеньев.
Чтобы делегирование стало эффективным инструментом управления, оно должно охватывать все организационные уровни, все виды деятельности. Однако несмотря на свои очевидные преимущества, делегирование полномочий – это одна из сфер, характеризующихся наиболее сильным сопротивлением переменам. Отчасти это происходит потому, что грамотно проведенное делегирование полномочий ведет к укреплению жизнедеятельности организации только в долговременной перспективе. При этом неминуемые краткосрочные убытки являются скромной платой за возможность дальнейшего плодотворного развития. Девиз делегирования полномочий: «Контролируй, но не мешай». В рамках процесса делегирования делегирующий должен освободиться от части своих обязанностей в пользу более «низких» уровней управления. Обратный процесс передачи полномочий снизу вверх не является, по сути, делегированием – это централизация, создание монолитной структуры, существование которой оправдано лишь на очень небольшом временном участке исключительно для выполнения узко очерченного круга задач. Для делегирования характерно горизонтальное распределение полномочий.
Разумеется, экстраполяция институтов менеджмента на государственное управление – это непростой и неоднозначный процесс. Однако приведенные тезисы способны внести некоторую ясность в процессы размежевания предметов ведения и полномочий на государственном уровне, помогают сделать выбор той или иной модели разграничения компетенции более осознанным, способствуют правильной оценке состояния и перспектив разграничения компетенции в конкретном государстве. Что же демонстрирует нам реальная ситуация с «уменьшением» размеров отечественной федеративной системы?
В части делегирования полномочий. Новейший российский опыт делегирования можно обозначить как «централизацию полномочий и ресурсов». Согласно Федеральному закону № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», субъекты РФ наделяются полномочиями по предметам совместного ведения из перечня, содержащего около 84 позиций (подсчитать их достаточно сложно вследствие сложной нумерации позиций). Аналогичных полномочий Федерации гораздо больше, их сотни. Однако даже те полномочия, которые переданы субъектам Федерации, не обеспечены финансированием, хотя тезис о том, что «полномочия – это финансы», стал уже аксиоматичным. Еще более удручающая ситуация сложилась на местном уровне – большинство муниципалитетов финансово несамостоятельны, поэтому полноценно осуществлять свои полномочия они не могут. То есть делегирования полномочий пока не произошло.
В части сокращения управленческих уровней. Согласно «классическому» менеджменту, расстояние от клерка до главы корпорации может насчитывать максимум пять управленческих уровней. Увеличение их числа ведет к сбоям в организационной структуре корпорации. Можно представить себе, какой управленческий дисбаланс в этой связи испытывает на себе единая система исполнительной власти в России с ее многочисленными уровнями и подуровнями власти и управления!
Совсем недавно стартовал новый этап делегирования полномочий. Распоряжением Президента РФ № 425-рп от 27 июня 2011 г. «О подготовке предложений по перераспределению полномочий между федеральными органами исполнительной власти, органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления» (15) в целях расширения полномочий органов исполнительной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления образованы две рабочие группы:
• по правовым вопросам перераспределения полномочий между федеральными органами исполнительной власти, органами исполнительной власти субъектов РФ и органами местного самоуправления;
• по финансовым и налоговым вопросам и по межбюджетным отношениям24.
Руководителям рабочих групп было предписано представить Президенту РФ предварительные (до 15 сентября 2011 г.) и итоговые (до 1 декабря 2011 г.) доклады, содержащие основные принципы перераспределения полномочий. Исходя из предварительных результатов работы указанных групп можно отметить, что концепция делегирования полномочий не претерпела существенных изменений:
– в части делегирования полномочий наблюдается передача на уровень субъектов РФ всего пяти полномочий, одно из которых – тушение лесных пожаров – и так уже осуществляется на региональном уровне;
– в части сокращения управленческих уровней наблюдается увеличение их числа, поскольку в отдельный уровень выделяются полномочные представители Президента РФ в федеральных округах.
Таким образом, правила управления большими системами в отечественной практике федеративного строительства и государственного управления не соблюдаются. Делегирование полномочий, принцип субсидиарности – это не просто лозунги, это опробованные практикой способы оптимизации управления большими системами. Разумеется, такие способы часто наталкиваются на разного рода трудности (недостаток кадров либо финансов, техническая отсталость, неготовность к переменам, внутрисистемные «болезни» (коррупция)), поэтому они часто подменяется другими, менее эффективными (достижение минимально удовлетворительного, а не оптимального результата). Однако такого рода вынужденный выход из положения на фоне дефицита времени и ресурсов чреват управленческими ошибками25, что и продемонстрировала так называемая федеративная реформа.
7. Управление при отсутствии информации о конечной целиКроме программного управления, когда имеется все нужное для достижения цели, рассмотренные типы управления связаны с преодолением факторов, мешающих ее достичь. Но встречается еще одна ситуация, когда управлять изменениями системы приходится в условиях, когда конечная цель неизвестна, что влечет неопределенность в траектории движения к ней.
Из сложившейся ситуации имеется два выхода. Первый состоит в том, чтобы дать субъективное определение конечной цели (путем закрепления ее в той или иной идеологии), а далее действовать вышеперечисленными способами управления. Управление крупными социальными системами часто представляет собой именно такой метод. Однако при этом следует учитывать, что любая социальная идеология, утверждающая свое видение конечной цели, на самом деле предлагает гипотезу, истинность которой является вопросом веры в нее. Очень часто такие гипотезы оказываются неверными, что рано или поздно приводит государственные и общественные системы к краху. Развитие при таком типе управления идет по типу маятника – система дрейфует из одного крайнего положения в другое практически без промежуточных положений. Иллюстрацией этого феномена является развитие федеративных отношений в «новой» России: его «маятник» качнулся от централизации конца советского периода (80-е годы) до состояния «парада суверенитетов» (90-е годы) и обратно – до новой централизации последнего десятилетия, будучи сопровождаем при этом разного рода идеологическими конструктами, впоследствии яростно отвергаемыми («союз нерушимый республик свободных», «берите суверенитета столько, сколько хотите», «вертикаль власти» и пр.).
Другой способ управления при невозможности выявить конечную цель – последовательное определение наиболее предпочтительного направления следующего шага в пределах ближайшей траектории системы. В теории менеджмента такой способ называется инкрементализмом, т. е. внесением небольших, но улучшающих изменений26. Однако инкрементализм также не гарантирует успеха, поскольку даже в эволюционном развитии нередки тупиковые ветви.
Первый шаг данного способа управления – это формулировка тезиса о том, что единственной универсальной целью существования системы является само ее существование27. То есть для России как сложной государственной системы целью является сохранение и дальнейшее развитие государства. Осталось определиться с содержанием понятия «государство Россия». Традиционно выделяются следующие общие признаки и отличительные черты государства, характеризующие его как специфическую организацию общества: территория, население, публичная власть и суверенитет28. Отсюда следует, что базовые ценности отечественной государственной системы, ее универсальные цели – это сохранение и развитие (приумножение, улучшение качества):
• территории – путем защиты территориальной целостности страны, ее суверенитета, защиты экономической и национальной безопасности страны, обеспечения ее сбалансированной заселенности;
• населения – путем достижения достойного уровня и качества жизни граждан на всей территории страны, преодоления тенденций депопуляции.
Очевидно, что все указанные тезисы подлежат отражению либо учету в Федеральном законе «О государственном стратегическом планировании», разработка и принятие которого давно назрели.
Литература1. Дмитриев М. В ожидании перспектив. Долгосрочное планирование и управление территориальным развитием в России все еще в зачаточном состоянии // «Российская бизнес-газета». 10 ноября 2009 г. № 727 (43).
2. Доктрина регионального развития Российской Федерации: Макет-проект / Сулакшин С.С. и др. Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. – М.: Научный эксперт, 2009.
3. Лесной кодекс РФ от 4 декабря 2006 г. № 200-ФЗ // СЗ РФ. 11 декабря 2006 г. № 50. Ст. 5278.
4. Постановление Правительства РФ от 28 января 2002 г. № 65 // СЗ РФ. 4 февраля 2002 г. № 5. Ст. 531.
5. Тарасенко Ф.П. Прикладной системный анализ. – М.: КНОРУС, 2010.
6. Юридический словарь / http://dic.academic.ru/contents.nsf/lower
7. Энциклопедический словарь экономики и права / http://dic.academic.ru/contents.nsf/ dic_economic_law
ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЦЕНТР И РЕГИОНЫ РОССИИ: МЕНЯЮЩИЕСЯ ОТНОШЕНИЯ
А.Е. КоньковКоньков Александр Евгеньевич – кандидат политических наук, начальник Отдела контроля экспертно-аналитической и научной работы Аналитического центра при Правительстве Российской ФедерацииК числу наиболее актуальных проблем, стабильно стоящих во внутриполитической повестке дня Российской Федерации и традиционно акцентируемых в ходе электоральных циклов, относятся вопросы отношений центра и регионов, динамики регионального развития, федерализма и местного самоуправления. Накануне очередных выборов, впервые задающих более долгосрочную модель политической обратной связи, особую важность приобретает задача оценки тех приоритетов, которые выстроились за последние годы и сохраняют актуальность в свете перспектив дальнейшего развития.
На протяжении всей недолгой истории новой России характер федеративных отношений каждый раз определялся факторами общей обстановки в стране. В 1990-е годы перед лицом парада суверенитетов государство искало возможности его постепенного сдерживания. Тогда использовались механизмы умиротворения и установления баланса между растущими разновекторными интересами самореализации национальных регионов России и сохранением единого конституционного пространства в рамках всей, подверженной центробежным тенденциям, страны.
С началом нового XXI в. концепция последовательно менялась. Федеральный центр стал выстраивать вертикаль власти, и правовые механизмы закрепили вертикально интегрированную иерархию государственного управления в стране, большинство экономических ресурсов было аккумулировано в руках самого Федерального центра, а в качестве доминирующей ценности в общественное сознание активно внедрялось понятие единства России – соответствующее название получила и ведущая политическая сила. Совокупность этих инструментов позволила политически централизовать российский федерализм, подчинив его уже не договорной логике, при которой центр фактически вел торг с разными регионами, а логике «диктатуры закона», когда отношения со всеми регионами строились исходя из общих правил игры.
Далее федеративные отношения в России стали характеризоваться проблемами совсем иного характера по сравнению с изначальными условиями. Это проблемы, порожденные самой жизнью общества, его насущными потребностями и интересами: комплексным развитием субъектов Федерации в рамках единого общенационального вектора, сохранением гражданского мира и укреплением социальных связей между жителями разных частей страны, преодолением последствий глобального финансово-экономического кризиса. Именно в этом контексте продолжает определяться развитие российского федерализма и сегодня.
На новом этапе на первое место вышло понятие эффективности: насколько эффективно субъекты Российской Федерации, их руководство умеют справляться с ключевыми проблемами, преодолевать современные – в первую очередь – социально-экономические сложности, решать насущные задачи на местах, влиять на достижение целей модернизации и технологического развития экономики данной территории.
Вопрос об эффективности власти в субъектах Российской Федерации всегда был актуален, однако в политико-правовое поле он вошел после перехода к системе наделения полномочиями губернаторов через региональные парламенты по представлению президента России. Тогда президентом был принят Указ от 28 июня 2007 г. № 825, устанавливающий систему оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации29.
Разработка, утверждение и внедрение системы оценки эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации означали окончательную технологизацию процесса управления территориями, а значит, завершение встраивания отношений «центр-периферия» в вертикаль исполнительной власти.
Если изначально, после издания Указа № 825, вопросами эффективности региональных властей занималось Управление внутренней политики Администрации Президента России, то сегодня они находятся в ведении Правительства Российской Федерации, что является дополнительным аргументом в пользу последовательной технологизации и даже рутинизации процедуры оценки этой эффективности: Правительство не занимается политическими вопросами; в его ведении традиционно сосредоточены проблемы социально-экономического развития страны.
В последние годы изменения в системе взаимодействия Федерального центра и регионов уже не носили революционного характера, хотя с формально-юридической точки зрения те меры, которые принимались в данной сфере, оставались значимыми. Они точечно корректировали федеративные отношения и, безусловно, следовали общему вектору на стабилизацию единой системы исполнительной власти в стране.
Так, в порядок наделения полномочиями высших должностных лиц субъектов Российской Федерации (губернаторов) было внесено изменение, в соответствии с которым кандидатуры, которые предлагаются президенту для представления региональному парламенту, стали отбираться не президентскими же назначенцами – полпредами в федеральных округах, а партиями, обладающими большинством в этих самых парламентах регионов. С учетом того, что большинством в законодательных собраниях всех регионов продолжает обладать правящая партия «Единая Россия», какой-либо перегруппировки сил это не спровоцировало, однако нельзя не признать институционального смысла: из сферы сугубо бюрократической отбор кандидатур перешел в сферу публичной политики.
Похожую цель преследовало и другое нововведение. В очередной раз был изменен порядок формирования Совета Федерации. На протяжении многих лет – со времен первой значимой реформы этого органа государственной власти, когда губернаторы и спикеры законодательных собраний были заменены в нем их представителями, – не кончается дискуссия о более качественном порядке формирования верхней палаты российского парламента.
Согласно Конституции России, в отличие от Государственной думы, которая избирается, Совет Федерации формируется в соответствии с порядком, устанавливаемым соответствующими законами. Из-за этого противопоставления (избрание vs формирование), а также из-за неурегулированности в Конституции порядка формирования и происходит постоянный возврат к этому вопросу.
После отмены в Государственной думе мажоритарного представительства депутатов (когда половина депутатов единолично представляла конкретные избирательные округа, т.е. территории России) члены Совета Федерации остались как раз теми парламентариями, которые привязаны непосредственно к представительству территорий – субъектов Российской Федерации. Однако они не избираются, и потому не могут политически представлять население самих этих территорий. Введению же их избираемости как раз всегда препятствовало (и, видимо, будет препятствовать) указанное конституционное противопоставление избрания и формирования.
Тем не менее была найдена новая схема (она начала действовать с 2011 г.), предполагающая, что кандидатом в члены Совета Федерации может быть лицо, выигравшее те или иные выборы на территории представляемого субъекта Федерации; либо депутат регионального органа законодательной власти; либо депутат представительного органа местного самоуправления. Конкретный эффект такого подхода пока трудно оценить, однако увязка членства в верхней палате Федерального Собрания с политическим представительством была произведена.
Изменения последних лет коснулись и региональных парламентов – органов законодательной власти субъектов Российской Федерации. Они связаны с введением единых критериев установления численности депутатов. Прежде такой критерий был лишь для муниципальных представительных органов (хотя местное самоуправление в соответствии с Конституцией России не входит в систему органов государственной власти), но отсутствовал для региональных парламентов, которые как раз в эту систему входят, – для них численность депутатов определялась региональным законодательством произвольно.
Теперь же на федеральном уровне закреплены нормы по минимальному и максимальному числу депутатов для разных субъектов Российской Федерации в зависимости от численности избирателей, в них проживающих. Они носят достаточно широкий характер, но все же впервые в практике российского федерализма вводят ограничения на количественный состав органов государственной власти субъектов Российской Федерации.
На волне дискуссий о развитии вертикали власти было много спекуляций относительно возможного отказа от выборности мэров городов и перехода к их назначаемости сверху. Данная модель не была реализована и, как представляется, всерьез вряд ли могла рассматриваться – в силу существенных отличий природы власти в государстве и в муниципалитете: если Федеральный центр и субъекты Российской Федерации осуществляют государственную власть, то в городах (за исключением Москвы и Санкт-Петербурга, которые также являются субъектами Федерации) и других муниципалитетах власть реализуется посредством местного самоуправления.
Распространение вертикали в городах ограничилось введением в законодательство процедуры удаления главы муниципального образования в отставку, которая может проводиться как по инициативе местного представительного органа, так и по инициативе высшего должностного лица региона (губернатора).
Несмотря на достаточно широкий спектр упомянутых изменений законодательства, которые имели место в предшествующие нынешнему электоральному циклу годы, их действительно с трудом можно было бы назвать фундаментальными и поворотными – скорее, корректирующими и развивающими. Наиболее значимыми направлениями развития системы вертикали власти в этот период были усиление партийной вертикали, пронизывающей сегодня все уровни публичной власти, и принятие символических шагов, призванных обозначить необратимость тех процессов, которые создали новое качество взаимодействия центра и периферии в Российской Федерации.
В отличие от первого этапа выстраивания вертикали власти, когда в качестве основных инструментов использовались формально-юридические и экономические меры, в последнее время у Федерального центра было достаточно политических рычагов для принятия и обеспечения реализации необходимых решений. К последним, в первую очередь, должны быть отнесены технологии партийного строительства и использования политических партий в решении необходимых задач. Укрепление партии «Единая Россия» и активная роль Федерального центра в электоральных процессах на всех уровнях власти технологизировали процедуру принятия необходимых решений не только в системе исполнительной власти, но и в независимо избираемых представительных органах субъектов Российской Федерации и муниципальных образований.
Вообще (хотя и мало кто обращает на это внимание) в результате реформ, осуществленных в 2000-е годы в сфере федеративных отношений, на субфедеральном уровне (региональный и местный) весьма усилилась роль представительной власти. Если, как уже было отмечено, в исполнительной ветви была выстроена единая вертикально интегрированная система, то законодательная ветвь, во-первых, осталась единственной, чью выборность никто не ставит под сомнение, а, во-вторых, приняла на себя дополнительные полномочия по формированию и контролю за органами исполнительной власти: наделение полномочиями губернатора, удаление в отставку мэра, заслушивание ежегодных отчетов высших должностных лиц региона или муниципалитета. В этой тенденции можно увидеть робкие посылы к взращиванию элементов парламентской демократии на местах.
Конечно, все эти институциональные возможности в разной степени нивелируются партийной вертикалью «Единой России», доминирующей практически во всех представительных органах Российской Федерации. Как следствие, все меры по усилению роли партий в политической системе де-факто означали укрепление позиций «Единой России». Именно это, а не институциональные изменения чаще привлекают внимание наблюдателей. И с этим трудно спорить – такова особенность проживаемого момента: реальная политика здесь и сейчас представляет бóльшую значимость и для обывателя, и для актора, и для исследователя.
Однако если абстрагироваться от реалий и вернуться к недавней истории, то можно обратить внимание на то, что в 1990-е годы, когда в субъектах Российской Федерации наблюдалась более пестрая картина устройства власти, те примеры квази-парламентских систем, которые развивались, например, в республиках Удмуртия, Хакасия или Дагестан, выглядели более инородно в общем региональном политическом ландшафте страны, чем сегодняшние легислатуры субфедерального уровня со всеми их «вертикальными» издержками. Несмотря на негативные составляющие активного, порой агрессивного участия нынешней партии власти как в рамках собственно избирательных кампаний, так и в функционировании политических и неполитических институтов, внешний эффект укрепления парламентских механизмов имеет место быть. И это уже новое качество самого парламентаризма на местах, равно как и отношений центра, регионов и городов.