Книга Волчьи ворота - читать онлайн бесплатно, автор Евгений Башкарев. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Волчьи ворота
Волчьи ворота
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Волчьи ворота

Самсон приблизился к КамАЗу и ощутил сильный запах гари. Не такой, как на дороге во время проезда очередного грузовика: здесь гарь была резкой и ядовитой, словно его усадили на горящую автомобильную покрышку. К запаху гари примешивались топливные испарения. Самсон не мог определить, бензин это или солярка, но пахло точно чем-то свежим, не сгоревшим. Он сделал несколько шагов в сторону и увидел большое темное пятно, пропитавшее зерно и дорожную пыль. Чуть поодаль от пятна располагался бак КамАЗа, прорванный в нескольких местах. Большая часть горючего уже вытекла, но сквозь дыры Самсон видел, как поблескивает на солнце опасная жидкость.

Черный дым валил из-под кабины. Двое мужчин тушили охваченную огнем поверхность из крохотных огнетушителей. Пена летела во все стороны, но только не туда, где находился бензобак. Самсон остановился в десяти шагах от КамАЗа и стал наблюдать за скоплением машин на трассе. Он сделал для себя открытие: далеко не всем водителям было интересно, что произошло минуту назад, и, если бы зерновоз не блокировал обе полосы попутного движения, многие машины вообще бы не останавливались. Тем временем на дороге разрасталась пробка, которую активно увеличивали грузовики. Скоро развилка превратилась в гудящий улей, и голова Самсона начала слетать с плеч. Он снова задумался о том, чтобы отправиться домой, но теперь его не пускало любопытство.

Самсон не понимал, почему водитель до сих пор не покинул кабину, ведь КамАЗ, по его мнению, уже никуда не поедет. Мальчик дождался, когда огнетушащие средства прекратят работу и немного рассеется дым, после чего влез на кучу зерна и приблизился к двум взволнованным мужчинам. Один из них, толстый, с бородой, бросил пустой огнетушитель и прокричал:

– Кто-нибудь вызвал ДПС?

– Я вызвал! – из КамАЗа, остановившегося поодаль на обочине, высунулся старик. – И «скорую» вызвал. Они отвечают на рацию на третий канал!

Второй мужчина, худощавый, в тюбетейке, залил остатками пены пятно вокруг бензобака и поставил огнетушитель у своих ног.

– Надо бы проверить, что с ним, – сказал он вполголоса.

Самсон увидел короткий кивок в сторону кабины, и в животе у него кольнуло.

– Я туда не полезу, – первый мужчина мотнул головой. Вместе с головой затрясся двойной подбородок, а когда действие окончилось, водитель упер руки в бока и уставился на кабину. Самсон заметил, что губы его подрагивают, а нос то и дело задирается от беспорядочных вздохов. – Я всякое видел, но такое…

Он отступил от кучи зерна, вытряхивая сандалии.

– Оно мне надо – лепешки от приборной панели отскабливать? – пробурчал тот же голос, и у Самсона засосало под ложечкой.

– Сейчас ДПС приедет! – проорал кто-то с обочины.

– Уже вызвали! – проорал ему в ответ старик из другого КамАЗа. Он открыл дверцу, свесил ноги, но выбираться наружу не спешил.

Видимо, закаленный в подобных делах старик знал, что веселья в них мало и от него требуется только одно: вызвать на помощь соответствующие спецслужбы.

– А вдруг еще живой? – не унимался герой с тюбетейкой. – Сейчас не сделаем ничего, и…

– Делай, – перебил его толстый водитель. – Я здесь постою. Послежу, чтоб детей не было.

«При чем здесь дети?» – подумал Самсон и посмотрел по сторонам. Ни ДПС, ни «скорой». Зато к КамАЗу с трех сторон развилки бежали растерянные мужчины. Кто-то хватался за рот, кто-то за голову, кто-то за грудь, и, глядя на них, Самсон впал в глубокое уныние. Он начал осознавать, что случилось с водителем, и на душе у него помрачнело.

Тем временем худощавый мужчина сказал:

– Хорошо, я гляну один, – он сделал решительный шаг в зерно. – Только ты стой здесь.

– Серега, куда он полез?! – прокричал старик, вызвавший ДПС и «скорую».

– Не твоего ума дело! – бросил ему товарищ. – Хочет – пусть лезет. Ты же не полезешь?

– Я не полезу, – ответил старик. – Я уже свое отлазил. И не такое видел.

– Раз не такое видел, мог бы и помочь.

Старик потупился, но остался на месте.

– Вот и молчи, – проворчал толстый мужчина и вдруг заметил Самсона. Его лицо округлилось, и он даже моргнул, чтобы удостовериться, не призрака ли встретил.

– Эй! – он тряхнул подбородком, но Самсон уже скрылся за кузовом КамАЗа, а толстяк не решился перебираться через кучу.

Чуть позже его отвлек голос водителя в тюбетейке:

– Мертв.

Мальчик услышал, как мужчина спрыгивает в зерно.

– А ты думал, после такого выживают? – пробурчал толстяк и сплюнул. – Господь наш всемогущий, упокой Ванину душу. Пусть земля ему будет пухом.

Худощавый мужчина долгое время не мог ничего произнести, и толстяк окликнул его:

– Ну что, Лёва, понравилось? В следующий раз полезешь смотреть?

– А вдруг еще можно было…

– Что можно было?! – рявкнул толстый водитель.

– Не ори на пацана! – заступился старик.

Никто ему не ответил, но толстяк больше не кричал на товарища. Он стал говорить тише, словно между двумя дальнобойщиками хранилась какая-то тайна.

– Ты посмотри на кабину. На ней сейчас не различишь, где был перед, а где зад. О чем это говорит, Лёва? – он вытряхнул из сандалий зерно.

На пару секунд воцарилось молчание, а потом Самсон услышал звуки рвоты и грубый мужской кашель. Это продолжалось еще несколько секунд, и Самсон успел продрогнуть, несмотря на то, что было жарко и солнце пекло именно ту сторону, где стоял мальчик. Наконец раздался тихий вдох, и толстяк, раздосадованный несмышленостью товарища, фыркнул:

– Молодой ты еще, Лёва. Молодой… для таких дел.

– Я хотел помочь, – простонал молодой мужчина.

– Поможешь в другой раз, – еще тише сказал напарник. – Пойдем в тень. Хватит здесь греться.

Самсон вслушивался в звуки за кузовом, и на его плечах появлялось все больше мурашек. Молодой водитель увидел в кабине нечто такое, отчего его вытошнило, и мальчик, теряясь между любопытством и страхом, тоже захотел на это посмотреть. Он дождался, пока два товарища отойдут к своему КамАЗу, и выглянул из-за кузова.

Пятеро зевак стояли по другую сторону кучи. Двое о чем-то перешептывались, трое присели на корточки и разглядывали брюхо КамАЗа. Еще несколько мужчин собрались у обочины, раздумывая над тем, как выехать с второстепенной дороги на главную. Гребень кучи доходил до номерных знаков их автомобилей, и ни один из водителей не дерзал на него взобраться.

Также круг наблюдателей формировали посторонние личности, не являющиеся ни свидетелями, ни участниками происшествия, а просто ехавшие мимо и застрявшие в пробке. Действия этих личностей напомнили Самсону переполох в большом доме. Мужчины и женщины тушевались, кричали друг на друга, и, как догадывался мальчик, в сферу их обсуждений входил не столько КамАЗ, сколько заблокированный проезд. Судя по тому, с какими свирепыми лицами люди взирали на опрокинувшийся КамАЗ и какими жестами пользовались, указывая на искореженную технику, виновник аварии ненароком стал еще и виновником их личных проблем. Тем не менее, вопреки тому, что все окружавшие КамАЗ люди были раздосадованы, взволнованы и лишены нормальных человеческих реакций, Самсон смекнул: стоит ему выйти из своего укрытия, его заметят прежде, чем он доберется до кабины. А так как его желание во что бы то ни стало узнать, что случилось с водителем, усиливалось, по мере того как вскрывались новые подробности произошедшего, сдаваться он не хотел.

Скрытый от глаз зевак между кузовом КамАЗа и перевернувшимся прицепом, Самсон оценил свое положение и решил, что единственный шанс заглянуть в кабину находится в десяти метрах от него. Куча зерна послужила ему трамплином, а кузов – опорой. Самсон подпрыгнул и, упираясь коленями в рассыпающееся зерно, стал карабкаться вверх. Там, где ни за что не пробрались бы взрослые мужчины, спокойно пролез двенадцатилетний ребенок. Лишний вес Самсону не помог, но чрезмерное усердие поспособствовало тому, что через минуту он был на вершине кучи и, цепляясь за край кузова, пробрался к кабине.

Самсон знал, что водитель мертв. Этот факт его настораживал и притягивал. Он никогда не видел мертвецов, кроме как в фильмах. Еще несколько раз он видел траурную процессию в поселке, но гроб с покойником был далеко от него и, по понятным причинам, его содержимое он увидеть не мог. Словом, все, что было связано с мертвецами, по сей день обходило Самсона стороной, и он считал это несправедливым. В школе он знал, как минимум, пятерых ребят, видавших трупы своими глазами, и ничем выдающимся они от него не отличались. Так почему же им везет, а ему нет?

Вот и его шанс настал. Не воспользоваться им будет глупо.

Конечно, большая часть историй про мертвецов касалась обычных смертных. Кто-то рассказывал про своих бабушек и дедушек, ушедших в мир иной из-за старости, кто-то говорил о родных, скончавшихся из-за болезней, популярнейшей из которых был рак. Но были и те, кто видел тела утопленников и даже самоубийц. Вот от кого Самсон узнал, что истории о покойниках способны пугать и что тот, кто их видел и не струсил, достоин уважения, коим сейчас пользовались Саша Балык и Дима Прядкин, главные болтуны его класса. Подползая к кабине, Самсон вспомнил и того и другого, их истории ожили в нем, и он на некоторое время застыл, охваченный испугом.

«Мертвец», – подумал он, и дыхание его участилось.

Самсон протиснулся в щель между кузовом и бортиком прицепа. Эта была самая узкая часть его пути, а за ней начиналась самая опасная, потому что там Самсону придется появиться перед всеми. Он не сомневался, что его увидят зеваки, в том числе двое водителей, тушивших пожар. И дело заключалось не в том, что его увидят, а в том, как все отреагируют.

Самсон не считал себя ребенком. Он вырос и уже давно не ходил на горшок. Но, так или иначе, он сидел у родителей на шее, следовательно, носил клеймо маленького мальчика. Он вспомнил, как один из водителей сказал: «Послежу, чтоб детей не было!»

– Последи! – пробурчал Самсон и прильнул к крыше кабины.

Он встал с колен и, пока его ноги не начали проваливаться в зерно, просунул руку в раму, где когда-то было стекло. КамАЗ скрипнул, словно мальчик потревожил спящего монстра. Никаких звуков затем не последовало, и Самсон продвинулся выше.

Кто-то за дверью его сознания закричал:

– Ребенок!

Кто-то ответил:

– Что он там делает?!

Третий голос завопил:

– Господи! Уберите его оттуда!

Но было уже поздно. Самсон заглянул в кабину, и его пробрал ужас, о котором он еще не раз будет вспоминать перед сном, во время уроков и даже в пылу гнева отца и матери. Кошмар вцепился в него, едва он заметил следы крови на ветровом стекле, и в двенадцать лет мальчик осознал, что мертвецы чудовищно страшны, когда реальны.

Через разбитое окно, усеянное осколками, Самсон увидел труп мужчины. Его голова была запрокинута назад, будто ее сняли, как шлем. Плечевой сустав левой руки был вывернут, и сквозь дыру в футболке торчала желтоватая кость. Чуть ниже через ту же дыру выпятились ребра и части внутренностей, а еще ниже, подобно акульему плавнику, торчало раздробленное бедро. Запачканное кровью и грязью туловище походило на разорвавшийся волдырь, прикрытый обожженными лоскутами одежды. Ноги имели позу неудачно сплетенного узла и словно убегали от хозяина. Некогда зажатое ремнем безопасности тело клонилось к ним, и, наверное, впервые в жизни водитель, возраст которого Самсон, к сожалению, определить не смог, почти дотянулся до своих пят вывихнутой рукой. Склониться ниже или упасть в дальнюю часть кабины, куда тело влекло собственной тяжестью, ему не давал руль. Вал рулевого колеса торчал из груди покойника, и, если бы не контур, изначально имевший форму круга, Самсон подумал бы, что в грудь мертвеца вонзился кол.

Всё бы на том и кончилось, но, когда Самсон почти избавился от шока и поверил, что тоже может смотреть смерти в лицо, мертвец внезапно вздохнул. «Кол» еще сильнее впился ему в грудь. Сломанная шея затрещала, и Самсон костями почувствовал, как голова несчастного силится повернуться в его сторону. Зубы покойника заскрежетали, глаза налились кровью, и где-то внутри, сквозь боль и страдание, до мальчика донесся крик: «Помоги мне!»

Самсон остолбенел. Его пальцы расцепились, и он упал навзничь. Куча зерна подхватила его и понесла куда-то вниз, где он окончательно провалился в один из коридоров Ада. Самсон мчался вперед и, убежденный, что покойник бежит за ним, мчался еще быстрее. Вдруг его ноги подкосились, он упал, ударился головой обо что-то твердое и обнаружил себя на тропе меж луговых трав и кустов. Трасса А-290 потерялась за высоким пригорком. В ста метрах от него шумел лес, и солнце стояло высоко-высоко, как летом.

Самсон медленно приходил в себя.

Глава 3

Родители

В тот день Самсон раз и навсегда решил ни за что и ни при каких обстоятельствах никому не рассказывать о случившемся. Еще до того, как переступить порог дома, он принялся стирать следы прошлого сначала с лица, потом с одежды и, наконец, из памяти. Пока мальчик безуспешно придумывал, как объяснить родителям причины столь невзрачного внешнего вида, выяснилось, что его портфель остался под деревом у обочины дороги и домой он пришел налегке, как с прогулки по роще.

– Скажу, что оставил портфель у Артема, – пробормотал Самсон и немного потушил свою тревогу. – А утром сбегаю и заберу. Ничего с ним не случится.

Прежде Самсон никогда не оставлял портфель в лесу, но был уверен в сохранности своих вещей. А еще больше он был уверен, что ни одна сила не заставит его вернуться на место ДТП, пока разбитый КамАЗ лежит на дороге. Он вернется туда завтра, когда от аварии не останется и следа и все будет так, как и прежде: серая трасса, разноцветные грузовики и запах горелого топлива.

Итак… до того как попасться родителям на глаза, Самсон постарался привести себя в порядок. Задача была не из лёгких, и мальчик справился с ней настолько, насколько это было возможно. Он отряхнул рубаху от пыли, при этом так и не отчистил грязевые пятна на спине, вороте и в подмышках. Брюки, осветленные после пребывания в зерне и измятые, точно в них занимались физкультурой, потребовалось выбивать, как палас. Конечным действием стали туфли. Самсон вытер их от пыли, и они бы засверкали, если бы не многочисленные складки, выдававшие возраст обуви. После процедуры, занявшей около десяти минут, мальчик вошел в дом почти не помятым и свежим, будто вернулся со школы и никуда после уроков не заходил.

В доме были четыре комнаты, кухня и туалет. Под крышей имелась небольшая мансарда, но там, кроме огромных пауков, никто никогда не жил и посещали ее редко, потому что вход находился снаружи и, чтобы залезть внутрь, нужно было подтаскивать старую тяжелую лестницу. Пространство, куда лестница не требовалась, было в равной степени востребовано членами семьи. Самая маленькая комнатка досталась Самсону – после смерти дедушки, в честь которого его назвали и кому, по словам отца, они обязаны тем, что имеют такой прекрасный дом. И, надо заметить, сейчас Самсон был бы рад, если бы его комнатка находилась именно в мансарде, нежели там, где она располагалась сейчас, ибо ему не пришлось бы преодолевать столь длинный путь в надежде, что его не заметят родители.

Мальчик прошел на цыпочках мимо кухни, где мама готовила обед, мимо гостиной, где папа смотрел телевизор, и почти совершил невозможное, когда строгий голос отца окликнул его:

– Сын!

Самсон остановился в шаге от своей комнаты.

– Что, пап? – он еще надеялся, что отец спросит его о пустяках и отпустит, но в «прекрасном доме» тишина была редким явлением. Уже после второй атаки Самсон понял, что судьба ему не благоволит и не стоит сопротивляться ее течению.

– Поди сюда, – велел отец и так шумно потянул носом, что на душе у мальчика заскребли кошки.

– Да, пап, – Самсон сделал несколько шагов назад и встал у двери в гостиную так, чтобы его не было видно полностью.

Отец сидел на диване, развалившись во весь рост. При виде сына он встряхнулся и занял другую позу, но не для того, чтобы пригласить Самсона присесть, а для того, чтобы не свернуть шею за разговором.

– Ты чего такой тихий? – небрежно спросил он.

– Я не тихий, – пробубнил Самсон. – Уставший.

– Отчего уставший?

– В школе был трудный день. И я устал.

Отец встрепенулся, подложил под голову подушку и внимательно посмотрел на сына:

– Трудный день, говоришь? И ты, наверное, заработал много разных оценок?

– Немного, – честно признался Самсон. – Одну.

– Одну? – возмутился отец. – А сколько у тебя было уроков?

Самсон старался выглядеть уверенно, но кислая мина не сходила с его лица, и отец, привыкший замечать подобные вещи, еще пуще присмотрелся к нему.

– Ну? – надавил он. – Ты забыл, сколько уроков сегодня отсидел?

– Шесть, па, – ответил Самсон, проклиная себя за паузу.

– Шесть? – отец задумался. – Шесть уроков и одна оценка. Наверное, по силе она бы затмила еще, как минимум, три. И что же ты получил, сын? И за что?

– Я получил тройку по литературе. За стихотворение.

Отец сжал губы. На его широком морщинистом лице застыла чопорность, и Самсон трактовал ее, как явный признак недовольства.

– Тройка за стихотворение? – произнес отец после короткого молчания. – Надеюсь, не за Пушкина?

– За Пушкина, па, – Самсон почувствовал, как по его спине стекает градина пота и по той линии все начинает чесаться и дрожать.

– Черт побери, сын! – рявкнул отец. – Как ты мог так посрамить гения?!

Его голова оторвалась от подушки, и он сел.

– Пушкина! – повторил отец. – Не Маяковского, не Есенина, не Северянина, а Пушкина! Как у тебя ума хватило посрамить самого святого из святых! Черт побери!

Самсон слишком хорошо знал своего отца, чтобы подозревать, будто с ним шутят. С ним не шутили, и об этом Семьяк-старший ему немедленно напомнил:

– Высечь бы тебя хорошенько!

– Не надо, па. Я обещаю, что исправлю оценку.

– Не за это! – вдруг оборвал отец.

«А за что?» – взглядом спросил Самсон.

– Мне звонили из школы…

Самсон почувствовал, как по тому же пути, что совершила градина пота, теперь движется осенний холодок.

– И мне сказали, – продолжал отец, – что ты отсутствовал на последнем уроке.

Ноги Самсона сделались ватными. Внезапно ему стало трудно дышать.

– Это так? – Семьяк-старший упер тяжелые кулаки в бедра. Так он делал только в тех случаях, когда был крайне недоволен.

– Нет, – сказал Самсон. – Последним уроком была физкультура. Там весь класс разбредается кто куда, и меня просто не досчитались.

– Не ври мне! – рявкнул отец и спокойным голосом спросил: – Где ты был во время урока?

– Я был в школе, па. Честное слово.

Самсон начал заговариваться, и сердце его застучало, как военный агрегат. Он не знал, чем убедить отца, но был уверен, что вранье – единственное средство, чтобы хоть как-то сгладить наказание. Правда может быть какой угодно, только не настоящей. Отец запрещал ему приближаться к Волчьим воротам. Возможно, из-за этого Самсон туда и ходил, и, если он скажет, где был на самом деле, то его не только отхлещут ремнем, но и посадят под домашний арест, и последние теплые дни осени он проведет в своей каморке, с учебниками, тетрадями и настольной лампой.

– Врешь! – прогрохотал отец и вскочил с кровати. – Где ты был, засранец? Отвечай, живо!

– Я был на уроке, – упорствовал Самсон, а язык его заплетался и предательски не выговаривал звук «к».

– А ну, поди ближе, – приказал отец, и тут Самсон перетрусил.

Наказания было не избежать, и он молился, чтобы отец не вывел его на чистую воду. Пусть просто отлупит ни за что, как он изредка проделывал. Так ему хотя бы удастся избежать домашнего ареста.

Самсон качнулся взад-вперед и уже одной ногой был в комнате, когда за спиной раздался вскрик матери. Тема разговора тут же сменила направление.

– Срань господня! – воскликнула мама. Ее руки машинально легли на грудь, которая от глубокого вдоха приподнялась под самый подбородок. – Самсон! Где ты так вымазался?!

Самсон обернулся, чтобы ответить, но мама не дала ему открыть рот. При виде грязной рубахи, мятых штанов и прочих недостатков она зашаталась и рухнула в кресло, словно ее сразил обморок.

– Ты опять бегал на физкультуре в школьной одежде?! – громко и четко произнесла она. – Опять забыл форму и бегал по пыльному залу в белой выглаженной рубахе?!

Видимо, мама еще не знала, что отцу звонили из школы, и у нее имелось свое предположение, где был Самсон последние полтора часа. Мальчик не спешил разубеждать маму, тем более другого выхода у него не было.

– Да, ма, – вздохнул Самсон, вспоминая прошлый случай. Тогда его рубаха не была такой грязной, но на ней имелась дыра. – Извини, пожалуйста. Я больше так не буду.

– Извини, пожалуйста?! – то ли спросила, то ли ответила мама. Ее короткие, но пышные волосы вдруг поднялись, и лицо стало как будто крупнее. – Это всё, на что тебя хватает? – голос ее упал до самого дна, и казалось, еще чуть-чуть, и она задохнется.

– Конечно, нет, ма! – запротестовал Самсон. – Я постираю, высушу и поглажу свои школьные вещи, как ты учила. И уже завтра пойду в них. Ты даже не заметишь.

– Я уже заметила, – в шаге от рыдания произнесла мама. В руках у нее была тряпка, и Самсон ожидал, что она хлестнет его сверху вниз, как серпом, но неожиданно мама успокоилась и сказала: – Иди в свою комнату, сын. И не появляйся у меня на глазах, пока не приведешь себя в порядок.

– Постойте, постойте! – вступил в дискуссию отец и незамедлительно доложил жене о звонке из школы. – Я хочу знать правду!

– Разве ты не видишь, в каком он состоянии? – мама вдруг избавилась от придыханий и заговорила жестким тоном. Самсон подумал, что, вопреки способности любую неприятность переживать слезами, маме часто удавалось сохранить твердость разума и, не повышая голоса, растолковывать свое мнение. – Он устал. Задыхается. Как ты можешь подозревать, что он был не на физкультуре?

– И сколько же еще ему задыхаться? – отец вздыбился, чувствуя, что возможность отстегать сына ремнем тает с каждой секундой. – Тебя не смущает тот факт, что физкультура закончилась час назад, а он все еще задыхается? Не кажется ли тебе, что наш сын ходил куда-то еще и пешком возвращался назад, вследствие чего и устал? Сидя в автобусе, разве так устают?

– Меня смущает то, что ты на него кричишь, – ответила мама, и Самсон воспрянул духом. – Тебе бы самому пора заняться физкультурой и выровнять забор рядом с домом. Калитка после прошлого урагана еле шевелится. Скоро, чтобы выйти за двор, нам придется пользоваться щелями в соседском штакетнике. Вот как починишь и то и другое, тогда и посмотрим, как ты будешь дышать.

– Я помогу тебе, па, – подхватил Самсон, отталкивая от себя подозрения. – Только закончу с одеждой и помогу.

– Не надо мне помогать! – рявкнул Семьяк-старший. Уязвленный давним спором с женой, он отставил наступление и вполголоса сказал сыну: – Мы еще вернемся к этой теме. Не думай, что все кончено. Правда всегда побеждает ложь.

– Вернемся, вернемся, – повторила мама. – Только сначала сделай забор.

– Сделаю! – возопил он, из чего следовало, что отцу Самсона предмет разговора уже порядком надоел.

Он резко развернулся и вышел из гостиной.

– А ты, сын, – мама окинула взглядом Самсона и вновь задышала так, словно грозилась умереть, – иди постирай одежду и помойся. Наверное, бегал по стадиону, да? Этот жестокий физрук заставлял тебя бегать по огромному стадиону?

– И по стадиону, ма, и вокруг школы, – он знал, что мама очень трепетно относилась к физическим нагрузкам и ей было небезразлично их влияние на здоровье сына. Она тоже была склонна к полгноте, что, впрочем, не мешало ей оставаться активной и всегда побеждать в спорах с мужчинами.

– Я поговорю с твоим учителем физкультуры, – строго сказала мама. – В том, что ты бегаешь, нет ничего плохого, но в том, что он заставляет тебя бегать по огромному стадиону… Господи, – она прикрыла глаза. Правая ладонь легла на лоб. – Как же тебе было тяжело!

– Да не очень, ма, – заверил Самсон. – Я всё вытерпел. Не надо ни о чем с ним говорить.

– Умница, сын! – с гордостью сказала мама. – Но этот учитель… – ее веки прикрылись. – Он просто не знает жалости. И он с тебя не слезет. Чем старше ты будешь становиться, тем тяжелее будут нагрузки. Мы с отцом уже говорили на эту тему и вот что решили: тебе стоит походить в какую-нибудь спортивную секцию. Только не футбол и не баскетбол. Какую-нибудь щадящую. Может быть, на танцы…

– Фу, ма! – прыснул Самсон. – На танцы ходят только девочки.

– Я знала, что ты так ответишь, – она качнула головой. – Тогда куда? Чем бы ты хотел заниматься?

– Пионерболом! – крикнул отец из коридора. В следующий момент он вышел из дома и входная дверь захлопнулась.

Самсон подумал и пришел к выводу, что его не тянет ни к одному из общедоступных видов спорта, в которых его одноклассники имели хоть какой-нибудь прогресс.