Мимикрия

Глава 6

Уже две недели, как я сижу на двух стульях. Так вроде говорят про тех, кто умудряется одновременно встречаться с двумя мужчинами. Нет, я не шлюха. И никогда такой не была. Дэвид Герра – случайность. Поначалу я спала с ним из мести. Шон продолжает молчать, но я вижу, как он поглядывает на Бриджит. Я знаю, что пока между ними ничего нет. Но только пока. Шон слишком добрый и доверчивый. Когда-нибудь это его погубит. Я ведь не всегда могу быть рядом, чтобы защитить его от беды. Внутри все кипит от злости, и я ломаю карандаш. Острые деревянные зазубрены тут же царапают пальцы, занозой вонзаются в кожу.

– У тебя все в порядке? – спрашивает Райан, выглядит он встревоженным.

– Да, все хорошо, – отвечаю, но он мне, похоже, не верит.

Я вижу, что он не сводит глаз с карандаша.

– Ой, ты про это? – улыбаюсь я. – У меня никогда не получалось сломать его, а сегодня удалось.

Он поднимает брови в удивлении и тонко улыбается. Не думаю, что он мне поверил, но по крайней мере в его глазах я больше не вижу ужаса. Это хорошо. Он мне нравится.

Райан возвращается к своей работе, я вижу, как бегают его пальцы по клавиатуре, слышу приятное перестукивание клавиш, но вместе с этим замечаю, как Бриджит, улыбаясь, смотрит перед собой. Мне не нужно следить за ее взглядом. Я и без этого прекрасно знаю, что через стол напротив нее сидит Шон. А еще я знаю, что сегодня они вместе идут на вечеринку в Гарлем. Нет, у них не свидание за моей спиной. У них работа, а это даже хуже.

Я стараюсь об этом не думать и уж тем более держать в узде воображение. Я пытаюсь сосредоточиться на аудиозаписи Отиса, которую мне нужно расшифровать к вечеру. Но вместо этого, как мантру, повторяю про себя: «Все может обойтись, все может обойтись». Но через час, когда Шон подходит к моему столу, я вижу, что ему стыдно. Он уже чувствует свою вину, а ведь еще можно всего избежать. Я целую его на прощание и напоминаю, что буду рада, если он навестит меня вечером.

– Не стоит. Я после работы сразу к себе, увидимся завтра, – говорит он, и мне не остается ничего другого, как принять его выбор. А что еще я могу сделать?

Я молча наблюдаю за тем, как он выходит из редакции с Бриджит. Нет, она не держит его за руку, и он не вьется вокруг ее тонкой талии. Но это только пока.

Печатать я начинаю быстрее. На пределе своих возможностей.

Они это сделали. Он это сделал. Я понимаю это сразу, как только захожу в редакцию. Бриджит шепчется с Зоуи возле кофеварки. Вид у нее довольный и невыспавшийся. Прямо классика. Я чувствую, как меня начинает мутить, еще немного – и я точно вырву. Делаю несколько жадных глотков воды и уверенно иду вперед. Мне хочется верить, что внешне я сохраняю спокойствие, но внутри у меня горит пожар. От самодовольных гадюк меня отделяет всего пара шагов, когда передо мной из неоткуда появляется Райан. У него для меня новость: вчера Конрад, это старший из близнецов, пополз. Он радуется этому как ребенок, и я пытаюсь разделить с ним эти эмоции. Получается натужно, я и сама понимаю это. Голова кружится, и слышу, как урчит в животе. Сейчас я бы точно не отказалась от пончиков Говарда, но его в общем зале не видно.

– У тебя все в порядке? – окликивает меня Отис. – Ты какая-то бледная.

– Все в порядке, просто что-то не то съела, – отвечаю я, но теперь мне и правда становится нехорошо.

Я понимаю, что гиены смотрят на меня. Чувствую на себе их липкий взгляд. Хочется умыться. Я подхожу к своему рабочему месту и делаю еще несколько глотков воды. Жду, что мне станет легче, но нет. Голоса стрекочут вокруг, я никого не слышу, только его. Голос Шона раздается со стороны входа, он только пришел. Мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, он улыбается, он радуется жизни здесь и сейчас. У него все хорошо, просто замечательно. Вчера он оттрахал еще одну свою коллегу, на этот раз сексапильную блондинку. Меня тошнит. Только бы не вырвало. Воды в бутылке больше нет, и я начинаю рыться в верхнем шкафу стола в поисках заначек. Старое печенье валяется на самом дне. Я не уверена, что оно мое. Скорее всего, прежнего хозяина стола, но сейчас это не важно. На вкус оно как картон: сухое и противное. Но я тщательно жую его, чтобы извлечь хоть какую-то сладость. Тошнота отступает. И я чувствую, как Шон прикасается к моей руке.

– Все хорошо, детка? – слышу я, выглядит он, скорее, испуганным, нежели виноватым.

Неужели это просто игра моего воображения. Неужели я снова ошиблась. Мне хочется встать и обнять его, но вместе с миром в мое тело приходит дикая слабость, от которой тянет в сон.

– Да, все хорошо. Съела, наверное, что-то не то, – мямлю я. Язык почти не слушается.

– Тебе надо домой. Я поговорю с Долорес, – говорит он и помогает мне встать.

– Ты меня проводишь? – спрашиваю я.

– Нет, не получится. У меня дела. Вечером поговорим, – сообщает он, и сердце снова падает вниз.

Никакая это не игра моего воображения. Он меня предал.

На улице мне становится лучше. Я снова могу дышать полной грудью. Тошнота не подступает к горлу. Но я по-прежнему чувствую голод, от которого сводит желудок.

– Капучино и кекс с круассаном, – говорю я свой заказ работнику кофейни.

Удивительно, но, несмотря на боль и обиду, я все еще могу есть. В эту минуту мне кажется, я вообще ни о чем больше не могу думать, кроме еды. Это странно. Странно, знакомо и волнительно. Не может быть.

По дороге домой я захожу в CVS и покупаю тест на беременность. К тому моменту, когда я вхожу в свою квартирку в Бруклине, которую делю с соседкой, я уже точно знаю, каким будет результат.

Я беременна.

Глава 7

Я возвращаюсь в гостиную и сажусь за обеденный стол. Я ни разу за ним не ела. Здесь я работаю. Пишу. Нет, не статьи. Из формата журнала я выросла. Хватит с меня фальши и лицемерия, заискивания и лизоблюдства. Я свободный художник. Я писатель. Мне всегда хотелось писать, это была детская мечта. Правда, тогда я больше читала, нежели писала. Писать у меня не очень-то получается, а вот придумывать. Тут мне равных нет. Воображение – мой главный козырь. И самый большой враг. Порой я сама боюсь, куда оно может меня привезти, но моим героям нечего бояться. Их я в обиду не дам ни диким зверям, ни даже самой себе.

На столе много бумаги, блокнотов и фотографий. Шон научил меня снимать, а потом проявлять пленку и печатать снимки. Я была хорошая ученица. Я всему и всегда быстро учусь. Фотографии у меня получились отменными, именно такими я вижу иллюстрации своей будущей книги.

Я разгребаю себе клочок свободного места и, поудобнее разместив блокнот, начинаю от руки писать первую пришедшую в голову мысль: «Билли выпал из гнезда…»

Глава 8

Шон обещал вечером зайти. Я знаю, зачем ему это нужно, но никак не могу решить, чего хочу я. Я беременна. Вероятность того, что это ребенок Шона высока, но я не могу сбрасывать со счетов и греческого бога Дэвида Герра. Так что же мне делать?

Если я расскажу Шону первой, то он не сможет меня бросить. Не сможет от меня уйти. Он будет вынужден остаться со мной. Вынужден… От этого слова меня снова начинает мутить. Я едва успеваю добежать до унитаза. С меня льется горькая пенящаяся вода с едким, вонючим запахом. Я закрываю нос пальцами, чтобы меня снова не скрутило. Плескаю в лицо холодную воду. Мне лучше. Я снова могу дышать.

Он бросит Бриджит. Она его не получит. Не этого ли я хочу? Но в голове пульсирует: «Он меня предал, он меня предал». Комната начинает плыть перед глазами, мне нужно сесть. Я не собрала диван с ночи, поэтому он до сих заправлен моим бельем. Я сажусь сверху, не беспокоясь о микробах и прочей ерунде. Серым клеточкам моего мозга хватает работы и без этих глупых условностей.

Я жду звонка в дверь, уверена: Шон придет с минуту на минуту. Но вместо этого звонит телефон. Дэвид Герра хочет со мной встретиться. Почему бы и нет?

Мы встречаемся на углу 77-й и Лексингтон авеню, как и много раз до этого. Заходим в «Старбакс», и я впервые заказываю себе лимонад. Дэвида это не удивляет, он не так хорошо меня знает. А знает ли он меня вообще?

Полчаса у окошка и разговоры ни о чем. У нас мало общего. Только секс. А теперь еще, возможно, ребенок. Меня снова тошнит, но я держусь. Я позволяю ему увлечь меня за собой на тринадцатый этаж многоквартирного дома, в его маленькую уютную квартирку с потрясающим видом на Центральный парк и нижний Манхэттен.

Он начинает снимать с меня рубашку, едва мы заходим. Он возбужден и нетерпелив. Хотелось бы мне списать это на его особое отношение ко мне, но мне кажется, его заводит сам факт секса с такой молодой девушкой, как я. Мне скоро будет 22, а ему – 40. Между нами пропасть: возрастная, ментальная, духовная. И все-таки у меня будет, возможно, его ребенок.

Он покрывает мою шею поцелуями, легко справляясь с застежкой на лифчике. Маленькая кружевная деталь падает к ногам, обнажая мою красивую полную грудь. Соски гудят от его прикосновений. Мне хочется выть от боли, но вместо этого я тихо шепчу:

– Я беременна.

Он останавливается. Другой реакции я и не ждала. Именно так отреагировал Джим, когда я призналась, что жду ребенка. Он так же оцепенел, а после дал мне такую затрещину, что на щеке до сих пор, если присмотреться, виден шрам от его массивного кольца. Я жду нечто подобное и от Дэвида. Я к этому готова. Он имеет на это право. Но он молчит. Дэвид смотрит прямо мне в лицо не мигая. Он переводит взгляд ниже. Не на грудь, а на живот. Его теплая ладонь с черными волосками на пальцах прикасается к моей коже. В его глазах стоят слезы. Похоже, он рад, а я теперь не знаю, что делать.

– Это правда? – спрашивает он.

Таким жалким я его не могла себе даже представить. Хочется рассмеяться и сказать, что я пошутила. Оттрахать его на прощание так, чтобы он меня уже никогда не забыл. А после сбежать. Скрыться. Раствориться в толпе. Но… я беременна.

– Это правда, – отвечаю я, и в голове начинает складываться новая картина мира.

Дэнис, так зовут девочку, с которой я делю квартиру, говорит, что Шон искал меня. Об этом свидетельствуют и пропущенные звонки на мобильном. Он нервничает. Он переживает. Поздно спохватился. Мне его не жаль, но я приму его извинения. Теперь я знаю, что скажу при встрече. Я готова услышать правду.

Время уже позднее, но я знаю, что он не спит. Сегодня пятница, а значит, либо он с друзьями в баре на Бликер-стрит, либо в объятиях Бриджит. Так даже лучше. Я пишу ему смс и прошу о встрече с пометкой «срочно». У него нет выбора, и уже через час он звонит в мою дверь. В квартиру я его не приглашаю, да и он не рвется войти. Меня это задевает. Я снова чувствую болезненный укол в сердце, а теперь еще и тошноту. Сейчас мне уже лучше, но, глядя в его яркие голубые глаза, я не могу не думать о ребенке. Он ведь может быть и от Шона. Но я точно знаю, что никогда ему об этом не скажу. Он это заслужил. Мы прогуливаемся по набережной. Погода стоит теплая, но в воздухе уже чувствуется скорое наступление осени. Со стороны океана веет прохладой. Я кутаюсь в теплую кофту и стараюсь идти, не отставая от Шона. Я не хочу пропустить ни слова из его нескладной речи.

– Прости, честно, я не планировал этого. Я не знаю, как так вышло, – говорит Шон.

На меня он старается не смотреть. Я чувствую, что ему неудобно. Возможно, даже стыдно. В самом начале наших отношений полгода назад он обещал спасти меня, сделать счастливой, но теперь он уходит к другой.

– Ты давно знаком с Бриджит? – спрашиваю я, чувствуя, как неприятно першит в горле. Мне по-настоящему больно его терять, но так будет лучше. Назад пути нет.

– Она пришла в журнал три месяца назад, а что? – спрашивает он. Мой вопрос ему не нравится. – Ты не подумай, я тебя никогда не обманывал.

– Ты обманул меня вчера, Шон. Но я не злюсь.

– Правда? – он мне не верит.

– Мне обидно. Знаешь, предательство – это всегда больно.

– Прости, я не знаю, что сказать.

– Да тут уже ничего и не скажешь. У меня к тебе есть просьба… – говорю я, испытывая легкое головокружение. Мы проходим мимо скамейки, и я сажусь на нее.

– Чего ты хочешь? – его вопрос звучит резко, и он это понимает.

Он садится рядом и уже мягким голосом интересуется:

– Какая у тебя просьба? Я слушаю.

– Пообещай, что не будешь рассказывать Бриджит обо мне.

Я вижу, как от неожиданности у него расширяются глаза. Мой вопрос его удивляет. Он не видит в этом никакого смысла. Зато его вижу я.

– Обещаешь? – настаиваю я. – Ни слова ни о наших отношениях, ни уж тем более обо мне лично.

– Да я же и сам про тебя не так много знаю.

– Ты знаешь то, что я не журналист и никогда им не была. Этого достаточно, чтобы завтра Долорес выпнула меня на улицу. Я не хочу потерять еще и работу, понимаешь?

Ему снова становится стыдно. Шон – хороший парень, и я буду рада узнать, что у моего сына его ясные голубые глаза. Но он уходит к другой, и я должна его отпустить. Отпустить с минимальными потерями для себя. Иначе нельзя. Иначе никак.

– Я понимаю тебя. И я обещаю: никому и никогда ничего не скажу. Ты хорошая девушка, и я рад, что когда-то встретил тебя в баре. Мне правда жаль, что все так вышло…

Все это лирика. Его я уже не слушаю. Я снова чувствую дикую слабость, нужно поскорее добраться до дома и лечь спать.

Глава 9

Когда я встаю из-за стола, в блокноте исписана ровно страница. Я не могу больше выдавить из себя ни слова. Но, пробежав взглядом по ровному письму, я довольна. История движется именно так, как я хочу. Именно так, как я вижу. Единственное, что меня угнетает, – это осознание того, что сегодня мне уже не написать ни строчки. Я опустошена. У меня нет сил, и все же я заставлю себя вернуться на кухню и сделать сандвич. Тост с джемом и арахисовой пастой – это мое любимое лакомство с детства. Каждый день мама снабжала меня таким перекусом, отправляя в школу.

Я делаю первый укус. Закрываю глаза и мысленно окунаюсь в прошлое. Гуляю по нашему большому дому. Слышу скрип половиц под тяжестью своих стоп. Шаг за шагом я движусь по темному коридору, соединяющему библиотеку матери с гостиной. Выхожу на свет и наконец сажусь в бабушкино кресло-качалку. В доме пахнет свежей сдобой. Мама, как всегда по воскресеньям, печет булочки. С улицы доносятся голоса. Это соседские ребята играют в кикбол. Меня они уже не зовут.

Я открываю глаза. И снова гнетущая тишина и тяжелый запах чужого мне дома. Удивительная штука память, я помню то, что было десять лет назад, но не помню того, что делала вчера, позавчера. Как долго я здесь? В этом доме все чужое, не мое. Но именно здесь, вдали ото всех, я могу больше не притворяться. Я могу позволить себе быть самой собой.

Глава 10

Роман с Дэвидом развивается стремительно. И две недели спустя мы идем с ним вместе на первое плановое УЗИ. Он не отходит от меня ни на шаг, как будто я могу потеряться или меня могут украсть. Смешно. Но я не смеюсь, а улыбаюсь. Мне приятно. Обо мне уже давно никто так не заботился. Наверное, я сделала правильный выбор. Я выбрала Дэвида в отцы своему малышу. Малышу… От этого слова тошнота снова подступает к горлу. Из кабинета выходит женщина и называет фамилию Герра.

– Это мы! – радостно сообщает Дэвид и под руку заводит меня в кабинет.

Смешно. Я озираюсь по сторонам, но на нас никто не смотрит. Пузатые дамы продолжают смотреть в экраны своих телефонов, жизнь в офлайне для них еще не началась.

В кабинете темно, единственными источниками света являются мониторы: один для врача, другой для нас. Мне предлагают лечь на кушетку, предварительно задрав майку и расстегнув застежку джинсов. Шоу началось. Женщина-врач в белом халате льет мне на живот какую-то жидкость и тут же прижимает к коже датчик. Она водит им из стороны в сторону, и картинка на экране монитора оживает. Дэвид смотрит на него во все глаза и жадно впитывает каждое слово: «Прикрепление по задней стенке… Сердцебиение четкое…»

Я не слушаю, для меня это набор непонятных фраз. Не смотрю, я ничего не вижу в этой мутной монохромной картинке. Я наблюдаю за Дэвидом. Похоже, в этот момент ему открываются все тайны мироздания. Выглядит он восторженно-нелепым.

Врач медленно скользит датчиком по моему животу, и от этих прикосновений я переношусь в прошлое. В 19 лет все воспринималось острее. В 19 я по-настоящему хотела стать матерью, а на пороге своего 22-летия грядущее материнство меня почему-то пугает.

В заключении, которое нам дают при выходе, всего несколько слов: «беременность 6—7 недель». Видимо, эта цифра окончательно убеждает Дэвида в том, что именно он является отцом ребенка. К слову, у него нет оснований думать иначе, потому как про Шона я ему никогда ничего не говорила. Он убежден в том, что я была свободна на момент встречи с ним. Он мне верит. Теперь, кажется, даже больше, чем раньше. Он приглашает меня в ресторан отпраздновать. Меня тошнит, но я соглашаюсь. Не хочется возвращаться в свою крошечную квартиру в Бруклине и давиться китайской лапшой из магазина.

Он заказывает нам рыбу. По его словам, она полезна для внутриутробного развития малыша. Я соглашаюсь, у меня нет причин не доверять ему. Мне нужно кому-то верить.

Рыба выглядит аппетитно, но от ее запаха мне становится тошно. Я вскакиваю из-за стола и, не сказав ни слова, бегу в дамскую комнату. На мое счастье все кабинки свободны, и я, не стесняясь, рыгаю в унитаз. Снова вонючая пенистая вода. Еда в меня не лезет. Печенье и прочие сладости, которые я теперь постоянно ношу с собой, не в счет.

Когда я возвращаюсь в зал, передо мной стоит пустая тарелка, а Дэвид смотрит на меня с таким страдальческим лицом, что мне даже хочется его пожалеть. Он красивый. У него густые черные волосы, которые он, судя по всему, укладывает с помощью геля, отчего они игривыми завитками торчат в разные стороны. Но его голова при этом всегда выглядит аккуратно и ухоженно. У него твердый подбородок с милой ямочкой по центру. Тонкая линия губ добавляет его лицу графичность. Кустистые черные брови нависают над миндалевидными карими глазами.

С минуту я смотрю ему в лицо. Любуюсь. Он действительно похож на греческого бога. Да, у меня богатое воображение, но даже оно не могло бы представить этого.

Дэвид не опускается передо мной на колено, как мне когда-то мечталось в детстве. Не бросает кольцо с бриллиантом в фужер с шампанским, как это делают герои фильмов: алкоголь мы не пьем, это вредно для ребенка. Он просто подталкивает в мою сторону по белоснежной скатерти маленькую синюю коробочку. Мне все понятно без слов. Достаточно посмотреть в его глаза. Но этот жест он подкрепляет словами. Он хочет, чтобы я стала его женой.

Я снова смотрю на коробочку. Теперь она открыта, и я вижу милое обручальное кольцо с бриллиантом и рубинами.

Разве я могу сказать «нет»?

Вчера я стала миссис Герра. Это была тихая церемония в мэрии. У меня не было пышного белого платья и диадемы в волосах. Дэвид купил мне элегантный брючный костюм цвета слоновой кости, а волосы я просто собрала в высокий хвост. Точно так же я выгляжу и сегодня, день спустя. Я на работе, и уже десять минут, как принимаю поздравления от коллег-друзей. Зоуи и Бриджит меня тоже поздравили, но с ними я, конечно, не целовалась и точно не тонула в объятиях, как делаю это сейчас с Говардом. Он за меня рад. Он принес мне пончики с ванильным кремом. Мне кажется, я его люблю. Я благодарю Райана за открытку и коробку конфет, когда теплая рука Шона ложится мне на плечо. Он привлекает меня к себе и неожиданно для меня самой обнимает. Крепко и нежно. Я закрываю глаза, стараясь полностью раствориться в этом моменте. Мне кажется, я чувствую, как новая жизнь впервые толкает меня изнутри. Срок беременности – 11 недель, и вряд ли такое возможно, но, мне кажется, малыш реагирует на Шона. Он чувствует свое с ним родство. Неужели это ребенок Шона?

Я не успеваю об этом подумать, потому что он отстраняется от меня. Он дарит мне кулинарную книгу. От одного взгляда на нее у меня начинает щипать в глазах. Шон обещал подарить эту книгу, когда мы поженимся, потому что миссис Белл должна уметь готовить изысканные блюда кухни народов мира. Я стала миссис Герра, и мой супруг предпочитает еду навынос.

– Спасибо, – мямлю я, сжимая книгу, она обжигает мне руки.

– Желаю тебе счастья, – говорит он.

Я чувствую какую-то недосказанность. У него есть ко мне вопросы, но он молчит. Он не решается спросить, почему я так быстро вышла замуж, был ли у меня другой во время наших с ним отношений. Он хочет знать, чтобы очистить свою совесть, чтобы не чувствовать больше передо мной своей вины.

– Как там тебя теперь величать? Герра? – раздается грозный голос Отиса. Он помогает мне сменить тему, уйти от ответа на вопрос, который был готов сорваться с губ Шона. Я испытываю облегчение и благодарность. – Свадьба была вчера, а сегодня у нас работа кипит! Мне текст нужен через час!

– Все сделаю, не волнуйся, – отвечаю я.

– Не буду мешать, – говорит Шон, удаляясь от меня все дальше и дальше.

Едва ли он вернется к своим вопросам позже. Я для него в прошлом. Теперь я замужняя дама.

Я сажусь за свой стол и открываю файл, о котором говорил Отис. В этот раз он записал интервью с криминалистом.

Глава 11

На мне майка без рукавов и юбка в пол. Сейчас, когда у меня на талии болтаются лишние килограммы, я не могу позволить себе носить брюки. Лишний вес повсюду. Двенадцать килограммов, которые я набрала за последний год, ровным слоем размазаны по моему телу. Похоже, я безвозвратно утратила сексуальную форму песочных часов, превратившись в рыхлую и бесформенную тушу. Майка и юбка – это то, что мне нужно.

Нет, меня не волнует общественное мнение. Его в этой глуши не существует. Но мне не нравится то, что я вижу в зеркале. Эта жирная корова в отражении больше не улыбается мне по утрам. Ее отекшее лицо не вызывает у меня чувство зависти. Нет, мне ее жаль. Но жалеть себя нельзя. Это неправильно. Я точно не заслуживаю жалости.

Я делаю себе еще один сандвич.

Глава 12

Я просыпаюсь от того, что лежу на чем-то мокром. В книгах и журналах по беременности, которые покупает Дэвид, я читала про недержание беременных. Но еще рано. У меня только 12 недель, и сегодня у нас назначено второе УЗИ. Я провожу рукой по простыням – они мокрые и липкие. Дэвид спит рядом, но я не боюсь нарушить его сон. Я включаю лампу на прикроватной тумбочке с моей стороны. Мои худшие опасения верны: у меня идет кровь.

Я вскакиваю с кровати, и кровь тонкой струйкой следует за мной на пол. Я хочу прикрыться, но это невозможно. Все в крови: кровать, пижама, мои руки.

Дэвид проснулся. Какое-то мгновение он смотрит на меня, не понимая, что происходит. Но вот он уже рядом со мной. Он напуган, наверное, даже больше меня.

– На-а-м ну-у-жно-о в бо-о-льни-и-цу, де-е-тка! Сро-о-чно-о! Я вы-ы-зы-ы-ва-аю «ско-о-ру-ую», – он неестественно растягивает слова.

Я пытаюсь ухватиться за эти слова. Пытаюсь ответить, но перед глазами все начинает темнеть. Мое тело становится ватным, я не могу больше стоять на ногах.

Когда я снова открываю глаза, Дэвида рядом уже нет. Я смотрю по сторонам, пытаясь понять, где я. Это не спальня в квартире Дэвида. Комната светлая и совершенно мне незнакомая. Я в больничной палате. Лежу на кровати. Рядом со мной стоит капельница с каким-то желтым раствором, и это вещество медленно стекает по трубке прямо в меня. Я пытаюсь прочитать его название, но в глазах все рябит и отказывается собираться в четкую картинку. Я чувствую дикую слабость во всем теле. Последнее, что я помню, – это кровь. Много крови вокруг. Ее противный запах до сих пор стоит в носу. Мне страшно. Я пытаюсь позвать на помощь, но у меня совсем нет голоса. Я охрипла.

– Помогите! Дэвид! Кто-нибудь! – продолжаю сипеть я, когда слышу голоса у двери палаты.

Не уверена, что они пришли на мой зов, скорее, это совпадение. В палату входят взрослая женщина и Дэвид.

– Я не хочу вас обнадеживать, – слышу я обрывок ее фразы.

– Как ты? Тебе лучше? Ничего не болит? – спрашивает Дэвид, обращаясь ко мне.

Врач больше для него не существует. Это приятно и трогательно. Я плачу. Я не думала, что способна еще на это, но слезы катятся по щекам, и я не могу остановиться.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – повторяет он, нежно прижимая меня к своей груди.

Я чувствую приятный аромат его тела. У него не было времени принять душ, побрызгаться одеколоном. Сейчас он передо мной совершенно чист и безоружен. Я льну к нему все сильнее. Мне нужно кого-то любить. Мне нужно чувствовать себя любимой.

Беременность сохранить не удалось. Первые дни после выписки из больницы из меня продолжали выходить какие-то вонючие куски. Я старалась не смотреть, но каждый раз, спуская воду в унитазе, видела, как багровой воронкой закручивается слив. Кровь продолжает идти до сих пор, но сегодняшний осмотр у гинеколога дал понять, что в дополнительной чистке я не нуждаюсь, полость матки чистая. Это хорошая новость, как и то, что меня больше не тошнит. Но есть и плохая: я не знаю, что мне теперь делать. Я не дура и прекрасно понимаю, что этот нерожденный малыш был единственной причиной, по которой Дэвид сделал мне предложение. Это был его долг. Но теперь мы вроде как в расчете. Он мне больше ничего не должен, разве нет?