Сенявин

Во время плавания контр-адмирал Марко Иванович писал записку бригадиру флота Федору Ушакову: «Поздравляю тебя Батушка Федор Федорович, с его числа поступил весьма храбро; дал ты капитан-паше порядочный ужин, мне все видно было. Что нам Бог даст вперед? Сей вечер как темно сделается, пойдем на курс OSO к нашим берегам; сие весьма нужно, вам скажу после. А наш флотик заслужил чести и устоял против этакой силы. Мы пойдем к Козлову, надобно мне доложиться князю Потемкину кое-что. Прости друг сердечный, будь душенька осторожен. Сей ночи что бы нам не разлучиться, я сделаю сигнал о соединении, тогда спустимся. Пока темно не сделается, не покажем никакого вида, а будем под малыми парусами».

Вернувшись в Ахтиарскую гавань наши корабли срочно начали исправлять повреждения, вешать новые паруса и такелаж. Бригадир Ушаков подготовил рапорт своему начальнику Войновичу, оригинал которого впервые стал нам доступен, и здесь первая страница мной опубликована. В этом рапорте он отразил своё видение боя у Фидониси. В нём в частности упоминалось что «фрегат спустившийся с ветру один потопил… имел сражение с подошедшими к нему на дистанцию из середины и задней части флота вице-адмиральский и контр-адмиральский кораблями, которых так же от себя храбро отразил и принудил уступить место… в числе повреждённых кораблей у одного сбита фок-мачта, у другого сбита фок-стеньга, третий уповая за великою течью в самой скорости под всеми парусами ушел в сторону Инкермана… в рапорте капитана 2 ранга Кумани его фрегат Кирнбурн бросанием от него брандскугеля проходящий мимо его вице-адмиральский корабль двоекратно загорался, но видно в скорости потушен». Это как считал бригадир флота, командующий «арьергардией» он сделал до того, как погнался за турецкими передовыми судами, проходя на скорости мимо линии противника. Прочитав рапорт Войнович, остался им недоволен, так как в нём отражалась картина, в которой Ушаков со своими кораблями практически вел бой в одиночку со всем турецким флотом и к тому же не выполнял команд контр-адмирала. Не подтвердилось утверждение бригадира в потоплении турецкого фрегата и количестве линейных кораблей противника. Войнович приказал переписать рапорт, убрав неточности, но Ушаков отказался и написал «примечание к рапорту» в котором заметил, что «в разсуждении не регулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции, иногда нужно делать несходное».

Контр-адмирал Ушаков в бою при Фидониси. Худ. Н. Г. Николаев

Из-за разных точек зрения на бой возник конфликт между хорошими преданными России людьми, конфликт старых правил ведения боя перед новаторскими новыми. По прибытию в Севастополь Федор Ушаков слёг в постель с болезнью и просил у Потёмкина отставки. 11 июля он пишет развернутое донесение князю Потемкину и просит уволить его со службы. Здесь стоит процитировать хоть часть того письма, в котором Федор Федорович жалуется вышестоящему начальнику: «…гонимое меня здесь через Его Превосходительство Марка Ивановича несчастие никогда не оставляет и ни через какия всевозможныя отменныя мои старания милости и справедливаго по заслуге моей его к себе расположения изыскать не могу;…ибо с самого моего малолетства привык к почтению и уважению командующих; все начальствующие во флоте с кем я служил и по них прочие обстоятельно знают меня с хорошей стороны, и ото всех по заслуге моей был счастлив и имею хорошие аттестаты. В одном из всех Е. П. Марк Иванович не могу сыскать желаемаго успеха, который с начала нашего знакомства, когда были еще полковниками и оба под командою других, восчувствовал некоторую отменную ко мне ненависть, все дела, за которыя я иногда похвален, не знаю причины отчего отменно его безпокоят, чего во всем виде и в деле укрыть не может… оным я в награждение безвинно обруган и приписано совсем несправедливыми и не сходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести и тем причинил чувствительнейшее оскорбление и в болезни моей сразил жестоким ударом, ибо всякое дело с командующим почитаю я за величайшее в свете несчастие; против командующих все защищения и доводы оправдания весьма трудны, но Бог защитник справедливости всевышним своим покровительством оправдает меня непременно… рапортом, поданным мною, был недоволен… имеет около себя множество шпионов и во всякой неправде им верит и после мстит до безконечности за всякую безделицу».

Против этих слов в рапорте бригадира Ушакова был капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин, который находился при контр-адмирале, подавал сигналы, управлял кораблями и вел наблюдение в подзорную трубу за боем с флагманского корабля «Преображение Господне». Он точно видел все манёвры «авангардии, кордебаталии и арьергарда» и принимал участие в составлении рапорта командующему. В это время прибыл в Севастополь принц Нассау-Зиген на быстроходном греческом корсарском судне, у него был разговор с Войновичем. Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин был послан к Потёмкину в Очаков на этой полакре и далее в Санкт-Петербург, со всеми рапортами, собранными от главных командиров.

Сенявин рассказал Потёмкину про это сражение и двинулся далее, а 20 июля командующий написал письмо Войновичу: «Я получил донесение Ваше, отправленное с капитан-лейтенантом Сенявиным, и с удовольствием вижу из оных, сколь храбро принят и отражен Вами флот неприятельский близ Фидониси, не взирая на чрезмерное превосходство сил его. Вам яко первому в сем знаменитом деле участнику объявляя мою признательность, препоручаю засвидетельствовать оную г. Бригадиру и Кавалеру Ушакову, по донесению Вашему столь отличившемуся и прочим содействовавшим в поражении неприятеля, так как и всем нижним чинам. Весьма тут приметны мужество и неустрашимость Российским воинам свойственные, и я не преминул о сем одержанном преимуществе всеподданнейше донесть Ее Императорскому Величеству».

До столицы Дмитрий Сенявин добирался на лошадях с охранной грамотой от Григория Потёмкина и с его письмом к Императрице. На почтовых станциях ему быстро меняли лошадей и выполняли все требования.

Бой у острова Фидониси был первым крупным сражением нашего парусного Черноморского флота с турками. Русские моряки показали умение держать линию против турецкого флота во время боевых действий. Задача русского флота по поддержке сухопутных войск под Очаковым фактически была выполнена. Явное господство турецкого флота на Чёрном море завершилось.

Капитан Сенявин прибыл в Санкт-Петербург в конце июля и сразу же был принят Екатериной. Императрица уже 28 июля восторженно писала Потемкину: «Твоё письмо, друг мой Князь Григорий Александрович, я получила чрез флаг-капитана Сенявина, которого, буде разсудишь, что его производить должно и другим не обидно, то объяви ему чин моим имянем. Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные Турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе уже посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?». Она наградила молодого капитана своей золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами, и приказала выдать ему 200 золотых червонце.

Ночевал Дмитрий Сенявин у своего дяди адмирала Алексея Наумовича Синявина и почти всю ночь рассказывал ему о сражении про подвиги Ушакова и рисовал схему боя. Адмирал тогда вспомнил, что этот молодой шустрый мичман двадцать лет назад командовал ПРАМом на Азовском море. Синявин в том году руководил комплектованием кронштадтской эскадры, которая готовилась в поход на Средиземное море, но с лета заболел и был отправлен Императрицей в отпуск «за болезнями его увольняем от всех дел, и за долговременную и усердную службу по смерти производить ему полное жалование».

По возвращению Потёмкин досрочно присваивает Сенявину звание капитана 2 ранга и приказывает быть «генеральс-адьютантом» по флоту при своей персоне. Эта должность открывала большие возможности подниматься по служебной лестнице, и Сенявин к тому же получает двойную прибавку к жалованию. Во время вечернего ужина в шатре новоиспечённый капитан 2 ранга сидел рядом с главнокомандующим и выпивал с ним из серебряных кубков «терпко-сладкую мальвазию». Потом были приглашены певчие, которые пели русские народные песни. Им подпевал немного хмельной Дмитрий, что не осталось незамеченным Григорием Александровичем. Он его хвалил за красивый голос и заставил спеть любимую песню. Отказываться было бесполезно, и Сенявин пел, а его исполнение запомнили многие кто находился в это время в походном шатре Потёмкина. Позже много лет спустя некоторые неприятели злословили по этому поводу.

Здесь Потёмкин на следующее утро поделился с Сенявин своими задумками по специальной операции который он хочет провести у берегов турецкой Анатолии. Именно с тех мест шло продовольствие и подвозилось подкрепление к осаждённой крепости Очаков. Главнокомандующий флотом поручил «дерзко-бойкому» Сенявину провести «поиск» с помощью «греческих арматоров» на их быстрых судах. Письмо об этой планируемой морской операции Потёмкин посылает Войновичу.

В то же самое время на Балтийском побережье шведы захватили таможенную заставу и судно с провиантом около крепости Нейшлот. Затем они в приграничном посёлке Пуумала, переодетые в российскую униформу, устроили перестрелку, ставшую для короля Густава III формальным предлогом к началу войны. Его войска вторглись на нашу территорию, но была остановлена русскими войсками под командованием генерал-аншефа графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина. Императрица приказывает адмиралу Самуилу Карловичу Грейгу «шведский флот искать и стараться его атаковать и разбить, если Бог поможет». В начале июля наша эскадра (авангардия-контр-адмирал Фондезина, кордебаталия- контр-адмирал Спиридов, арьергардия -контр-адмирал Козлянинов) в 15 линейных кораблей встречает шведский флот, состоящий из 28 судов под командованием герцога Карла Сёдерманландского «между островом Штеншкер и мелью Калбо в 7 верстах от острова Гогланта». Именно там в Финском заливе произошло Гогландское сражение. Оно проходило в полном безветрии в течение 10 часов и корабли приходилось передвигать при помощи баркасов. Два флота потеряли по одному кораблю «многие разбиты особливо в мачтах, реях и оснастке, имеют множество пробоин». Обе стороны объявили себя победителями, хотя, по сути, бой закончился вничью. При этом стратегический успех остался на стороне русского флота, который завладел инициативой в войне. Шведский флот был вынужден отступить в Свеаборг, что означало крушение шведского плана войны. Наши потеряли 321 человека убитыми и 702 ранеными. Затем эскадра адмирала Грейга отправилась к острову Нарген (ныне Найссаар) что перед Ревелем и встала на якоря. Часть кораблей осталась крейсировать против полуострова Паркалаут у берегов Финляндии.

В этом бою участвовал сын адмирала Алексея Наумовича Синявина 21-летний капитан Григорий Алексеевич Синявин. Он командовал 44-пушечным фрегатом «Брячислав» и в итоге ему присвоили звание капитана 2 ранга. Позже состоял при адмирале Грейге «генеральс-адьтантом». Теперь во флоте стало 2 капитана с такой фамилией, и современные историки часто путают их.

Но вернёмся на Чёрное море, и пока новоиспечённый капитан 2 ранга Дмитрий Сенявин был в пути в Севастополь, эскадра контр-адмирала Войновича рано утром 24 августа вышла в море. В её составе было два 66-пушечных корабля «Преображение Господне» и «Святой Павел», два больших фрегата и семь малых. Так же вышел отряд «корсерских греческих судов» состоящий из 15 полакров. Два дня флот «лавировал по причине большой зыби и течения» и далее держался на реях в районе Булганака. На третий день «нашла большая буря от севера с дождём, молниею и громом и во всю ночь продолжались шквалы и флот принудило лежать под нижними парусами, у иных фрегатов изорвало марсели». Все корабли отнесло ветром к Херсонесскому мысу, и эскадра с большим трудом вошла в Ахтиарский залив. Фрегат «Покров Богородицы» капитана Ивана Ознобишина отнесло до Балаклавы. По окончании бури он вернулся в Севастопольскую гавань, где Войнович производил «обученеие рекрутам и исправление судам».

В начале сентября 1788 года контр-адмирал Войнович по приказу Потёмкина отправляет Дмитрия Сенявина с самыми быстрыми греческими полакрами в «морской поиск» к берегам Османской империи, а конкретно к Синопу. Он вместе с прапорщиками: Дмитрием Кундури, Николаем Вальяно, иоанисом Марингопуло; капитаном Григорием Ганале и мичманом Феодором Аркуловым провёл стремительный набег на северное побережье Турции.

Об действиях этого отряда Войнович докладывает князю Потемкину в письме от 7 октября: «…отряд сделанный в Анатолию, состоящий из 4 судов под командою В. Св. штаба генеральс-адъютанта Сенявина отправился из Севастопольской гавани 16 сентября и при переменных ветрах 19 подошел к Синопу, в который день завидел к югу 4 турецких судна, да от востока идущее большое судно одно; разделил своих так дабы пресечь у всех неприятельских курс, в котором и успел; сам (Сенявин) напал на большое, оное по легкому ходу и уходило, но поспели на пересечку два другия его судна, под командою капитана Ганале, и прапорщика Марангопуло, и поражали оное на ружейной выстрел; на турецком судне было множество народу и вооруженное пушками отбивалось от наших со всякою горячностию и по близости его берега надеялся спасения; два раза Ганале и Марингопуло покушались онаго обордировать, но превосходному числу народу и наступившей темноте ночи должны были уступить, а продолжали бить онаго пушечными выстрелами, пока в 10 часов оно стало на подводный камень у Синопского мыса и разбилось; тогда слышно было большой жалостный крик топившагося народу; с Синопской крепости 9 пушечных выстрелов выпалили по нашим и перебили несколько снастей, но они отворотили прочь и пошли в море; спасли 2 человек турок весьма израненых. Из других судов прапорщик Скандраки (Сарандинаки) взял одно, а 3 в темноте ночи спаслись». Сарандинаки прицеил к себе взятое судно и отправился в сторону Анапы. Капитан 2 ранга Дмитрий Сенявин, Ганале, и Марингопуло на своих судах 20 сентября продолжили плавание вдоль анатолийского берега к Вонне. Заметили около берега ещё одно стоящее турецкое судно. Капитан Ганале взял его, а турки на баркасе убежали. Это судно было гружено смолою и пенькой и тащило на тросу плот из мачтовых деревьев «генеральс-адъютант Сенявин приказал оное сжечь, а мачтовые деревья изрубить». 21 сентября у мыса Чонсамба наши корсары увидели 4 турецких небольших судна «мелексы», погнались за ними на своих полакрах. Спустив на воду вооружённые баркасы стреляя из пушек 2 потопили, взяв в плен шестерых турок. На другой день этот отряд под руководством Сенявина подошел к местечку Вонн: «ветер был самый тихий и проходя мыс начали турки палить из пушки и множества ружьев, но скоро оная была сбита и хотя покушались оную взять, но крутой под пушкою берег не позволял барказам пристать… однако барказы были посланы к другому берегу, где стояла одна турецкая мелекса; оную взяли и совсем имеющимся на ней грузом, лесом и пенькою, была сожжена». Капитан Дмитрий Сенявин со своим 24-пушечным полакром «Панагия Турляни» подошёл к берегу «прогнал народ защищающий магазин, где много турок побито картечами… генеральс-адъютант Сенявин не находя тут в Вонне тех 8 судов к перевозу войск приуготовленных, в сходственность полученных известий, решился вдоль берега продолжить далее свой поиск». Через день наши суда подошли к острову против города Гересинда (Карасунд) и увидели стоящие там 4 турецких судна и множество пехоты и конницы. Погода была пасмурная и подойдя к этим судам встал на якорь. Когда стемнело Сенявин спустил два баркаса и хотел взять суда, но турки ответили сильным огнём из пушек и ружей. На следующий день рано утром он переставил свой полакр против тех пушек и начал стрелять со всего борта «отбил весь народ от пушек от берегу и с судов, потом барказами абордировал большую шайку, отрубил у ней все канаты и вывел из под берегу; оная была нагружена провиантом, до 300пудов пороху и к перевозу войск всеми припасами». Далее Сенявин открыл огонь по следующим 3 судам «почти вовсе разбили», но турецкие войска ожесточённо сопротивлялись. В итоге они были потоплены артиллерийским огнём. Эти суда должны были перевозить турецкую армию в Очаков, но Сенявин своими действиями сорвал эти планы. Команды наших судов, состоящих из греков в этих боях, потеряли 9 человек убитыми и 13 ранеными. После этого сражения «греческие арматоры» отправились вдоль берега к Таврическим берегам. По пути Сенявин встретил грузовой парусно-гребной трекатр с 70 тоннами соли и других товаров. Турки бежали с оного, а наши греки, высадив 12 человек повели его к нашим берегам, но спустя 3 дня во время сильного шторма его пришлось потопить.

По пришествии отряда 6 октября в Севастополь «генеральс-адмирал Сенявин весьма одобрял перед Войновичем капитана Ганале, мичмана Аркулова, прапорщиков Марингопуло и Николая Вальяно отличившимися, как ревностию, так и мужеством во всех случаях, да и всех служителей на корсарских судах, хвалил их смелость и послушание… и так ополчая анатольские берега, сей мужественный и храбрый офицер навел на турок страх, поразил много народу, уничтожил неприятельския покушения в перевозке войск, истребил довольное число судов числом 11,взял пленных и привез от себя и своим подчиненым у неприятеля довольно взятого богатства». По правилам войны командам и капитану Дмитрию Сенявину доставалось большая часть трофеев. Григорий Потёмкин в письме Императрице так написал про это «Севастопольский флот весь вошёл в гавань, только греки крейсируют, не потерпели они». Это был первый военный поход разведывательной эскадры, совершенный нашими кораблями на южное побережье Черного моря в тыл турецким войскам.

Здесь приведу ещё одну цитату Потёмкина: «…мой Сенявин много навел страху на Анатолийских берегах. Позвольте дать ему крест Георгиевский 4 степени. У меня есть лишние». В ответном письме Екатерина Алексеевна сообщила «…Сенявину твой дай крест Георгиевский из тех, кои у тебя остались не розданы».

Во второй декаде октябре Сенявин был срочно вызван в Херсон по приказу Потемкина для награждения и принятия под команду 64-пушечного корабля «Святой Мученик Леонтий». Этот корабль был летом захвачен у турок в призы, ремонтировался в Херсоне и перевооружался в Глубокой гавани «он отменно хорошей конструкции в подводной части и ходит скорей всех наших на фордевин». Мастер Семён Афанасьев установил на него новые мачты, бушприт, стеньги, такелаж и были сшиты паруса. Этот корабль вооружили 24-фунтовыми пушками с корабля «Св. Владимир» капитан которого Панайоти Алексиано умер от заразной болезни.

Командующий Днепровской гребной флотилией принц Нассау-Зиген в согласовании с контр-адмиралом Мордвиновым разработали план нападения на крепость Очаков. К осени было готово 6 артиллерийских батарей, 32 бота вооруженных 18-фунтовыми пушками, 4 большие галеры, 4 дубель-шлюпки и 5 судов с поставленными мортирами. Морские батареи должны были стрелять в стену и в первую очередь разрушить угловую башню.

В это время на Балтике в Ревельском порту на корабле «Ростислав» умер от лихорадки 52-летний адмирал Самуил Карлович Грейг. На его должность был поставлен адмирал Василий Яковлевич Чичагов.

22 октября капитан Сенявин несмотря на очень плохую погоду вывел корабль «Святой Мученик Леонтий» к крепости Кинбурн. Следующим днём началась атака гребного и парусного флота на корабли и крепость Очаков. Артиллерийским огнём в первый день было потоплено 6 турецких судов и много было повреждено. Контр-адмирал Николай Семёнович Мордвинов парусную эскадру расположил под прикрытием кинбурнских батарей «большие суда поставлены под прикрытием мели, простирающейся от косы в море и приближены к обороне линии гребной эскадры». Несколько дней продолжалась бомбардировка крепости Очаков и кораблей, стоящих у берега. 30 октября Мордвинов сообщает Потёмкину что «23 неприятельских судна от выстрелов наших потоплены». Капитан 2 ранга Сенявин, обладая дальнобойными пушками на своём корабле вёл огонь по кораблям и крепости.

2 ноября контр-адмирал Марко Войнович вывел свою эскадру из Севастополя и направился к Тендре для поиска турецкого флота. Погода стояла плохая с сильным ветром и густым туманом. Греческие крейсера (под командой мичмана Григория Кацаити, прапорщики Дмитрия Купа и Галаки Батиста) ранее посланные в разведку на глазах всей эскадры, преследовали турецкий «кирлангич», который обладая большей скоростью увидев наш флот, убежал в море. Вот как пишет Войнович об тех днях: «…8 ноября подошёл я к оконечности Тендры в разстоянии верстах в десяти, так что видны были мачты наших судов в Лимане; по полудни в 4 часу крейсер дал знать сигналом, что 8 кораблей видит в море на румбе W, погода сделалась пасмурная и ветер переменной. 9 числа в 5 часу после полуночи слышны были в море на румбе WSW 5 пушечных выстрелов, спустя четверть часа и паки два; ветер сделался от востока крепкий с снегом… следующие дни ветер от северо-востока весьма крепкий с снегом и мороз». Спустя два дня эскадра Войновича передвинулась к самой северной оконечности мыса Тендра, провела разведку и не увидела турецких кораблей. Он послал к Потёмкину своего нового флаг-капитана лейтенанта Юрьева с донесением о дальнейших действиях. Тот разрешил Севастопольской эскадре идти в море к Таврическим берегам и выслать для поиска флота противника крейсерские суда. 19 ноября все корабли прибыли в Севастополь кроме корабля «Св. Андрей» (капитан 1 ранга Иван Баскаков) которого ветром унесло вдоль берега в сторону Козлова.

У контр-адмирала Мордвинова от сильного ветра потонули 4 канонерских лодки, и он запросил у главнокомандующего возможность уйти на зимние квартиры, так как морозы усиливались. Потёмкин, видя ситуацию скомандовал всем уходить из лимана в устья рек. Капитан Дмитрий Сенявин свой корабль повёл к Глубокой пристани, но сильный ветер не давал продвижения. Подойдя к мысу Станиславский, он там был прихвачен льдом «прочие суда замерзли по разным местам Лимана от Станислава до устья Буга; Спиридон Тримифийский вошел в Буг и стоит выше русской косы». Как ни боролся капитан Сенявин со своей командой, пытаясь вырваться от ледового плена, его корабль сорвало с якорей и всей глыбой отнесло назад к Кинбурнской косе к Александровской крепости. Днепровский лиман был свободен ото льда в своём фарватере, где шло сильное течение. Фрегат «Василий Великий», вынесенный из устья Буга сильным ветром потонул недалеко от корабля Сенявина. Позже Дмитрию Сенявину удалось вырваться из ледяного плена, вывести корабль «Святой Мученик Леонтий» и зайти за мыс Станиславский к берегу напротив Широкой балки.

В течение декабря и наступившей зимы Войнович просил у Потёмкина материалов и мастеровых для ремонта кораблей. Главнокомандующий был занят осадой Очакова и эти надоедливые просьбы его выводили из себя. Тем более большинство солдат в армии болело «четвёртая часть осталась от армии, а кавалерия потеряла почти всех лошадей».

Штурм крепости Очаков. Старинная гравюра 18 века.

6 декабря Григорий Потёмкин приказал штурмовать крепость Очаков. Турки сидели без пропитания и в сильном холоде, мороз достигал 23 градуса. Шесть русских колонн пехотных полков с большим мужеством за час с небольшим овладели этой крепостью. Османы понесли большие потери. Было убито при штурме более 8000 человек и около 4000 попало в плен. Наши войска потеряли намного меньше: 956 солдат и офицеров убитыми и 1823 ранеными.

Князь Потемкин писал Екатерине 7 декабря, которая ранее постоянно торопила его со штурмом: «…поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли. Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лутче. Гарнизон до 12000 отборных людей-не меньше, на месте положено семи тысяч, что видно, но в погребах и землянках побито много. Урон наш умеренный, только много перебито и переранено офицеров, которые шли с жадным усердием и мужеством. Убит генерал-майор князь Волконский на ретраншементе и бригадир Горич на стене… какие труды армия моя понесла и сколько наделала неприятелю урону, того не вдруг можно описать… тяготит меня пленные, а паче женщины. Зима жестока, как в России. Отправлять их хлопот много. В городе строения переломаны нашими пушками, много нужно починать». Более подробнее про штурм Очакова можно прочесть в другой моей книге «Синявин» про адмирала Алексея Наумовича Синявина.