Выборгская светотень
– Вы все-таки лишний раз по ночам не ходите, хоть они сейчас и светлые, – сказал полицейский. – Народ сейчас дерганый, криминала стало больше. Кто-то работу потерял, у кого-то бизнес накрылся, и далеко не все это адекватно переносят… Мы, конечно, центр строже патрулировать будем, но помните, что осторожность не помешает.
Вероника потерла глаза ладонью и кивнула:
– Спасибо. Буду осторожнее.
"Вот только это явно был не безработный, который в отчаянии решился на грабеж и не шизанувшийся после карантикулов гопник…"
Было уже 4 часа утра, и на набережной погасли фонари; рассвело. Солнечные зайчики уже весело играли на воде Залива. Ника возвращалась в гостиницу спокойно.
Несмотря на чашку кофе, который ей любезно заварил дежурный, Орлова чувствовала, как отяжелела голова и слипаются глаза. Поскорее бы добраться до "Виктории" и лечь… "С ректором надо будет искать контакты на свежую голову. А я после бессонной ночи не смогу придумывать оригинальные ходы и искать подход к собеседнику…".
Телефон в кармане снова зазвонил, когда Ника проходила мимо лодочной станции. Звонок разбудил спящего на ступеньках возле кассы того самого рыжего кота с ободранными бакенбардами. Пушистый красавец недовольно повел ушами и смерил девушку укоризненным взором: "Что за безобразие! Под ноги лезут, шатаются всю ночь, да еще трезвонят! Совсем люди обнаглели!".
Ника достала телефон и нажала на кнопку принятия звонка. Она готова была жестоко наорать на идиота, который, сам того не ведая, устроил ей такую "веселую" ночь. И рявкнула:
– Алло! Орлова слушает!
– Слушай, Орлова, – прошелестело в трубке, – не лезь в это дело. Нос-то свой любопытный придержи, а то как бы тебе его не прищемило больно!
– Да пошел ты! – от этих угроз и попыток напугать ее Вероника обозлилась еще больше. Она знала, что лающая собака практически никогда не кусает. Если хотят причинить вред, не предупреждают об этом. Так, любимец Виктора, манул Мася, не издает ни звука, подкрадываясь к забредшему в хозяйский сад незнакомому коту или собаке. Ника пару раз наблюдала эту картину. Манул не рычал и даже не ворчал. Его короткие могучие лапы переступали по земле совершенно бесшумно. Даже трава не шелестела, так тихо он скользил. И неосмотрительный чужак не подозревал об опасности до той самой секунды, когда на него словно из воздуха обрушивалась серая молния, сверкающая желтыми глазами. Зато собачонки, любящие чуть что, на любой шорох, закатываться истошным лаем, зачастую поджимали хвост и испуганно шарахались, видя, что страху ни на кого не нагнали и наоборот, могут сами схлопотать на орехи.
– Ты бы хоть номер скрыл, пугальщик, – усмехнулась Орлова.
– Что, уже боишься? – прошептал собеседник. – Правильно. Тебя предупредили.
– Сам смотри, не испугайся. А теперь иди, пожалуйста, на фиг, я устала и хочу спать!
– Хочешь узнать, как работает ИВЛ? – хихикнул шептун и быстро отсоединился.
"Надо проверить этот номер по своим каналам. А сейчас я должна выспаться".
Ночной портье проводил постоялицу сонным взглядом. "И чего полуночничают? закрыто же все. И куда она в шортах и тапках ходила? На пляж, что ли, среди ночи подалась?". Когда Ника скрылась в лифте, парень снова прикрыл глаза. Хоть бы часок дали подремать. А то всю ночь носятся, как оглашенные…
***
Переодеваться в пижаму сил не было. Стянув топик и шорты, Ника рухнула на кровать, укрыла озябшие ноги благоразумно прихваченным пледом от "Бауэр" и почти мгновенно уснула.
Проснулась она от того, что солнце залило ярким светом весь номер. Недовольно заворчав, девушка потянулась за ручными часами, лежащими на ночном столике. И сон слетел с нее: полдень?! Ну и разоспалась!
Ника вскочила с постели и, как была в одних трусиках, схватила телефон. Надо сразу же разослать запросы, чтобы поскорее выяснить, кто названивал ей ночью с угрозами.
Когда Орлова, освеженная душем, поднялась в ресторан, там уже сидел Гершвин, листая обеденное меню.
– Э, да ты, оказывается, Спящая Красавица, – он поднялся и отодвинул стул для Вероники. – Я уже и у Олеси побывал, и следователю фитилей навтыкал, теперь вот пообедать зарулил, а ты все спишь и спишь. Это на тебя чистый воздух так подействовал? Да ладно, не смущайся. Я тут сам в первый день как дал храповицкого! Не поверишь: четырнадцать часов продрых! После мегаполиса от здешней атмосферы опьянел, как от тройного "Макаллана". Встречу со следаком проспал. Кстати, он сегодня тоже хорош был, – ухмыльнулся Наум, – глаза красные, зевает, как крокодил, тормозит, как старая "копейка"! Видно, прогулял где-то всю ночь. Он и так не гигант мысли, – съязвил адвокат, – а спросонья вообще Буратино Дуболомович!
– Ну а что Нестерова? – Вероника открыла меню.
К ним подошел официант, и беседа прервалась. Сделав заказ, Ника и Наум дождались, пока официант отойдет. Гершвин сказал:
– Я пытался расшевелить память Олеси: не выглядел ли в их встречу Константин заболевающим или просто человеком, ощущающим недомогание. Она ведь тоже медик, сразу бы заметила. И задал вопрос, из-за чего у нее конфликт с коллегой.
– И что она сказала? – нетерпеливо спросила Вероника.
– Нет, – Наум поставил ладони "шалашиком". – Константин выглядел здоровым и полным сил. Если человек буквально назавтра сваливается с высокой температурой и поражением легких, он не будет перед этим таким энергичным и жизнерадостным. Да и на ютубовском видео можно заметить, что из него здоровье фонтаном било. Как он дочку в воздух подбрасывал, а ведь она уже не кроха, четыре года, а выглядит на все шесть, крепышечка такая; наперегонки с ней носился по Парку, и никакой одышки или кашля не было. Ты ведь тоже смотрела.
– Да, и в конце он поднял Олесю, поставил себе на ладони и попросил прохожего сфотографировать их. Он был полон сил и прекрасно себя чувствовал.
– А назавтра его повезли под мигалкой на ИВЛ… Конечно, можно отговориться тем, что вирус незнакомый, коварный, все его формы и проявления еще не изучены. Но чует моя чуйка, что тут не все так просто. Да, и еще, Ника: Нестеров снимал квартиру на Вокзальной улице. Там через дорогу – кафе-пирожковая. Он туда каждый день ходил; они как раз в разрешенной ему стометровой зоне находились. Константина там должны помнить, он покупал у них на обед кулебяки и расстегаи и по три-четыре штуки прямо на ходу уписывал. И в последний раз приходил накануне госпитализации, и аппетит у него был по-прежнему отменный.
– Я зайду в эту пирожковую, – сказала Вероника. – Заодно и отведаю их выпечку. Припоминаю, что Тася однажды нахваливала какую-то выборгскую пирожковую недалеко от вокзала, говорила, что там и уютно, как дома, и цены – "на сотню вполне наешься", и выпечка вкусная. Может, это та самая?
– Только они по старинке работают до 17 часов, – напомнил Гершвин, – так что надолго не откладывай.
Им принесли суп из белых грибов, карпаччо, морковный пирог и яблочный фреш для Наума, и спагетти с беконом, салат Капрезе, пирожное и двойной кофе для Вероники. Разговор продолжился не сразу; какое-то время оба наслаждались искусно приготовленными блюдами. Доев из симпатичного горшочка последнюю ложку супа, Гершвин стал рассказывать о беседе со следователем, работающим с делом Нестеровой.
– Ну а что Олеся говорила тебе о конфликтах? – спросила Вероника, наматывая на вилку золотистые спагетти. Ей хотелось самой встретиться с Олесей и попробовать расспросить ее… Конечно, адвокат сродни врачу и священнику – этим людям лучше рассказывать все без утайки. Но есть вещи, о которых женщине может быть трудно говорить с мужчиной, и этот барьер сложно преодолеть даже в беседе с тремя вышеназванными. Зато с другой женщиной она легче разговорится на щекотливую тему. Разрешены ли сейчас свидания с заключенными в СИЗО кому-то, кроме адвокатов и следователей? "Странно, кстати. Родную мать к человеку не пустят – мол, опасность заражения, а следователя пустят? Видно, уверены, что он уж точно не занесет вирус в изолятор? Должно быть, считают, что от человека в форме любая зараза удерет, вопя от ужаса?" – досадливо подумала Ника и тут же остановила себя. Не стоит превращаться в язву…
– Да обычные бабские терки, – пожал плечами Гершвин, – Олеся ни с кем не хотела ссориться, дорогу никому не переходила, и чаще всего, когда Марго начинала на нее шипеть и втыкать шпильки, старалась сгладить ситуацию и не доводить до скандала.
– Маргарита доводила Олесю просто так, без причины? – Вероника подвинула к себе блюдечко с "Наполеоном", украшенным ягодами. Пассаж о "бабских" ссорах ей не понравился, но сейчас не время обсуждать с Наумом гендерный сексизм…
– А разве тебе незнакомо это явление? – Наум принялся за пирог, политый белым шоколадом. – В бабс… пардон, в дамском коллективе – далеко не редкость. Обычное дело: не сошлись характерами, одну что-то бесит, другую что-то раздражает или просто какая-нибудь мадам невзлюбит человека; рожа ей не понравится – и давай гнобить, союзников себе набирать, и не успокоится, пока не выживет с работы или не доведет до срыва и увольнения по статье. Я думаю, Маргариту бесило то, что Олеся на 15 лет моложе, что она миловидная, в 25 лет – уже кандидат наук и студенты на нее засматриваются. Олеся склок на работе не хотела, Выдерживала ровный тон, лицо не теряла, и Марго это тоже бесило. Ей-то хотелось, чтобы Нестерова хоть раз в ответ заорала или заплакала, и иногда дамочка доходила до откровенного хамства. Но Олеся ей ни разу такого удовольствия не доставила, отвечала спокойно и вежливо, но так, что Рите было нечем крыть.
– Мне эта Маргарита тоже показалась скандалмейкершей, – кивнула Вероника. – Теперь она выбрала новым объектом Алику, подругу Олеси. Алика – не коренная жительница Выборга, экспатка, гражданство получит только через год и боится до этого времени потерять работу. Марго видит, что девушке некуда деваться, и теперь решила разряжаться на ней. На меня она тоже попыталась наехать, но я ее, кажется, разочаровала: не стушевалась.
После кофе, сока и десерта Ника и Наум спустились покурить.
– А что случилось у тебя? – спросил Гершвин. – Ты ведь неспроста полдня проспала, я прав?
– Да, только, похоже, к нашему делу это отношения не имеет.
Ника поведала Науму о ночной эпопее. Когда она пересказала разговор на мосту, адвокат хмыкнул и нахмурился. Падения незадачливого Никиного преследователя рассмешили адвоката. Услышав о рыжем коте, который так лихо сшиб с ног незнакомца, Гершвин и подавно расхохотался так, что с дерева поблизости испуганно взметнулись птицы. Но узнав о шокере, Наум моментально утратил веселость и покачал головой:
– Вовремя патруль появился. Ну, Орлова, ты даешь: даже сходить на перекур не можешь, чтобы не попасть в переделку. Мне Витек трепанацию черепа сделает, если с тобой тут что-то случится…
– Не случится, – заверила Вероника, – я не тургеневская девушка и теперь настороже. За себя постоять умею. И если бы не патрульные, я бы его скрутила и выяснила: с какого это перепоя он за людьми гоняется. Шокер-то он к тому времени уже потерял, а значит, и подавно против меня шансов не имел.
– Ну а кто тебе всю ночь названивал? – спросил Наум. – Ты хоть выяснила?
"Кажется, каша заваривается крутая, – думал он, – только начали работать, и уже сплошные сюрпризы и загадки! Все интереснее и интереснее…"
– Послала запросы по своим каналам. Этот человек, я даже не поняла, он или она, очень не хотел, чтобы я расследовала дело Нестеровых. Надеюсь, к вечеру уже узнаю, на кого записан номер…
– Так, – Наум закурил вторую сигарету. – Кто-то очень не хочет, чтобы мы слишком глубоко копали в этом деле. Значит есть, что скрывать. А мне следователь круглые глаза делал и кулаком себя в грудь бил, что тут и расследовать-то нечего: один привез вирус из Москвы и нарушил самоизоляцию, другая от него заразу подцепила и на работу притащила… Еще и советовал мне: я, мол, могу помочь Олесе только одним способом: убедить ее на суде покаяться, суд учтет это как смягчающее, все же меньше присудят. Вот интересно: он и впрямь такой тупица, или с кем-то в доле? Ладно, выясним, – зловеще пообещал Гершвин, – я такие игры не люблю. И когда из меня осла пытаются сделать – тоже!
– Куда ты сейчас?
– В колледж, попробую разыскать эту королеву Марго, блин, – Наум поправил воротник летней льняной рубашки. – А ты?
– В пирожковую и в больницу, где лежал Константин. Скажи, а мне разрешат встречу с Олесей?
– Не знаю. Сейчас только первый этап снятия ограничений, процесс не быстрый. Я выясню.
***
По укоренившейся петербургской привычке к большим расстояниям Вероника шла быстрым спортивным шагом. Степенно фланирующие по набережной туристы и местные жители поглядывали на нее с интересом и удивлением: куда она так торопится?
Но в Выборге больших расстояний нет, и уже через десять минут Вероника подошла к дверям пирожковой на Вокзальной улице.
Маленький зальчик кафе ей сразу понравился. Там действительно постарались создать атмосферу домашнего уюта. Скатерти в веселую пеструю клетку, тюлевые занавески, цветы в горшках на подоконнике, стулья с изогнутыми спинками. И пахло совсем как в детстве – свежими пирогами, яблоками, корицей. Вот только столики тосковали, сдвинутые к стене, а стулья воздевали ножки к потолку.
"Похудеешь тут, как же", – подумала Орлова, заказывая сладкий пирожок и кофе. Но ей нужно было разговориться с буфетчицей, а Орлова на своем опыте знала, что с покупателями продавцы охотнее общаются. Да и ароматы стояли такие аппетитные, что устоять было невозможно.
Буфетчица из местных хорошо знала постоянных посетителей. Кафе находилось на отшибе от туристических троп, и ходили сюда в основном местные жители. Выборг – не Питер, где порой даже соседи по лестничной площадке друг друга в лицо не знают. И женщина сразу вспомнила симпатичного молодого человека из дома напротив, заходившего к ней за расстегаями и кулебяками с капустой…
***
– А потом его "скорая" увезла, я в окно видела, вот ужас-то. На всякий случай со сменщицей все помыли, продезинфицировали, сами проверились; Бог миловал, здоровы. Ох, жалко парня, такой приветливый был, вежливый, врач, приехал от этого вируса лечить, и сам не уберегся.
По словам буфетчицы, Константин до самой госпитализации выглядел здоровым, чувствовал себя прекрасно, поэтому ее и потрясло то, что его подкосило так быстро и тяжело. "Ох, вирус этот, как кистенем бьет", – вздыхала женщина.
"Наум был прав, – Вероника не спеша шла по Вокзальной улице к центру, – уж очень резко Нестеров заболел… Разве так бывает?"
***
Вход в больницу был ограничен, но не было преград, способных надолго остановить Веронику. У журналистки были знакомые во всех нужных сферах. И, прочитав категорический запрет на посещения корпуса, где лечили больных новым коронавирусом, Ника села на скамейку, вытянув отяжелевшие после долгой ходьбы ноги и достала телефон…
В стороне чуть поодаль зеленел парк Монрепо. "Наверное, и он сейчас закрыт. А как мы любим в нем гулять с Лилей и Тасей!.. Таська все шутила насчет острова Людвигштайн, который то и дело закрыт: мол, неужели там страшнее, чем у нее на работе"… Тенистые аллеи, почти дикий лес, серые валуны, изгибистые мосты, белоснежные беседки… "И когда уже можно будет снова спокойно ходить куда хочется, загорать на пляже и пить кофе за столиком, а не на ходу? Надеюсь, что скоро…"
Тренькнул телефон. Пропуск уже был готов.
– Не имей сто рублей, а имей сто друзей, – мурлыкала Ника, подходя к воротам.
Охранник встретил ее очень вежливо, попросил положить сумочку на ленту, а его напарница провела прибором-искателем вдоль тела посетительницы. Хотя Ника из-за жары надела на себя тонкое льняное платьице, под которым нельзя было утаить даже зажигалку, секьюрити соблюли все нормы.
Потом Орлову заставили пройти через рамку кварцевателя и надеть маску, перчатки и бахилы. Человек в защитном костюме, респираторе и круглых очках приложил ей ко лбу градусник и сказал веселым женским голосом:
– Ай, молодца, 36 и 5, хоть в космос!
"Несли они много пробоин, скрываясь в ночных облаках, – вспомнила одно из стихотворений военных лет Вероника. – Сидел за приборами воин в своих марсианских очках…". И это ее обеспокоило. Обычно как только она начинала вспоминать лирику военных лет, вскоре случалось что-то экстремальное и опасное. Интуиция таким образом предупреждала Веронику об угрозе. В прошлом году они с Виктором и Наумом читали стихотворение о последних пяти минутах тишины 22 июня 1941 года, а вскоре им пришлось схлестнуться с группой диверсантов, готовящих масштабный теракт в монастыре в пасхальную ночь…
***
Главный врач больницы, перепрофилированной сейчас под эпидемиологический центр, встретил журналистку тоже в "скафандре".
– Чем обязан вашему визиту, госпожа Орлова? – он повертел в пальцах Никину визитку. – Хотя в принципе, это вопрос риторический: ваши коллеги сейчас у нас частые гости…
– Константин Нестеров, – ответила Вероника.
– Это сотрудник или пациент? Сейчас у нас более напряженный график, чем обычно, и трудно все удержать в памяти.
– И то, и другое. Его перевели из Москвы в ваше учреждение, но он заболел и оказался здесь уже как пациент. К тому же, он, якобы, нарушал режим самоизоляции после приезда из столицы, заразил бывшую жену, а она передала вирус коллегам. Сейчас молодая женщина арестована и ее собираются судить за создание угрозы массового заражения. Она тоже наблюдалась в вашей больнице…
– Да, теперь я вспомнил, – кивнул главврач. – Константин и Олеся Нестеровы… Сейчас у нас лежит еще гражданский муж Нестеровой, Николай Баринов, – "космонавт" побарабанил пальцами по столу и полистал файлы на экране компьютера. – Состояние стабильно тяжелое, пациент под аппаратом. Хуже ему не становится, но и лучше – пока тоже нет.
– Хорошо, что в Выборге нет такой катастрофической ситуации, когда на двух больных – один аппарат ИВЛ, – поежилась Вероника, вспоминая недавний сюжет в теленовостях, – и врачам не приходится делать такой ужасный выбор.
Конечно, она, в силу профессии, не воспринимала безоговорочно на веру все, что пишут или говорят ее коллеги. И хотела надеяться, что эта новость была преувеличена. Уж очень она пугающая.
– Бог миловал, – согласился врач. – Мы пока справляемся, держим ситуацию под контролем, – он суеверно постучал пальцами по столешнице.
– Я бы хотела поговорить с сотрудниками, которые лечили Константина, наблюдали Олесю и сейчас лечат Николая. Если это можно.
***
Лечащий врач, у которой наблюдался Николай Баринов, судя по голосу из-под респиратора – женщина средних лет, не горела желанием беседовать с прессой. Дежуря вторые сутки, она очень устала и Веронику встретила хмуро. На вопросы журналистки Лариса Геннадьевна, как назвалась женщина, отвечала скупо и отрывисто, давая понять, что ей некогда разводить длинные беседы. Да, Баринов поступил к ней в отделение с характерными симптомами – повышенная температура, кашель, поражение легких. Сейчас он на искусственной вентиляции. Да, его удалось стабилизировать, но положительной динамики пока нет. Нет, увидеть его никак нельзя, это исключено.
Провожая Орлову, молоденькая медсестричка шепнула, что доктор Иванцова торопится к новому больному. Накануне привезли совсем молодого парнишку в крайне тяжелом состоянии. Положение усугубляло то, что после перенесенной в детстве операции на почках у парня был почти нулевой иммунитет и организм самостоятельно не мог сопротивляться вирусу.
"Может, это программист Павел из колледжа? – Вероника вспомнила, как накануне увидела "скорую" возле места работы Олеси и испуганных сотрудников на крыльце.
– Его, кажется, прямо с работы привезли? – спросила она. – Из медицинского колледжа?
– Да, – ответила медсестра, – прямо на рабочем месте хватануло, да как страшно, еле довезли. Хорошо, что бригаду вовремя вызвали; еще бы пять минут – и не спасли бы.
– Очень плох?
– Делаем все возможное, – не стала делать прогнозов девушка.
Ника хорошо знала это профессиональное суеверие врачей и больше вопросов не задавала.
Доктор Красов, который пытался вылечить Константина и наблюдал потом Олесю, был дома. Он отдежурил две смены и рано утром уехал отдыхать. "Не люблю тормошить людей в выходные дни, но обстоятельства вынуждают, – узнав адрес Красова, Вероника пробила его по гугл-карте. – Красов; кажется, в "Яме" так звали зловредного доктора из песенки "ночных бабочек"…
Она заторопилась в частный сектор.
Пользуясь хорошей погодой, жена доктора, молодая энергичная женщина, развешивала белье на просушку во дворе. Рядом в просторном вольере возился малыш в голубом летнем костюмчике. Чуть поодаль рыжий котенок играл с лежащей в траве толстой овчаркой. Он упорно пытался вскарабкаться к ней на спину, но каждый раз скатывался на землю. Устав от этой возни, собака лениво гавкнула, оттолкнула шалопая лапой и, вздохнув, ушла на крыльцо. Котенок попытался поймать ее за пышный, как у лисы, хвост, но промахнулся и проехался на животике.
– Авва, – комментировал малыш. – Мява. Тетя.
Женщина закрепила прищепками на шнуре маленький пододеяльник с принтами медвежат и обернулась.
– Вам помочь? – спросила она у Орловой.
– Я бы хотела поговорить с Андреем Ивановичем.
– А он на рыбалку пошел, на остров Двойник, – ответила Красова, просмотрев протянутое через калитку Никино удостоверение. – Это тут неподалеку. Там есть затишек у Зеленой аллеи, Андрюша любит там рыбачить.
"Снова-здорово, опять пешком топать. Вроде город маленький, а нагулялась сегодня изрядно!"
– Спасибо, – кивнула Вероника. Забыв о ноющих ногах, она выстроила на телефоне маршрут и зашагала в заданном направлении.
***
Поплавок на ровной водной поверхности был неподвижен. Хозяин спиннинга, невысокий крепыш лет тридцати, жевал бутерброд, откинувшись на спинку раскладного походного стульчика.
– Андрей Иванович, – окликнула Вероника.
– Мы знакомы? – обернулся мужчина.
– Орлова, "Невский телескоп", – Вероника раскрыла удостоверение. – Извините, что беспокою вас в выходной день, но не отниму у вас много времени…
– Пишете о пандемии? – Красов убрал недоеденный бутерброд в сумку-холодильник и встал. – Присаживайтесь, пожалуйста. Слушаю вас.
Вероника с наслаждением вытянула исцарапанные ноги. Для длительных переходов по лесополосе и высокой траве ее платьице не очень-то годилось, но кто же знал, куда ее занесет. Она внимательно посмотрела на Красова. Круглое открытое лицо, прямой взгляд. На солнце разрумянился; видно, в эти месяцы на природу выбирается редко. В Питере на остановках многие рекламные щиты сменились плакатами "Спасибо тебе, доктор!", где было много таких лиц – простых, но открытых, ясных, одухотворенных. Самоотверженные люди, стоящие на передовой в борьбе с болезнью. И Ника сразу почувствовала уважение к этому человеку.
– Я бы хотела расспросить вас о Константине Нестерове, приехавшем из Москвы, – сказала она. – Я провожу журналистское расследование обстоятельств его гибели, а мой знакомый адвокат готовится представлять в суде интересы бывшей жены Константина… Наверное, вы уже знаете, что Олеся Нестерова арестована.
Поплавок дернулся и исчез под водой, но тут же снова вынырнул.
– Наживку слопали, – покачал головой Красов, – рыбы тут настоящие фокусники. И как они этот трюк проделывают?.. Да, спрашивайте. Я наблюдал Костю и сделал все, что мог…
– … Накануне вечером мы разговаривали по скайпу, – слегка охрипнув, заканчивал Красов, – он был полон энтузиазма, смеялся, шутил, ему не терпелось выйти на работу. А на следующий день его привезли в критическом состоянии. И ведь я его уже стабилизировал, уже появилась стойкая положительная динамика. И вдруг снова – бац, резкое ухудшение, и мы уже ничего не успели…
– Я читала, что от новой неизвестной болезни можно ждать любого коварства…
Андрей снова насадил на крючок наживку и закинул грузило.
– Все равно как-то странно, – сказал он. – Ураганная форма какая-то, нигде еще такого не было.
– А в отчете, который вы написали…
– Мне так велели: не заморачиваться; у нас сейчас забот хватает, а писать то, что очевидно: его привезли с характерными симптомами ковида, что тут неясного… Да, я написал отчет по-быстрому, левой ногой, но поймите меня правильно, нас сейчас гоняют в хвост и в гриву, на дежурстве порой каждая минута на счету. Однако же…
Красов немного помолчал.
– Однако же, если проследить динамику более внимательно, то это было похоже не на рецидив болезни, а скорее – на очень сильный аллергический шок, – заключил он. – Надоело… "Сор из избы не выносить"… Красивые слова! А если от этого сора в избе уже дышать нечем?
***
Улица Резервная находилась недалеко от отеля, но в Выборге так можно было сказать обо всем. Обычно Наум ходил туда пешком, но сегодня, с двумя огромными пакетами из "Пятерочки" вынужден был взять такси. Услышав адрес, шофер с любопытством покосился на элегантного лощеного пассажира, нагруженного покупками: "А у него там кто?".