Байрон

«ССО – это школа мужества советской молодёжи!».

ССО – это не Силы специальных операций, а Студенческий строительный отряд.

Всесоюзные студенческие строительные отряды – комсомольская всесоюзная программа ЦК ВЛКСМ (Центральный Комитет Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи) для студентов высших, средне-профессиональных и начальных учебных заведений, формировавшая временные трудовые коллективы для добровольной работы в свободное от учёбы время (как правило летних каникул).

Вот созданием такого временного коллектива Командир в настоящее время кроме учёбы был очень озабочен. Стоял март месяц 1979 года, самая жаркая пора для набора бойцов в стройотряды, надо было сформировать основную массу работяг, желательно уже побывавших в ССО и имевших какие-то навыки в рабочих профессиях, кроме копания ям и таскания носилок. Отрядов по весне формируется много, а хороших бойцов – мало, надо было «застолбить» их, представить списки в КК и раздать им Комсомольские путёвки.

В свой первый стройотряд после 1-го курса Командир также попал может случайно, а может и нет. За парнями после армии вербовщики наблюдают давно и сразу предлагают им «золотые горы», это же вам не салага какой-нибудь – десятиклассник бывший. Армейцы как правило дисциплинированные и как правило многие уже владеют какими-либо строительными профессиями. Помнится, как его расспрашивали об этом, и он ответил, что умеет штукатурить, мол в армии этим делом занимался неоднократно – в «учебке» в Союзе, и ему тогда сразу предложили записаться в бойцы отряда, уезжавшего на Целину, мотивировали тем, что попадёт сразу в дальний отряд после первого курса. Обычно все начинают с «ближних» отрядов – по колхозам Харьковской области и рядом, собирать помидоры, свёклу, клубнику и пр., а там заработки меньше.

Да, основным мотива тором поездки летом в стройотряд вместо каникул был, конечно, он – материальный фактор. А, что делать, миром правит капитал, даже в период развитого социализма. Нет, были конечно романтики-индивидуумы, которые ехали «за туманом и за запахом тайги», но после стройотряда они аккуратно приходили за зарплатой, а не оставляли её в общей кассе. Получив родительское благословение, Командир тогда записался в свой первый стройотряд и так начал свою долгую карьеру в этом молодёжном движении.

Начиналось всё тогда весной в конце мая красиво, с торжественной линейки возле памятника Ильичу, речей руководителей института и ответственных комсомольских работников, прохождения отрядов в парадной зелёной форме, как на военной кафедре, но с нашитыми разноцветными отличительными знаками стройотрядовца «ВССО» (Всесоюзный Студенческий Строительный Отряд) и др. Отряд ЭМ факультета носил гордое имя «Гренада»! Затем церемония торжественных проводов повторялась на площади перед Южным вокзалом Харькова, но уже в общегородском масштабе, где с речами выступали крупные областные партийные чины, и где «коробками» построились стройотрядовцы всех харьковских институтов, уезжающих на целину.

Потом посадка в вагоны скорых поездов «Харьков-Кустанай» и «Харьков-Павлодар», первый общий для всех приказ о «сухом» законе по пути движения, весёлый гам в вагонах, песни под гитары, дорожные анекдоты и «Харьковская правда» трёхдневной давности прочитана до различных объявлений на последних страницах. Двухдневный маршрут закончился, когда все цыплята, яйца, домашние пирожки и запасы были съедены, вот наконец и приезд в Кустанай, где одуревшие от дороги, отряды строились на привокзальной площади для торжественной линейки, по поводу нашего приезда с приветственными речами уже местных руководителей.

Посадка в автобусы и вот он – совхоз «Кайбогорский», где нас уже ждал палаточный лагерь, построенный приехавшими на неделю раньше нашими квартирьерами. Местное начальство подготовило фронт работ и начались суровые будни.

Подъем в 7 утра, завтрак, работа, обед, работа, ужин. Строили мы тогда домики из кирпича на 2 семьи и большие кошары для скота. Кошары дорого стоили по сметам и их старались полностью завершить до отъезда. В бригаду входило 6–8 бойцов: пара на «колобахе» – бетономешалке, пара подносчиков кирпичей, пара каменщиков, которые были в особом почёте особенно те, кто вёл кирпичную кладку быстро и ровно по «ниткам» и разнорабочие. Выходной день – один в неделю, правда мы ещё должны были нести культуру в массы, организовывали концерты, в местном клубе были инструменты, и командир дал команду, что надо организовать ВИА и дать концерт.

В поезде Командир немного играл на гитаре, поэтому его быстро записали в вокально-инструментальный ансамбль и выдали бас-гитару, на которой он совершенно не мог играть, но было сказано, стоять с гитарой на сцене и делать вид, что умеет. На концерте, пел в основном соло-гитарист, ударник стучал иногда в такт, а Командир делал вид, что играет, было очень стыдно, когда любознательный местный мальчишка-казах подошёл к сцене поближе и пытался понять какие аккорды он берёт, выручал рок-н-рольный «квадрат», который брался к месту и не к месту. После такого концерта было предложено руководству развлекать местную молодёжь дискотеками, мол не так стыдно будет и дешевле выйдет, записей современной музыки с собой привезли много на бобинах, аппаратура с колонками в местном клубе есть.

Руководство заинтересовал довод насчёт «дешевле выйдет», ну не надо будет освобождать от работы 5 бойцов для репетиций, давать им выходной дополнительный день, а дискотеку могут проводить двое и готовиться особо не надо. Этот довод всех убедил и по субботам теперь проводились дискотеки, которые иногда заканчивались драками местных казахов с чеченцами. Однажды и студентов зацепили, но, когда на танцплощадку прибежало быстро 30 бойцов, их перестали задирать, да и они особых поводов не давали.

Да, на целине по колхозам жило много чеченцев, выселенных туда после войны по приказу Сталина. Одна такая большая семья жила в совхозе Кайбогорский и тоже строила домик рядом с нашей бригадой, было интересно наблюдать за ними и их обычаями, конечно работали они, не спеша, не торопились как мы, с выходными.

Чеченская бригада состояла из двух пожилых аксакалов, одного из них звали Магомед и остальные члены бригады были его сыновьями: двое-старших, двое-средних и двое-младших. Когда Магомед объявлял перерыв в работе, то он просто садился рядом с «колобахой», которой он управлял и заводил беседу со свои другом, помогавшим ему, а, на перекур старшие сыновья отходили в сторонку, так чтобы отец не видел, средним сыновьям надо было прятаться от отца и старших братьев, а младшим – вообще надо было от всех скрываться, иногда и места не было, и они приходили в наш строящийся рядом дом.

С одним из старших сыновей по имени Али Командир подружился, он, кстати, даже учился в Московском Университете, но после первого курса почему-то бросил учёбу, любил читать стихи Лермонтова, посвящённые горцам, о их дружбе и верности. На свадьбе сына директора колхоза, где они сидели рядом, Али постоянно спрашивал Командира, отец, мол не смотрит в его сторону, тогда ему можно выпить, а на прощальном вечере с костром, он с братьями помогал разделать нам барана, подаренного на банкет директором колхоза. Но когда разгорячённый водкой его младший брат погнался за нашей поварихой, и она спасаясь вбежала в нашу палатку, где мы сидели с Али обмениваясь прощальными сувенирами, то ему стоило только два слова гортанно сказать по-чеченски, как младший брат сразу обмяк, пришёл в себя и попросил прощения.

Вот таким памятным оказался первый стройотряд, построили мы тогда 3 домика и две кошары, заработали по 350–400 рублей, и назад также весело возвращались поездами в Харьков, где нас опять встречали торжественные построения, руководители и наши девушки, которые громко кричали Ура! и «в воздух чепчики бросали».

Южный вокзал города – Харькова – это отдельная песня! Это не только ворота города, это главный железнодорожный пульс большой страны – СССР. С севера из Ленинграда и Москвы едут на юг летом тысячи отпускников, выбегающие на перроны во время коротких остановок за продуктами, пивом и кипятком, а с юга и востока едут в столицы кавказцы в коричневых бараньих шапках, одесситы с коробками копчёной скумбрии, узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, и те же самые отпускники, уже возвращающиеся назад из Крыма с коробками фруктов и бутылками вина, которые в основном выпиваются по дороге.

Сколько раз Командир приезжал и уезжал с Южного вокзала за эти студенческие годы-не сосчитать, да и потом тоже, пока не закрылись границы.

С Южного вокзала также начинались и наши ежемесячные походы под названием «водить обезьянку». На нашем курсе была традиция, каждый месяц – пятнадцатого числа, когда выдавали стипендию, небольшая группа инициативных товарищей поначалу во главе с Байроном, а потом, когда за вечную неуспеваемость его лишили стипендии он стал реже ходить в эти походы. Так вот эта группа с деньгами в карманах доезжала на метро до Южного вокзала, там в подвальных багажных помещениях была небольшая пивная, вот с неё и начинался наш «обезьяний» поход.

А как хороши были уличные разливочные, где в больших треугольных колбах с краником внизу был налит не шипучий лимонад – а Портвейн Пiвденнобужский!!! Красота, возьмём по стаканчику, чокнемся, выпьем и идём дальше «водить обезьянку». Пили всё, что продавалось в тех злачных точках. С непривычки и по молодости многие быстро напивались, их отправляли на такси домой. Так приобретался бесценный опыт.

И так по всей улице Свердлова, мимо Центрального рынка и Свято-Благовещенского кафедрального собора до Лопаньской набережной, где переходили мост через реку Лопань, добирались до Успенского собора в самом центре Харькова и вот только там под вечер группа, уже изрядно поредевшая, располагалась в каком-нибудь ресторане для плотного ужина с возлияниями и воздаяниями почестей Бахусу.

Затем группа выходила на привокзальную площадь, поворачивала направо и выходила на улицу Свердлова, позже Полтавский Шлях – одну из самых длинных улиц Харькова, и вот по этой улице наша группа шла и «отмечалась» во всех злачных местах, типа – простых разливочных, кафе, баров и прочих забегаловках.

Поздним вечером остатки группы добирались на трамвае по улице Пушкинской до «Гиганта» и БКК. Не факт, что наследующий день все участники загула, т. е. похода шли на занятия, но поводов вспомнить вчерашнюю обезьянку хватало на весь месяц…до следующей «обезьянки».

А в сентябре, когда все нормальные студенты возвращаются с летних каникул и едут дружно на «картошку», стройотрядовцы законно и вполне заслуженно имеют право на отдых, и они отдыхают. Командир тогда повёз свою матушку на заработанные деньги в Вильнюс и Ригу к старым её знакомым и походить по магазинам, ведь Прибалтика тогда считалась в Союзе чуть ли не витриной капитализма.

Там тогда был впервые опробован «Рижский бальзам», который Командир в баре гостиницы гордо и небрежно попросил по привычке грамм двести. Потом он долго удивлялся почему все так на него смотрят, как немцы в том незабвенном «гаштете», местный люд пил бальзам малыми порциями и добавлял в основном в кофе.

ССО-77. «Украина» – Сургут-Уренгой

«Под крылом самолёта,

о чём-то поёт зелёное море тайги».

На следующий стройотрядовский сезон, после окончания 2-го курса Командир уже заранее начинал вербовать своих друзей: Байрона, Куска и Мишу, но в связи с определёнными проблемами, вылившимися в то, что он был вынужден покинуть общежитие БКК и переселиться «Гигант», стал реже встречаться с ними. Да и по весне у них начались обычные проблемы, Байрон страдал из-за музыки и неразделённой любви к девушке Таньке, «завалил» весеннюю сессию и оставался на лето в общаге сдавать «хвосты» и петь песни абитуриенткам, а «местных» Куска и Мишу поначалу не отпускали в ССО родители, боявшиеся возможных трудностей и испытаний для их детей. Радовало только то, что со временем Командир становился для них своего рода авторитетом, как старший наставник их шалунов, мол после армии, староста и все такое.

Когда Кусок, например, приходил на пирушку в БКК с неизменной 3-х литровой банкой портвейна, то он быстро напивался, не дожидаясь окончания церемонии, по поводу которой состоялась эта самая вечеринка или концерт Байрона и ложился спать мирно, посапывая своим большим носом. Вечером, когда Командира вызывали вниз к телефону у стола дежурного по общаге, оказывалось что всегда звонила его мама и она знала у кого надо было спрашивать о судьбе сына:

– «Что Вы говорите, Толик уже устал и уже спит на Вашей кровати. Как хорошо, что Вы за ним присматриваете, большое спасибо. Я спокойна, пусть он завтра после занятий домой приходит». —

Командир, конечно не стал ей говорить, что Толик уже выспался и уже играет в преферанс и вряд ли завтра пойдёт на занятия.

Миша М., как-то затащил Командира в свою большую квартиру на улице Веснина и пока он переодевался в своей комнате, к Командиру из своего кабинета вышел знаменитый отец-академик, пригласил к себе и провёл с ним светскую беседу, на предмет того, кем может вырасти его сын, оболтус бородатый, будет ли он все время бегать лохматый с пластинками по городу или станет когда-нибудь полноценным членом коммунистического общества? Что он на этот счёт считает, его старший товарищ послуживший уже в армии.

– Надо бы воспитать его, проверить в тяжёлых условиях, типа поработать в стройотряде, – отвечал вежливо Командир, стесняясь наступить ногами на красивый ковёр.

– Отпустите его на лето-это лучше, чем по городу болтаться с пластинками. —

– Да, Вы правы, я над этим вопросом уже думал, полагаю, что после 3-го курса можно будет его отпустить в стройотряд под Вашу ответственность», – сказал академик и предложил ему выпить армянского коньяка.

Той весной на слуху был дальний отряд в Магадан, все стремились записаться в него, пытался и Командир, и даже вроде уже получилось, но потом все неожиданно переиграл ось, и он поехал бригадиром в дальний отряд «ССО-Украина-77» в Сибирь, в тайгу, на знаменитую трассу Сургут-Уренгой.

«А в этот край таёжный, только самолётом можно долететь…»

Летел ССО туда самолётами: Харьков-Москва, Москва-Тюмень. Тюмень-Сургут. В Сургуте всем отрядом вместе пробыли только два дня, затем бойцов распределили по бригадам и вертолётами разбросали по участкам трассы. Вместе всем отрядом опять соберёмся только перед отъездом на обратном пути, странно это было по сравнению с прошлогодним кустанайским отрядом, где все три месяца жили в палатках одним лагерем с утренними построениями и вечерними посиделками у костров, развлечениями с местным населением и даже общим фестивалем Кустанайской зоны ССО посреди лета с концертами, соревнованиями делегатов всех отрядов, собравшихся на 2–3 дня в Кустанае.

А тут одинокая бригада из 10–12 человек с поварихой и двумя местными «вальщиками» леса, приданными для усиления заброшенными вертолётами посреди тайги. Красота! Жутко, но интересно.

Бригаду размещали посреди 5-километрового участка трассы, где уже ранее прошли геодезисты и разметили вбитыми в землю колышками направление будущей дороги. В первые два дня обустраивали лагерь, ставили палатки, строили кухню с обеденным столом, туалет и пр. Вальщики леса в то время уже начинали валить бензопилами «Дружба» всю растительность, что размещалась в 25 м от каждого колышка влево и вправо. На первом нашем участке недалеко от Сургута растительность там была неслабая, помимо всяких кустарников и молодых деревьев росли высокие сосны, ели и могучие кедры, кроны которых закрывали небо если они росли рядом. Тайга, одним словом.

«А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги…»

Вальщики леса-были местные – профессионалы, но, когда деревья стоят стеной, а они хоть и стараются валить так, чтобы деревья ложились на земле рядышком, тут хоть какой не делай правильный «подпил» и «надпил», огромный кедр может при падении так «сыграть» стволом, что валится как ему придётся, из-за этого образуются так называемые «завалы». Бригада делилась на «обрубщиков» веток, которые ходили с топорами на длинных ручках, т. н. «канадский» топор и обрубали ветки, остальные бойцы были «кладовщиками», которые должны были складировать обрубленные от веток стволы деревьев в подобие стеллажей.

Завалы было трудно обрабатывать от веток, большие стволы нельзя было и всей бригадой на «Ура» поднять, их оставляли на местах, короче работа весёлая и поначалу уставали страшно. Раз в неделю прилетал вертолёт с командиром и местным прорабом, привозили продукты, письма, подарки к дням рождения и необходимые вещи, подсчитывали проделанный объем работ и рассказывали, как идут дела у других бригад.

Когда наконец мы закончили свой первый «убойный» участок и собрали лагерь, нас перебросили на вертолёте на другой участок – севернее к Уренгою.

Здесь было полегче, севернее к Полярному кругу тайга становится поменьше, деревья не такие мощные как на южных участках, работа шла веселее, обрубщики иногда даже догоняли вальщиков, и они уставшие давали свои бензопилы потренироваться и обучали азам своего мастерства.

Даже постоянные комары и гнус уже не так досаждали, или может быть мы научились бороться с ними. Поначалу пользовались жидкостью «Дэта», которую нам постоянно привозили, по инструкции вроде бы комары не должны были нас донимать 6–8 часов, но гнус не воспринимал её только первый час, а потом налетал более озверелый, даже накомарники не спасали, а в них неудобно было работать.