Очень высокие горы. Восхождение

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДОЛИНЫ. ДОЛГОПРУДНЫЙ. МАЙ, 2012. АЛКОГОЛИК

Мы отчаянно любим майские праздники: Первое мая, День Победы. Весна, тепло, зелень, ещё совсем прозрачная, ещё воздушная! Но уже наконец-то можно выползти на пригрев после опостылевшей зимы, сесть на завалинку, щурясь на солнышко, и выдохнуть: «Дожили…». А потом пожарить мясо!

Северный народ на жареное мясо выбирается буквально на любую проталину, появляющуюся в первых числах мая, лишь бы можно было установить мангал. По ночам ещё заморозки, вокруг го́ры снега, а на сыром песке дымит металлический короб, а в нём на решётках и шампурах – куски говядины, или свинины, или баранины… Да даже курятины, или хоть бы сосиски!

Любит наш народ жаренное на углях мясо! Впрочем, весь мир любит. Атавизм, доставшийся от далёких предков, от пещерной жизни: полной опасностей, страхов и первобытной романтики, когда возвращение мужчин с охоты становилось праздником для всего племени, (ведь наконец-то можно наесться от пуза, а потом весь вечер слушать охотничьи рассказы, где факты причудливо переплетаются с вымыслом, реальные истории с выдумкой, а часто именно фантазии – и есть самое интересное!). А ночью… Мужчины вернулись же! А ну, мелочь, брысь спать! Где мои любимые бусы из когтей медведя, они так нравятся моему герою…

На майские праздники в России съедается неподсчитываемое число шашлыков и выпивается неизмеряемое количество горячительных напитков. А стоило бы подсчитать и измерить. И хоть немного пожалеть себя.

На праздники 2012 года Юрка Серов много ел, пил ещё больше, и поджелудочная, не выдержав нагрузки, включив красный аварийный фонарь, отключилась. И после окончания праздников вместо работы он прямиком угодил в хирургическое отделение Долгопрудненской клинический больницы с опоясывающей болью и непрекращающейся рвотой.

Так начиналась борьба за бестолковую, тогда ещё никому не нужную Юркину жизнь.

Панкреонекроз – третий в числе главных убийц: после рака и инфаркта. Омертвление поджелудочной железы – заболевание смертельное. Но, конечно, ни один праздник, даже такой большой, как День Победы, не способен убить её сразу – крепка она, железа́ эта, хоть и не из желе́за. Чтобы довести её до «нужной кондиции», надо сильно постараться. Например, пожить на Севере. Лет двадцать, или двадцать пять. Хотя, некоторым и меньшего срока хватает, Юрке, например, вполне хватило семнадцати.

Ведь Север, кто бы что ни говорил, это не только годы напряжённейшего, тяжелейшего труда, но и годы неумеренного употребления алкогольных напитков, (часто – особенно в 90-х – сомнительного качества). Это годы и годы «тренировок», когда ежедневно выпивается стакан, а в пятницу и субботу чуть больше – два. Это полевые работы без рации, но со спиртом.

А ещё это отрешённость, удалённость и оторванность от всего мира, когда даже на новогодние праздники заняться больше нечем, кроме как пойти в гости и посидеть за бутылкой. И никаких зимних видов спорта – за бортом минус сорок пять, а то и весь полтинник!

А ещё эпоха перестройки вкупе с генетической и национальной предрасположенностью к питию. И многих свела в могилу совокупность перечисленных факторов. Инфаркты, инсульты, те же панкреонекрозы, как у Юркиного брата Славки, (тому и шестнадцати лет хватило: не вытащили8!).

Поначалу Юрке ставили только обострение – острый панкреатит. И первые пять дней, как и водится при таком диагнозе, он ничего не ел и жил исключительно на капельницах. Молодой хирург, который вёл Серова, осматривая Юрку, щупал живот, читал выписки УЗИ, заполнял историю болезни и невнятно матерился:

– Да ёрш твою медь… – шептал он. – И отёк? Как знал… И некроз? Неужели?

И назначал новые анализы, повторные УЗИ, рентгеноскопию и прочие методы неразрушающего контроля на уже разрушенном органе. Он терялся, чего-то не знал: был слишком молод! И тогда Серова передали более опытному хирургу, женщине пятидесяти лет, (дай ей Бог здоровья!). А когда выкристаллизовался диагноз «панкреонекроз», тогда за Юрку за него взялся сам Завотделением…

На шестые сутки к уже отчаявшемуся Юрке ночью пришёл брат Славка, и Юрка подумал: за ним…

Славка. Ярослав. Старший брат. Со Славкой они прошли весь Север Западной Сибири: все болота, реки, озёра, всю тайгу Сибирских Увалов! Прошли горы и реки Приполярного Урала – снег и морозы за пятьдесят, пургу и темень бесконечной зимы… Жару за сорок, нескончаемый гнус и бесконечные белые ночи летом… Все те самые «полевые работы без рации, но со спиртом».

Знаете, как становятся родными, кто вместе прошли боевые действия? Без пафоса: полевые работы обладают таким же консолидирующим свойством. А они же ещё братья…9

К моменту своего «визита» в больницу старший брат уже девять лет как пребывал не на этом свете. Как и откуда появился брат, Юрка даже не заметил. Он увидел Славу, только когда тот уже присел к Юрке на кровать. Старший внимательно поглядел на младшего и, сочувственно сморщившись, спросил:

– Болит?

Юрка лежал на спине, подтянув ноги и накрывшись почти до самых глаз одеялом. Повернуться на бок или на живот он не мог: острая, пронзающая всё тело боль не позволяла даже лишний раз пошевелиться.

– Скоро… у тебя… буду … – выдавил он.

Старший вздохнул и… неожиданно улыбнулся:

– Не будешь. Ты не умрёшь, брательник. Точнее: не в этот раз…

Он помолчал и сделал движение: мол, пора уходить.

– Погоди! – забеспокоился Юрка. – Погоди! Посиди ещё. Со мной. Пожалуйста…

Старший кивнул и загадочно добавил, указав на дверь:

– Подожду.

Дверь внезапно распахнулась, в палату на каталке ввезли мужчину, и ввалилась целая процессия. Из переговоров врачей скорой и врачей стационара Юра понял, что у молодого парня прободение желудка. Врачи вяло переругивались: в приёмном покое оформлять отказывались, мест уже не было – после праздников едва успевали распределять страдальцев по отделениям. Но скорая настояла, и теперь в палате вокруг новенького суетились, заполняли бумаги, резали одежду, раздевали его, подключали к капельнице, настраивали мобильные аппараты ФГС10, готовя к операции. Парень при всей этой суете был удивительно спокоен и даже безмятежен: казалось, ему всё до лампочки – он пребывал в шоковом состоянии и продолжал существовать в блаженном неведении.

Славка некоторое время молча наблюдал за суетой, потом показал младшему на парня и сказал:

– Его подожду… Он умрёт, совсем скоро. На столе… Сердце не выдержит анестезии. Он – да. А ты, Юр – нет! И не торопись туда, брат! Здесь и так времени мало.

– Да и потом… – он снова улыбнулся, как будто ничего не происходило. – Ты же ещё нигде не был. Ничего не видел. Моря не видел… Помнишь «Достучатся до небес»11? «На небе только и разговоров, что о море и о закате…»

– Банально…

– Банально, но ведь не был же!

– Я был на море…

– Не был в горах.

– Мы с тобой были…

– На Урале? Так это – совсем не такие… Ты же не был ни на одной приличной вершине! Нет-нет! – Славка знакомым жестом двинул от себя рукой. – Эверест – это слишком… Но есть же Эльбрус! Килиманджаро! Ладно горы… А вечные города? Рим, Иерусалим, Константинополь… А та же Австралия? Или, скажем, Италия! Брат, ты не был даже в Италии! Венеция, Флоренция, Милан… А как насчёт нырнуть с аквалангом? Помнишь? Ты в детстве всегда мечтал об этом! Спускал гольфы и придумывал, что это ласты. Помнишь? Нет, тебе надо нырнуть! На Канарах. Или в Красном море? В Красном, говорят, лучше.

– Погоди! Нагородил… Сам-то ты где был?..

Старший нигде не был. И с аквалангом не нырял. И в горы не ходил, только в студенчестве пару раз бывал в Хибинах, в зимних лыжных походах. Юра вспомнил, как в январе 72-го брат в третий раз собирался на Кольский, но вдруг надумал жениться и не пошёл. А вся лыжная группа, (все двенадцать человек, с которыми он собирался!), погибли. Замёрзли. Юрка хорошо помнил, как переживал брат, как потом через несколько лет с молодой женой Инной ездил в те места летом. Как привёз фотографии серой каменистой пустыни с высоченным каменным туром: это брат с Инной соорудили такой памятник.

– Так получилось, брат… – Слава задумчиво наблюдал за манипуляциями врачей. – Теперь ты за меня всё сделать должен! И сделаешь, готов поспорить.

– Кому?

– Что кому? – повернулся он к Юрке.

– Кому я должен?

– Себе. И мне! Я же могу тебя попросить найти достойный разговоров закат? И сделать незабываемый кадр?

«Можешь… – согласился про себя Юрка. – Ты же старший… Можешь, раз так много для меня сделал. Для всех много чего сделал. Помогал, спасал… Даже собак…»

– И как же без поджелудочной? – Юрка зашипел от боли, спазм снова раскалёнными крючьями вцепился во внутренности. – Ты-то без неё не особо… Раз! И…

В палату, распахнув дверь, ворвался завотделением. Юрка твёрдо знал – сегодня не его смена. Но, видимо, у нового соседа взаправду дела совсем плохи.

– …И сыграл в ящик! – договорил Юрка.

– Прям уж и без поджелудочной… – Слава проследил взглядом за завотделением. – У меня особый случай. Со мной долго возились… А тебя вовремя привезли. И вообще… Ну вышел твой… – Славка знакомым жестом дёрнул себя за нос и хмыкнул, – «скафандр» из строя… Подлатают… заклеят. Смотри, какие тут доктора-орлы, – он кивнул на завотделением, – Сашка моя поможет. И потом…

– Погоди! Ты чего сейчас сказал? Скафандр? Какой скафандр? – перебил Юрка.

– А… Да я тут подумал… Как назвать ту бренную оболочку, что нам выдают? Ну, чтобы жить в материальном мире? Когда человек идёт в агрессивную среду, он что надевает? Скафандр! А когда наша душа идёт в этот агрессивный мир, что ей нужно? – Славка хитро подмигнул. – Только мы часто себя ассоциируем с этим «скафандром», а он – вещь сугубо временная. Да… А «там»… В другом мире тебе постоянный выдадут! Сечёшь? Но и здешний «скафандр» – вещь классная. Беречь нужно… И попусту казённое имущество, – Славка снова хмыкнул, – не гробить!

«И давно ты такой умный?» – думал Юра, прикрыв глаза. Боль, несмотря на то, что уже вкололи не меньше десятка разных уколов, продолжала накатывать волнами и терзать.

– Недавно… – ответил Славка на мысленный вопрос брата. – Ты даже точную дату помнишь.

И снова замолчал, наблюдая за чехардой в палате.

– Ты, Юр, главное, не раскисай… Не сдавайся. Слышишь? Никогда не сдавайся! Если чего решил, то не откладывай. Времени совсем мало.

Под подушкой у Юры булькнул мобильный: эсэмэска. Вот интересно, что и кому нужно в два-то часа ночи?! Он достал аппарат, на экране светилось: «Поговори со мной». Ну да! Никогда не было… И вот опять… Бывшая пассия… Не иначе как напилась и теперь ищет развлечений на свою пятую точку… Нет, не так. В свете вновь поступившей информации лучше будет: напоила свой «скафандр» и теперь ищет приключений на задний его отсек… Юрка хмыкнул и убрал телефон обратно.

– Правильно… – не поворачиваясь к брату, одобрил Слава. – Завязывать нужно. Совсем! А то развёл тут, понимаешь…

Юрка хотел возразить, но сник. Развёл! Прав брат… Каждые семь лет «разводит». Прямо цикличность какая-то. Первая, конечно, Софико. Верная, всепрощающая и святая Софико – дай ей Бог здоровья! Сколько он у неё крови попил? Ох, попил… Бабы, пьянки, полевые… Другая бы… А эта нет, приходит! И хоть крепится, но голос дрожит, боится за дурака. А как не бояться? Есть же в семье показательный пример с подобным диагнозом, Юрка искоса глянул на брата.

Кстати, умер Слава, только дождавшись её. Юрка вёз Соню на такси из аэропорта мимо больницы, а Слава в это время в реанимации умер. Они об этом узнали через десять минут, когда Юрка уже из дома позвонил в клинику. Дождался и умер. Первая, значит, Сонька.

Вторая и третья женщины – тоже приличные. До той степени, до какой могут считаться приличными подобные отношения. Вторая – тогда ещё училась, студентка. И от неё Юрка сбежал на Север. Хотя, нет… Не от неё. Скорее – от себя. Запутался и сбежал. Струсил.

Уже потом на Север приехала Соня с Владом. Юрка, вообще, всегда так делает… Он и от третьей сбежал. Хотя, нет. Третью он выгнал. Та ради него всё бросила: мужа, квартиру, детей, всё… А он ей: «Давай, до свидания!» А сам – к Соньке. А Сонька снова простила. Это уже когда потеряли Славу. Юрка тогда и сам чуть в ящик не сыграл. Любовь с Женькой (третья которая), смерть Славки, кризис отношений – так всё навалилось… От Серова-младшего только тень осталась. А Соня его выхаживала. И выходила! Вот такая он скотина.

Но последняя… О-о-о-о-о-о! С этой точно нужно завязывать! Не женщина, а сатана в юбке! Или, точнее, в штанах – юбки терпеть не может. «Завелась» она, когда Серовы в очередной раз решили пожить раздельно. Аккурат на двадцать пятую годовщину их совместной жизни: посидели за праздничным столом, подумали, а потом Соня упаковала большой чемодан и уехала к маме. Юрка ещё тогда решил – насовсем. И через полгода завёл себе эту сатану…

Не-е-е-ет… Завязывать! Всенепременно! Уже завязал: как вернулась Соня по его же просьбе, так и всё – амба.

– Завязал… – буркнул Юрка.

Парня переложили на каталку и повезли в операционную. Славка поднялся.

– Всё, брат! – сказал он, – пошёл я. Надо встречать. А то перепугается… А тебе, Юр, сейчас полегчает. Я уйду, а тебе полегчает. Поспишь. И береги «скафандр». Слышишь? И ты мне обещал! «На небе – он показал взглядом куда-то в сторону и вверх, – только и разговоров, что о море и о закате…» Нам нужен такой закат! Слышишь? А я буду рядом… Всё, пока. Он уже шёл к двери.

– Погоди… – Юрка не мог отпустить брата, не спросив главного. – Погоди… А как там… Ну, на «звездолёте»? Брат повернулся и удивлённо вскинул брови…

– Ну, там, где вы без «скафандров»… – уточнил Юрка.

– А-а-а-а-а… – Славка засмеялся. – «Звездолёт»… Ну да, если «скафандр», то почему бы и не «звездолёт»? Всё, Юр, узнаешь со временем. Не торопись… Хотя… Я вот сейчас в «баню» собираюсь… с этим, – он кивнул в сторону коридора, – с Серёгой…

– В баню?!.. – Юрка совсем обалдел от всех этих разговоров. – В какую ещё на фиг баню?

– «Помыться» ему надо… «Почиститься» от этого света… Грязно у вас тут. Так вот, там в предбаннике полбутылки водки стоит, выпивай и приходи… – брат подмигнул и сквозь дверь шагнул в коридор…

Утром Серов, уверенный – совершенно уверенный, абсолютно уверенный! – что стал жертвой галлюцинации от высокой температуры и интоксикации (из всего видения он вполне чётко запомнил только последние слова про баню и водку в предбаннике), случайно от медсестры, пришедшей ставить капельницу, узнал, что тот парень, которого привозили ночью (так всё-таки привозили!), умер.

– Когда? Когда умер? – Юрка даже привстал на кровати.

– На операционном столе… Лягте и руку зажмите!

– А почему?! Что говорят? – не отставал он от медсестры.

– Сказали, вроде бы сердце не выдержало. Держите трубку… Держите, говорю вам, трубку!..

– А звали, звали как?

– Не знаю. Не помню. Зачем вам? Сергей, вроде. Как выкапает, нажмёте вызов.

Сестра ушла, а Юрка, извернувшись и зашипев от боли, принялся энергично шарить под подушкой. Нащупав телефон – извлёк, включил, открыл эсэмэски и…

«Поговори со мной!» – прочитал он.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ГОРЫ. КИЛИМАНДЖАРО. ТАНЗАНИЯ. ФЕВРАЛЬ, 2016. БАБНИК

…Аэропорт Внуково, третий воздушный порт огромной столицы, поразил путешественников своей неестественно гулкой пустотой, сумрачностью и даже какой-то отрешённостью. С ростом доллара и ухудшением отношений с Турцией и Европой, с отказом от курортов Египта российские аэропорты тогда, в феврале 16-го, опустели, а по ночам – так и и вовсе обезлюдели. Не светились витрины бутиков, не работали кафе, даже «duty free» работал, кажется, лишь наполовину.

Они пошатались по второму этажу в зоне вылета, не нашли для себя ничего интересного и сели дожидаться посадки. В Танзанию (гора Килиманджаро расположена в северной части этой страны – на границе с Кенией) Юра (далее так и будем его называть, потому что Юрий Павлович Серов – совсем уже взрослый мужчина, и звать его Юркой как-то уж совсем неприлично), так вот, в Танзанию Юра с Анной Холодовой летели «Турецкими авиалиниями», через Стамбул.

От этих «Линий», начиная с ноября 2015-го, в России никто ничего хорошего не ожидал: но так получилось, что билеты наши туристы взяли ровно за неделю до инцидента с бомбардировщиком12и до самого отлёта не без основания опасались, что туркам в Россию летать запретят, всем и навсегда. До последнего Серов не был уверен, что их отвезут в Стамбул. Но обошлось.

В 5:00 загрузились в самолёт, в 5:30 «Boeing-737» компании «Турецкие авиалинии» оторвался от взлётно-посадочной полосы и взял курс на Турцию. Через пять минут раздали леденцы, через сорок завтрак. Пока летели: и поели, и поспали… Хотя, какой там… сидя-то?

В 7:30 стамбульского времени (на час отстаёт от московского) прибыли в гигантский аэропорт Стамбула – Ататюрк. До вылета в Килиманджаро оставалось почти десять часов. Надо ехать в город: Константинополь же! Ого-го же!

Но опять до самого отлёта Юра опасался, что с выходом в город у них тоже могут возникнуть проблемы. Его не покидало ощущение, что того гляди всё полыхнёт настоящим пироксилиновым пламенем. И что тогда станет с русскими туристами, оказавшимися на «вражеской территории»?! В XVII веке русских послов в Турции после объявления войны сажали в зиндан. Век, конечно, не семнадцатый, но и нынче ничего хорошего ждать не приходилось. И Юра ещё за неделю до отъезда для себя решил, что транзитное время они пересидят в аэропорту: по-тихому, не рискуя. Анна же, как настоящая женщина, напротив твёрдо уверилась, что с ней-то как раз ничего и не случится. Она же только и хочет, что посмотреть на Босфор! На мосты! Какая такая конфликтная ситуация? Причём тут международные скандалы? Действительно, что может произойти с русской женщиной в Турции, когда на носу война?! И до отлёта Юра пытался объяснить, рассказать, предостеречь, урезонить: мол, хорошо бы подождать, не надо рисковать, не стоит лезть на рожон… «Я про тебя всё поняла!» – многозначительно улыбаясь, отвечала Анна, а Юра тихо матерился.

Но случилось чудо! Перед их отлётом в Стамбуле прошёл дружеский футбольный матч «Локомотив» – «Фенербахче», и всё обошлось… Глядя в экран телевизора, Юра кусал ноготь и бормотал: «Надо попробовать. Нужно рискнуть. Нужно!». Так хотелось увидеть Святую Софию… Он столько знал, столько читал… И Анна тогда бы смогла съездить на этот свой мост.