О Ниночке Алпатовой пишут, что она – легенда самарской журналистики. Стала Лауреатом профессиональной премии «Золотое перо». Работала редактором отдела социальной политики газеты «Самарские известия». Ее зарисовки, очерки о простых людях были опубликованы на сайте «The best of world», что выходит в Коста Рике. Вроде в этом нет ничего особенного. Просто закон действия социальных сетей, в которых всегда фильтруется эксклюзивная информация. Коста Рике интересно, как живет российская глубинка. Но для меня это показатель мастерства журналиста – я убедилась в том, что Нина не потеряла профессиональный нюх, умение видеть красоту в обычном. Нина в одном из интервью заявила, что полностью поддерживает слова одного из известных самарских журналистов, первого редактора «Самарских известий»: «Газета – это сумма личностей». Я обрадовалась: наконец-то Ниночка нашла формулу, что такое газета. А как мы над этим мучались, сидя в «Сфинксе»…
Люда Мишина, член почетной Колеи боевых подруг после окончания университета уехала в Великий Новгород, работала в газетах «Новгородская правда» и «Новгород». Потом вернулась в родной Петрозаводск, где жили ее родители. К слову говоря, она никогда не теряла связи с «Молодежной газетой Карелии», в которой начала писать, еще будучи школьницей-семиклассницей. Все мы были когда-то юнкорами и с подачи молодежных газет поступили в ЛГУ им. А.А. Жданова. Я тоже начинала с «Молодежи Якутии». Но у Люды привязанность к молодежной газете продлилась лет 38. Переехав в Петрозаводск, она стала сотрудничать с газетами «Карелия», «Северный курьер», журналами «Ома муа», «Kipina». Награждена Благодарственной грамотой Главы Республики Карелии и многими другими наградами. Сегодня проявляет активность как член правления общественной организации «Карельская Полония». О себе говорит так: «Любови всей жизни – карельская природа, родная семья, книги и путешествия, верные друзья».
Нонна Корженкова работала в газете «Православный Санкт-Петербург» и на «Православном радио Санкт-Петербурга». Нонна пишет о мироточивых иконах, о судьбах апостолов и простых христиан, о соборах и их прихожанах. И, мне кажется, это невероятно подходит ей. На праздновании юбилея газеты «Православный Санкт-Петербург» Нонна Корженкова заявила: «Чем старше становишься, тем больше ценишь людей, с которыми работаешь. Они учат беречь радость жизни, ценить аромат православия, который несет газета…» Аромат православия – как славно сказано1 Уж Нонна-то точно его чувствует.
Наибольших успехов в журналистике достигли Кирилл Набутов, Игорь Мосин, Наташа Сеина. Но это на мой взгляд. Кирилл Набутов, после окончания нашего факультета работал спортивным комментатором Ленинградского телевидения. 12 раз выступал комментатором на Олимпийских играх: в Москве, Сеуле, Барселоне, Сиднее, Калгари и т.д. Придумал авторскую программу «Адамово яблоко», ставшую первым в СССР телевизионным мужским журналом. Программа выходила на всероссийском канале РТР. Потом Кирилл создал телевизионную компанию, и тоже под названием «Адамово яблоко», снял множество документальных фильмов. Работал на НТВ, обладатель Гран При «Золотое перо-1997». Кирилл Набутов сделал так много, что перечисление его достижений может занять несколько страниц. Своего первого сына он назвал не Олдингтон, а Виктор, в честь известного деда. Вместе с Виктором в 2017 г. они сняли документальный фильм о первом футбольном матче в Арктике. Фильм назывался «Зенит» – «Приразломная»: первые в Арктике», его показали по НТВ. В фильме Кирилл Набутов является ведущим и повествователем. В истории моего однокурсника Набутова главное то, что и сын, и внук приумножили славу деда, Набутовы создали династию спортивных комментаторов и документалистов.
Игорь Мосин до перестройки работал в газетах «Труд», «Социалистическая индустрия», «Правда». С 1996 г. Игорь Мосин – генеральный директор издательства «Женское здоровье» (г. Москва). Игорь борется за то, чтоб не погиб рынок печатной продукции, чтоб газеты, журналы, альманахи поступали к читателю напрямую, минуя ненасытных дистрибьютеров и также радовали россиян отточенным словом, он против цифрового слабоумия. Еще один штрих к портрету Мосина. Игорь приезжал на встречи и корпоративы нашего курса, и за все платил, никогда не мелочился. Помню, он прибыл из Москвы «утренней лошадью», прямо с Московского вокзала на 1-ю Линию Васильевского острова, где мы собрались по поводу 25-летия окончания ЛГУ, пожал руки товарищам по звонким юношеским годам, оплатил счет за весь курс в ресторане и тут же уехал – ждали неотложные дела.
Наталья Сеина много лет отдала своему любимому Приморью, ее до сих пор там помнят, как талантливую журналистку. Она была собственным корреспондентом «Учительской газеты» по Дальнему Востоку, затем – собственным корреспондентом «Литературной газеты». В советские времена быть корреспондентом от центральной газеты в своем регионе было очень круто, тебя воспринимали почти как члена правительства, не меньше.
Я приехала к Наталье в гости во Владивосток, зашла сначала в кафе «Ностальжи», что недалеко от Морского вокзала – там висела картина «Жница» Константина Васильева. Это был привет мне из далекой юности, из параллельных миров. Затем я отправилась в гости к однокурснице, я сидела у нее в квартире в самом центре русского Сан-Франциско с видом на бухту Золотой Рог, наслаждалась потрясающим серо-серебристым морем с кораблями на рейде, чашечкой отличного кофе и газетой «Дальневосточные ведомости», редактором которой была Наталья. И вдруг однокурсница, которая достигла пика своей приморской карьеры, ошарашила меня заявлением:
– Вот, продаю квартиру и уезжаю в Питер.
– Ну как же твоя газета? Владивосток? Твои читатели? Да, наконец, этот вид из окна? – закидала я ее вопросами. Я была искренне возмущена таким решением.
– Хочу прожить еще одну жизнь, – спокойно ответила Наталья.
В Санкт-Петербурге она работала редактором изданий Северо-Западного филиала Сбербанка России, затем редактором трех отраслевых журналов петербургского Издательского Дома «Сфера». Как-то в Рождество Наталья Сеина пригласила меня в гости «посмотреть вид из петербургского окна», заявив, что он не хуже владивостокского. Мы с ней жгли свечи и смотрели на снегопад в окне. Я осталась, впрочем, при своем мнении (что может сравниться с морем?), хотя и не сказала об этом. Но дело не в виде из окна, а в том, что Наталья и в Питере трудилась редактором, она доказала свой профессионализм.
Некоторые однокурсники по каким-то своим причинам ушли из журналистики, в том числе и я, но это не значит, что они (мы) не смогли проявить себя. Напротив, открылись какие-то другие способности и новые перспективы. Лена Плюйко (Гоголь) – помните, самая женственная из девчонок нашей группы?! – сегодня трудится музейным педагогом или педагогом-организатором в музее Ленина в г. Выборг. Долгое время она проработала в газете «Выборжец». А вообще была и такая страничка в ее жизни – она жила на старом финском хуторе, на берегу залива и почти в полном уединении писала свою беллетристику. И сегодня время от времени туда сбегает от городской суеты.
Я была еще в гостях у Генки Матвеева в Софии, он рассказывал весьма увлеченно, что занимается воспитанием и перевоспитанием трудных подростков, в горы их таскает. Генка – автор педагогической технологии, согласно которой для трудных подростков нужно устраивать воспитательные экспедиции, причем, делать эти экспедиции надо в условиях относительной изоляции. Генка еще трудится педагогическим советником в одной из софийских школ. Мой однокурсник уверен, что на своем месте. Меня он тоже утянул с собой на вершину Витоша. Там, на вершине горы читал мне стихи нашей однокурсницы Карины Вартановой и много что говорил о поисках смысла жизни. Ирка Лукьянова-Лисицына нашла себя в туристической отрасли и в создании гармоничного семейного очага. Она стала рассудительной питерской дамой, но где-то в глубине души осталась и стилистом, и Нансеном-путешественником. Андрей Бурдыкин стал блогером, делал свой сайт, издавал журналы, на досуге занимается сочинительством и пишет стихи для себя и друзей.
Хочется сказать несколько слов о моих старших товарищах, которые помогали мне в юности советом. Владимир Фейертаг по-прежнему работает лектором Джазового клуба на Загородном (по крайней мере так было в середине нулевых), только теперь клуб преобразовался в Джазовую Академию. Фейертаг организовал множество джазовых фестивалей в Санкт-Петербурге, написал несколько книг о джазе, в том числе, и энциклопедический справочник «Джаз», организовал гастрольные поездки наших российских джазмэнов в Европе и США. Радиостанция «Голос Америки» наградила его премией Уиллиса Коновера. Людмила Семина по-прежнему трудится в журналистике, она руководит Клубом журналистов «Комсомольской Правды», ведет летопись газеты. Михаил Хромаков тоже не изменил журналистике за эти 40 лет. В начале перестройки Хромаков организовал рок-лабораторию в своей 20-й комнате, которая окнами выходила на дурно пахнущий двор ресторана «София», эта комната стала штаб-квартирой независимого рока. В ней побывали и ДДТ, и «Облачный край», и Г. Сукачев. Один из первых рокеров страны А. Градский тоже создал свою рок-лабораторию, но конкурировать с моим брутальным другом, популярным репортером г. Москвы ему было не просто.
Некоторые люди почему-то с пеной у рта утверждают, что увлечения юности быстро проходят. Но любовь к рок-музыке я сохранила на всю жизнь. Она и сейчас у меня также ярка и первозданна, как в юности. У меня накопилась огромная коллекция виниловых пластинок, я слушаю их на проигрывателе со старым граммофоном, купленном в ретро-магазине. У меня имеется большая коллекция фирменных маек, которые я покупала в Hard Rock cafe по всему миру. Я прослушала концерты рок-музыкантов в Hard Rock cafe в Москве, Стокгольме, Осака, Сайгоне, Ливерпуле, Паттайе, Иерусалиме, Амстердаме, Улан-Баторе, Лас-Вегасе, Нью-Йорке, Чикаго, Гонконге. При всем моем уважении к Б.Г. позволю себе выразить несогласие с его фразой «Рок-н-ролл мертв. А я жив». Я больше живу в унисон с фразой Битлз: «All you need is love». Об одном жалею: не смогла прилететь в июне 2004 года в Санкт-Петербург, на культовый концерт главного битла Пола Маккартни. Говорят, людей на Дворцовой площади собралась тьма тьмущая: 100 тысяч человек. Пол Маккартни спел новую песню про Санкт- Петербург, там были строчки: «O, Mr. Rain kept away. We didn t need you here today. Thank you, Mr. Rain for staying away». Главный битл уважительно называл дождь Мистером и радовался тому, что Мистер Дождь в день его концерта отправился «куда подальше» от Питера. Но главное – Пол Маккартни назвал Санкт-Петербург прекрасным городом, столицей русского рока. Forever, Питер!
В моей повести о юности есть еще один «немолодой» герой, не могу не сказать о нем, то есть о ней хотя бы два слова – это Арка старого дома на Марата. 40 лет спустя я приехала в Питер, чтобы встретиться с однокурсниками. Я, конечно, и раньше приезжала, но теперь была дата. Я назначила встречу друзьям на улице Марата, в ресторане «Гастрономика». Ресторан возвышался над улицей, в перспективе был виден Невский. Я рассказала, что недавно проехала по новому железнодорожному полотну от станции Нижний Бестях до Нерюнгри. В июле 2019 г. по всему участку, от Малого до Большого БАМа наконец-то открыли пассажирское движение. Это был большой праздник, он собрал бамовцев со всего света. Осталось возвести железнодорожный мост через Лену до Якутска. И тогда мы поставим точку в строительстве БАМа. Строить железную дорогу в тайге – огромный труд, но свои мечты мы умели воплощать в реальность.
Потом мы с друзьями гуляли-бродили по вечернему городу, по Марата, которая смотрелась отчасти центральной, отчасти – провинциальной улицей. Местами шумной, местами – безлюдной. Но такой она была всегда. Существенных изменений на улочке имени моей юности не произошло. Когда мы подошли к Марата, 84, на перекресток двух путей, я увидела старую Арку. Я очень обрадовалась встрече. Я зашла во двор-колодец, он был таким же темноватым, слегка неаккуратным, но хранящим дыхание веков. Я посмотрела сквозь Арку. Что же я увидела? Как и прежде, трамвай с сиреневым огоньком, кусочек улицы, деревья в сквере напротив. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». Теплая волна нежности и благодарности подкатила к сердцу – это была Арка, мимо которой прошла моя юность. Прошла и не задержалась.
Железные люди
Я помню Москву 60-х годов прошлого века. Оттепель. В прямом и переносном смысле слова. В Москве начало весны, появляются первые зеленые листочки и слышнее трели птиц. И под стать просыпающейся природе оживают люди, спешат выйти на улицу и пойти в концерты. Модные поэты читают свободные стихи. Художники пишут полотна, в стиле Малевича и Кандинского. И даже моя родная тетя Шура, железная леди – а по-другому ее назвать нельзя – немного увлечена новыми культурными поветриями Советского Союза.
Мы виделись с теткой крайне редко, и каждая встреча была на вес золота. Но я точно помню, что мы встретились с ней в весенней Москве, в 60-х. Тетя Шура была одета в строгий коричневый костюм, из-под пиджака нарядно выглядывала белая блузка. На губах у нее была светло-коричневая помада, почти невидимая. Тетя Шура никогда не была модницей, напротив, слыла скромницей, человеком строгих правил. Но наблюдательные люди замечали, что тетя Шура была красива от природы – красотой неброской и осторожной. Она и губы-то почти никогда не красила.
Но это был особый случай. Важная деловая встреча в Москве, которая решала многие вопросы, в эти годы тетка работала Вторым секретарем Горкома партии г. Алатырь в Чувашской АССР. И во время этой командировки должна была еще состояться встреча со мной – племянницей с Крайнего Севера, далекой родственницей, общение с которой – редкость. Каждое слово помню из наших диалогов, каждый жест – и ее, и мой, атмосферу этого приподнятого рандеву помню. Прекрасная гостиница «Россия», просторный номер с хорошей мебелью, чай в граненых стаканах с подстаканниками. Тетя Шура рассказывает мне про свою подругу – первую в мире женщину-космонавта Валентину Владимировну Терешкову. Она говорит мне, что Валентина Терешкова приезжала в Чебоксары к своему жениху космонавту Андрияну Николаеву. В Чебоксарах на одном из торжественных приемов тетя Шура познакомилась с Валентиной Владимировной. Валентина поведала ей в задушевной беседе, как она со своим женихом на небольшом частном самолете прилетала на курорт Аршан, что в Бурятии, в долине между Саянами и Хамар-Дабаном, и они приземлились на кукурузном поле. А люди, восторженные, бежали по этому полю навстречу самолету, размахивали руками.
Тетя Шура излагает мне все эти истории из педагогических соображений. Она хочет показать, что советская женщина должна много и трудно работать, нисколько не меньше мужчин. Советская женщина должна быть коммунисткой, верить в светлое будущее СССР – страны, которая покорила космические дали. Я слушаю тетю Шуру, восхищаюсь ею, старательно запоминаю каждое слово и откладываю его на нужную полочку памяти. Но при этом, мне неудобно признаться, что в истории с Терешковой меня захватывает вовсе не советская, а, я бы сказала, голливудская составляющая необычного рассказа – то, как женщина летит с любимым мужчиной на своем самолете над сине-сиреневыми горами и приземляется в высоких травах. Как женщина и мужчина идут потом вдвоем, взявшись за руки – правее на солнце, вдоль рядов кукурузы.
Впрочем, в те недолгие часы, которые выпали в моей судьбе на встречи со знаменитой теткой, мне все же удалось впитать главную ее науку – надо всю жизнь много работать. И второе – мы рождены в СССР, лучшей державе мира. А оттепель – восприятие другой культуры, зарубежной моды, книг и картин – «а что, это можно», говорит с улыбкой тетя Шура. Главное, чтоб они не противоречили идее мировой революции.
Моя тетя Шура Кутовая-Нагибина прожила настолько яркую и насыщенную жизнь, что по ней, как по учебнику, можно изучать в школах достижения советской эпохи. Боевая тетка начала трудовой путь в 1942 году. Как старшая в многодетной семье, она не могла не работать во время Великой Отечественной войны. В семье было шестеро детей, мал мала меньше. Александра Кутовая, черноволосая невысокая девушка с яркой украинской внешностью стала работать с энтузиазмом и упорством юности. Она трудилась инструктором по кадрам на стройучастке, телефонисткой, дежурной по железнодорожной станции в г. Славянске Донецкой области, крупном железнодорожном узловом центре на Украине, там же была поездным диспетчером. В общем, не чуралась никакого труда. Была и такая страничка в ее военной юности – работала на строительстве железной дороги Саратов – Красный кут – Сталинград. Историки называли этот участок железнодорожного пути «Волжской рокадой» и говорили, что он сослужил роль Дороги жизни для Красной Армии во время Великой Отечественной войны. Параллельно работе во время войны Александра училась в железнодорожном техникуме.
Мой брат Андрей Аллилуев рассказал мне, что с возрастом тетя Шура чаще стала вспоминать войну, а в более молодые годы совсем не могла об этом говорить.
– Вот, смотри, – сказал брат, – у нее в трудовой сделана скромная запись – «телефонистка». Но мало кто знает, что вмещает это запись, короткая строка из летописи жизни. Это было на станции Баскунчак, Северный Казахстан. Это здесь Александра Кутовая работала телефонисткой. А приходилось делать все: ухаживать за раненными, хоронить мертвых, разгребать завалы после бомбардировок, восстанавливать пути, чтоб продолжалось движение поездов. Станция Баскунчак была крупным железнодорожным узлом и являлась важным стратегическим объектом, ее бомбили постоянно. Так и жили от бомбежки до бомбежки… Тетя Шура еще тогда могла умереть, а ей было всего 18 лет.
После войны Александра Кутовая твердо решила продолжить обучение и поступила в Институт инженеров железнодорожного транспорта в прекрасный и по-южному приветливый г. Тбилиси. Замечу, наши родители, тети и дяди, которые в войну подростками трудились в тылу, после войны стали студентами, и я точно знаю, что это было для них самым счастливым периодом жизни. Это была их немного запоздавшая, но все равно беззаботная студенческая молодость. Кому-то из студентов было далеко за 20 и даже за 30 лет. «Беззаботная» – самое сладкое слово в этом ряду, они, взрослые подростки войны еще успевали отдать дань юношеским забавам, успели вскочить на ходу в последний вагон поезда жизни. А у меня другая ассоциация с мирными 50-ми годами – я называю их «крепдешиновой молодостью» наших родителей. На улицах крупных городов, в институтах и на танцплощадках правил бал крепдешин, послевоенный шик. В октябре 1950 г., в институте Александра стала членом КПСС – для нее, высокоидейного человека это стало большим событием. А было ей в ту пору всего 27 лет.
После окончания института тетя Шура вернулась в Славянск и стала преподавать в Славянском железнодорожном техникуме. На дворе стояли ренессансные, упоительно свободные 50-е годы, если быть точным, 1952-1955 годы. Можно было петь, танцевать в перерывах между работой – война была позади. Тетя Шура дослужилась до завуча техникума. Начальственная жилка в ней всегда пульсировала и, кажется, ей сразу понравилось руководить людьми. Так было проще воплощать в жизнь идеи и замыслы, которых у нее всегда было много. Ни у кого из шестерых детей Кутовых не имелось столько искрометной энергии, как у тети Шуры, столько фонтанирующих идей. Она, действительно, хотела переделать мир, сделать его чище, нравственней. Начала «переделывать мир» с обучения подрастающего поколения. Пассионарии и оптимисты, как известно, движут миром, а остальные – только наблюдают и критикуют.
В 1959 году тетю Шуру послали работать преподавателем в Техникум железнодорожного транспорта в г. Алатырь Чувашской АССР. Она была убежденной и активной коммунисткой. И мало кто, в сущности, удивился, когда в 1962 году Александру Валерьевну, еще совсем молодую женщину назначили Вторым секретарем Горкома партии г. Алатыря. На этом посту она проработала 8 лет, карьера резко пошла в гору. Следующий пост, не менее ответственный и хлопотный – Александру Валерьевну Кутовую назначили Председателем Горисполкома г. Алатыря. Когда-то я была в Алатыре. Это небольшой купеческий городок, много деревянных домиков с высоким крыльцом и палисадником возле окон, большая железнодорожная станция, химический комбинат. Мне показалось, что город этот уснул и не слишком торопится стать современным. Думаю, что тете Шуре все же удалось «разбудить» его.
В 1970 г. Александра Валерьевна Кутовая стала фактически мэром города Алатырь, его градоначальником. Она рьяно взялась за строительство дорог, разбивку скверов и палисадников, за преобразование быта советских трудящихся – чтобы не было никаких ветхих домов и долгостроев. Моя родственница мечтала превратить этот небольшой чувашский город в цветущий сад и всем страждущим дать квартиры в новых жилищных кооперативах. И, наверное, все эти благие мечты сбылись бы, но достаточно быстро тетю Шуру «взяли в столицу» – в 1972 году ее назначили Министром бытового обслуживания Чувашской АССР и она переехала в город на Волге, в открытый всем ветрам и преобразованиям город Чебоксары. На этой должности тетя Шура, можно сказать, расцвела, она смогла реализоваться в полной мере. И, конечно, деятельность в столице, городе с большими возможностями располагала к этому.
Между прочим, мало кто знает, что Министерство бытового обслуживания во всех союзных и автономных республиках СССР было одно из самых передовых, оно быстрее других перешло на прогрессивные рельсы работы и переняло некоторый зарубежный опыт. Например, в первые же годы Советской власти придумали автобусы-мастерские с передвижными парикмахерскими, сапожными мастерскими. В 70-е годы во многих крупных городах стали открывать Дома быта, и тетя Шура тоже поддержала это начинание. Причем, тетя Шура создала целую сеть Домов быта – они стали открываться не только в крупных городах и районных центрах, но и в сельской местности Чувашии. Дома быта стали настоящими культурными центрами, в них заработали модные фотоателье, ателье по пошиву одежды, кафе, парикмахерские, приемные пункты. Именно при тете Шуре в Чувашии была создана крепкая отрасль бытового обслуживания. Была построена трикотажная фабрика – сегодня чебоксарский трикотаж популярен по всей России, Дом мод, закуплено новое оборудование. В волжскую республику со всего Советского Союза приглашались на работу классные специалисты – модельеры, манекенщицы, скорняки, дизайнеры, портные. Для ценных специалистов создавались отличные условия. Стали регулярно проводиться конкурсы профессионального мастерства среди работников отрасли. Кроме того, тетка добивалась централизованного финансирования отрасли, все эти многочисленные ремонтные мастерские стали основой развития малого предпринимательства. Хотя тогда, в 70-х говорили пока только о кооперативах.
На закате своей трудовой деятельности Александра Валерьевна Кутовая-Нагибина служила помощником председателя исполкома Чебоксарского горсовета народных депутатов. В 1986 году, в возрасте 63 лет тетя Шура ушла на пенсию, с достоинством, с гордо поднятой головой. Я думаю, она могла бы еще поработать и пригодиться людям, но обстоятельства личной жизни все же помешали ей это сделать. За свой честный труд тетя Шура была награждена двумя орденами – Орденом Октябрьской Революции и Орденом Трудового Красного Знамени, есть у нее и медали. В 2002 году Александре Валерьяновне Нагибиной было присуждено звание Почетного гражданина города Алатырь.
Кроме заслуженных наград, у моей труженицы-тетки была еще и заслуженная слава по всей Чувашии – слава неподкупного честного руководителя, настоящего коммуниста. Она всю жизнь дружила с двумя великими женщинами СССР – Валентиной Владимировной Терешковой и Людмилой Георгиевной Зыкиной. Обе любили наведываться в гости в Чувашию. Валентина Терешкова приезжала к родственникам мужа, а королева русской песни любила петь в Чебоксарах над широкими просторами Волги. И тетя Шура словно сверяла свою жизнь, свои достижения по образу и подобию жизненной судьбы двух великих русских женщин. Но никогда не бравировала этой дружбой.
Еще тогда, в 60-х в гостинице «Россия» тетя Шура учила меня, что в Советской России общее дело, работа на том участке, куда тебя послала партия, должны быть выше личных интересов. И о своих личных проблемах даже стыдно говорить вслух – это ведь так мелко перед тем, что мы должны построить лучшее и самое справедливое в мире государство. В эту идею – построение справедливого государства рабочих и крестьян, людей труда – верили все мои родственники, и украинские, и русские.
Но революция революцией, а тетя Шура была весьма интересной дамой, и она нравилась представителям сильного пола. Жаль, что женское счастье у нее было слишком коротким и слишком трудным. Она вышла замуж за талантливого умного мужчину Владимира Нагибина. Историю их любви мне рассказала моя мама, средняя сестра из Кутовых. Она говорила, что это была гармоничная любящая пара – Владимир и Александра, они познакомились в Тбилиси, в вузе. У них родилась дочка Таня. Но Нагибин стал выпивать, он считал, что в его работе конструктора алкоголь не помеха, у него были свои взгляды на работу и семью. Тетя Шура была слишком гордой, чтобы терпеть «отклонения» мужа от генеральной линии ее жизни и вскорости они развелись. Фамилию мужа тетка оставила. Наверное, все-таки потому, что любовь была и память об этой любви она не хотела уничтожать окончательно.