– Хорошо, забудем. И правда, это лишь один поцелуй.
Мы вновь замолкаем на несколько мгновений. Воздух вибрирует. За окном темно, я смотрю на проезжающие машины, как вдруг слышу его слова:
– Грейс, большинство людей здесь примитивно. Вы с Али – нет. Пусть в городе множество студентов, но всё это не то. Не вы. Они всю жизнь меряют ногами лишь одну дорогу. И не отталкивай меня за одну ошибку. Надо прощать людей за то, что они не идеальны.
Словно что-то резкое бросали в лицо.
– Ты говоришь, что мне надо делать, а что нет?
– Я не указываю, а направляю. Нет, твоя воля. Я забыл только сказать. Мне стоило это сделать, когда мы ехали туда. У меня для тебя кое-что есть. Посмотри на заднее сидение.
Я гляжу на него. Дилан всё также легко ведёт машину, выкручивая руль и барабаня пальцами от нервов в такт тихо играющей музыке. На заднем сидении покоится громадный букет восхитительных белых розы.
– Дилан!
– Ты можешь говорить со мной обо всем, что связано с Тэдом.
Услышав имя отца, я быстро оборачиваюсь. В глазах щиплет, и наверняка будет надрываться голос, но я спрашиваю:
– Откуда ты знаешь его имя?
Дилан замолкает, видимо, не зная, что и ответить, а я продолжаю:
– Хотя нет, Дилан. Это абсолютно неважно. Какого черта ты так свободно говоришь о моем отце?! Не смей называть его таким образом, будто бы он тебе давний друг.
– Грейс. Я… прости. Я знаю, что это больная тема для тебя. – Архаический оттенок звучит в голосе Дилана, но его движения обретают твёрдость.
– Не надо. Всё. Останови машину. Как же я глупа. Целую незнакомца, пока пытаюсь…
– Я тебе не незнакомец! – перебивает Дилан злобно. Вот это он подкинул фразу для анализа на досуге.
– А кто же?!
– Я… Да, ты права.
– Белые розы мне всегда дарил отец.
Он останавливает машину около университета, который мы проезжали. По одну сторону виднеются огни нашего городка, а по другую – фонари кампуса. Дилан оборачивается и окидывает взглядом тёмные окрестности за пределами машины. Дилан улыбается и возвращается глазами ко мне; карий цвет.
– Да, я знаю… Позволь довезти тебя до дома. Я не успокоюсь, пока не буду знать, что ты в безопасности, – шепчет он еле слышно, и внутри от хриплости его низкого голоса всё сжимается.
Он опять наступает на старые грабли, поднося свою руку к моему лицу и заправляя одну прядь волос за ухо. Отстраняюсь, и в его глазах читается боль.
– Нет, Дилан. Это нужно закончить. В конце концов, ты друг Алише.
Звёздная Ночь
Равнодушие не причиняет столько боли, сколько любовь. Жан Поль Сартр однажды сказал: «Ад – это другие».
Глава 3
Грейс
От сердца захлопнув дверцу машины, я едва из кожи не выскакиваю, пока бегу к родному дому, не жалея себя, своих сил, ступней и сердца. Я не боюсь теней, но в моей груди до этого начинавшие заливаться рядом с Диланом птицы попадали мёртвыми тушками. Так и не сплю я всю ночь. В тумане восходящее солнце приобрело странный вид существа мыслящего, одухотворённого. Такой подлый и гнусный поступок;
Дилан Барннетт
Осколки стекла под ногами. Я разбил о стену несколько стаканов для виски. Так странно… привёз я их из Франции ещё очень давно, и теперь вот такой конец им настал. Но Грейс не знает ничего о происходящем, ни капли. Даже если бы кто-то знал о моих истинных чувствах, это не пролило бы свет на картину в целом. Даже половина ещё не пройдена. Я ощущаю, что мои внутренности гниют. Лёгкие переместились куда-то в горло, а селезёнка – на место сердца. Галлюцинации… галлюцинации… галлюцинации…
Грейс
Минули вечера. Девятый день после смерти Виктории я провела вместе с семьёй, и вскоре направилась к Алише. День близится к вечеру. Дивное поле поздних цветов мака располагается около дома моей лучшей подруги на гористой местности. Я бегу к самому краю поляны вместе с младшей сестрой Али – Прим ; кузнечики заливаются мелодией. Бежево-голубое небо, крохотное солнце окружено лёгкой мутью. Моя семья уже уехала обратно в Портленд. Так даже лучше; слишком долгое их присутствие стало сказываться на всех. Несмотря на вечернюю прохладу, нестерпимо душно. С Диланом я не виделась ни разу; уже ослабело влияние прошедших событий. Я рада лишь тому, что мне хватило разума оттолкнуть его. Останавливаюсь на месте, глаза малютки кажутся фиолетовыми; она, как и любая двенадцатилетняя девочка, мечтает о путешествиях (желает жить на Марсе). Мы переводим дыхание от воображаемого полёта.
Мне нравится быть с младшими; дети другие, и, скажу честно, я всё бы отдала, чтобы вернуть себе подобное состояние ума. Силуэт Алиши виднеется в просторном дворе её дома. Совсем скоро окажусь рядом с ней, осталось расстояние с половину футбольного поля. Али, конечно же, ничего не знает о Дилане и мне. Понятное дело! Она ведь с ума сойдёт, если узнает об измене. Вновь отворачиваюсь, вдыхая августовский запах Орегона. Всё увиденное меня восхищало: деревья, птицы, вечернее небо, снижающиеся грачи.
Стою на кухне Али, работая острым ножом для резки яблок, и как будто до сих пор ощущаю, как Дилан стонет моё имя; прерывает игру наших губ; мягко прижимает моё тело к себе. Но вдруг лёгкие оттенки боли всё затмевают. Виднеется кровь. Одна капля стекает ниже по коже, а пальцы растирают по подушечке оставшуюся красноту. Неважно это вовсе – лишь одна царапина, лишь один поцелуй. Намереваюсь отрицать всё до конца жизни, кто бы ни спросил. Снова прятаться, убегать. Доносится дверной звонок, все гости в сборе. Киновечер Алиши начинается; её сестра садится около меня, кладёт голову на колени (в такие секунды отчётливее осознаешь степень ответственности). Играет старый черно-белый фильм о восставших мертвецах, один из самых первых представителей жанра. Все устроились в просторной гостиной дома; над диваном, над нашими спинами висит животворящий крест, а я устроилась возле Зеда (он исчез на время похорон, а у меня уже нет сил на споры; лишь долгожданный мир); разноцветные орнаменты штор словно оживают.
Дилан Барннетт
Изумление и пытливость сменились на неясную тревогу. Если заботливая Грейс и здесь, то нужно продолжать держаться самоотверженно. Есть вещи дороже, чем чувства. Гораздо важнее, чем моя жизнь и мои желания. Перевожу взгляд… и опять этот дьявол крутится возле. Чувство ирреальности… бескрайнее пространство, слепящий свет от луны и отшлифованность, гладкость материи… невероятная тревога…
Грейс
Неожиданно для меня в проходе показывается Дилан; он останавливается и осматривает комнату, покрытую мраком. Зед одаривает его гневным взглядом и тяжко вздыхает, но продолжает хранить гробовое молчание, пусть с ощутимым недовольством.
– Кто этот парень? – спрашивает смуглая Примула.
– Приятель твоей сестры – Дилан Барннетт. Она недавно помогла ему переехать к нам из Англии.
Прим даже ухом не повела. Она тут же выдала то, что слышала раньше:
– Моя мама считает, что нельзя летать самолётами. Ими мы тревожим господа.
Мы замолкаем в темноте комнаты. Дилан улыбается рядом с Алексом, притягивая всеобщее внимание (прелестнейший из злодеев). Украдкой ловлю взгляд карих глаз и вздрагиваю всем телом, разворачиваясь в другую сторону.
Звёздная Ночь
Теперь лицо, которое Ночь видела в зеркале, перестало быть лицом незнакомки, а стало её собственным, и она сказала: тебе это нравится. Запомни это хорошенько. Ты прошла через многое вместе с ним, плечо о плечо, через моря, рыбацкие сети, двух сыновей, бесконечную вереницу переездов и видоизменений мировоззрений (скептик, циник, наивный дурак с приятельницей-дурой в пригороде Манчестера).
Грейс
Все запланированные фильмы просмотрены, а мои друзья выбегают из дома к озеру. Ночь. Каждый сбрасывает одежду, ныряя один за другим в воду. Присоединяюсь к процессии, я остаюсь лишь в длинной футболке Зеда (мой блондин заснул на сеансе, но, а сейчас выглядит бодрым в темной воде). Примула уже в озере вместе с Логаном. Ну, давай же, Грейс! Вздыхаю и делаю первые быстрые уверенные шаги, переходящие в бег. Ненавижу заходить в воду постепенно, гораздо лучше одним забегом. Температура гораздо выше, чем я думала; под ногами мелкие скользкие камни. Вода уже доходит мне до колен, и я пробегаю мимо Алекса, приближаясь к Зеду. Блондин внезапно выставляет свою руку и хватает меня за талию. Я останавливаюсь, но не успеваю опомниться, лишь только со смехом плюхаюсь в воду всем телом.
– Прости, я не испортил тебе причёску? – издевается он.
Зед неспешно отплывает вглубь озерца; смотрит на мокрую от купания меня с таким любопытством. Какие кардинальные перемены в его настроении! Но мне это нравится.
– Берегись, Зед! – вскрикиваю я и бросаюсь в его сторону.
Мы продолжаем игры с водой, но вот Зед осторожно обнимает меня, а я опираюсь о его грудь и живот своей спиной; отплываем чуть дальше вместе, ощущаем голую кожу друг друга. Сестра Али уходит хлопотать на кухню.
Дилан Барннетт
Глубоко вздыхаю и припадаю к земле у корней клёна возле этого озерка – в моих движениях какая-то – заслуженное слово – страстность, пусть в моей крови и нет ни единого процента итальянской или испанской крови. Мне нравится в быстротечности лета чувствовать под собою земной хребет, за каковой сейчас я принимаю твёрдый корень; неважно, что конкретно, лишь бы твёрдое, потому что вечно падаешь ты в пропасть собственного сознания, пусть и глушишь выпивкой, но всё окружающее не в зоне твоей досягаемости.
«Я не желаю купаться; я желаю поговорить с Грейс», – думал я. Слышатся крики и смех; теперь уже лунный свет отражается дорожкой, а мой взгляд захватывает упоительная сценка. Но в этой темени глаза обнаруживают силуэт Зеда рядом. Выродок чёртов. Его длинная футболка на теле Грейс; ткань перекрывает обычно еле заметные белые шрамы внизу её живота. Не то чтоб её внешность бросалась в глаза; не очень красивая даже; ничего в ней особенного; и не скажет она ничего такого уж умного; просто это она; она есть она. Чушь! Она красивая. Странная. Весёлая. Ненасытная. Да, она пленительная. Непостижимая. Боже, она идеальна. Это раздражает. Очень. У неё дар, чисто женский дар создавать вокруг себя свой собственный мир, где бы она ни оказалась.
Грейс
– Ты идёшь обратно в дом? – спрашиваю я, подходя к Дилану.
Нервный комок встаёт в горле, желудок сжимается. Моя футболка отяжелела, а влажные пряди спускаются по обёрнутым тканью плечам. Все уже убежали внутрь от холода; лишь одна я, такая глупая, осталась. Весь вечер Дилан был мрачным; от былой теплоты ко мне не осталось ни следа, хотя бы подобия. Сейчас Дилан так выморочно твёрд и холоден, что мне непонятно, как он совсем недавно мог быть таким милым, таким тёплым. О его надежности я пока не буду заикаться – не имею права.
– Сперва скажи мне истинную причину твоего присутствия здесь, – выдыхает он, вставая возле.
Мне показалось чуть ли не ребячеством по отношению к себе, к самому Дилану сейчас сказать неправду. Если мы хотим наладить отношения, то лучше быть правдивым. Орнаменты на его коже переливаются, словно подсвечиваясь от луны, как жаркий огонь от факела. Он словно стал ещё выше. Впервые с той недели мы остались наедине. И само присутствие Дилана рядом отдаёт нашим танцем, бессонной тягучей ночью в полицейском участке, известиями о Виктории в доме Зеда, поцелуем.
– За мной будто следит одна женщина, – выдыхаю я, признавая правду и задирая голову вверх, к небу.
Глаза Дилана округляются; повисает пауза, и слышатся перешёптывания леса. Это уже не обычная тревога, это настоящий страх – страх, который все мы ощущаем перед лицом угрозы, несчастья.
– Сколько раз ты видела её? – уточняет он с беспокойством в голосе.
– Всего два.
– Когда впервые?
– В день нашего знакомства.
– Кому ты говорила?
– Алише.
– А полиции? – спросил.
– Не вижу смысла.
– Небезосновательно. Зед? – У Барннетта на секунду мелькнула вольтеровская улыбка.
– Говорила только Алише.
Дилан запускает пальцы в волосы. Сколько я знаю этого странного человека, Дилана Барннетта, он всегда, когда нервничает, поправляет волосы.
– Грейс, просто скажи мне сразу, как она вновь появится, ладно? Особенно если я буду где-то рядом. – Вот теперь он изменился в очередной раз; перешёл к заботе и насторожённости.
– Я могу просто пойти в полицию.
– И будет то же самое, что и с Викторией? Следы были обнаружены даже при вскрытии, но всем же плевать. Гораздо проще замять дело, чем расследовать по-настоящему, особенно с таким удобным способом убийства, – Дилан говорит с таким пылом, а его глаза сверкают.
Соглашаюсь с вполне разумным предположением. Вновь в нём радикальная перемена! Опасения настигли Дилана, затмевая отдалённость и чёрствость. Темные пряди его волос чернеют в ночи́; Дилан впервые переводит взгляд куда-то вверх, за крону дерева позади моей спины, где прячутся птицы в ветвях. Но необходимо признать – в тот вечер я была как Элизабет, танцующая с мистером Дарси. А когда наши руки соприкасались… Дилан должен был почувствовать нечто флюидное. Во время танца он уставился на меня, и кажется, что ему было тяжело меня оттолкнуть.
– После того как ты приехал, всё идёт совершенно не так, как оно должно идти, – высказалась я.
– Прости, что пришёл и испортил твою жизнь, будучи тебе совершенно чужим и малопонятным. – Ощущаю его лихорадочность, даже не прикасаясь к телу Дилана.
– Мне жаль, что ты такой идиот, – неожиданно выпаливаю я.
– Господи, как с тобой сложно. – Дилан обводит глазами пейзаж позади моей спины, держась рукой за шею.
Я знаю, малыш. Чувствую, что-то зреет по отношению к тебе в моей крови, тканях, в самом скелете. Не верю самой себе, что сильнее кутаюсь, только чтобы согреться, и закрываю веки, сосредоточиваясь на дыхании и своих чувствах.
Но ведь это правда. Каждый раз, как Дилан касается меня, дыхание слегка перехватывает. На свиданиях с другими парнями, мужчинами этого не было, даже в самый разгар флирта. А с Зедом уж точно. И мне не следует желать этих касаний, но всё равно желаю. Его частое дыхание; Дилан в нескольких шагах. Будто парализованная, продолжаю стоять на месте, и теперь уже внутри меня происходит борьба, какую я чувствовала в нем ещё совсем недавно. Трезвая сторона кричит, что всё это ужасно. Не думай о таком, дура! Поднимаю взгляд, и меня будто бы током ударяет. Нас обоих. Мы были барометрами друг другу; ощущали температуры эмоций друг друга, когда были рядом. В эту секунду первобытный порыв подвигнул меня к действию, и я целую его первой.
Дилан Барннетт
Я знаю от Алиши, которая, в свою очередь, знает это от Зеда, что Грейс успокаивается, когда ей кладут руку между лопатками, и лишь сильнее загорается, если ладонь обвивает её шею под волосами. В такие моменты я думаю сердцем, которое будто наполнили тугие влюблённые ветры. Грейс нужно быть мудрее и понять, что ей одной проблемой меньше без меня. Испытывая суеверный страх, я, чертыхаясь и не ожидая от себя самого такой силы, прикусываю её нижнюю губу в ответ.
Грейс дрожит; она дрожит не только от холода, который терпит так мужественно, лишь бы прийти к долгожданному завершению разговора, но ещё из-за обстоятельств её жизни. Она дрожит, как дрожит нищий паралитик, но наслаждается; наконец загорается, когда моя рука оказывается под её влажными прядями.
Грейс
– Кажется, стало только сложнее, – шепчу я в его мягкую улыбку.
Возбуждение Дилана тяготит. Его губы неспешно касаются моего подбородка. Ноги перестают подчиняться; он вновь меня держит, чтобы я не упала. Руки кладу ему на грудь, а Дилан продолжает осыпать меня поцелуями. Цепочкой по скуле, по подбородку, около губ, но не в них. Дилан целует меня в шею, где-то под ухом, и я не могу сдержать стона, заставляющего его целовать туда ещё раз, на этот раз прикусывая и посасывая кожу, а я провожу ладонью по его спине, ощущая под тканью мышцы, лопатки.
– Мне нравится твой аромат, такой приятный вкус губ. Господи, я пьянею, – стонет он, и мои руки оказываются на его плечах.
Но из чар друг друга нас выводит неожиданно открывающаяся дверь. Али и Алекс с громким смехом выбегают на улицу, а мы отлетаем друг от друга со скоростью света.
– Вы оба ещё не замёрзли здесь?! – вопрошает Али.
– Нет! – кричит Дилан в ответ; такая очаровательная улыбка, всё ещё ощущаю лёгкую щекочущую дрожь на губах. Частое его дыхание оглашает вечер, а пар клубится к небу.
– Нам пора, – шепчу я, когда он оборачивается обратно.
– Как жаль, – так же шепчет Дилан вполголоса, чтобы другие не услышали.
– Помнится мне, ты сказал недавно, – говорю я, а Дилан продолжает всё так же изучать меня взглядом, насильно поджигая затушенное пламя, – что ты не хотел того поцелуя, что ты вышел из себя и…
– Мы нагло солгали друг другу в лицо, – он ничего и не отрицает; не даёт мне договорить. – Странно, каких только путей мы ни выбираем, чтобы скрыть свои истинные чувства.
Проскальзываю мимо Дилана, постепенно выходя из-под богатой кроны дерева. Винный дух в доме дурманит; Алекс приглашает Дилана выкурить очередную сигарету, и они скрываются на улице. Зед наклоняется, обнимает меня за талию и целует, что удивительно, ведь он давно этого не делал. Я, на мгновение замешкавшись, отвечаю на его поцелуй нежно и осторожно, будто боясь коснуться губ. Когда оказываешься за пределами своего мирка, всё вокруг кажется опасным. В моей голове пролетает вопрос: когда я стала той, кто целуется сразу с двумя одновременно?
– Пойдёшь со мной к Али? – предложил он, и я соглашаюсь.
А маковое поле всё переливается в ночи, тихо посмеиваясь над нами.
Звёздная Ночь
Человек – невероятно суетное существо, неизменное в своём непостоянстве. А что Ночь может поделать? Её руки и ноги пока связаны по швам; время ещё не настало. Ее Людус обернется в Агапэ.
Грейс
Пью полусухое вино. Ощущаю терпкость на языке, постепенно разливающийся румянец на щеках, переходящий на шею, и глаза Зеда. Они устремлены на меня, такие выразительные и вопрошающие. Вкус вина отдаёт отчаянием. Определённо. Ты пьёшь раскаяние, и оно покидает тебя. Закрываю глаза и концентрируюсь на дыхании, на очень тихой музыке, играющей по радио, на восхитительном запахе кофе и звуке дождя за окном, граничащего с ливнем. Я уже привыкла к шуму дождя, он стал новым сортом тишины. Еще один, к кому я быстро загорелась желанием. Флирт; флирт – замирание сердца. Одни глупости! Кэррол всегда считала меня ребеночком, ни к чему не пригодной дурой.
Всю ночь я провела с Али, когда остальные уже разъехались. Такая близкая подруга; даже не знаю, что было бы, если бы я её когда-нибудь потеряла. Алиша всегда прячет свои чувства внутри. Наутро мы ели клубничное мороженое.
Глава 4
С Зедом под руку под малиновым светом мы опускаемся ниже по фестивальной площади в последний августовский вечер. Карусель, обзорное колесо и море палаток с кухней разных стран привлекают внимание. Все блуждают из стороны в сторону, просаживая деньги. От палаток несёт языческими благовониями и ароматом трав, сорванных в Греции на лугах. А я думаю о Зеде: он был моим первым парнем; ради него я сбегала из дома. Он говорил, что я красива и умна. Говорил, что скучает и даже любит. Он был первым парнем, давшим мне уверенность в себе, и, возможно, именно благодаря ему я превратилась в ту, кем являюсь. С ним мы были королём и королевой выпускного… а теперь, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что именно после того бального вечера всё пошло как-то по-иному. Но сегодня мы с ним оттоптали все ноги и чуть не сорвали голос от смеха и крика. Какое долгожданное единение.
– Прости, что веду себя как синантроп порой, – то ли застонал, то ли вздохнул Зед на прощание у моего дома. – Больше всего я хочу прийти к тебе и лечь рядом. И знать, что у нас есть завтра, – сказал он как поэт, хотя в жизни не читал ни единой поэтической строчки.
Просто очаровательно!
Звёздная Ночь
Если мы принимаем человека таким, каков он есть, мы портим его. Если мы считаем его таким, каким мы бы хотели его видеть, то мы даём ему возможность стать тем, кем он способен быть.
Грейс
Завершается летний сезон, и осень вступает в свои законные права; начинается учёба, и ко мне вновь приезжает семья. В злополучную ночь я почти не сплю, для успокоения общаюсь со всеми своими друзьями. Но вот наутро я уже слышу шум открывающихся и захлопывающихся шкафов и одеваюсь (любимое жёлтое платье в горошек, доходящее до колен и обтягивающее бёдра, жемчужные серьги и браслет, обычные стрелки на глазах, а волосы – в опрятной кичке); слышу в свою сторону слова:
– Как славно, Грейси. Ты прекрасно выглядишь, – подаёт голос Кэррол; в нем звенит металлическая, холодная нота.
Затем доносятся слова в мою сторону:
– Студентка, ты готова к новому учебному году? – спрашивает Зед с безупречной улыбкой.
Зед одет официально. Огни городка, пристани за автомобильным окном, огни судов на воде кажутся призрачной сетью, огораживающей место кораблекрушения. А затонувшее судно – словно прошлое. Даниэль, мой ментор, встречает нас у университета (он весьма плотно общается с моими родными). Стоим напротив сцены с выступающими. Логан и Али рядом. Помнится мне, в последний раз я была у парка кампуса вместе с Диланом, когда мы ехали обратно после проводов заката. В тот вечер он назвал моего отца по имени, будто они давние друзья! Ладно, забыли об этом, королева. Иди к чёртовой матери, Дилан. Кстати, говоря о нем, – Дилан виднеется сбоку от основной толпы, ладонью он прикрывает пламя и закуривает.
– Грейс, нашла что-то интересное? – отрывает меня Зед.
– Что может быть интересней учебной программы и речей о возлагаемых на нас надеждах? – отвечаю я добро.
Его взволнованность проходит, и Зед, поворачивая моё тело к себе, целует меня. Как давно он этого не делал!.. Самый обычный, осторожный и бережный поцелуй. Во мне вновь разливается тепло, когда ощущаю его губы, но это не тот огонь, который я чувствую с Диланом. Зед клялся мне перед моей матерью в том, что больше он не будет холоден и не будет ревнив, что он больше не будет закатывать ссор, и, как можно заметить, обещание он своё сдерживает. Обнимая меня в огромной толпе и целуя, он будто бы защищает меня от всего мира вокруг. И мне нравится такой Зед – заботливый, как мое временное увлечение.
Дилан Барннетт
Она легко превращается, переходит от одного настроения к другому. Грейси (Грейси, а вовсе не Грейс. Если бы она поняла мою значимость в её судьбе, не меньшую, чем её отца, то позволила бы мне так её называть даже сейчас) стоит, спокойная и прекрасная. И я вспоминаю, что могу сделать для неё и против неё. Что могу заставить её почувствовать своими словами и руками.
Звёздная Ночь
Ночь прошла и огонь, и воду, и лёд с виски в барах, и тысячи километров под званием полковника армии, и многое, многое другое. И что она только ни ощущала, что ни испытывала и ни пробовала за эту никчёмную жизнь, за все многие годы, но подобный трепет рождался в её сердце лишь иногда, очень-очень редко, по ощущению, раз в один век. Она знает, что благодаря своим страданиям и своей хитрой на выдумки судьбе она приобрела мудрость. Ночь выделялась из общего контекста вновь и вновь, снова и снова меняя место жительства. Но каковы будут её страдания, какой силой они будут обладать, если произошедшее из раза в раз случится вновь?
Грейс
В этом итальянском заведении, куда Кэррол пригласила Даниэля, я была однажды ещё совсем маленькой девочкой. Пообедав и познакомив наконец Зеда лично с Даниэлем, мы едем домой. Глядя сквозь стекло и не участвуя в оживлённом разговоре Зеда с моим отчимом, я думаю, что было бы, если бы Дилан сейчас вёл эту машину. Зед всегда отличался от остальных тем, что легко ладил с Кэррол. К вечеру я оказалась в его доме, который заиграл новыми красками после гибели Виктории. Мама моего хорошего друга и молодого человека (неоспоримо прелестнейшая женщина в этом городке) сообщает нам, что ужин вскоре будет подан. Когда я переступаю порог комнаты Зеда, неожиданно осознаю, что дело близится к завершению дня. Зед, не говоря ни слова, проходит вглубь комнаты и садится за рабочий стол, начиная суетливо перебирать огромную стопку документов, расписаний и таблиц.
– Такой ответственный, – ухмыляюсь я и ложусь на кровать, глядя на него.
– Да, я хочу быть готов ко всему, – отвечает Зед, не поворачиваясь в мою сторону.
Именно непонятное строение ума Зеда воодушевляет; он мог бы держать весь мир, а я целиком бы ему вверялась. Если закрыть глаза даже на мгновенье, на мгновенье зажмуриться, как ребёнок, лицом в подушку, то можно запросто представить картину: пейзаж перемен и надёжности под его покровительством.
– Я бы изучила всё по дороге, – шепчу я и встаю возле, кладя руки на плечи Зеда и читая документ между его пальцев. Да, он больше занят политикой и наукой, чем людьми. – Ты ко всему уже готов. Просто оторвись от дел и побудь немного со мной, – почти умоляю я.