Пьесы. Кураж и шутки
Нюрка
Райка
Митька
КАРТИНА 1
БАНЯ
На лавке в предбаннике лежит на спине Грипуня. Штаны у него приспущены, рубаха задрана. Над его животом водит руками с сильно растопыренными пальцами Вась Вась. Он в вязаной шапочке, и по пояс завёрнут в белую простыню. В ногах у Грипуни сидит Ванёк. Он одет, в руках у него бутылка водки и стакан.
ВАНЁК: А чего у него там?
ВАСЬ ВАСЬ: Пупок нарывает.
ВАНЁК: Может, не завязали?
ГРИПУНЯ: Шисят шесть лет завязанный ходил!
ВАНЁК: Ну, мало ли!… Хайкин, вон, Мордехай-то, помнишь?… Шисят семь лет обрезанный ходил, а в шисят восемь ребёнка сделал! Правда, через год помер. (наклоняет бутылку) Давай капну?
ВАСЬ ВАСЬ: Давай. Не помешает, Грипунь, очистится лучше… Небось с пионеров не ковырял?
Ванёк капает на живот Грипуне.
ГРИПУНЯ: (орёт) Товарищи-господа-земляки!… Рожу щас!
ВАНЁК: (наливает в стакан) На, не ори! Обезболивающее, под названием «огненная вода»! Самый верняк!
ГРИПУНЯ: Дык… На службе вроде?!
ВАСЬ ВАСЬ: Пей. На службе рожать неудобно, а пить можно!
Грипуня приподнимается, пьёт.
ГРИПУНЯ: (ложится) Когда вы отвыкнете в баню с водкой ходить?
ВАНЁК: (наливает) Не пришёл, у тя б пупок отвалился… (даёт стакан Вась Васе) Перекур, хирург… От слова «хер».
ВАСЬ ВАСЬ: (берёт) Не болтай! Всё будет цело… Ничё не отвалится! Можить, чё в трусах только… за ненадобностью. (пьёт и вдруг хватает Ванька за руку) Вишь?
ВАНЁК: Чего?
ВАСЬ ВАСЬ: Горячая, говорю!?
ВАНЁК: Дак у меня и погорячей сёдни!
ВАСЬ ВАСЬ: Не то!… Согни-разогни руку! (Ванёк исполняет) Хрустит?
ВАНЁК: Ну?
Вась Вась водит над его локтем ладонями, стряхивает их,
опять водит. Потом на короткое время сжимает локоть.
ВАСЬ ВАСЬ: А щас согни!… (Ванёк исполняет) Не хрустит?
ВАНЁК: Ну?
ВАСЬ ВАСЬ: Вот те и ну! И я не верил, когда по телевизеру одно врем, кто непопадя руками размахивал! Селидол заряжали, мол, помазал и живой!…А потом… недавно чую – горят ладони! Хоть прикуривай! Аж зудит и колет! Чё не трону… на себе – заживает, как на собаке! Ну, думаю, связь с космосом началась… У всех пропала, а у меня пошла! (Ванёк смеётся) И не хрен смешки разводить!… Ды я у Фроськи роды принял! Даже сам их произвёл! Она два дня орала, а я подошёл, вот так направил (показывает), и она враз окотилась! Да пятерых, сука!…
ГРИПУНЯ: (поднимается, садится) И я скажу тоже… Сколь я прочитал про народ, и везде хорошо писано. Про талант и остальное… Всё могём! Живём хреновато, но талантливые зато!… (Ваньку) Плесни половинку и иди мойся… За так!
ВАНЁК: (наливает. отдаёт) А Нюрка моя тут?
ГРИПУНЯ: Тут.
ВАСЬ ВАСЬ: И Нюрка, и бабка.
ВАНЁК: Бабаня?
ГРИПУНЯ: (хитро) Да-а… И Анна Федотовна!
ВАНЁК: Во, ёлки!… А мне даже билет не на што!…
ГРИПУНЯ: Мойся так. Спасём друг дружку! (пьёт) Всё мы могём… И тело спасти, и душу… Пора! (вдруг плачет) Пора, а то, вон, гнить начинаем…
Застёгивает штаны.
ВАСЬ ВАСЬ: Ни хера подобного! (кладёт руку на его живот) Три дня, и от пупка следа не останется! То есть, от болячки!
ВАНЁК Ты, Грипунь, краской пометь это место, на всякий случай, чтоб знать, где перёд! А то где ширинку искать будешь?
ВАСЬ ВАСЬ: Насмехушник! (Грипуне) Вчерась прихожу к нему, а он плачет…
ВАНЁК: (раздевается) Да не «плачет», а просто слёзы!…
ВАСЬ ВАСЬ: Чего, спрашиваю, об чём страдаешь? Говорит: хрен тёр. Ну и чё, говорю, больно, што ль? Не-е, говорит, как от лука!
ВАНЁК: Вась Вась, те пожарником только работать.
ВАСЬ ВАСЬ: Почему?
ВАНЁК: Заливаешь хорошо!
ВАСЬ ВАСЬ: Голимая правда! Кто не верит?
ГРИПУНЯ: Все верют. Ты расскажи, лучше, как он на Нюрке пахал…
ВАНЁК: Ну-у, поехало по рёбрам!
ГРИПУНЯ: Расскажи, Васьк, а то забыли!…
ВАНЁК: (берёт таз) Айда мыться!
ВАСЬ ВАСЬ: (останавливает) Не-е, погоди! Те кто соху-то подсунул, забыл я? И говорит – легко, да?
ВАНЁК: Митёк хромой… Чудило!
ВАСЬ ВАСЬ: Ха-х… Ванька-то сам сперва тянул, дак у Нюрки нож – поверху. Ну, впряг её, а сам сзаду. Матерился-то, орал на неё!… А потом, гляжу, затих. Ну-ка, думаю, ну-ка! И – зырк туда к ним, через забор… Вижу: тянет она, силится, ноги её туды-суды разъезжаются – склизко же! Дак она на все четыре встала, выгнулась, как коренник, визжит… А он смотрит на эту приятную… пирамиду-то – ну, раком же! – рычаги бросил, соха-то уж ему и на хрен не нужна – такая картина!… Вот смотрел, смотрел, потом захрипел – хвать её! – и к времянке! А она в раж вошла – орёт, отбивается, дрыгает… Холмы её все напряглись, вздёрнулись от энергии и дрожат, как живые! Гляжу, Ванёк совсем озверел, даже зубы показал… Ну, думаю, щас жеребцом заржёт! Он её тащит, а лямки-то, лямки – ну, вожжи от сохи! – на ней, на Нюрке1 Ему бы отцепить, дак некогда – горит и чешется! И прёт! Плуг по уши в землю утоп, а он не чует… Какое там!?… Уже пена на губах! Прё-от! Борозда – хоть кабель в тыщу вольт прокладывай, ей-богу! И щас через неё падают… Добороздил прям до порога и, слава богу, зацепился. Ну, дальше я только по вожжам ориентировался… Они то натянутся – то ослабнут, то натянутся – то ослабнут… Ну, думаю, пошла работа! Так и расшатали плуг-то: вылез и концом кверху… Не знай, как порог-то цел остался!… Иль сковырнули?
ГРИПУНЯ: (заливается смехом) Могём!… Вот, из ничего – история! Могём!
ВАНЁК: Во, брехло! О, брехло!
ВАСЬ ВАСЬ: А мы щас Нюрку спросим… (кричит) Нюркеа-а!
ГРИПУНЯ: (тоже кричит) Лизавета-а! Ивановна-а!
ВАСЬ ВАСЬ: Каво «Лизавета»?! Нюрка, чай… Давай, мужики, все!..
Грипуня и Вась Вась зовут: «Нюрка! Нюрка!». Ванёк быстроскрывается в «мужском отделении». Из «женского» выглядывает Нюрка.
НЮРКА: Чего надо?
ВАСЬ ВАСЬ: Хорошо?
НЮРКА: А?
ВАСЬ ВАСЬ: Хорошо, говорю?
НЮРКА: Ой, хорошо, дядь Вась, как летаешь!…
ВАСЬ ВАСЬ: (кричит в сторону Ванька) Вишь, Ваньк, Нюрка говорит: аж летала на карачках-то! (Нюрке) Эт я про то, как он на тебе пахал.
НЮРКА: Фу ты, дурак старый! (скрывается, но тут же выглядывает) Вась Вась?
ВАСЬ ВАСЬ: Ну?
НЮРКА: Ты хоть опилки-то выплёвываешь?
ВАСЬ ВАСЬ: Каки опилки?
НЮРКА: Как «какие»? Сколь зубы точишь, а опилки куда? Гляди, запоры замучают!
Она скрывается за дверью, оттуда слышится громкий смех женщин. Смеются и мужики.
ГРИПУНЯ: Вот, смеёмся… Это хорошо, что смеёмся! Целые, значит, живые! И банька что – хорошо! Вместе с грязью вроде как и дурь всякая выходит… А в дырки, заместо неё, воздух чистый заходит… Потому и легко, поди… Вот ты замечал когда: люди посля бани не злятся!? Первое время, хотя бы… Да?
ВАСЬ ВАСЬ: (одевает рукавицы) Злятся.
ГРИПУНЯ: Да?
ВАСЬ ВАСЬ: (берёт тазик) У-у!
ГРИПУНЯ: (торопливо) Вот мне и подумалось, что вместе с очищением телесным, надо провесть и очищение душ наших. Много там хламу ненужного и сраму накопилось!
ВАСЬ ВАСЬ: (встаёт) Умный ты, Грипуня, всю жизню умный, а живёшь в дураках! Айда в парную! (уходит)
ГРИПУНЯ: (задумчиво) Можить оно и так, но теперь уж чего разбираться?
Из «женского отделения» выглядывает Райка.
РАЙКА: Агриппа Савёлыч!… Парку бы!… Подмышки сухие!
Из «мужского отделения» слышатся крики: «Грипуня, давай пару!» «Дыми, Грипуня, надоело на жопы глядеть!»
ГРИПУНЯ: (так же задумчиво) Вот… И сплошная скабрёзность…
РАЙКА: Чего «сплошная»?
ГРИПУНЯ: Скабрёзность. Мат.
РАЙКА: А где мат-то? Не слыхать!
ГРИПУНЯ: Ну, вот… (кивнул в сторону «мужского»)
РАЙКА: Да какой же это мат?
ГРИПУНЯ: Всё равно.
РАЙКА: (удивлённо) Дак как? Тогда непонятно!… Жопа есть, а слова нету, что ль?
Из «мужского отделения», прикрываясь тазиком, выбегает Ванёк.
ВАНЁК: Извиняюсь за то, что в тазике!…
РАЙКА: Ой! (скрывается)
ВАНЁК: Грипунь, я от народа!… Открой винтиль-то1 Ну, чё на сухую-то?
ГРИПУНЯ: (вдруг сердито) На сухую! Винищем прёт, а – на сухую! Фу!… Глядеть им надоело… Не гляди! Не на ярманке!… Мыться пришёл – мойся! Пару им не хватает… (грозно Ваньку) Где билет?
ВАНЁК: (стукнул по тазу) А вот он – проездной!
ГРИПУНЯ: (зло) Давай надорву!
ВАНЁК: Эт сперва с Нюркой посоветуйся!… Да не ворчи ты! Хлебни… вон, под лавкой… И давай пару!
ГРИПУНЯ: А? Под лавкой? (видит недопитую бутылку) Шутю!
ВАНЁК: Этим нечего шутить!
ГРИПУНЯ: (удивлённо) Как, как?
ВАНЁК: Поддай, говорю, парку и – айда по новой!… (скрывается в отделении)
Грипуня шарит в своей сумке, достаёт книжку, листает.
ГРИПУНЯ: (читает) «Этим нечего шутить – возразил сердито Германн.» (кричит) Дам пару, Ванёк! Щас всем дам пару!
Он быстро выпивает оставшуюся в бутылке водку, достаёт из сумки какой-то лист, прилаживает его на стене. Потом, воровски оглядываясь, торопливо раздевается, надевает шапку-ушанку, берёт тазик и веник, и уходит. Появляется завёрнутая в большое банное полотенце Нюрка.
НЮРКА: Грип Савелич? Грип Савелич? Да Грипуня, что ль?! Хрен старый, поди опять подглядывать пошёл! Грипуня-а! (видит лист на стене. читает) Ты гля, гля… (зовёт) Девки! Девки! Гля-а… (высовываются Райка и бабаня) Пойдём в артистки? Гля!
Бабаня, завёрнутая в простыню, с клюками в обеих руках выходит в предбанник. За ней – Райка.
БАБАНЯ: Ну-кось, ну-кось…
РАЙКА: Иди на разведку, бабаньк.
БАБАНЯ: Ну-кось!
НЮРКА: Разведчицу нашла! Помрёт не доходя!
БАБАНЯ: Зато узнаю… (подходит, читает) «Пи… ковая дама…» Эт кто ж такая? «Пиковая…»
РАЙКА: (от дверей) Какая «пиковая»?
Из мужского отделения выглядывает Грипуня. Нюрка с Райкой с визгом скрываются в своём отделении. Грипуня – в шапке-ушанке, распаренный и красный, – прикрывая пах веником, выходит в предбанник. Видно, что его «разобрало» от водки и пара.
ГРИПУНЯ: (на бабаню) Графиня!
БАБАНЯ: Ай!… Чёрт! Ай!
ГРИПУНЯ: (идёт к ней) Графиня!… Анна Федотовна! Даже имя сходится… Настоящая графиня!
БАБАНЯ: О-ёй!
ГРИПУНЯ: Grand maman… au jeu… Ой, бля, памяти нет!… de la Reine…
Грипуня, забывшись, распахивает руки. Бабаня от страха роняет клюки
БАБАНЯ: Эт чаво такое? Ай, срамник! По-каковски ты меня? Ай, не подходи!… (кричит) Люди-и!… Нюрка! Ай, сильничают!
Прыжками, без костылей убегает в своё отделение. Грипуня поднимает бабкины палки, стоит, не зная, что делать. Из «мужского» с шумом выбегает распаренный Вась Вась, за ним со смехом – Ванёк. Они в шапках, в рукавицах, на бёдрах – полотенца.
ВАСЬ ВАСЬ: (орёт) Ванька, суп те в нос!… Забьёшь в усмерть!
ВАНЁК: Забить не забью, а без кожи останешься!… Могёшь!
ВАСЬ ВАСЬ: (садится) А кому я нужон буду, голый-то?
ВАНЁК: Бабка в огород воткнёт, сорок пугать! (замечает Грипуню) О, а ты чё, Грипунь Савёлыч, весь голый, как папуас? Стоп! Бабанькины костыли, родные… А где сама?
ГРИПУНЯ: Н-не… не знаю…
ВАНЁК: Зачем тогда сидишь здесь? Деньги собирать? Ящик с дыркой поставить – и то лучше!
ГРИПУНЯ: А пару кто давать будет, ящик?
ВАСЬ ВАСЬ: Он тут ещё паровозом работает!
Они смеются. Ванёк лезет под лавку, достаёт пустую бутылку.
ВАНЁК: Ох, ё-о-о…! Вот так пупок! (на Грипуню) На халяву и ртуть киселём, да?!
ГРИПУНЯ: (строго) А ну, повернись в профиль!
ВАНЁК: Куда?
ГРИПУНЯ: В профиль. (показывает) Вот так!
ВАНЁК: Н-на! (поворачивается)
ГРИПУНЯ: (странно и громко) «Лицо истинно романтическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля.»
ВАНЁК: (не понимает) Каво-о?
ГРИПУНЯ: Пушкин! Александр! Сергеич! Двести лет гению, а мы… всё материмся!
Швыряет в него костыли, одевается.
ВАНЁК: Каво?! Бабке скоро сто лет… Восемисть семь! Чего Пушкин-то? Может, она… вот, костыли отбросила!… А я ещё не выпил за это!
ГРИПУНЯ: Чего глохчешь-то?
ВАНЁК: А причина!… Бабаньку отпиваю!… Помирает1
ГРИПУНЯ: Она год помирает!
ВАНЁК: Во! Я и пью год!
ВАСЬ ВАСЬ: Без просыху!
ВАНЁК: Ну! Измучился!… Весь!…
ГРИПУНЯ: (вдруг мягко) Это нехорошо, Ваня.
ВАНЁК: Почему?
ГРИПУНЯ: Сопьёшься. А не помрёт?
ВАНЁК: Я ей не помру! Я ей, мля…! (кричит) Бабанька! Бабанька?! Нюрка?! Нюр?
Нюрка выглядывает из дверей.
НЮРКА: Чего орёшь-то на всю баню?
ВАНЁК: Бабанька пропала!
НЮРКА: Ды вон она на нижней полке лежит, крестится!…
ВАНЁК: А костыли чего?
НЮРКА: Залетела без костылей…
РАЙКА: (из-за неё) Она у вас ещё мотоцикл догонит!
НЮРКА: Вон, читала – спугнул кто-то. Давай!
Ванёк отдаёт костыли Нюрке. Вась Вась подходит к объявлению.
ВАСЬ ВАСЬ: Кто повесил? Место служебное… (хочет снять)
ГРИПУНЯ: (стучит по тазу) Василь Василич!… Людям повешено, людям и решать!
ВАСЬ ВАСЬ: На свет хотел… Ни хрена не вижу, буквы разбегаются. Ванёк, пока мамоны-то не залил, почитай.
ВАНЁК: (подходит, читает) «Объявление…» (всем) За то, что читаю, бутылка со всех! (читает) «Объявление. Тихояне!…»
НЮРКА: (из дверей) Кто-о?
ВАНЁК: (читает) «Ти-хо-я-не…» Ха-ха.. А ты как подумала?
НЮРКА: А кто такие?
ГРИПУНЯ: (нервно) Село – Тихое, мы, выходит, тихояне… Хутор – хуторяне, Тихое – тихояне! Ну, чего тут!?
ВАНЁК: (читает) «Объявление. Тихояне! Господа!…» О, мля, дожили! (продолжает) «Мы потомки не только своих предков, но и других. Наш общий предок – Пушкин Александр Сергеич! И хотя у него предок был Ганибал, но это было давно, так же, как мы все – от обезьян. Прошлой зимой у нас сгорела библиотека, по причине неотапливаемости и козла…» Эт ты, што ль, козёл?
ГРИПУНЯ: Для обогреву, дурында! Со спиралькой!
РАЙКА: Его-то спираль уж давно не фурычит, ха-ха!…
НЮРКА: Ну, уж прям тебе!… Эт у твоего, хромого…
РАЙКА: Да я про Грипуню, подруга!
НЮРКА: А-а… Попадёшься и пупком доймёт!
ВАНЁК: Хе-хе-хе… А у него и пупок на бюлютне!
ВАСЬ ВАСЬ: Тр-р-р! Понесли! Читай, давай1
ВАНЁК: (читает) «Осталась одна книжка под чайником – „Пиковая дама“. Закон физики спас её. Чайник был худой и протекал, а сырые вещи не горят. Пушкин – наш гений – не сгорел. Он был забытый и обмочен…» Чево-о?
ГРИПУНЯ: Промок! «Чево, чево»!
ВАНЁК: (продолжает) «… А остальные три тома – в труху! И что нам остаётся делать, когда ему двести лет, как украшению, а библиотека с его словом сгорела?…»
ВАСЬ ВАСЬ: Не пойму я, про што?
ВАНЁК: Постой, не дочитал ещё…
ВАСЬ ВАСЬ: Дык я с начала не пойму! Кто писал, скажи живьём?!
РАЙКА: Грипуня, чую… Грамотно больно!
ГРИПУНЯ: (выходит на середину) Я!
ВАСЬ ВАСЬ: Чего там в конце, а то я начало не понял? Начни сызна!
ГРИПУНЯ: Братцы! Девки! Народ! (падает на колени) Вымираем мы! Вон уж сколь развалин, да заколочено… А вить мы тоже – Русь! И к нам ещё дети заглядывают, хоть и через внуков… А што ж видют? Дичаем мы!… (плачет) И как же, если ни они, ни мы не услышим тут его слово?! И всему этому я виноватый! Я-а… (валится на пол)
РАЙКА: (запахивается в простыню, подхлдит) С пару да на пол… Раздетый-то! (поднимает)
ГРИПУНЯ: Пустите меня!… Пушкина спалил!… Оскопил всех!
ВАСЬ ВАСЬ: (помогает Райке) Причандалы застынут!
ВАНЁК: Коки-моки!…
ГРИПУНЯ: Весь трёхтомник сгорел… И не прозвучит в наших местах… «Какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало!…»
ВАСЬ ВАСЬ: Сажай на лавку… Щас мы его!… (водит над его головой руками) Спокойно! Спокойно!
ВАНЁК: Мой стакан боком выходит!
НЮРКА: Ладно, про стакан-то!
ГРИПУНЯ: Места какие у нас – благодать! И коровы мычат – молочко пьём!… И птички чирикают, аж душа подпевает!… А глянем друг на дружку, не петь – выть хочется!… Он нас петь учил, а мы воем… Не-ет, Ванька… Нет, господа… Надо! Надо, чтоб с этой благодати полетело к нему наше «спасибо»!
РАЙКА: Говорит, гад, как поёт!… Кому спасибо-то отсылать?
ГРИПУНЯ: Это… это как бы… как бы образно! (достаёт из сумки книжку, читает) «Я готов взять грех ваш на свою душу…» Во! Во, как они!… «…Что не только я, но дети мои, внуки и правнуки благословят вашу память и будут её чтить, как святыню…» А? Какие слова! А мы – не люди? Вот… Вот! (достаёт из сумки ещё три книжонки) Серия «Любовный роман»! … Внучка оставила, в дороге читала… (читает) «… Он нежно двумя пальцами покрутил её соски. Она вскрикнула!» Дура! (бросает книги на пол) «Святыня» и… «соски»! Э-эх-х! Хыть понарошку… Хыть просто… Разыграть бы нам эту «даму» промеж себя! Вылезть из навоза, глянуть друг дружке в глаза… по-человечески и разыграть! Хыть напоследок!…
ВАНЁК: В «трынку», што ль? Или в «очко»?
ГРИПУНЯ: Тут другое… Хоть и карты тоже, но… Тут старуха одна… Графиня! Тайну знает кое-какую, а человек один… (Ваньку) На тебя похожий! Это он думает, что у неё тайна. Вот и хочет выудить её… из её…
ВАНЁК: Каво «её из её»?
НЮРКА: А-а… Я со школы помню…. Его ещё не по-русски зовут, да? Генрих… Нет, Герман! Ты чё, Ванёк? Оперу ещё, помнишь, гоняли по радио? (поёт) «Уж Герман близится, а полночи всё нет…»
ВАНЁК: Ну, эт и я помню! Он её ещё топором тюкнул… Стоял за дверью, решался, а потом взял и тюкнул старушку!
РАЙКА: Вот до чего люди доходят!… Раньше такого не было!
ГРИПУНЯ: Погодите!… Нет… Револьвер там… (зажимает голову) Не старушка, а старуха! Не то-о!
ВАСЬ ВАСЬ: (валит его на лавку) Щас мы тебя!… Не боись! (водит над ним руками) И никаких старушек с топорами!…Ща-ас!
ГРИПУНЯ: (вырывается) Топором другую старушку тюкнули!
РАЙКА: И другую тоже? Вот чё делают! Чё делают… эти… наркоголики!
НЮРКА: Всех старушек перебьют, паразиты! Ой, бабанька-то там, жива – нет?
Убегает в отделение.
ГРИПУНЯ: (кричит) Старуха-а!… «Старуха! – закричал он в ужасе.»
ВАНЁК: (держит его) Нажрался на халяву-то!
В это время из двух отделений валит густой пар. Он быстро заполняет всё пространство. Никого не видно, слышны только голоса.
ВАСЬ ВАСЬ: А я семисть лет Пушкина помню, сызмальства: «Шалун аж отморозил палец, ему и больно… щикотно, а дед грозит ему в окне…»
ВАНЁК: Не дед – мать!
ВАСЬ ВАСЬ: А меня дед бил!
ГРИПУНЯ: Пар, пар пропадает!… Дух русский уходит! Всё – в пар!
РАЙКА: Махай простынями, загоняй! Махай!
ВАНЁК: Сымай простынку-то, я на тя голую гляну!
НЮРКА: Припадочным станешь со страху-то!
ГРИПУНЯ: Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!…
БАБАНЯ: (голос её перекрывает всех) Что ты, мать твою!… Задохнуся! Скорей!… Скорей.
Всё пространство заполняется паром
КАРТИНА 2
СОН ГРИПУНИ
Из «недр» пара выкатывается коляска. Её везёт девушка, похожая на Райку. В коляске —Графиня! Она очень похожа на бабаню. В руках у девушки банка с румянами, во рту шпильки.
ГРАФИНЯ: (зовёт) Скорей! Лизанька! Лизанька! Скорей!
Вбегает Лизавета Ивановна. Лицом – Нюрка. Она делает «книксен» и застывает у коляски.
ГРАФИНЯ: Что ты, мать моя! Глуха, что ли! Вели закладывать карету.
ЛИЗА: (книксен) Сейчас! (убегает)
Девушка открывает банку с румянами, занимается графиней. Появляется Камердинер со стопкой книг. Несмотря на бакенбарды, он – вылитый Вась Вась.
КАМЕРДИНЕР: Ваше сиятельство! От князя Павла Александровича.
ГРАФИНЯ: Поль?! Что такое?
КАМЕРДИНЕР: Русские романы.
ГРАФИНЯ: А разве есть русские романы?
КАМЕРДИНЕР: Таких романов нынче нет. Но князь сказал: Не хотите ли разве русских?
ГРАФИНЯ: То есть такой роман, где бы герой не давил ни отца, ни матери и где бы не было утопленных тел? Я ужасно боюсь утопленников!
КАМЕРДИНЕР: (вздыхает) Таких романов нынче нет, ваше сиятельство!
Девушка оставляет своё занятие, берёт у него книги, подносит к графине, кладёт ей на колени и продолжает туалет.
ГРАФИНЯ: Хорошо! Благодарить. (камердинер кланяется, отходит) Лизанька! Лизанька! (вбегает Лиза с одеждой) Да куда ж ты бежишь?
ЛИЗА: (книксен) Одеваться!
ГРАФИНЯ: Успеешь, матушка. Сиди здесь.
Лиза садится на скамеечку у ног графини. Камердинер идёт по кругу, зажигает свечи. Висящие веники чудесным образом превращаются в канделябры. Гостинная.
ГРАФИНЯ: (Лизе) Раскрой-ка первый том, читай вслух.
ЛИЗА: (читает) «Русский любоаный роман»…
ГРАФИНЯ: Погоди: подвинь мне скамеечку, ближе… ну!
ЛИЗА: (подвигает, читает) «… Одна его рука гладила её тело, другая волосы…»
ГРАФИНЯ: Какие волосы?
ЛИЗА: (продолжает) «… Пальцы его облюбовали её бёдра…»
ГРАФИНЯ: Сильничать?
КАМЕРДИНЕР: Ваше сиятельство, это у них, как… два… пальца…
ГРАФИНЯ: (Лизе) Брось эту книгу. Сильничать! Что за вздор! (Лиза бросает книгу на пол) Отошли это князю Павлу и вели благодарить…
КАМЕРДИНЕР: Слушаюсь, ваше сиятельство! (поднимает книгу)
ГРАФИНЯ: (Лизе) Что ж ты не одета? Всегда надобно тебя ждать! (Лиза встаёт) А какова погода? – кажется, ветер.
КАМЕРДИНЕР: Никак нет-с, ваше сиятельство! Очень тихо-с!
Слышится чей-то голос: «Тихояне! Тихояне!»
ЛИЗА: (неожиданно громко поёт) Уж Герман близится, а полночи всё нет! всё нет! всё нет!…
ГРАФИНЯ: Что с тобой сделалось, мать моя!? Столбняк ли на тебя нашёл, что ли? (Лиза убегает. Камердинеру) Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку.
Камердинер отворяет окно. Врывается ветер, гаснут свечи. Темно. В темноте появляется силуэт со сверкающим топором. В бликах лезвия – лицо Германна. И этот Германн —вылитый Ванёк.
ГЕРМАНН: (с безумными глазами) Чей это дом?
КАМЕРДИНЕР: Графини… такой-то.
ГЕРМАНН: Ей восемьдесят семь лет, она может умереть через неделю, через два дня! А я ещё не выпил за это!…
КАМЕРДИНЕР: Не просыхаешь!
ГЕРМАНН: Измучился! Весь!… В доску!
ГРАФИНЯ: Так и есть: ветер! и прихолодный! Задница стынет! Затворите форточку.
ГЕРМАНН: (подмигивает) Пойду пока другую тюкну!
Камердинер закрывает окно, силуэт исчезает.
ГРАФИНЯ: Ветер… на двор не сходишь!
ДЕВУШКА: Сдует!
КАМЕРДИНЕР: А не поставить ли, ваше сиятельство, козла? Для тепла!
ГОЛОС: Нет. нет. нет! Никаких козлов!
Камердинер зажигает свечи. Графиня сидит в коляске с раскрашенным, как кукла, лицом. Девушка втыкает шпильки в её невообразимо растрёпанную голову. Посреди гостинной стоит Грипуня. Он голый и в шапке-ушанке. В одной руке у него чайник, в другой веник, которым он прикрывает свой пах.
ГРИПУНЯ: Никаких козлов, товарищи!
ГРАФИНЯ: Кто таков? Что за наряды?
ГРИПУНЯ: (кланяется) Вы живите, сиятельство, своей жизнью!… Живите, я не помешаю… Я незаметно… так… Сколь от этих козлов на Руси пострадало, господа-товарищи-земляки! Существуйте, ваше сиятельство, существуйте… Вот и чайник на всякий-який… Чуть чего – и на книжки его! (берёт у камердинера и графини книги, делает стопку, ставит чайник) А вы живите, дышите… А меня нет! Бонжур вам!… Я пусть буду… этот… слуга! Вот и свечки бы задуть – сгорим! Идёт по кругу, задувает свечи.
КАМЕРДИНЕР: Слуга, ваше сиятельство, Грип…
ГРАФИНЯ: Грек?
ГЕРМАНН: (в окне) Папуас он, папуас голый!… «Огненная вода» любит, халявщик!
ГРАФИНЯ: Грипуня-то? Да будя!… Грек! Ну тя в баню! Хи-хи-хи… Лизанька!
Она звонит в колокольчик. Прибегает Лиза-Нюрка. Она в шляпке и в банном полотенце.
ГРАФИНЯ: Зачем это?… Кого прельщать?
ГРИПУНЯ: (беспокойно) Чего-то не так!… И зачем я тут? Путаю всех!… (опускается на пол, ползёт в темноту) Тихо-тихо-тихо!… Пущай папуас, пущай голый… Только нету меня! Я не тут! А вы продолжайте… Князь вам книжки… (достаёт из-под чайника книжку, отдаёт Лизе, ползёт дальше) Читайте!
ЛИЗА: Сызна?
ГРАФИНЯ: Читай вслух.
ЛИЗА: (читает) «…Я слишком стара для тебя. Заткнись! – крикнул он хрипло, прижимаясь губами к её губам…»
ГРАФИНЯ: Громче!
ЛИЗА: «Заткнись! – крикнул он хрипло, прижимаясь губами к её… её…»
ГЕРМАНН: (его крик) Каво «её-её»? Каво «её-её»?
Из темноты появляется Германн. Он – папуас! – чёрный, в набедренной повязке и в той же инженерной фуражке. В руках у него топор.
КАМЕРДИНЕР: Суп те в нос!… Забьёт вусмерть!
ПАПУАС: (бросается на графиню) Без кожи останешься!
ГРАФИНЯ: Ай! А-яй!
ДЕВУШКА: Вот чё делают, наркоголики!
КАМЕРДИНЕР: (:выставляет перед Папуасом ладони) Ни хера подобного!… Не боись! Ща-ас мы его!… Ща-а-ас!
Папуас останавливается и, сгибая и разгибая руки в локтях, и поворачиваясь в невидимых лучах, кряхтит от удовольствия.
КАМЕРДИНЕР: Как, жгёт?
ПАПУАС: О-ох! А-ах… (вдруг поёт) «Что наша жизнь? – Игра-а!»
ДЕВУШКА: (подскакивает, встаёт между ними) Ты лучше меня прошуруй!… У меня вот тута (на поясницу) вступило… Поди, нерв… седалищный… Аж ногой хромаю!
КАМЕРДИНЕР: (направляет ладони на неё) Оголять придётся!