Юбилей Дьявола. Геноцид народов в КНР

Глава 1

КНР, г. Урумчи, 2009г.

Они не могли предположить, что расставание продлится долго, мучительно и возможно навсегда. Им совсем недавно исполнилось по семнадцать лет.

Полковник спецслужб, невысокого роста и слегка угрюмый, доедал в своей роскошной вилле жареного щенка с овощами. Он слишком трепетно относился к еде. Был крайне брезгливым не только к посторонней пище, но и к большинству людей. Поэтому предпочитал готовить сам. И можно сказать, что он испытывал блаженство от процесса приготовления. Готовил исключительно правой рукой, поскольку левая была искалечена давним порезом от удара топора. Перед жаркой, он обильно замачивал мясо собак в теплой воде с небольшим количеством уксуса. После чего выливал жидкость и повторял данную процедуру несколько раз, тем самым избавлялся от специфического запаха. Полковник относился к тем людям, для которых запах имеет не только особенное удовлетворение, но и олицетворяет собой философские убеждения, что запах – является одно из главных смыслов жизни.

Сын аккуратно подсел к нему за стол и долил в кружку ароматного чая. Как только полковник доел, Чак неловко совершил вторую роковую попытку в надежде убедить отца, что его возлюбленная не представляет угроз. Но попытка была жестко подавлена. Чаку не хотелось осознать, что отношение с чужестранкой отец никогда не одобрит.

– Безумец! Тебе тогда внятно объяснил, что ты обречен на крах. Твой выбор обернется страданием и потерей драгоценного времени. Время – невозможно воссоздать обратно. Глупыми мыслями позоришь наш род.

Небрежно отмахнув рукой в сторону, отец как бы дал понять, что его нервы на пределе. Чак молча ушел и будто сквозь туман поднялся на третий этаж к себе в комнату. Лестницы будто проваливались, а вместе с ними все накопленные ценности. Мир окончательно потускнел. Мысли о суициде переполнили дом. Крушить все, покончить с собой будет лучшим решением отомстить отцу и национальным устоям? Словно кот, он завернулся клубочком и попытался заснуть.

– Баран, – обозлился полковник, опрокинув сто грамм любимого виски возле камина. Его крайне бесило, что сын приобретал гуманное отношение к людям, не был тверд характером, как ему казалось. Медленно взрослел и самое главное не обладал аналитическим складом ума. Три года назад он договорился с военной академией, чтоб приняли Чака на службу, не смотря на то, что сын завалил все экзамены. Через полгода комиссар академии вежливо расстроил полковника, что его отпрыск не способен вытянуть службу. На курсе молодого бойца Чак промахивался, стреляя в собак и кошек. Тренеры по военной подготовке выявили, что сын испытывал милосердие и жалость к животным. Поэтому специально отводил мушку в землю. За тесты, которые выявляли способность стратегически мыслить, он получил крайне отрицательные балы. Позже у него обнаружили хронический бронхит, по этой причине он часто болел и пропускал силовые тренировки. Полковник пользовался среди военных огромным авторитетом, находится рядом с ним было честью. Его маленькая просьба запросто решила бы оставить сына доучиться в академии. Но он все-таки решил отозвать его ради уважения к военной дисциплине. Более того, орден за отвагу, медаль перед отечеством и отличник коммунистической партии морально не позволили опозорить героический статус.

Чак долго спал, а что снилось не помнил. Прохладный душ помог немного избавиться от стресса. Он направился на речку, которая протекала неподалеку от дома. По пути к ней, он заглянул в магазин, купил пачку сигарет и спички, хотя ранее никогда не курил. Глядя на поток воды, мысли и решения запутались так, что казалось их никогда не распутать. Медленно закурив вторую сигарету, продолжил глядеть на речку. Позади него мяукал котенок. Спустя минуты две он пришел в себя и услышал котенка. Мяуканье не прекращалось. Чак прошелся по сторонам и оглядев кусты, понял, что котенок остался один. Теперь проблема, как быть с котенком затмила предыдущую трагедию. Около часа он просидел возле речки, любовался мелким созданием. Котенок не отходил от него и пытался заигрывать: потягивал зубами шнурки кроссовок, облизывал пальцы, пытался принять охотничьи позы.

Полил мелкий дождь, уже чувствовался запах осени. Листья разоделись в красочные оттенки. Чак присел с котенком на остановки. Благо автобус вскоре прибыл. Котенок, поджав сероватый хвостик, рассматривал усталых людей в транспорте и почти не мяукал. Ему было комфортно греться в ладонях. Чак заметил, что у котенка простиралась белая тонкая полоса от лба до кончика носа. В автобус еле вошла пожилая женщина. Чак хотел уступить ей место, но решил, что лучше этого не делать, поскольку одной рукой ему пришлось бы держаться за ручку, а другой было бы не совсем удобно придерживать котенка. К сожалению, никто не хотел уступать место пожилой женщине. Она еле стояла возле Чака, упираясь сгорбленной спиной об стекло. Ему стало жутко не удобно. Он предложил ей место и попросил подержать котенка. Женщина с радостью присела и почувствовала облегченье. Чак подал ей котенка. В какой-то момент он углядел в глазах пушинки добродушный взгляд мамы.

Халима жила в уйгурском, скромном районе, который сильно отличался от китайской культуры. Даже название этому району было присвоено в честь уйгурского народа. Но позже район переименуют именем китайского полководца. Здесь и еда заметно отличалась, также как и архитектура, семейный быт, а традиции вовсе были чужды титульной нации. Короче говоря, тюркская община сохранила всеми силами и верой свою историю и облик несмотря на постоянную давку коммунистической партии.

Уже вечерело, Халима с родителями возвращались домой с хлопковых полей. Большинство уйгуров, кыргызов и казахов трудились по шестнадцать часов, собирая по крупинкам хлопок. Их труд оценивается в восемьдесят процентов всего собранного хлопка в Китае. Хлопок является денежной культурой для правительства КНР. Цена на хлопок с каждым годом стремительно растет на фоне его нехватки на мировом рынке. За сбор хлопка коммунистическая партия платят гроши рабам, и столько же грошей платят за переработку хлопка и изготовления текстиля. Как говорится на кусок хлеба хватит, но без масла и колбасы. Практически весь мир с пеленок одет и по сей день одевается благодаря особо тяжкому труду рабских рук. Поэтому необходимо бойкотировать продукты и изделия, произведенные под жестким алгоритмом фашистской партии. А если все-таки по каким-то непонятным причинам вам досталась китайская продукция, то стоит бережно относиться к ней. Особенно к одежде и к хлопчатым продуктам, поскольку затрачивается неимоверный кропотливый труд и миллионы смертей, в том числе и дети. Сначала вскапываются поля, сеют семя, затем в течении двухсот дней полива произрастает хлопчатник. Для производства одной хлопковой футболки требуется около две тысячи семьсот литров воды. После сборки хлопка происходит отделения хлопок-волокна от семян. Затем разделяют волокна по длине. Потом хлопок обрабатывают в текстильном производстве. Ежегодно на хлопковых полях отравляются от пестицидов от трехсот до пятисот тысяч людей. Двадцать тысяч из которых погибают. К сожалению, из-за большого применения токсичных веществ в районах культивирования хлопка крайне высока детская смертность и велико количество новорожденных с неизлечимыми дефектами. Властям КНР выгодно всеми возможными методами переселять нацменьшинства вблизи хлопковых полей. С мусульман необходимо выжить остатки полезных соков, а затем их следует уничтожить – так гласит неписанный устав коммунистической партии.

– Как назовём? – спросила Халима, лаская котенка.

Она глядела такими влюбленными глазами на него, как любуются матери новорожденными детьми.

– Пепел или туча, – сказал Чак и, не дождавшись вопроса, ответил. – Похож на тучу или пепел. Кстати, когда его нашел были тучи.

– Туча красивей звучит. А можно растянуть Тууу-Чаа, – Халима продолжила гладить котенка.

Беседовали до ночи. О разговоре с отцом он не промолвил ни слово. Депрессивное состояние у него получилось скрыть довольно неплохо. Возможно Туча помог своим присутствием. Возвращаться домой не хотелось, но был вынужден. Заснуть долго не мог, постоянно набрасывались плохие мысли. Перед сном он выкурил три сигареты.

Глава 2

Полковник вернулся с работы слишком рано. Обычно его всегда привозил пожилой водитель на легковой машине, но в этот день он явился с военными на спецмашине.

– Помоги им, – сказал отец сыну, указывая на солдат.

Три десятка коробок фруктов, лапши, овощей, консервы, морепродуктов и риса аккуратно разложили на кухне. Затем солдаты занесли огромную позолоченную клетку, более походившую на вольер.

– Самая редкая птица мира, обитает на склонах Тибета. Дарю тебе, – отец гордо показал разноцветного птенца, переливающегося лучами солнца.

Чак будто снова ожил. Обняв отца, засиял улыбкой младенца. Вместе с отцом он долго наблюдал за птенцом. Затем полковник попросил сына сыграть мелодию на пианино. Звучала прекрасная мелодия, клавиши словно на сердце играли. Душа мгновенно отправилась в какой-то необъятный рай. Полковник не скрывал радости. С прикрытыми глазами вилял шею, наслаждаясь покоем, который часто его покидал.

Полковник в спешке уехал на службу. Приближался вечер. К тому времени Чак внимательно прочел книжку о тибетской птице. Затем созвонился с Халимой и поделился с ней восхитительной новостью о птенце. Они договорились встретиться. Чак заехал на такси к своему близкому другу Джету, они вместе направились в уйгурский район. Джет казался на вид довольно начитанным. По крайней мере тонкая оправа очков и зализанная прическа внушала статус умника.

– Вау, я читал об этой птицы, но никогда не видел. Отец у тебя крутой! – поражался Джет новостью о птенце.

Он приоткрыл окно машины.

– Тоже не ожидал, а позавчера я нашел котенка. Халиме подарил. Как раз его увидишь.

– А где нашел? – удивился Джет.

– Возле дома у речки. Пепельного цвета. Один сидел и мяукал.

– Забавно, давно у нас не видать кошек. Думал они только в больших городах обитают.

Внезапно раздался шквал выстрелов из автоматов.

– Это что было? – спросил Чак таксиста

– Наверное праздник.

Они завернули на центральную улицу.

– Какой может быть праздник? – Джет посмотрел на дату в телефоне.

Выстрелы усилились. Моментами казалось, будто стреляли из гранатомёта.

– Езжайте лучше туда. Понаблюдаем, что происходит.

Они завернули направо и попали в пробку. Выстрелы не прекращались.

– Что случилось? – спросил таксист водителей, стоявших в пробке.

– Кажется стреляют откуда-то сильно. Впереди трассу перекрыли.

– Мы не проедем, Джет давай лучше пешком пройдем.

Они расплатились с таксистом и быстрым шагом направились вдоль трассы. Выстрелы с каждым разом усиливались.

– Неужели война? Отец сегодня с военными приезжал и просил оставаться дома. Говорил, что его не будет дня три.

– Серьезно?

– Да.

– Может уйдем отсюда? Пока не поздно.

– Не, давай посмотрим. Если что сразу убежим.

Они прибавили шаг. С правой стороны улицы были видны толпы разбегающихся людей. Раздались вопли женщин, которых оглушали выстрелы. Люди бежали изо всех сил. Некоторые вломились в магазины разбивая витрины, но большая часть скрылась за переулками.

– Ужас, гляди.

Джет указал пальцем на другую улицу. Вдали образовался дым, сквозь которого разлетались искры. Около двадцати человек выбегали из дыма, но тут же попадали. Их прострелили безжалостные пули. Будто запах ада поглотил все вокруг. Секунды три Чак стоял ошарашенным, пока его не дернул за руку Джет.

– Бежим.

Они отбежали немного назад и укрылись за колбасным павильоном.

– Что там творится, ребята? – спокойно спросил продавец павильона.

– Людей расстреливают. Вы что не слышите?

– Плохо слышу, как еще раз?

– Везде стреляют. Людей убивают.

Продавец побледнел со словами да спасет нас Бог. Он быстро вышел с павильона и запер дверь.

– Открывайте, – заорал Джет, увидев, как снизу бежит толпа разъярённых мужчин и женщин прямо на них. Продавец со второй попытки открыл павильон. Они забежали во внутрь. Красный дракон извергал пламя, сжигая улицы. Снова посыпались отовсюду искры. Стрельба была настолько сильной, что уши моментально заложило. Запах пороха проникал в каждую щель. Несколько пуль насквозь пробили павильон. Звуки ада усилились. Кровь растекалась по бетонным стенам и асфальту. Стрельба не прекращалась. Наконец, прозвучали несколько контрольных выстрелов. Джет открыл глаза и увидел, что Чак придерживает голову уже мертвого продавца – его кровь бурлила со рта. Вокруг мутнело. Джет вырвал себе под ноги. Сидя на корточках, пристально смотрели друг другу в глаза, словно в последний раз видят.

– Выпей воды, – Чак откинул от себя мертвеца и подал Джету бутылку воды. Тот молча еле выпил. Минуты две сидели молча, иногда поглядывая на теплый труп. Вроде только что был в живых, а теперь нет. Чак аккуратно просматривал улицу из окна павильона. Сотни трупов плавали в крови.

– Кажется ушли, – достал телефон, но сеть была отключена. – Сети нет. Глянь свой.

Джет протер пот с лица и посмотрел на телефон, но и там сети не оказалось.

– Всех перестреляли, – Чак глядел в окно в надежде увидеть хоть одного живого.

Послышался плач детей. Звали на уйгурском языке маму. Чак увидел, как двое, возраста десяти лет, искали кого-то среди трупов. У одного из них началась истерика. Малыш сел на асфальт и руками начал бить по бордовой лужи. Другой умолял брата, чтоб тот успокоился, при этом не переставал раздвигать кровавые тела. Раздался грохот, здания загремели, поблизости проезжали бронемашины. Малыши тут же легли по сторонам, притворяясь убитыми. Две бронемашины лихо пронеслись по трупам.

– Эй. Слышите? – Чак негромко обратился к малышам. – Бегите сюда.

Дети продолжили разгребать горку трупов.

– Кто еще там?

– Дети кого-то ищут.

Джет приподнялся и, увидев людской фарш, чуть не потерял сознание. Облокотившись на дверь, он глубоко дышал. Немного высморкнувшись на себя, промолвил, что нужно отсидеться в павильоне. Чуть позже дети подбежали к павильону. Чак открыл дверь. Облитые кровью, они спросили, – почему всех убили?

– Понятия не имеем. Тихо сидите. Ваших родителей убили?

– Не знаем, маму не можем найти.

– А отец ваш где?

– Его никогда не было.

– Рядом живете?

– Да.

– Где именно? Дом где находится?

– Здесь.

Малыши не обращали внимание на убитого продавца, будто он смотрелся обычным манекеном.

– Давайте к вам домой. Тут не безопасно, – продышался Джет. – Может ваша мама вернется.

Один из малышей снова зарыдал.

– Ну-ка не плач. Жива она, – обратился Чак. – Покажите дом. Первым побегу, потом вы за мной.

– Этот дом, – малыш указал на ближайший дом.

Чак пробежал до дома метров сто и помахал остальным. Они вошли в многоквартирный подъезд. Была гробовая тишина. Квартира находилась на пятнадцатом этаже. На улицах все еще стреляли. Дружно выглядев в окна, увидели повсюду вооруженных солдат и ручьи крови. Назревал закат. К тому времени подъехали десятки мусоровозных машин. Солдаты расчистили улицы, укладывая трупы в машины. С такой легкостью закидывали людей, будто люди были стогом сена. Затем поливные грузовики смыли всю кровь с асфальта и стен здания. Малыш снова заплакал. За ним разрыдался его брат.

– Она вернется, не переживайте, – пытался подбодрить Чак.

Джет разглядывал стены, увешенными восточными картинами. Рядом стоял большой шкаф, набитый научной литературой. На комоде сверкали фотографии счастливых малышей с матерью.

– Сколько вам лет?

– Мне десять, а ему семь. А вам?

– Семнадцать. Мама вернется. Не плачьте. Верьте, что вернется, – хотя Чаку уже не верилось, что она вернется. – А когда примерно ушла?

– Утром. На работу вышла, она врач. Потом кто-то начал стрелять. Мы наблюдали из окон. Соседи выбежали, их убивали. Во всех стреляли, Хусана ака мы знали, он тоже сосед.

– Хусан ака – это кто?

– Дядя с колбасного магазина, где вы сидели.

– А-а, он к несчастью умер. Он в какой квартире жил?

– Ниже нас. На четырнадцатом этаже.

– Может по соседям пройдемся? – Чак обратился к Джету.

– Нужно для начала умыться. Сними рубашку.

– Точно. Ребята тоже умойтесь и переоденьте одежду.

Чак скинул с себя рубашку, пропитанной кровью и потом. Малыши нашли ему подходящую кофту по размеру. Они стучали и звонили в каждую дверь, однако никто не открыл. Темнело. Фонари погасли. Из окон практически ничего не было видно. Свет в квартире не стали включать, хотя было электричество. Решили соблюдать безопасность. Единственно зажгли свечу в туалете и в зале. Плотными шторами прикрыли окна. Просидели в тишине около получасу. Никто практически не говорил. Мысли разбегались по стенам. Где-то в углу надежда шептала, что вскоре ужас окончится. Малыш расстелил маленький ковер в сторону заката и начал молиться. Произносил что-то на арабском языке и много раз приклонил лоб об коврик. Затем он снова тихо заплакал. Его брат тоже плакал. Джет с Чаком пролили слезы, но от них легче не стало.

– Джет, будешь курить?

– Пожалуй, а есть? – согласился он, хотя ранее не курил.

– Есть, пойдем на кухню.

Они закурили.

– Откуда сигареты?

– Три дня назад начал курить. Помогают иногда от нервов.

Джет закашлял.

– Что думаешь, за что так убили? – шёпотом спросил Чак.

– Даже не знаю. Возможно заключенные были, с тюрьмы сбежали или радикальные банды формирования.

– Видел, как много женщин убили?

– Не обращал внимания. Психика не позволила.

– Детей жалко.

– Всех жалко. Хорошо, что в павильоне не убили. Того мужика тоже жалко.

– Он меня пытался прикрыть собой. Обнял. Когда кровь потекла на мое лицо, понял, что он умер. – Вдохнул дым, выдохнул глубоко.

В действительности был организован тщательно спланированный геноцид в отношении мусульман. Колоссальная подготовка и огромные вложенные средства к летней олимпиаде 2008года в столице поднебесной отсрочила зверский план на пару лет вперед. Кровавые события 2009г. в последующем не помешают провести зимние олимпийские игры в 2022г. в КНР.

Они докурили. Снова закурили. Спать было невмоготу и есть никому не хотелось. Пластом разлеглись на ковер в раздумьях. Кто-то из них часто плакал, но старались молчать. Иногда, с улицы доносились одиночные выстрелы – кого-то добивали. Молча поддерживали друг друга. Свеча медленно догорала на столе. Как только прикрывались веки от усталости, моментально вспыхивали трупы и выстрелы. Мозг практически кипел. Глаза слипались. В какие-то моменты приходилось массировать веки. Это помогало избавиться от порога страха. Глубокие вдохи также помогали на миг забыться. Поэтому приходилось часто глубоко вздыхать. Вдох, выдох и обратно вдох. Затем малыш захрапел, по-всей видимости, от непереносимого стресса организм его вырубился. Виски взбухли, глаза рассыпались. Смутно виделся ковер и стена. Оказалось, что разум представляет наилучший вариант, чтоб уснуть. Под утро они все заснули.

Спали недолго, около часа. Сознание быстро пришло в себя. Почти в один момент они проснулись. Наблюдали из окон, как рабочие шпаклевали стены высоток, затирали пробойные следы от пуль. Затем закрасили все, красили даже там, куда пули не попали. Разбитые витражи убрали и вставили новые. Протерли внутри и снаружи пыль. Развесили на стены здания огромные портреты Мао Цзэдуна и Ху Цзиньтао. Неожиданно послышались грубые голоса в подъезде. Солдаты носились по лестницам и где слышали малейший шорох, выбивали двери, а некоторые двери выбивали просто так. Треск древесин, кувалды и топот усиливали страх. Бледнота накрыла лица. Раздался плач детей и женщин. Их волокли за волосы на улицу. Несколько выстрелов. Кого-то убили. Снова грохот.

– Все молчим, даже если выбьют двери. Что бы ни было молчите. Только не заплачьте. Поняли? Не плачьте, – просил Чак.

Никто не подавал звуков. Джет взял на худший случай кухонный нож и стоял за дверью. Тело так тряслось, что казалось начнет заикаться. Шанс использовать нож сводился к нулю. Но все же выжить хотелось. У Чака была сковородка. Казалось, что их пристрелят. Убьют молниеносно. Малыши раздвинули перед собой судорожные ладони и шептали молитву. Один из них прикрыл глаза. Благо на последних этажах двери не выбивали. Возможно солдаты устали. Настала тишина. Не верилось, что выжили, что способны видеть, дышать.

– Надо выходить потихоньку. Возле того дальнего дома стоят военные. Они далеко. Можем выйти и с другого переулка уйти, – Чак прикурил сигарету.

– Неразумная затея. Вдруг рядом караулят. Пока мы здесь, мы в безопасности.

– Если будут караулить, уйдем.

– Кончай дурью маяться. Здесь отсидимся до вечера.

Чак задумался.

– Лучше сейчас пока светло. Если задержат, сразу скажу об отце. И что мы тут по- случайности оказались.

– Ага, а если внезапно стрелять начнут по-случайности, не спрашивая?

– Не знаю.

– К несчастью, у тебя мозгов не хватает.

– Сейчас надо, не бойся. Пойдем, если что убежим.

– Хватит.

– А вы потом придете? – обратились малыши.

– Да, вернемся. Ваша мама тоже придет. Никому двери не открывайте. Если начнут выбивать, спрячьтесь в шкафу или в ванну сядьте и шторами закройтесь.

– Хорошо, а через сколько времени придете?

– Через два часа.

– Точно придете? Будем ждать.

Чак посмотрел на Джета.

– Да. Может через три часа максимум. Не открывайте вообще, двери. Если мы скажем туча, тогда откройте. Туча будет нашим паролем.

После упорных уговоров, Джет все-таки осмелился рискнуть.

– Подождите, – малыш снял с себя какой-то амулет и подал Джету, – он помогает. В нем молитва.

– Не забудьте про пароль туча.

Спустились вниз. Шли по лестницам. Повсюду были выломаны двери. На шестом и третьем этажах были залитыми кровью лестницы. Улица была настолько безлюдна, казалось, что люди никогда не проходили здесь. Как в лабиринте они передвигались, оглядываясь во все стороны. Джет раза два лег и будто из бинокля всматривался вдаль. Успешно перебежали две улицы, свернув направо, помчались вверх. Обойдя несколько домов, вышли на центральную трассу. Машин не было, как и людей. Вдалеке расположились бетонные блокпосты с бронетранспортерами.

– Солдаты там. По-моему дальше тоже солдаты стоят.

– Как проскочим? – спокойно спросил Чак.

– Калибр семь шестьдесят два пробивает даже метал. Нас, как кроликов запушат.

– Давай слева обойдем за теми домами. Потом за тем мостом выйдем на улицу. Джет пойми, но я должен Халиму увидеть.

– Не совсем понимаю. Наилучший вариант – вечера дождаться.

– Вечером не видно будет.

Они перебрались на другую улицу и вскоре добрались до частных домов, за которыми простирались хлопковые поля. В переулках между частными домами увидели автобусы и сотни уйгуров. Покалеченных и даже престарелых женщин, военные закидывали в автобус. Дети попытались разбежаться в стороны, но шквал выстрелов в небо заставил всех лечь на землю.

– Халиму не видишь? – спросил Чак, спрятавшись за углом небольшого дома. Они находились в пятидесяти метрах от них.

– Видишь Халиму?

– Нет. Вижу, что окончательно влипли.

– Ее дом на другой стороне.

– Чак, пристрелят. Одумайся. Отец твой не поможет.

– Не пристрелят. Стреляют в небо. Видать арестовывают.

Они перебрались на другой переулок. Пожилая женщина с местными мужчинами стояли поблизости дома Халимы и что-то бурно обсуждали.

– На соседней улицы солдаты, они всех забирают, – обратился Чак. – Вам нужно уходить быстрее. Они сюда придут.

– Кошмар! Там стреляли? В людей?

– Нет, да, нет. Да, всех грузят в автобусы.

– Стреляли? Их много?

– Да, солдаты стреляют в небо и грузят людей в автобусы. Там солдаты. Вам нужно спрятаться. А Халиму знаете?

Толпа людей мигом разбежались по домам и, не дождавшись ответа, Чак побежал в сторону дома.

Халима кормила котенка во дворе. Ее родители копались в огороде. После того, как Чак с Джетом рассказали происходящий ужас, они в спешке собрали ценные для них вещи и паспорта. Всё вместе с котенком вместилось в три небольшие сумки. Им слишком повезло, через минут десять после их ухода в дом ворвались военные.

– Из-за нашей религии и нации мы чужды, – отец жалостно взглянул на дочь. – Других вариантов нет. Мы всегда мирно жили.