Юбилей Дьявола. Геноцид народов в КНР
Женщина сказала на уйгурском, – да сохранит нас Бог.
– Мы раковая опухоль для Компартии. Давно назревает конфликт. Партия угробит нас. Единственный шанс выжить – покинуть страну. Иначе начнутся события, как было в Тяньаньмэнь.
У родителей поднялось давление, отдышка усугублялась. Благо, что вера вселяла надежду. Потихоньку добрались до центральной трассы. Город, будто вымер.
– Через те дома прошли. Но надо быть аккуратней. Там вверху солдаты стоят.
– Давайте сначала мы пройдем, а вы потом за нами.
– Хорошо.
В небе послышался вертолет. Где-то вдали он пролетел. Удачно добрались до малышей.
– Открывайте, это мы. Пароль туча. Туча.
Они снова постучали. Малыш радостно отпер дверь.
– А нашу маму не видели?
– Нет, на улице никого не было. Возможно позже придет. Познакомьтесь. Это Халима. Дядя Анвар и тетя Фарида.
– Я Хасан, а его зовут Халид. Он мой братик.
– Какие храбрые ребята, – подбодрила малышей женщина. Когда маму в последний раз видели?
– Вчера утром мама на работу ушла. Здесь убили людей.
Женщина что-то произнесла на уйгурском языке.
– Кто-нибудь из соседей жив? – спросил мужчина, протирая пот с лица.
– Не знаем, никто не открывает двери.
– Солдаты прочесывали подъезд. К нам не стучали. Сеть и телевизор до сих пор отключены.
– Вчера ближе к вечеру в нашем районе все отключили. И света у нас не было. Подумали неполадки на подстанции, – тяжело вздохнула женщина.
Халима расстегнула кармашек сумки и достала котенка. У малышей засияли глазки. Они попросили погладить котёнка. С улицы раздался рупор. Громко призывали народ явиться в полицейский участок.
– Уважаемые сограждане! Немедленно явитесь в полицейский участок. Не прячьтесь! Правительство гарантирует безопасность ваших семей, если во время явитесь в участок.
Они взволнованно слушали речь из рупора.
– Нельзя им верить, – сказал отец Халимы.
– Нужно дождаться реакцию ООН, – Джет попытался включить телевизор, но сеть была отключена.
– Может я схожу один в участок? Узнаю ситуацию, – задался вопросом Чак.
– Не надо, очень опасно, – возразила Халима и все ее поддержали.
В соседние двери громко стучала соседка. Джет на цыпочках подошел к двери, через глазок увидел молодую женщину.
– Там женщина какая-та стучит, – прошептал Джет старшему малышу. – Посмотри. Если незнакомая, не открывай.
– Это наша соседка. Тетя Рабия.
Малыш тут же отпер двери.
– Как вы тут, не испугались? Улыбнулась она. А ты что один? Где мама?
– Нет, нас много.
Соседка любопытно вошла в квартиру с вопросами, – кто вы, как сюда попали? В ее тональности звучало легкое не уважение. После того, как убедилась в правде, чуть успокоилась и рассказала свою версию событий.
– Переживать не нужно. В нашем районе жили террористы. Кто-то из местных их прятал у себя. Сейчас важно всем прийти в участок. Я с утра там была и меня отпустили. Показала паспорт. Проверили где живу.
– А что еще спрашивали? – отец Халимы не отрывал взгляд от женщины.
– Больше ничего. Адрес проверят и все. Вы не переживайте. Пойдемте вместе сходим. Я заручусь за вас.
– А нашу маму не видели?
– Она кажется там была. Значит скоро придет.
– Класс! – малыши подпрыгнули с дивана и вытянули руки вверх.
– Не бойтесь, пойдемте. Чем раньше сходите, тем раньше отпустят.
Кроме малышей, все спустились к улице. В конце дома стояли солдаты и тонированные автобусы. Соседка помахала военным и они направились к ним. Холодок лился по телу. Разъярённые глаза солдатов так уставились на них, что хотелось бежать. Будто голодные псы заметили жертв. Без слов, прикладом автоматов ударили отца Халимы. Он тут же свалился на асфальт. Все так быстро и грубо произошло, что очнулись в салоне автобуса. Чак влетел в салон, ударившись головой об сиденье. Остальных также жестко забросили к нему. По мимо них, в автобусе валялись около тридцати человек: кыргызы, казахи, уйгуры, татары – все они были перебиты. Некоторые из них скулили от боли в переломанных ребрах.
– У девчонки в черной панамке кошка есть в сумке. Дайте мне ее, – обратилась соседка к военным.
Солдат взял Тучу и отнес к соседке.
– Какой милашка, – женщина мило поцеловала котика и обратилась к солдатам. – В квартире остались два отпрыска.
Оказалось, что соседка служила партии. Как ни в чем ни бывало, она зашевелила булками и вместе с двумя военными направилась к дому.
– Послушайте, я сын Чжан Яна. Мой отец военный полковник, – обратился Чак.
– Чей сын? – не поверил капитан.
– Чжан Яна.
– Паспорт с собой?
– Нет, но поверьте я сын его.
Капитан приподнял Чака и отряхнул его одежду.
– Выходи.
Он вышел на улицу.
– Как оказался среди них? – капитан закурил
– Случайно оказался. Мимо проезжал. Во всех стреляли. Упрятался в том доме. Там мой друг и девушка, – Чак указал на автобус. – И ее родители. Их тоже отпустите. Они ни в чем невиновны.
– Их не отпустим. Они мусульмане. Приказ мусульман задержать.
– Почему такой приказ?
– Потом у папы спросишь. Приказ не разглашается. Тебя отвезут к отцу.
– Нет, я без них не поеду. Свяжитесь с отцом. Его попрошу, их отпустят.
Капитан неохотно связался с начальством и объяснил ситуацию. Перезвонили со штаба и дали указания, чтоб немедленно привезли сына домой под охранной. Больше никого не выпускать.
– Слыхал. Так что садись в машину.
Чак противился. Ему лихо скрутили руки.
– Друга выпустите, он китаец.
Капитан допросил Джета и убедившись, что тот действительно китаец, усадил обоих в машину и дал газу.
– А за что их так? Что они сделали?
– Военная тайна.
– Они же не террористы.
– Малой, много вопросов не задавай. Начальству видней террористы они или хуже. Я исполняю приказ.
Минуту ехали молча.
– Постойте, нужно вернуться. Та женщина моего кота забрала. В серьез говорю, мой кот.
– Сразу нельзя было сказать? Балван.
Капитан связался по рации с коллегой, попросил забрать кота у соседки и привести его по адресу.
– Через полчаса привезут.
– А та женщина с вами работает?
– Какая?
– Которая кота забрала?
Капитан взглянул на зеркало и промолчал.
Они подъехали к дому полковника. Капитан и еще два солдата остались во дворе дома и связались с начальством. Чак отпер дверь и с Джетом вошел в дом.
– Джет, что делать?
– Без понятия. Нужно отца твоего дождаться. Он способен решить.
– Он ненавидит Халиму. Наоборот посадит. Еще с котенком, что делать? – Чак ходил кругом. – Скажет вдруг птенца съест. Сможешь его у себя подержать временно?
– Смогу.
– Дядя Анвар прав. Из-за религии и нации партия их истребит. Тебе наверное лучше домой идти, как раз котенка захвати.
– Пожалуй пойду. Руки до сих пор трясутся. Домашние наверняка в розыск подали меня.
Джет казался преунылым, о чем-то думая.
– Остались сигареты?
– Да, пойдем ко мне в комнату. Там покурим.
Полковник явился ночью. К тому времени Джет с котенком находился у себя дома.
– Предатель! Как собачина предал, – горы ненависти выплескивались с глаз полковника. – Предал наши устои, предал меня. Предал родину, – полковник поднял указательный палец вверх. – Говорил тебе, что твоя шальная девица погубит. Понимаешь, что вообще, натворил?
Чаку страшно было смотреть в разъярённые глаза отца. Он чувствовал пронзительный стыд. В итоге он не выдержал чувство позора и заплакал.
– Исчерпал мое доверие. Иди и приди в себя мелкий гадёныш.
Полковник в итоге так устал, что сил говорить не осталось. Практически двое суток он не спал, руководя операцией по зачистке мусульман. Чак поднялся к себе в комнату и завалился в постель. Закрыв глаза, расчесывал лоб и сжимал волосы. Хотелось орать. Появилось неимоверное раздражение. Вспоминал наихудшие поступки отца в детстве. Вспоминал, как недавно полковник запасся продуктами перед расстрелом невинных людей. Как он забавлялся, слушая мелодию пианино. Чертовый Нерон!
Утром новости твердили, что группа вооруженных радикальных экстремистов готовили ряд терактов. Показывали якобы обезвреженных террористов и взрывные устройства. Двух женщин уйгурской национальности при помощи пыток заставили сказать на камеру, что их священная миссия заключалась в том, чтоб взорвать детский сад. Коммунистическая партия винила во всем западные страны и лидеров уйгурских диаспор.
Глава 3
Прошли осенние каникулы, Чак отправился в школу в надежде встретить Джета. Поскольку его телефон находился у полковника, он ни с кем не мог связаться.
– Как ты, воин? – Джет радостно обнял Чака.
– Так себе. Пойдет. Родители не ругались? Как к Туче отнеслись?
– Все путем. Сказал, что у тебя находился в те дни и не мог дозвониться. Туча частенько мяукал. Не знал чем его кормить. Магазины все были закрыты. Оказывается кошкам нельзя коровье молоко.
– Разве?
– Да, я тоже думал можно. Вопреки распространённому мнению, молочные продукты вредны для них. Изучил статьи о кошек. Кстати, породистым оказался. Шотландский вислоухий кот. Нашей семье понравился. Игривый очень. А отец твой, как отреагировал?
– Поругал немного. Не стал просить выпустить Халиму с семьей. Итак понятно было, что не выпустит. Кстати, новости смотрел?
– Конечно, думаешь правду говорят?
– Думаю нет. Кажется зачистка была под предлогом терроризма.
– Верно. Я просмотрел Би-би-си и другие запрещенные каналы. Партия решила устроить геноцид. Политические эксперты считают, что репрессии продолжатся в новом формате. В более жестком.
– Куда еще жестче? – удивился Чак.
– Нет предела в репрессиях. А наши это умеют, огромный опыт за спиной.
– Слушай, давай навестим тех малышей. Может их не тронули. Еще не знаю, как узнать, что с Халимой произошло. Хочу к ней домой съездить. Поехали вместе?
– Опять за старое.
– Уже то все закончилось.
– Хорошо, но после учебы.
Они подошли к дому малышей. Было полно грузовых машин. Рабочие выносили старую мебель и мусор из квартир. Другие рабочие заносили в подъезды рулоны упакованных обоев, керамические плитки и различные строительные материалы. Квартал был очень оживленным, будто массовый переезд совершался. И все они были китайцы.
Дверь была открыта, мужчины выносили ковры.
– Здравствуйте, а здесь кто проживает?
– Хозяин вышел, – ответили рабочие.
Квартира была в пыли и практически пустой. Когда вернулся новый хозяин, он рассказал, что эту квартиру приобрел два дня назад у государства. О малышей понятия не имел. Затем они добрались до дома Халимы, но там была аналогичная ситуация. Поселились новые хозяева-китайцы. По их словам они приобрели дома по упрощенной государственной ипотеке.
– Что делать?
– Необходимо заглянуть в полицейский участок на том районе. Вдруг того капитана встретим. Он тогда в полицейской форме был.
– Точно. А если отцу передаст, что я заходил? На этот раз меня сильно накажет.
– Тогда я попробую поговорить.
Капитан с коллегами курил возле входа отделения полиции. Джет подошел к ним и о чем-то несколько минут мило беседовал. Все это время Чак аккуратно наблюдал со стороны.
– Он сказал, что если ей семнадцать лет, то не расстреляют. Таким голосом спокойным произнес. А вот родителей на пожизненный срок лишения свободы упрячут. По-нашему законодательству так поступают.
– Они сейчас в тюрьме?
– Этого не знает. Сказал, что такие случаи не в их полномочиях.
– Может узнаешь, куда ее могли посадить?
– Хорошо.
Джет вернулся обратно от Капитана.
– Он не знает. А если даже знает, по-поему не расскажет.
Джет порылся в интернете о законодательстве КНР.
– Смотри, статья сорок девять гласит, что запрещен расстрел преступников, которым на момент преступления не исполнилось восемнадцати лет.
– Хоть это радует.
– А вот куда их помещают и насколько лет осуждают – не написано. Поехали к мужу моей сестре. Он в народной прокуратуре служит. Думаю он должен знать законодательные процедуры.
– Давай лучше завтра. Боюсь, что отец с работы вернется, а меня не будет. Снова ругать начнет.
Статья и правду являлась правдивой, что несовершеннолетних преступников не расстреливали. Власти КНР считают, что труд молодых преступников следует эксплуатировать во благо Компартии пока они не состарятся. Каждый изготовленный кирпич, забор, пусть даже это будут обычные тапочки для ног – все это благо для партии. А вот тех, кто уже утратил здоровье, зачастую расстреливали без суда и следствия. В китайских тюрьмах инвалидов никогда не существовало. Таким способом поступили и с родителями Халимы. В тот же день, как и других пожилых задержанных мусульман пристрелили без суда и следствия. Отец Халимы так молил солдат дать им шанс, что у него чуть приступ сердца не случился. А вот мать Халимы напрочь держалась стойко. С поднятой головой хладнокровно смотрела смерти в глаза. Она даже не дрогнула, когда свистели пули над головами. По десять человек вдоль стены расстреливали из пулемета. По данным уйгурских беженцев, в те дни были убиты более шестьсот человек.
На следующий день после занятий в школе, они отправились в народную прокуратуру. Муж сестры Джета объяснил, что дело резонансное особой важности под грифом секретности.
– Он только посоветовал обратиться в ИТК, возможно она там находится.
– Что такое ИТК?
– Исправительная трудовая колония для несовершеннолетних.
У Чака моментально помутнело в глазах.
У себя в комнате он слушал грустные песни. Сердце жалостью обливалось. За ночь он скурил полпачки сигарет. Утром решил прогулять школу и отправиться в ИТК. Не хотелось лишний раз напрягать Джета, итак слишком помог, да и он никогда не пропускал учебные занятия. Ехал долго. Где-то на отшибе увидел громадные синие стены с колючей проволокой. Там удалось узнать, что в этой колонии содержатся преступники титульной нации. Благодаря его настойчивости разузнал адрес ИТК для других национальностей.
Часы пробили полдень. Слегка полил дождь. За окном автобуса мелькали сонные деревья и опустошенные от хлопка невзрачные поля. Вдали простирались пестрые вершины гор. Чак надел наушники и включил симфонию Бетховена. Присмотрелся к пассажирам. Все они были другой национальности. С унылыми лицами, глядели в окна. Придерживали большие баулы. По-всей видимости, направлялись в колонию навестить своих детей. Столько горе в них таилось.
Автобус остановился. Водитель сказал, что маршрут завершился. До ИТК пришлось идти по разбитой тропе около двух километров. Караван страданий тихонько двигался к тюрьме. Чак помог пожилой женщине, предложив донести ее баул. Родители из дальних городов везли с собой вкусные блюда, фрукты, орехи, мед, рыбу и травяные лекарства. Месяцами откладывали деньги на теплую одежду. Носки и шапки старались вязать, так им казалось, что передадут свою энергию детям и тем самым избавят их от болезней. Чак расспросил родителей арестантов, возможно ли подкупить сотрудников тюрьмы, чтоб повидаться с Халимой. Но получил твердый ответ, что невозможно. Ему объяснили, что там очень строго и кроме родителей никому больше не позволят встретиться. Ито разрешают свидания раз в четыре месяца при условии если арестант не нарушит режимные правила. Разговорился с ними и попытался узнать за что осуждены их дети. Оказалось, что им влепили сроки за хранение запрещенной властью исламской литературы. Даже за углубленное чтение Корана, либо ношения хиджаба приравнивали к терроризму. Если спецслужбы выявляли подростков, которые проявляли большой интерес к религии, их прятали за непристойные стены. Родители не считали своих детей террористами, более того были убеждены, что религия не побуждает к радикальным методам экстремизма. Но свой протест родители подавляли в себе. Чреватые последствия поджидали в темном углу того, кто заговорит об этом вслух. Чак все же верил, что успешно получится подкупить сотрудников тюрьмы.
Пройдя половину пути, пожилая женщина любезно поблагодарила Чака и попросила дать ей баул обратно. Оказалось, что она шла к могилам, которые находились неподалеку от тюрьмы. Раз в месяц несчастная женщина навещала неизвестные могилы и проводила там практически весь день. Ни одной перегородки или надгробной вывески с именами и фамилиями не было. Никто и не подумал бы, что это могилы. Они походили на цветущее поле. Около четырехсот небольших бугорков, из которых произрастали несколько тысяч сортов петунии. Махровые цветки, окрашенные во все цвета радуги придавали необъятную нежность. Женщине казалось, что трех ее убитых сыновей в колонии закопали именно там. Поскольку она не знала в каких именно могилах лежат ее дети, ей приходилось ухаживать за каждым бугорком. Расчищала серпом колючие и не нужные сорняки, затем по бокам каждой могилы окучивала землю, куда закапывала семена неприхотливых растений. Каждый раз она расчищала около десяти могил и вокруг них засеивала цветами. Таким душевным методом она уже два с половина года заботилась о могилах. В действительности, там хоронили местных прокаженных. А тела сыновей там никогда не покоились. Их пристрелили за бунт в колонии и скормили свиньям на ферму. Обычно так поступали с телами, осужденных по статье терроризм и с бунтовщиками.
Чак решил прибавить шаг, чтоб первым добраться до тюрьмы. Без лишних глаз и ушей всегда легче договориться. ИТК для нацменьшинств выглядела недоступной крепостью, где веками царит тьма. Смотрящие башни, усыпанные грустью, перетянутые колючие проволоки, бесконечный лай недовольных собак – все это усиливали переживания. С каждым шагом становилось непереносимо худо. Чак уставился на огромные раздвижные ворота и призадумался. Неужели через них, совсем юную и безобидную кроху волокли? Какую муку испытала?
– Эй, юнец! Кого ждешь? – обратился к Чаку часовой на вышке.
– Да так просто. – Шуруй отсюда. Постой. Курево есть?
– Есть, могу поделиться.
– Красавчик. Пойди на проходную, передай через старшего, если можешь по-больше передай. Буду благодарен.
– Хорошо.
Чак постучал в железное окошко. И обратил внимание, что всюду окружали камеры наблюдения.
– Что надо? – грубо спросили, не открывая окошко.
– Сигареты солдату на вышке хочу передать.
– Оборзели. Какому солдату?
– На вышке, который стоит.
– Передай этому балбесу, что по уставу запрещено. Пусть свою дудку курит.
– Начальник, откройте окно. С вами нужно серьезно поговорить.
Окно открылось. Грубое лицо лет пятидесяти спросило. – Что еще?
– Есть серьезный разговор. Могу тут говорить?
– Говори.
– Я вас отблагодарю, – волновался Чак, подбирая подходящих слов. – Мне нужно узнать об одной девушки. Не привозили ли ее сюда.
Грубое лицо тщательно просканировала Чака.
– Валяй отсюда. Это закрытый режим. Тебе никто не даст ответа.
– А с кем могу поговорить?
Окно захлопнулось.
– Подождите.
– Валяй отсюда, пока не прикончили.
Чак развернулся и направился к дороге.
– Передал сиги? – радостно прокричал постовой.
– Нет. По уставу сказали, что не положено.
– Тогда покури за меня. Молокосос, – постовой громко засмеялся.
Чак заглянул в ближайший небольшой магазин. Крепкий мужчина в военной форме опрокинул в свое горло стакан водки. Немного пощурившись, закусил квашенной капустой. Время на раздумье не было. Чак почти в упор подошел к нему.
– Извините. А вы случайно не в тюрьме работаете?
– Повтори, – мужчина обратился к продавцу. – Затем недовольно рассмотрев Чака, ответил. – Работают работяги, а я служу отечеству.
– У меня к вам серьезный разговор.
– Говори.
– Не здесь. Позвольте выйдем.
– Смышлёный, давно таких не видал.
Мужик снова опрокинул стакан водки, но на этот раз не закусывая. Они вышли за дверь и отошли от магазина.
– Мне важно узнать находится ли моя девушка в тюрьме. Отблагодарю за информацию.
– Ты кто вообще?
Чак чуть не ответил, что он говорящий человек.
– Я парень ее. Просто так получилось, что не могу разузнать в какой тюрьме она находится.
– Что в сумке прячешь?
По привычке сработало тюремное правило – убедиться, что в карманах нет ничего запрещенного. Чак расстегнул сумку и показал школьные учебники. Мужчина попросил открыть все карманы, по-всей видимости, чтоб быть уверенным, что в сумке нет записывающего устройства.
– По какой статье привлекли?
– Не знаю, наверное по терроризму. Но она не является таковой. В последних событий с уйгурами ее увезли и она пропала.
– Как тебя величать?
– Чак.
– Чак-Чак. Сигареты есть?
Он подал мужчине пачку и зажег спичку. Сразу вспомнилось, что Чак-Чаком ласково прозвала его Халима.
– Сколько лет тебе?
– Семнадцать, так же как и ей.
Мужик оглядывался по сторонам и медленно затягивался.
– Пойдем, пройдемся.
Они отошли подальше.
– Я смогу узнать. Но опасно. Не могу тебе верить. Молодой, взболтнёшь где-нибудь.
Мужик пристально глядел в добродушные глаза Чака.
– Нет, я не такой. Даже если меня допросят, я вас не выдам.
Мужик засмеялся и подкурил вторую сигарету.
– Фамилию знаешь ее?
– Да. Собирова Халима.
– Собирова, – повторил мужчина, чтоб не забыть. – Как благодарить будешь?
– Не знаю, вы скажите как.
– Неудобно мне у тебя просить. Если с финансами в порядке, от души дай.
Он запросил сумму, на которую можно было приобрести пятьдесят килограммов муки.
– Смогу.
– После завтра выйду со смены. В это же время жди меня возле той фабрики. – Мужик указал на пятиэтажное синее здание. – Во дворе скамейка есть, там жди. Договорились?
– Да.
Они сверили часы.
– Ладно, валяй. Послезавтра увидимся. Постараюсь узнать.
Глава 4
У Чака оставалось около семьсот накопленных юань. Вечером, когда полковник подкармливал птенца, Чак спросил у него тысячу юаней, объяснив, что хочет приобрести дополнительные книги по образованию. На самом деле он соврал, поскольку рассчитывал, что в дальнейшем понадобятся средства для Халимы. Полковник никогда не скупился, когда касалось образования или здравоохранения. Старался всячески инвестировать в будущее сына. Поэтому с радостью дал Чаку пять тысяч юаней.
– В последнее время мало уделяешь спорту. Спорт и образование должны быть всегда совместимы. Выдели обязательно время и запишись в спортивную секцию. Советую плаванье. Полгода поплавай, а потом попробуй себя в футболе.
Полковник достал из портмоне еще пять тысяч юаней и передал Чаку.
– Спасибо, обязательно запишусь. Я подумывал о теннисе. Плаванье тоже неплохо.
– Если больше тянет к теннису, пойди на теннис. Привезу стол и ракетки. По выходным вместе сыграем. Раньше у меня хорошо получалось. Как раз проверю свою реакцию.
Настал долгожданный день. Чак явился на встречу за полчаса раньше. Тюремщик прошел мимо него в старом пальто и шляпе. Жестом руки показал Чаку, чтоб он следовал за ним. Они свернули за фабрику.
– Есть сигареты? – по привычке спросил мужчина.
Чак дал ему полпачки в ожидании чудо.
– Твоя любовь в следственном изоляторе находится. Суда еще не было.
Он прикурил сигарету. Чувствовалось сильное волнение от него и запах алкогольного перегара.
– С ней все в порядке?
– Думай о чем говоришь. Там ни с кем не все в порядке. Напугана, как и остальные заключенные.
– Как она выглядит? Не били?
– Лицо нормальное, синяков не видел.
Мужик достал из кармана клочок бумаги.
– На, возьми. Здесь прочти. Это ее письмо. Потом заберу.
Любимый! Безумно счастлива, что ты жив. Здесь осталось только вера. Она меня уберегает. Храни себя. Не понимаю почему меня здесь держат. Узнай пожалуйста, что произошло с папой и мамой. Молюсь и скучаю по Вам.
Чак вернул письмо. И дал тюремщику ранее запрашиваемую сумму.
– А можно мне написать письмо?
– Нет, слишком рискованно. Застукают, расстреляют к чертям собачим. И тебя тоже расстреляют, как щенка.
– Может аккуратно получится передать. Попробуйте, вдруг получится.
Мужик задумался.
– Эх, молодой, был бы в моей шкуре обосрался от страха. Попытаюсь, но не обещаю. Ладно, пиши, но только пять строк напиши, чтоб маленькая бумажка была. Смогу ее быстро проглотить.
Чак вырвал кусок страницы от тетради и написал:
Привет, Халима. Я очень рад, что
Чак снова вырвал часть другого листа. Решил, что лучше начать текст по-другому.
– Что делаешь?
– Хочу переписать.
– Поэт что ли, дописывай то, – грубо произнес мужчина.
Чак продолжил текст на первом клочке: ты жива. Со мной все отлично. Я у себя дома. Знай, что тебя очень ценю и переживаю. Все сделаю, чтоб тебя освободили и мы будем вместе. На веке люблю тебя. Очень жду.