Только коснувшись головой подушек, набитых соломой, мальчики крепко уснули на ароматном сеновале. Даже сильнейшая гроза с взрывами грома прямо над головами и ярким блеском молний, громкий стук ливня по крыше и в окна чердака, не могли помешать им видеть блаженные сны.
Поздно утром следующего дня мальчики проснулись. Новые друзья повели их на стрелку купаться.
Ржевцевские мальчики были на несколько лет старше гостей. Они старались опекать их самым лучшим образом.
На широкую песчаную стрелку, крайне редкое явление для верхнего течения горных рек, белые воды Чиралмы нанесли чистейший кварцевый песок, размытый ею где-то в верховьях.
Одно время здесь селились золотари, стараясь намыть драгоценный металл. Но потом отложения россыпного золота истощились, и промысел был заброшен.
А вот, купаться и загорать, на стрелке было чудесно. Здесь отсутствовали острые камни, водовороты, стремнины. Можно было смело нырять и плыть, пока не замерзнешь, хотя и вода здесь на меляке была гораздо теплее, чем в каждой из рек.
Хозяева с гордостью показывали наилучшие места для купания и личным примером вдохновляли гостей на пляжные подвиги. Веселью, шалостям и играм не было конца.
Вернулись домой только к двум часам дня, когда яркое горное солнце грело нестерпимо, и было жарко даже у горной реки. Дома уже ждал накрытый стол.
Хорошая еда не давалась Ржевцевым даром. Приходилось для этого упорно трудиться всей семьей. Держали коров, овец, коз, курей, уток. Распахивали земельные участки для посевов пшеницы и ячменя. Даже рис удавалось вырастить в искусственно созданных ими чеках на низких участках в пойме Майдонтала.
Трудиться с этим обширным хозяйством приходилось всем круглый год. Благо никакими налогами они не облагались, пользуясь привилегией для смотрителей гидрометеостанций. В военные годы иметь такие продукты как на станции было фантастикой. Мальчики и бабушка старались есть умеренно, понимая каким тяжким трудом дается этот дорогой рацион. Но после голодных месяцев жизни на заставе, удержаться было трудно.
Еда и жизнь здесь казались райскими.
30 дней на посту «Майдонтал-1» пролетели очень быстро. Мальчики подружились с юными Ржевцевыми («Ржевцами») и узнали много нового об автономной жизни в горах.
Такая жизнь им казалась наиболее романтичной, полной неизвестности и героизма. К своим новым друзьям на стрелке они относились с уважением, как к взрослым, так как могли узнать от них много полезных вещей для самостоятельной жизни в горах, к которой они подсознательно уже стремились. Здесь им все нравилось. Но пора было возвращаться на заставу, домой, где ЛИКа с волнением ждала мать. И хотя она регулярно получала радиограммы с поста, передаваемые на заставу, где сообщалось о полном благополучии ее сына, все равно она сильно беспокоилась. Ведь для нее добровольная бродячая жизнь туристов, геологов, моряков, артистов и прочих бедолаг была нонсенсом.
Е. М. серьезно беспокоилась за судьбу своего младшего сына, «попавшего под Аркашкино влияние», или точнее под влияние этой необычной, независимой и самобытной семьи Тумановых.
Как ни старались мальчики отодвинуть день расставания, но он наступил. Вечером накануне, все вещи были тщательно уложены в рюкзаки, проверено все снаряжение и провиант.
АРТ и Мамуся к этому относились очень серьезно и требовательно.
Мария Васильевна заставила Мамусю взять у нее как можно больше продуктов так, что рюкзаки опять были тяжелеными.
Ровно в 6–00 утра 21 июля 43 г. наши путешественники распрощались с чудесным местом и добрейшей семьей Ржевцевых, и пошли вниз по Майдонталу, а затем по Коксу.
Первые три километра их сопровождали старшие сыновья Ржевцевых, затем почетный караул был снят и вернулся домой. А наше трио продолжило путь, все дальше и дальше, удаляясь от гостеприимного гидрометио поста.
Вниз идти было значительно легче, несмотря на тяжелые рюкзаки. За время жизни на «Майдонтале-1» ребята, и даже бабушка, значительно окрепли, отъелись и теперь легко проходили по 30–35 км в день.
Возвращение на заставу прошло спокойно. Привалы чередовались с переходами и ночевками. Одну из ночевок провели у стана киргизов, перегонявших стада баранов и коз из долин на верхние горные пастбища (Алатау). У пастухов вдоволь напились айрана, кумыса, и наелись свежими бараньими шашлыками, взамен оставив почти весь имевшийся запас прессованного зеленого чая. На прощанье их одарили большим пакетом с твердыми, как камень белыми шариками прессованного сыра (кант), которые приятно было сосать во рту как кисло-сладкие конфеты-леденцы. Кант прекрасно сохраняется и утоляет, и жажду, и голод.
Поздним вечером 04.07.43 путешественники счастливые и гордые, полные сил после 100 км. перехода и 45и дней жизни на гидрометио посту, благополучно вернулись домой.
Зашли к Тумановым, выпили чай и, немного отдохнув, отправились домой к нашему герою, которого с нетерпением и тревогой ждала мать.
Удивительное дело, но ЛИК возвращался домой без радости, с какой-то непонятной ему глубокой тоской об оконченном походе, о чудесно проведенном времени, о настоящей жизни, полной приключений.
Но, когда Мамуся в целости и сохранности вручила ЛИКа матери, на его лице появилась счастливая радостная улыбка.
Хорошо возвращаться, когда тебя дома ждут любящие и ласковые руки матери, в объятиях которой он очутился сразу же, перейдя порог родного дома.
Е. М. нашла сына окрепшим, поправившимся и повзрослевшим, а главное полностью счастливым. И ее сердце переполнилось радостью за сына и тревогой за себя.
Бродячая жизнь, так манящая младшего сына, ее пугала.
Эмоциям от похода не было конца в течение месяца после возвращения домой.
Мальчик буквально взахлеб рассказывал об увиденном, пережитом, новом, что удалось узнать в походе. ЛИК оказался интересным рассказчиком, хотя чувствовалось, что местами он фантазирует.
Осенью, когда ребята возобновили занятия в школе, на первых уроках русского языка учительница попросила каждого из учеников 3-его «А» класса рассказать о наиболее интересных событиях прошедшего лета. Лучшим был признан рассказ нашего героя о походе по Коксу, до ее истоков, занявший почти два урока.
Евдокия Алексеевна потом сказала матери ЛИКа, что у него есть определенные литературные способности, которые желательно развивать, но пишет он крайне медленно и безграмотно.
Полетели учебные дни, очень похожие один на другой. Из тринадцати одноклассников ЛИК дружил только с Аркадием. Они все больше и больше времени проводили вместе в кабинете отца АРТа, в кратких походах вокруг заставы, в играх в путешественников, индейцев, охотников за трепангами, крокодилами, слонами и прочее.
Чтение старых журналов «Вокруг света» давало необъятные просторы для детской фантазии. Кем только они себя ни воображали?
Учились мальчики хорошо, но без любви и вдохновенья. Все это оставалось за пределами школы. АРТ избегал шумные большие детские компании и постепенно привил эту привычку ЛИКу. Однако, наш герой всегда был открыт и дружелюбен для всех ребят, что не нравилось Аркадию и вызывало в нем снисходительное отношение к другу.
Казалось, что трагические события ВОВ не касаются мальчиков. Бурная фантазия переполняла друзей, и они жили в своем придуманном внутреннем мире.
Но жесткая действительность врывалась в их выдуманный мир.
23 октября 43 г. ЛИК поздно вернулся домой от АРТа. Так бывало часто, и мама, сама поздно возвращавшаяся с работы, была рада, что сын находится под надежным присмотром Мамуси у Аркадия.
Войдя в дом, он сразу же почувствовал неладное. Мама сидела в темной столовой совершенно неподвижно, уставившись невидящим взором в стену, на которой висел ее портрет вместе с сыном Генрихом, одетым в военную форму. Мальчик подошел к матери и крепко обнял ее, пытаясь вырвать из этого кошмарного столбняка.
Он долго так стоял, прижимаясь к матери и обнимая ее. Было ясно, что случилась беда, непоправимое несчастье, иначе привести мать в такой транс было немыслимо.
Наконец, мама приподняла голову, ее тело приняло естественную позу, и она тихо сказала:
«Нет больше Геночки с нами, сынок».
Затем поднялась наверх, в свою комнату и плотно закрыла дверь.
Мальчик знал, что ее тревожить нельзя. Он подогрел ужин, и сам уселся за столом в столовой, вглядываясь в портрет брата с мамой. Брату на портрете было не больше 16-и лет, а мама выглядела совсем молодой, с вьющимися локонами. И вот теперь Генриха, младшего из старших братьев, нет, нет и среднего брата Леонида…
Хотя он плохо знал и мало видел своих старших братьев, но теперь понимал, что ни Леню, ни Гену уже не увидит никогда. Было очень жалко братьев, маму и себя. Хотелось расплакаться, но уже зарождавшаяся мужская гордость не позволяла этого сделать, и поэтому становилось еще больнее на душе.
Так в тяжких раздумьях ЛИК и уснул прямо за столом.
* * *Зима 43 г. была мягкой. Метели и жестокие морозы редко налетали на заставу.
ЛИК иногда отправлялся бродить один, т. к. начитавшись об одиночных путешествиях американца Пири к северному полюсу, мальчики начали подготовку к выполнению одиночных походов.
В воскресенье утром он отправился покататься на лыжах в парк, разбитый рядом с заставой. Ярко светило январское солнце, было тихо и относительно тепло, как это бывает в горах в солнечные дни. В парке было немного народа, все с заставы, знакомые лица. Вскоре появился и АРК.
Мальчики решили подняться по склону горы прямо над парком, где виднелись отдельные арчи, засыпанные снегом почти до вершин. Чем выше подымались, тем живописнее становились и шире открывались просторы окрестных гор, а застава становилась все меньше и меньше. Наконец, поднялись на самый гребень ближайшего водораздельного хребта. Отсюда открывалась панорама на соседние гребни хребтов, а вдали над ними сверкали белоснежные пики далеких вершин Памира. От такой красоты и величия у мальчиков перехватило дыхание.
Впервые они стояли на такой высоте и любовались большим миром окружающих их гор.
Подъем занял много времени, мальчики и не заметили, как солнце начало клониться к закату. Январский день короток, особенно в узких горных долинах. Первым озадачился АРТ. Застава виднелась далеко внизу. Начали немедленно спускаться. Но снег к вечеру подмерз, скольжение лыж увеличилось, и мальчики быстро набирали скорость при спуске, что было опасно. Приходилось часто останавливаться, чтобы сбить скорость.
Только в сумерках добрались до парка, а домой вернулись при свете звезд. Все обошлось на этот раз благополучно, но дома их ждала приличная головомойка от Мамуси и Е. М.
Ведь ушли они кататься на лыжах на пару часов, а пропали на весь день.
Но это было их первое самостоятельное восхождение и можно было за него перенести упреки родных, о волнениях которых они еще не догадывались.
Весной, когда пробуждаются зеленные растения и тает снег, ребята любили собирать подснежники, затем тюльпаны, маки.
В воскресенье они отправлялись в однодневный поход в ближайшие окрестности, если позволяла погода. Если погода была плохой, то проводили время в кабинете у отца АРТа.
Там был неисчерпаемый источник знаний. Особенно им нравилось изучать карты, которых в кабинете было множество, от мелкомасштабной физической карты мира, до крупномасштабных топографических карт районов Памира и Соседних районов Средней Азии, еще царского издания.
Именно эти карты и вызывали наибольший интерес. По ним пролагались маршруты будущих экспедиций.
Выбирали континент, страну, район или область (волость), город и начинали собирать о нем все сведения, какие можно было достать в кабинете, где несколько больших полок во всю стену занимали книги по географии и Большая Российская энциклопедия, или в библиотеке на заставе. Выписывали главную информацию, делали зарисовки карт и даже фотографий местных достопримечательностей. Работали раздельно и вместе, пока наконец, не получалось полное представление о районе исследований. И чем старше становились мальчики, тем интереснее получались их виртуальные путешествия.
Много лет спустя, отправляясь в дальние экспедиции, ЛИК с улыбкой просматривал детские записи о странах и континентах, в которых ему теперь действительно предстояло побывать, и с удивлением и гордостью находил в них много интересного и даже неожиданного для себя, бывалого морского бродяги, геофизика – океанолога.
Приближалось лето, мальчики тщательно готовились к очередному реальному походу.
Они решили повторить прошлогодний маршрут на гидрометио пост Майдонтал-1, но самостоятельно без бабушки. В секрете от старших, друзья изготовили самодельные пистолеты – «поджигало» и учились стрелять из них. Порох нашли в доме АРТа, пули отлили из свинца, разделав свинцовый кабель, найденный в заброшенном руднике Бекташа.
Поджигало изготовлялось из медной трубки, диаметром 10мм, длиной 200мм. Один из концов трубки подгибался и запрессовывался. В 10мм от запрессованного конца в трубке просверливалось отверстие диаметром 1мм для поджога пороха, а в запрессованной части в 5мм от конца высверливалась дырочка для гвоздика. Трубка крепилась к деревянной ручке, вырезанной в форме пистолета. Запрессованный конец фиксировался гвоздиком, вбиваемым в рукоятку, а сама трубка крепилась витками проволоки, обматываемой вокруг ложа. Вот и вся конструкция.
Для выстрела трубка набивалась порохом до половины и запрессовывалась пыжом. Затем в трубку вставляли свинцовую пулю и затыкали вторым пыжом. У запального отверстия вставлялась головка спички. Поджигало в полной боевой готовности. Необходимо его направить на цель, чиркнуть коробком по спичечной головке и произойдет выстрел.
Мощность такого микро фитильного ружья достаточна, чтобы пуля пробила двух дюймовую доску, на расстоянии 30-и м.
Одним словом, получалось грозное оружие, опасное как для противника, так и для стреляющего, ибо при передозировке пороха или чрезмерном усилии при закладке пули в трубку, ствол могло раздуть и разорвать, поранив или убив стрелка!!!
Но разве есть такая сила, которая остановит мальчишек, выросших среди военных, отказаться от личного оружия, даже чрезвычайно опасного. Особенно тогда, когда опасность еще не осознается.
Наши герои изготовили два поджигала, запаслись порохом и пулями, и к обороне в самостоятельном походе были готовы.
Тренировки по стрельбе и тир они устроили в отдаленном от заставы месте, в парке, стараясь не привлекать внимания старших. Стрельбы проводили почти каждый день тайно от всех, особенно от Мамуси и Е. М. Дабы сохранить тайну придумали кодовые слова для пороха (витка), пуль (бульник), спичек (кирпичик) и т. п.
Уже через месяц учебных стрельб, мальчики могли попадать в стандартную мишень с расстояния 35–40 м.
До конца учебного года было еще далеко.
«Нужно прочесть о первопроходцах по рекам Пяндж, Памир, Гент, Шахдара и их притоках Айгоинг, Майдонтал, Коксу, Угам, Чаткал», однажды предложил АРТ.
«Тогда наш поход будет началом большой экспедиции по этим рекам, которую мы будем проводить несколько лет, до окончания школы», – продолжил он свою мысль.
Такой план казался мальчикам грандиозным. Даже на глобусе он был заметен.
Начали с расспросов Мамуси. Оказалось, что еще прадед АРТа генерал Туманов, а затем дед и, наконец, отец принимали участие в экспедициях знаменитых русских путешественников – исследовавших горные районы Средней Азии: Пржевальского, Козлова, Мушкетова, Семенова-Тяньшаньского и др.
Таким образом, мальчики почувствовали себя сопричастными с историческими географическими открытиями горных районов Средней Азии.
Для этого нужно было начать с изучения домашних архивов Тумановых, которые бережно хранили в этой семье.
Поиски начались. На заставе хранились только самые поздние документы конца 19 – начала 20-го века. Большая часть архива Тумановых оставалась в Ташкенте, где у них сохранился большой дом, в котором они жили постоянно в течение 150 лет.
А пока, главными источниками были рассказы Мамуси и книги (дневники) знаменитых путешественников, которые они нашли в библиотеках дяди Коли и на заставе.
Такое серьезное увлечение мальчиков своими «тайными» делами не осталось не замеченным куратором класса Евдокией Алексеевной. Они были совершенно равнодушными к внеклассной деятельности учеников и всячески сторонились ее. Им хотелось поскорее закончить уроки и уединиться либо в ближайших окрестностях заставы, либо в доме АРТа.
В годы советской власти, такое открытое равнодушие к коллективным делам было опасно, и преданная своему делу учительница волновалась за будущее этих романтичных детей.
Однако шла война. Хотя и за тысячи километров от дома нашего героя ее отзвуки доходили и до заставы.
Очередная беда пришла в апреле. Мама получила письмо от отца, в котором он сообщал о полученном ранении, что находится в госпитале, в Ташкенте, и после выписки, возможно, приедет домой в отпуск. Что за ранение, отец не сообщал. Но слово «в отпуск» говорило о том, что отец вернется в строй, в армию. Значит ранение не очень тяжелое.
Мама после смерти Генриха постарела, стала почти седой и суровой. Очень редко можно было услышать ее смех, но не звонкий, заразительный и счастливый, как это бывало раньше до войны, а больше похожий на плачь. Письмо о ранении мужа она встретила с двойным чувством: «Слава Богу, что жив!» и «Возможно, для него эта ужасная война закончена?». Ехать в Ташкент мама не могла. Отец находился под внимательным присмотром своих родных, и она за него была спокойна. О самом ранении думать не было сил. Лишь бы остался жив.
Мать и сын начали готовиться к встрече отца.
* * *Отец, Йоханан Лейзерович Коэн (Коган), был старше матери на 15 лет. Он происходил из древней еврейской семьи Коэнов, которые более двух тысяч лет назад бежали из Иудеи в древнюю Согдиану, в Среднюю Азию, где сейчас располагались Узбекистан, Таджикистан и Туркмения. Местные молодые народы относились к древним поселенцам, сартам, почтительно, хотя и считали их инородцами и не мусульманами (ехудий). Однако никаких притеснений и ограничений (как евреи на западе царской России) сарты не испытывали. А для царской администрации они были одним из многих покоренных и верноподданных народов.
Отец был пятым ребенком (вторым сыном) в многодетной семье. В почтенной семье его считали хулиганом, так как он не соблюдал семейных правил и укладов.
С раннего детства курил, не ходил в синагогу, безобразничал на улицах с местной молодежью, играл в карты, плохо учился. Но он был смел, решителен, находчив и остроумен, предан семье и близким друзьям.
Как говорила Глав тётя, карманы его штанов были всегда набиты камнями и махоркой. Прекрасно ездил на лошадях верхом, и обожал их. Его отец, дед Лейзер, крутой и набожный человек, был поставщиком ахалтекинских (туркменских) лошадей в армию Его Императорского Величества. Он не любил отца за его свободолюбие и непреклонность. Однако ценил за преданность семье и смелость. Никто лучше отца не мог объездить дикого туркменского жеребца. Процесс объезда дикаря доставлял большое удовольствие и деду, и отцу.
В 16 лет отец получил ножевые ранения в уличной драке и едва остался жив. Окончил он только четыре класса еврейской (сартской) духовно – приходской школы, и больше учиться не хотел. Он много читал, особенно газеты, и, обладая прекрасной памятью и острым умом, не уступал в интеллекте образованным людям.
Говорил он четко, ясно выражая свои мысли на иврите, тюркских языках, фарси (иранском, таджикском), русском. Он был смугл, среднего роста, худощав и поджарист как большинство уроженцев Средней Азии.
В первую Мировую войну он ушел в 26 лет, подпрапорщиком в кавалерию, в Туркестанскую дивизию. Воевал, участвовал в Брусиловском прорыве, был награжден георгиевским крестом 3-ей степени. В 1915 г. вступил в партию большевиков и связал с ней всю свою жизнь. Принимал активное участие в революции и гражданской войне.
После революции был направлен в ЧК. Устанавливал советскую власть на Украине и в Средней Азии, участвовал в войне с белофиннами. Имел награды.
С Еленой Стрелец, беженкой из Польши, познакомился в 1916 г. на Украине, женились в 1918 г., и как в свадебное путешествие они были направлены на Туркестанский фронт, в Ташкент, где и проживали до 1934 года. Там у них родились три старших сына. Младший родился на заставе «Памир-5» в 1935, куда отца перевели из Ташкента в 1935 году.
Отец, для нашего героя, был любимой, но далекой и непонятной личностью. Дома он бывал редко. Появлялся и уезжал неожиданно, очень легко и просто. Мог уехать на два, три месяца, как будто бы вышел на дневную прогулку. Но он всегда был в курсе семейных дел и в трудную минуту оказывался рядом. В обычной обстановке главной в доме, несомненно, была мать. Но стоило случиться чему-либо серьезному, совершенно незаметно все решения принимал отец, но устами матери.
Он никогда не повышал голос, не ругался и не командовал. Добрая и приветливая улыбка почти всегда была у него на лице. В военной форме сын его никогда не видел, за исключением одного раза, на торжественном собрании, посвященном дню Красной Армии в 40 г.
С младшим сыном он был особенно ласков, как и с мамой. Старших сыновей беззаветно любил и гордился их успехами. В июне 41 был направлен в действующую армию, так и не повидав жену и младшего сына, возвращавшихся в это время из поездки в Польшу.
Именно благодаря своевременному вмешательству отца, мать и сын остались живы, в самую последнюю минуту перед началом войны выехав из Польши.
И вот, после двух лет разлуки им предстояло встретиться вновь. Собственно, и дата приезда была неизвестна, и особых приготовлений не могло быть, но приятное напряжение, как в ожидании большого праздника, как например, нового года, уже наступило.
Наш герой хорошо учился, а в месяц до приезда отца старался получать только «пятерки».
Весь класс и учительница знали об ожидаемом приезде отца ЛИКа. Многие из соучеников, у которых отцы были на фронте, даже завидовали.
АРТ к приезду отца ЛИКа предложил завершить альбом об их летнем путешествии на «Майдонтал-1». Торопились проявить все фото, делали зарисовки и выписки из книг и дневников знаменитых путешественников по этим краям, записывали свои воспоминания. Тетрадь – дневник получилась толстенная и красочная.
Отец приехал, как всегда, без предупреждения и несмотря на то, что его ждали, неожиданно.
На заставу уже пробили автомобильную дорогу, и он приехал на штабном газике. Одет был в полевую военную форму сотрудников НКВД. Черная борода закрывала шрам на его лице, левый глаз был закрыт черной повязкой. Он приехал утром, когда и жена, и младший сын были в школе. Открыл дом своими ключами, просил не срывать с уроков жену и сына, проезжая проходную заставы. У дома его с великой радостью встретила старая Альфа. Отец зашел в дом и сел за столом в столовой, где висели портреты сыновей Леонида и Генриха с матерью. Долго смотрел на эти портреты, не шевелясь. Затем перешел в кухню, распаковал свои нехитрые пожитки и выложил продукты, полученные на дорогу в госпитале. Поставил разогреть чайник на плите и поднялся наверх. В шкафу выбрал домашний костюм и отправился в душ. Казалось, что он вернулся с короткой прогулки, так безошибочно и точно он действовал в родном доме, где не был два года. Согрев воду и приняв душ, отец переоделся в спортивный фланелевый костюм, свернул козью ножку, набил ее махоркой и присел к столу на кухне, заваривая крепкий чай. Он развернул привезенные газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда» и принялся ждать сына и жену, перелистывая страницы газет.
В 12–30 в дом влетел сын. По незапертой двери и поведению Альфы он понял, что дома отец. Оставив портфель в прихожей и быстро сняв верхнюю одежду, побежал в столовую, а затем на кухню. Ему на встречу шел отец, улыбаясь и раскрыв руки для объятий.
От неожиданности и совершенно незнакомого вида отца, мальчик остановился, перевел дыхание и, убедившись, что это действительно его отец, бросился к нему в объятия.
Отец высоко поднял сына на вытянутых руках и сказал:
«Какой же ты стал большой и тяжелый, Кебан. Скоро я тебя и поднять не смогу. Совсем юноша!».
Потом с трудом опустил сына на пол, крепко обнял и расцеловал.
Сын приглядывался к незнакомой внешности отца. Черная повязка на правом глазу и черная борода делали его похожим на пирата Джона Сильвера. Но он чувствовал, что огромная доброта, забота и теплота исходят от него так же, как это было прежде. Да, это был его отец.
Сели пить чай с американской сгущенкой и печеньем, привезенными отцом.
Сын старался быть серьезным и взрослым, хотя радость распирала его. Хотелось броситься отцу на шею, обнимать, баловаться. Но он уже был «большой и тяжелый» и должен был вести себя соответственно.
И сын начал рассказывать обо всем, что произошло с момента как, они расстались: