Врачевательница

Глава 5

Состояние Авалоны беспокоило Хенрику. Она либо рыдала, либо вела себя отчужденно. Хенрика напоила сестру сонным снадобьем и уложила в своей палатке. Девушка с другими врачевательницами осмотрела тела зараженных, прежде чем одерты сложили трупы в телеги и переправили их в Кригар для похорон.

В палаточном госпитале Видар отдал Хенрике список имен зараженных кригарцев и посмотрел на нее так, словно безмолвно упрекал в произошедшем. Когда одерт удалился, Хенрика села на лавку и изучила его. Многие имена ей были знакомы. Хенрика заглянула в свои записи – она расспрашивала одертов, откуда у них появились порезы. Никто не помнил.

В палатку вошел недовольный виктигт, он неторопливо курил. Одернув дубленку, Ингвар сел на скамейку напротив врачевательницы. Некоторое время они молчали, а затем одерт произнес:

– Видар прав лишь в одном: только ты можешь в этом разобраться.

– Ну, вы меня переоцениваете, – грустно сказала Хенрика. Бодрое послевкусие от благодарности Бартлида оказалось недолгим – она снова чувствовала себя ничтожной в руках обстоятельств.

– Почему ты не сообщила мне о случившемся? – Виктигт вытащил из мундштука пирлату, потушил ее и оставил окурок на столе.

– Видар сказал, что вас нет в лагере и он сам со всем разберется.

Нет, в Видаре он не ошибся, его впрямь нужно было отстранить от командования. Чрезмерное своеволие этого одерта стоит им больших потерь.

– Видар – никто, – процедил виктигт. – Он, разумеется, думал иначе, но я помог ему все осознать и избавиться от старых привычек командира.

– Ага, вот только я не разбираюсь в иерархии кригарских военных и мне все равно, – злилась Хенрика.

Она рывком поднялась с лавки и принялась мерить шагами небольшой участок палатки.

– Избавь меня от ненужных эмоций и сцен, – небрежно бросил виктигт. – Ты что-нибудь узнала об этой загадочной эпидемии? – Он заглянул в записи Хенрики, которые лежали на столе.

– Ничего особенного, – сухо ответила Хенрика.

Виктигт молчал, расшифровывая неразборчивый почерк врачевательницы. Никакой ценной информации записи не хранили.

– Дальше, – сказал он, после того как закончил чтение.

– Я не ваша подчиненная, не приказывайте мне!

– Ты переходишь все границы.

Он был прав. У Хенрики опустились руки. Она ничего не могла поделать с неизвестной хворью и ощущала себя лгуньей. Какая же она врачевательница? Хенрика нервно поправила манжеты рубашки, уговаривая себя успокоиться.

– У всех раненых одинаковые порезы или царапины. Только кто-то обращается в оборотней, а кто-то нет. – Хенрика остановилась и скрестила руки на груди. – Я обнаружила кое-что еще. Раньше кровь только едва сочилась из порезов, но один из последних зараженных блевал синей кровью.

Виктигт убрал мундштук в карман и сложил руки в замок. Не хватало ему еще оборотней в лагере! И помочь избавиться от них могла врачевательница в серой юбке и жилетке, это взбалмошное и эгоистичное создание. Виктигт не любил зависеть от других, он привык сам решать проблемы.

– Есть какие-то мысли по этому поводу? – спросил он.

– Может, их кто-то порезал отравленным клинком, – пожала плечами Хенрика.

Виктигт засмеялся. Хенрику рассердила его насмешка, она сжала губы, брезгливо взяла со стола окурок и выкинула его из палатки.

– Не заявляйтесь сюда больше с пирлатой! – сурово сказала она, угрожающе нависая над одертом.

– Это мой лагерь, – спокойно ответил виктигт.

– Раз ваш, тогда сами и лечите одертов.

– А мне говорили, идвионки покладистые.

– Здесь я врачевательница. – У Хенрики порозовело лицо – обстоятельства явно складывались не в ее пользу.

– Я помню, и, надеюсь, ты тоже. Потому что сейчас я вижу перед собой лишь испуганного ребенка. Значит, ты полагаешь, альбиносы так разумны, что могли придумать, как отравить моих воинов?

– Да, именно так я думаю.

– Но альбиносы тупые. Твоя теория неверна.

– Знаете, господин Ингвар, есть такое растение – «улыбчивый цветок». Он выглядит невинным. Обыкновенный однолетник на тонкой ножке с нежнейшими лепестками голубого цвета и дугой, напоминающей улыбку, в сердцевине. Так вот, этот цветок ни у кого не вызывает тревожных мыслей. – Хенрика опустилась рядом с виктигтом на лавку. – Но улыбчивый цветок – растение-паразит. Его корни легко перемещаются под землей, медленно подбираясь к здоровому растению. Цветок убивает все, к чему приблизится. Это я к тому, что вы можете ошибаться насчет некоторых вещей, кажущихся очевидными. Может, альбиносам помогают.

– Раз такая умная, может, сама со всем разберешься?

– Вы возложили на меня столько надежд, а Видар – обязанностей. Мне не справиться! Что я могу? Я всего лишь врачевательница.

Какое унижение! Слезы рвались наружу, но гордыня не позволяла ей разрыдаться при виктигте.

– И что? Не нужно быть кем-то особенным, чтобы изменить судьбу тысяч, миллионов людей. Обычные воины спасали города, выдерживали осады, восстанавливали справедливость в мире. Обычные люди сильнее, чем нам кажется. И опаснее. – Одерт поднялся со скамьи. – Ты обещала оберегать и лечить моих воинов, и в твоих интересах следовать своим словам. Передавать все, что выяснишь, станешь моему фактотуму – Йозефу. Я его пришлю чуть позже. – Он бросил прощальный взгляд на врачевательницу и покинул палатку.

Хенрика вцепилась руками в лавку, ее переполняла злоба. На смерть. На виктигта. На Видара. На себя. Она не воин, не в этой жизни, она врачевательница – та, что не может спасти людей. Сомнение в себе – худшее проклятие, которое человек насылает на себя. Его яд медленно растекается по венам, отравляя тело с каждым мгновением.

Доротее прошлой осенью исполнилось тридцать четыре года. Карие глаза глядели строго и требовательно, а остренький носик «смотрел в рюмочку». Маргарет так говорила.

Никто из семьи Доротеи уже не ходил по этой земле. Всех убили альбиносы. Мужу размозжили череп, вспороли ножом живот, а кишками украсили забор. Мать Доротеи изнасиловали десять альбиносов, а затем сожгли безжизненное тело в домашнем камине. Отца пинком сбросили с утеса. Так Доротея осталась одна. Со временем она примирилась со скорбью и заново полюбила жизнь.

Лечить Доротея взялась с юного возраста, надеясь, что в ней есть сила настоящей врачевательницы и стоит ее лишь пробудить. Но чуда так и не случилось. Она не могла интуитивно почуять раны, ожоги или переломы, однако относилась к своей работе гораздо серьезней, чем многие из девушек. Скрытые же болезни не распознавал никто. Считалось, что хворь приходит от Бога для какой-то цели и исцеление находится в душе человека. И только Миртл должен решать кому жить, а кому умирать.

В лагере проживало немного врачевательниц. Некоторых идвионок приглашали, когда не хватало рук и была необходима помощь в обеззараживании ран или еще какой-то работе, не требующей большого опыта и знаний.

Доротея собрала в своей палатке десять врачевательниц, тех, кто хоть что-то понимал в травах и лечении. Она обратилась к ним с просьбой о поддержке, поскольку одерты умирали от неизвестной болезни и необходимо было с этим что-то делать. Но ее слова девушки восприняли с возмутительным безразличием.

– А у врачевательниц забота какая? А такая, чтоб лечить ранения, а не спасать от проклятий. Ну, верно ведь, девочки? – обратилась Этель к врачевательницам. Те с готовностью закивали.

– Я согласна! – пропищала, словно котенок, Маргарет.

– Так значит, если кто-то заболеет… ну, не знаю… простудится, то вы не поможете? – подбоченилась Доротея.

– Нет… или…

Маргарет растерялась и замолчала. Бывало, она говорила быстрее, чем успевала все хорошенько обдумать. Хенрика считала, что ее узкий лоб указывал на скудность интеллекта. У Этель был такой же. А выражение лица девушки всегда демонстрировало протест. Хенрика никогда не понимала мотивов Этель врачевать одертов.

– Да мы здесь ишачим с утра до ночи! – возмутилась Этель. – Одертам ли на нас наговаривать и спрашивать о неясной болезни, которую сами же занесли в лагерь?

– Бесстыжая! – проворчала Доротея.

– Хочешь заразиться, Доротея? Дело твое. Я здесь не за этим. Как и все мы. Да, девочки? – Этель снова посмотрела на врачевательниц, которые в ответ одобрительно замычали.

Хенрика поняла, что зря уступила Доротее и позволила организовать всеобщее собрание. Этель, Маргарет и другие врачевательницы, в отличии от Хенрики, не давали обещания виктигту и могли покинуть лагерь в любую минуту. Только она была по-настоящему привязана к этому месту.

– Чтобы не терять времени, обращусь сразу ко всем с одним вопросом, – сказала громко Хенрика. – Кто намерен помочь одертам справиться с этой новой болезнью?

Руки подняли Доротея и Гертруда и она сама. Остальные врачевательницы пристыженно опустили головы. Все, кроме Этель, разумеется. У нее совести за душой водилось немного.

– Раз так, вы свободны, – произнесла Хенрика, постукивая пальцами по бедру.

Врачевательницы одна за другой покинули палатку. Хенрика с грустью смотрела им в спины.

– Нет, вы видели, какие бессовестные?! Рвут они жилы с утра до ночи! Ну-ну! – ругалась Доротея.

– И пусть. Забудь о них, – махнула рукой Хенрика.

Доротея бушевала и металась из стороны в сторону, сетуя на невежество и безразличие людей к чужой беде. Гертруда, наблюдая за ней, разглаживала пухленькими пальчиками на коленях передник.

– Ну, право, – заговорила девушка, – не держи на них зла. Давайте не будем с врачевательницами ссориться.

– Не будем ссориться? А как иначе, Гертруда? В лагере Тени завелись, а Этель и Маргарет затряслись от страха, как заячьи хвосты. Да и другие тоже. Напролом действовать надо! Вот из-за их трусости другие люди и гибнут. Из-за таких, как эти наглые морды, никогда в мире союза не будет. Это предательство.

– Нет-нет, – затараторила Гертруда, – не горячись! Боятся они, ну, чего уж за то их винить.

– А мы не боимся?

– Забудь про них, – попросила Хенрика. – Давайте лучше подумаем о том, что уже знаем.

Немного поостыв, Доротея подошла к Хенрике и Гертруде и заговорщически произнесла:

– Я думаю, одертов заразили альбиносы.

– В этом я уже сомневаюсь, – покачала головой Хенрика. – Ну, посудите сами. Эйл получил, предположим, рану в битве. После ранения прошло пять дней. Эйл перевоплотился самый первый, но почему остальные кригарцы не обернулись в тот же день? Они ведь вместе сражались. Нет, заражение случилось уже после битвы.

– Именно! – воскликнула Гертруда и вскочила с лавки. На ее щеках от волнения проступили алые пятна. – Некоторые одерты почти одновременно обратились в оборотней, так ведь? – Хенрика кивнула. – Значит, их заразили всех вместе.

– Нам надо выяснить, где это они были, – заключила Доротея. – Мы что, должны еще и свидетелей опрашивать?

– Может и нет. Скоро придет Йозеф, – вспомнила Хенрика. – У него и спросим.

– Кто такой Йозеф?

– Фактотум виктигта.

Йозеф – худосочный одерт с вытянутым лицом и широкими скулами – явился под вечер в палаточный госпиталь. Его белые сальные волосы были всклокочены, а от тела неприятно разило по́том, но это не мешало ему с гордым видом восседать на скамье, рассказывая врачевательницам о еще троих зараженных. Их убили на стадии превращения, чтобы не подвергать опасности лагерь. Любопытно то, что никаких порезов на руках тех одертов не было. «Виктигт оказался прав, – нехотя признала Хенрика. – Альбиносы никого не заражали».

– Йозеф, ты хорошо знал новых жертв? – поинтересовалась Хенрика, присев рядом с ним. Почуяв вонь, она поспешно отодвинулась.

– Ну да, – кивнул Йозеф.

– Эйл со всеми водил дружбу?

– Не шибко. Мужики его не принимали. Эйл, как клещ, впивался в них, говорил всякую хр… кхм, дрянь.

Хенрика замолчала, обдумывая следующий вопрос. Врачевать она умела, а вести расследование – нет. Мысли ее кружились и жужжали, как рой пчел.

Йозеф поднял взгляд на стоящую перед ним Гертруду. Она зарумянилась и скромно потупилась. Йозеф поинтересовался:

– А чего это вы меня расспросами давите?

– Нет, нет. Мы просто разговариваем, – с улыбкой ответила Доротея.

– Ну, ладно. В общем, Эйл ходил, как и все, в игральный дом. – Йозеф поскреб затылок длинными пальцами. – Ну, туда все ходют… Чаще, конечно, в бордель, но в «Колоду» тоже…

– Они там что-то ели? Или пили?

– В борделе?

– В «Колоде»!

– А как же! Местный эль пили. – Йозеф причмокнул. – А еще, знаете ли, играть в карты, кости или в триктрак без запеченного кабана – это грех. Но последний раз Чирка предложил нам похлебку. Толкал ее всем, кому не лень.

Хенрика задумалась. Она чувствовала, что приближается к разгадке. Возможно, если они сейчас узнают правду, она снова поверит в себя и свой дар. Ощущение бесполезности затягивало в болото уныния, вязкое и глубокое. Выбраться из него нелегко, но тонуть Хенрика не хотела.

– Кто такой Чирка? – поинтересовалась Гертруда.

– Ему же игральный дом принадлежит, – ответил Йозеф так, будто это должен знать каждый.

– А что за похлебка? – спросила Хенрика.

– Невкусная. Я ложку попробовал и… – Он оборвал себя, спрятав глаза от смущения. – При дамах не следует такое обсуждать, конечно, но это… кхм. Пронесло меня в кустах. От одной ложки! Но не все ее ели, а только… – Йозеф неожиданно замолчал. Его озарила догадка. – Эйл, Лукас, Карл, Вигго, Сигурд… Они же ели. Они и померли. Так чего, из-за похлебки что ль? – От волнения он даже привстал.

– Погоди с выводами! – положив руку на плечо Йозефу, Доротея опустила его на место.

– А что в похлебке той было, знаешь? – допытывалась Хенрика.

– Ой, знаю… еще как знаю. – Йозеф скуксился, понимая, что дело табак. – Так, значит, все из-за этого… Там ведь мясо это гадкое! Чирка хвастался, что убил уруку на опушке леса.

– Хищную тварь, что питается падалью? – содрогнулась Доротея. – И они это ели?

– Меня другое интересует, – вмешалась Гертруда, – как ему удалось ее поймать? Она ведь быстрая, как стриж.

– Да она чахла, как он сказал… – мямлил Йозеф. – Он в полудохлую стрелу пустил. Ну и сварил похлебку. Сам не ел, горчит. Остальным понравилась. Ой, чувствую, виктигт рассердится. Ой, Чирка…

Упоминание о виктигте заставило Хенрику стиснуть зубы и отвести взгляд в сторону. Она хотела промолчать, но не смогла:

– Да вашему виктигту рассердиться, как… как плюнуть.

– Уж не скажите! – вступился за одерта Йозеф. – Наш виктигт суров, верно, но справедлив.

– А ты можешь ему пока не сообщать о нашем открытии?

– Не могу! – сказал Йозеф, вновь поднимаясь с лавки, но Доротея уверенным толчком в плечо вновь усадила его обратно. – Я обязан ему доложить! Он ждет от меня извещения. Я его фатокум.

– Фактотум, – с улыбкой поправила Гертруда.

Врачевательницы долгими уговорами выпросили у Йозефа немного времени, чтобы самим поговорить с Чиркой. А вдруг он невиновен? И зачем дергать виктигта, занятого человека? Йозеф пообещал, что не сразу уведомит виктигта об их беседе. У девушек был час, чтобы самим во всем разобраться, поэтому они, ни минуты не медля, отправились к известному в узких кругах Чирке за ответами.

В игральном доме врачевательницы очутились впервые. Выглядел он не так плохо, как они себе представляли, тысячи раз проходя мимо. Большой и высокий павильон со множеством длинных столов и стульев из клена. Даже стойка имелась – за ней стоял усатый Чирка. Рядом размещались бочки с элем, пахло солониной и копченой колбасой. За столами компании одертов предавались азарту. Рядом, завлекая пьяных мужчин, крутились шлюхи.

– Врачевательницы? – удивился Чирка и уперся двумя руками в стойку. – Чего вам угодно в моей «Колоде»?

– У нас к вам дело, – произнесла Хенрика.

– Какое дело? Сыграть хотите, что ли?

– Нет. – Хенрика не знала, как начать, но решила, что лучше сказать все прямо: – Кажется, ваша похлебка обращает одертов в оборотней, – шепнула она.

Чирка нахмурил брови. Какая похлебка? Какие оборотни? Видя, что Чирка не может взять в толк, что от него хотят, слово взяла Доротея:

– Вы поймали уруку и сварили из нее похлебку, верно?

– А-а. Ну да, да.

– Мы подозреваем, что похлебка каким-то образом обращает одертов в оборотней.

В игральном доме воцарилась тишина. Доротея подумала, что все ее услышали. Но, оглянувшись, врачевательницы заметили вошедшего в «Колоду» виктигта. Позади него топтался Йозеф и пристыженно смотрел на Хенрику. Обещания своего он не сдержал.

– Почему пошли говорить с Чиркой без меня? – возмутился виктигт.

– Господин, мы намеревались кое-что уточнить, – деловито произнесла Доротея. – Не будем же мы обвинять человека просто так.

Одерты вернулись к игре и о чем-то негромко заговорили. Но Гертруда заметила, что они косятся на их компанию и пытаются подслушать разговор.

– Ну, Чирка, – обратился виктигт к одерту, – чем кормил кригарцев?

Чирка ощутил неприятное чувство вины. На лбу выступила испарина, которую он вытер уголком фартука.

– Я же не знал.

– А точно это урука была? – уточнил виктигт.

– Урука, господин Ингвар.

По «Колоде» прошелся тревожный шепоток. Виктигт снял перчатки и положил их на стойку.

– А как ты ее поймал? – спросил он.

– Чахла она под деревом от чего-то… Ну, я в нее стрелу и пустил. Решил похвастаться добычей и наварил похлебки.

– А сам-то ел?

– Горьковата, не ел. Хотел вылить, да сперва дал на пробу Эйлу, а он сказал, мол, годная жратва, оставляй. И я оставил.

Чирка опустил голову. Сердце его сжалось. По его вине умерли люди, которых он хорошо знал и не желал им вреда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.