Ливийский лохотрон

Собрали паспорта, сдали шефу, разбрелись по аэровокзалу, ждем. Хочется отметить одно событие, которое произошло со мной и еще двумя товарищами во время этого ожидания. Вроде бы ничего особенного, но все же. Сидим на чемоданах недалеко от входа в зал ожидания. Подходит к нам старушка-божий одуванчик и говорит, что нас вскоре ждет тяжелое испытание, просит купить у нее брошюрку-молитвенник, с «Отче-наш», «Спаси и сохрани» и еще что-то в этом роде. Мы их, конечно, приобрели, дали бабушке еще сверх той суммы, что она просила за молитвенники, и попросили ее помолиться за нас церкви. Не знаю, совпадение это или нет, но вот такой факт с нами, имел место быть. Может действительно, чей-то ангел-хранитель, таким образом, пытался отвести нас от этого пути. В ангела-хранителя можно верить, можно не верить, а я после одного случая, почему то стал в него верить.

Октябрь 2001 год. Крым. Феодосия. Мыс Опук. Военный полигон ПВО Украины. Я командирован в помощь зенитно-ракетному дивизиону С-200 Васильковской бригады ПВО для выполнения боевых стрельб. Моя задача, с помощью автоматической контрольно-испытательной передвижной станции провести диагностику двух зенитных ракет, настроить головки самонаведения и радиовзрыватели, подготовить их стрельбе. Обе ракеты полностью прошли диагностику и получили «добро» на стрельбу. В 17 часов их везут за 40 км на стартовую позицию и начинают проводить контроль на пусковой установке. И, удивительное дело: одна из ракет «не хочет» проходить окончательный контроль. Второй, раз, третий, не проходит. Непослушную ракету везут обратно ко мне на станцию в час ночи. Подключаемся, проводим диагностику, все идет как надо. Печатаем контрольный чек проверки и возвращаем ракету на стартовую позицию уже под утро. Заряжают ракету на пусковую установку, проводят предстартовый контроль снова, все о’кей. Через четыре часа именно эту ракету пускают по мишени и…, сбивают ТУ-154 над Черным морем. Чей-то ангел-хранитель кого-то из пассажиров этого самолета, прикладывал свои усилия, чтобы эта ракета не стартовала, но человеческую тупость и самоуверенность этот ангел-хранитель преодолеть не смог и произошла трагедия.

Зенитная ракета комплекса С-200, такая и поразила гражданский лайнер Ту-154 над Черным морем в октябре 2001 года. Стреляла киевская бригада из г. Васильков. Фото автора.

Я иногда думаю, может то, что случилось со мной в Ливии, плата за то, что я хоть и косвенно, но оказался причастен к гибели этого лайнера. Конечно, пускал ее не я, и даже спорил с начальством, что нельзя пускать ракету без самоликвидатора и малой зоной запрета для полетов. Виню себя в том, что не настоял на своем, хотя ко мне, особо никто не прислушивался. В конце концов, можно было бы, что-нибудь сломать, но не дать провести эту роковую стрельбу.

Но вернемся в аэропорт. Через пару часов нам роздали билеты на самолет и путевки в пансионат в один из курортов Туниса. Причем билеты туда и обратно. Обратный билет был через неделю после прибытия. Никто ничего не объясняет, проходим паспортный и таможенный контроль, садимся в Боинг-737 и летим в Тунис.

Вот он африканский континент с высоты 2000 м. Ливия. Триполи. 2010 год. Фото автора.

В аэропорту одного из городов Туниса садимся в туристический автобус с русским гидом и часов около шести совершаем путешествие через весь Тунис на средиземноморский курорт города Махдия. Все было включено, все оплачено. Полупансион на 18 персон, минимум долларов по 600 на брата, итого, кругленькая сумма, была оплачена Шадровым, особо не напрягаясь. Откуда эти деньги никто не задумывался. Отдыхали по полной. Отдельная часть нашей братии попивала водочку, сдвинув шезлонги под пальмами в тесный круг; благо народ позаботился, водка, коньяк, самогон все в изобилии, закусывали, в основном как водится салом. Кто-то наслаждался средиземноморским климатом, купался, загорал, участвовал во всевозможных увеселительных шоу, каждому, как говориться, свое.

Пять суток, из положенных по путевке семи, пролетели как один день. На шестые сутки посадили нас в шикарный автобус и, ничего не объясняя, куда-то повезли. Можно было подумать, что едем мы на какую-то экскурсионную поездку, правда, без экскурсовода. Ехали мы часов, наверное, шесть, не меньше. За окном пейзаж менялся незначительно, оливковые рощи сменялись немногочисленными поселениями в арабском стиле. Почему-то запомнился цвет почвы. Вроде бы песок, как в Ливии, но почему-то какого-то серого цвета. В Ливии почва не такая. Там песок, верней даже не песок, а очень мелкая, похожая на глину субстанция желтого, а порой даже красно-желтого цвета.

Дорога, не плохого качества, машин не особо много. Бензин в Тунисе дорогой, так же как и у нас, по мировым ценам, по доллару за литр. Поэтому и машин не много. Живут тунисцы не богато, своей нефти, как в Ливии у них нет. Основной доход – оливковое масло. И оно у них отменное. Хотели мы запастись им на обратной дороге, но судьба распорядилась иначе.

По истечению времени пейзаж за окном поменялся. По обеим сторонам дороги появились большие жилые палатки, как потом выяснилось, это были лагеря беженцев. Конечно, мы уже догадались, куда мы направляемся. Впереди тунисско – ливийская граница. Автобус остановился метров за 100 до пограничного пункта « Рас-Джадир», и дальше мы идем пешком. Пограничный контрольно-пропускной пункт и таможня представляет собой небольшое одноэтажное здание, две полосы движения в одну и обратную сторону со шлагбаумами, между ними стеклянная будка с пограничником. Машины по дорогам идут в обе стороны, больше на выезд, чем на въезд. Досмотр поверхностный, багажник, салон, проверка документов, отметка в паспорте и все.

Из Ливии едут семьями, порой с имуществом. Нам приветливо улыбаются, «Украния, Руссия, коис (хорошо)». Паспорта мы отдали Шадрову еще в автобусе, а пока он удалился делать отметку о выезде из Туниса, мы обозреваем окрестности. Заработали ливийские операторы мобильной связи «Мадар» и «Либиана». У некоторых ребят были сим-карты этих операторов, сим-карты после уезда из Ливии, они не выбросили, вот они и пригодились. Позвонили тем, кто оставался в Ливии после начала революции. Саша Дробязко из Севастополя позвонил одному из тех, кто вместе с нами работал в бригаде «Лива Аль-Сумуд», а по-нашему на «Веге». Это был Серега Воробьев, спец по всем специальностям, он остался в Ливии по причине, как мне думается, нежелания расстаться со своей подругой- Любой, медсестрой одного из многочисленных госпиталей, с которой он жил душа в душу уже лет не менее пяти. Жили они в коттеджном поселке, именуемом «Русский кэмп», где в 2010 году жили и мы с Сергеем Бычковым. Там же проживали до нас, причем, вместе с женами, еще двое наших товарищей по несчастью. Кроме нас, там проживали еще много хабиров, то есть специалистов, из Белоруссии, Украины, России, Болгарии, Индии, Северной Кореи, Вьетнама, Китая, Филиппин и еще каких то стран. Особо меня привлекала и удивляла такая картина, когда маленькие дети разных народов играли вместе на одной площадке. Они что-то кричали друг другу на разных языках, и что удивительно, ведь понимали друг друга, они разговаривали между собой, спорили и находили общий язык. Вот у кого надо поучиться нашим политикам.

«Воробей» отвечает на звонок, говорит, что обстановка в Триполи спокойная, он нашел себе работу, охраняет брошенные дома, получает какие-то деньги, живет со своей Любой, покидать Ливию не собирается. Мы, как бывшие работники спрашиваем про «Вегу». «Серый» говорит, что за месяц до этого, был нанесен удар дронами по позициям обоих дивизионов, полностью выведены из строя антенные посты и станции разведки и обнаружения. Вся остальная техника осталась целой, но без антенн, как без глаз она была бесполезной. Даже ракеты все, как одна были целехоньки, но и они были лишь красивыми игрушками для парадов.

Таким образом, работа крымской четверки специалистов по С-200 однозначно отпадала, значит, думали мы, надобность в нас, как военных специалистов отпала, будем работать по контракту, как нефтяники. Только и этому не суждено было сбыться.

У Шадрова с паспортами происходит какая-то неувязка, прошло более четырех часов, как мы приехали, а его до сих пор нет. Уже начинает смеркаться. Кто-то из наших что-то, где-то услышал, что Шадрову не дают «добро» на выезд из Туниса, и что он, якобы, связывается с посольствами Украины и России с просьбой о помощи. Не знаю, как российское посольство, а украинское дает категорический запрет на въезд в Ливию. Начинается некоторый ажиотаж, встает вопрос о возвращении домой и отказ от поездки. Автобус, который нас привез все еще стоит в 100 метрах от пограничного пункта. Все еще можно вернуть назад, продолжить отдых в том же пансионате, где все оплачено и осталось целых два дня и в наличии билеты на обратный путь. Может у кого-то, и были такие мысли, но мы храбрились друг перед другом, и стыдились в этом признаться.

Судьба давала нам шанс, чей-то ангел-хранитель старался, как мог, но мы в очередной раз не прислушались к своему сердцу и шагнули в неведомый для нас мир ощущений. Но Шадров не был бы Шадровым, если бы не разрулил эту неувязку. Толи он дал взятку кому-то из погранцов, не знаю, но инцидент был улажен, и мы следуем на ливийскую половину КПП, где нас пригласили на таможенный досмотр. Нам возвращают наши паспорта, но держать их в руках нам придется в последний раз. Народ немного заволновался: мусульманская страна с сухим законом, а у некоторых в чемоданах спиртное, сало, свиная колбаса. Досмотр проводят военнослужащие-женщины, все запрещенное, естественно изымается. Но, после коротких переговоров Шадрова с начальством, нам, странным образом, все возвращают. Чем он их убедил, можно только догадываться.

Таможенный досмотр закончен, снова Шадров собирает наши паспорта, всё, дороги назад больше нет. Мы в Ливии. Время к полуночи. Идем в небольшое кафе, недалеко от КПП, что- то нам дают перекусить, сидим за столиками, на стене висит большой плазменный телевизор, идет какая-то арабская развлекательная передача, ничего не говорит о войне, о революции. Отношение к нам более чем доброжелательное, входящие здороваются, приветствуют. Ну, прямо как в былые времена.

Через час, полтора приглашают всех выйти на улицу; на дороге стоит несколько внедорожников и микроавтобус, группа вооруженных автоматами арабов что-то обсуждают с Шадровым. Получаем команду грузиться в машины, и начинаем движение. Снова накатывает небольшое волнение, но это наедине, а в кругу таких же, как и ты мужиков, как-то отходит на второй план. Время за полночь, всех клонит в сон, кто дремлет, кто смотрит в окно, пытаясь вспомнить ту свою Ливию, в которой проработал не один год. Это ведь только я пробыл в этой стране всего лишь год, все остальные по сравнению со мной ветераны. Самый меньший срок три-четыре года, а кто-то проработал в Ливии десять и более лет. Многие прошли через воинские части многих городов этой североафриканской страны. Это Бенгази, Триполи, Сепха, Злытань, Мисурата и другие, названия которых, мне как новичку, трудно было запомнить. Некоторые успели поработать не только в системе ПВО, но и на ремонтных заводах и частях, которые курировал сын Муамара Каддафи – Хамис.

Это те, кому посчастливилось вырваться из фирмы Халида. У Хамиса они получали своевременную и полную зарплату, продовольственный паек и имели нормальные жилищные условия. Каждый из этих людей, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени, сталкивался с Александром Федоровичем Шадровым. Про него уже тогда ходили легенды. Мало кто положительно отзывался об этом человеке. Но были и те, кто его боготворил. Но таких было всего пара человек. К моему сожалению, таким оказался и мой товарищ Сергей Бычков. Чем Шадров его так расположил к себе, не пойму, но думаю, не обошлось тут без общей любви к застолью. Как я уже упоминал, самогон среди нашего брата в Ливии не гнал только ленивый, но даже тот, кто вообще не употреблял спиртное. Надо отдать должное Шадрову. В вопросах организации всевозможных застолий ему трудно было найти равных. Бычков прекрасно играл на гитаре, спиртное в избытке, шикарный стол из жареной на углях молодой баранины, свежевыловленных осьминогов и других даров Средиземного моря, накрытый подругой Шадрова, медсестрой украинкой Катей, что еще надо, чтобы хорошо угостить собеседника и расположить его к себе. Несколько раз мне тоже доводилось принимать участие в таких посиделках, но не так часто, как в этом участвовал Серега Бычков и Юрка Паршиков со своей подругой жизни, тоже медсестрой, из того же госпиталя, и тоже украинкой Лилей. О Кате и Лиле я еще буду рассказывать в дальнейшем своем повествовании, так как они принимали активное участие в нашей жизни во время тех ливийских событий. Обе эти дамы были подругами, работали, как я уже упоминал, в одном госпитале, жили в одном общежитии, знали Шадрова и Юрку не один год, вместе с ними имели на побережье в коттеджном поселке небольшой домик, там и жили, время от времени в перерывах между дежурствами в госпитале.

Часа через четыре подъехали к воротам, какого-то жилого комплекса, внутри в два этажа контейнерного типа домики, несколько человек вооруженной охраны. Быстро расселились по комнатам, часа четыре отдохнули и снова в путь. Уже давно рассвело, едем, смотрим в окна; не часто, но попадаются дома с дырами от попаданий толи снарядов, толи ракет, никто ничего не объясняет, делаем выводы сами. Но на улицах все спокойно, люди спешат по своим делам, работают магазинчики, которых здесь в Триполи предостаточно чуть ли ни на каждом углу. Наконец, 22 июня мы прибываем на первое место, где нам пришлось пробыть чуть больше недели.

Место это, полностью построенный, оборудованный по последнему слову медицинской техники госпиталь. Несколько трехэтажных корпусов расположенных цифрой 8, внутри каждого круга этой воображаемой восьмерки просторные скверики с беседками для отдыха, входы и выходы каждого корпуса на обе стороны, весь комплекс окружен довольно высоким забором, двое ворот, на каждой по нескольку человек вооруженной охраны. На территории госпиталя имеется два теннисных корта, волейбольная площадка, открытый плавательный бассейн, несколько вспомогательных сооружений, банно-прачечный комплекс, кухня и прочие неизвестные нам постройки. По всему видно, что больничный комплекс только что построен, но еще не вступил в эксплуатацию. Нам предложили разместиться на втором этаже одного из корпусов. Шадров с сыном и дочерью расположились в том же корпусе, на первом. Мы заняли палаты по четыре человека в каждой. Палаты, как говориться «муха не сидела», матрацы еще в целлофане, тумбочки с комплектом пастельного белья, шкафы для верхней одежды, все новое, все на своих местах. Огромные окна во всю стену, система вытяжной вентиляции, жалюзи, система пожаротушения, все как положено. Палаты расположены по одну сторону очень широкого коридора, в котором через каждые 30 метров огромный плазменный телевизор, вокруг которого, абсолютно новые мягкие диваны и кресла. Между двумя соседними палатами туалетная комната с душем и ванной. На корпус, один медицинский пост, оборудованный компьютером, системой видеонаблюдения, системой оповещения и еще какими-то системами, нам пока не ведомыми, но вскоре обследованными в полном объеме, включая программное обеспечение многочисленных компьютеров. Каждый из нас считал себя не последним в вопросах радио, электро, компьютерной и всякой там техники, и каждый подсознательно, а может и сознательно старался показать себя перед товарищами в лучшем виде. Поэтому каждый прибор, попадавшийся нам по пути по мере обследования территории медицинского комплекса, был ощупан, опробован в действии и озвучен перед приятелями. В замке каждой из дверей были вставлены ключи, а это значит, все эти двери были нами открыты, все помещения обследованы, благо, кроме нас во всех помещениях не было ни одной живой души. Тщательно были обшарены второй и третий этаж, а также выход на крышу. Тот корпус, который мы занимали, составлял лишь одну двадцатую часть всего комплекса, и это не давало покоя нашему любопытству. Одного корпуса нам оказалось мало. Несмотря на запрет покидать выделенный нам корпус, народ потихоньку начал путешествовать по всему комплексу. А посмотреть там было на что. Один из корпусов относился к отделению стоматологии. Такого оборудования я не видел даже в кино. Такое у нас появиться, наверное, лет через десять, если вообще появится. В общем, бродили мы по разным корпусам с отвисшей челюстью и не переставали удивляться. Строили комплекс, как я понял, французы, все было доведено до ума и сделано в лучшем виде. Обследовали мы и крышу. По всей крыше от корпуса к корпусу были достаточной ширины переходы, поэтому мы побывали на крыше каждого. Запрет вылезать на крышу мы, естественно, проигнорировали. Взрослые мужики, все в основном пенсионеры, а вели себя как малые дети. И ничего, что все просматривается со спутника, что в небе гудят беспилотники, иногда пролетают транспортные или разведывательные самолеты, на небе, как обычно бывает в Ливии без облачка, мы лазаем по крышам, нам интересно. Нашлись любители, кто разделся догола и прилег загорать на крыше корпуса. Нашей безалаберности и глупости не было предела. В один из дней нашего пребывания в медицинском комплексе, будучи на крыше наблюдали пролетевший над нами небольшой турбовинтовой самолет, который, как мы потом узнали от посещавших нас периодически арабов, сбросил французский десант, и что он, якобы уничтожен отрядом спецназа ливийской армии. Не часто, но все же приходилось нам слышать отдаленные раскаты взрывов, где то за горизонтом черные клубы дыма от разрыва пущенных с беспилотных аппаратов ракет. Все это мы знали и видели, но никаких выводов для себя не делали, тупо, как бараны следовали за своим вожаком. А вожак наш, Шадров Александр Федорович, рано утром покидал нас и возвращался только поздно вечером, не особо заботясь над тем, чем мы тут питаемся. Все запасы, привезенные с собой, у кого что было, мы съели и выпили в первый день пребывания. Иногда он, конечно, что-то нам подкидывал. Но это было, всего на всего, несколько пачек макарон, иногда несколько сырых курей, хлеб, сахар, питьевая вода в бутылках по 1,5 и 6 литров. В корпусе была комната для разогрева пищи и совмещенная с ней столовая, в которой были столы и стулья, но не было ни тарелок, ни ложек, ни стаканов. Курей и макароны варили в этой комнате. Где-то раздобыли большую кастрюлю, тарелки делали из семилитровых пластиковых бутылок, которых на всех сначала не хватало, потом по мере поступления питьевой воды, этими самодельными тарелками, обзавелись все. Иногда, когда приезжали арабы, то привозили сладкую воду в металлических банках, от которой еще больше хотелось пить. Оставшийся хлеб резали на сухари, раскладывали на свободных столах и сушили. Когда не привозили хлеб, питались сухарями. Когда вернулись на это место через два месяца, наши сухари так и оставались лежать на столах, и мы их тогда моментально съели, поскольку после нашего бегства обеспечивать нас едой никто не собирался.

Чем питался Шадров со своим семейством, я не знаю, с нами он никогда не принимал пищу, ни тогда, ни позже и даже в тюрьме он питался отдельно вместе со своими заместителями и неравнодушными к нему товарищами. Готовить пищу из того скудного провианта, что нам иногда привозили арабы вызвался один товарищ, звали которого Стас Селиванов. Бывший десантник, афганец, возрастом чуть моложе нас, этакий былинный богатырь Илья Муромец. Кроме готовки он еще и каждое утро драил полы в вестибюле, хотя они и так сияли как в музее и практически не пачкались. Каким образом он оказался в нашей компании – загадка. На стене палаты, где квартировал Стас, был прикреплен большой флаг ВДВ с надписью «Никто кроме нас». Если мы все были, кто больше, кто меньше связан с системами ПВО, то Стас, как парашютист – десантник, как-то не вписывался в нашу компанию. Поговаривали, что его, Шадрову, толи навязали, то ли рекомендовали какие-то большие начальники из депутатского корпуса Украины. Стас вроде бы был, каким-то депутатом городского совета Днепропетровска. Вероятно, ожидались немаленькие финансовые потоки, и кто-то очень хотел держать руку на пульсе нашей экспедиции. Но это все было на уровне наших тогдашних размышлений и умозаключений в кулуарах больничного комплекса. В дальнейшем, Стас еще несколько раз появлялся в нашем поле зрения, но обо всем по порядку. Мы по-прежнему продолжали обследовать госпиталь, загорать на крыше, с утра до вечера смотрели различные сериалы. Некоторые товарищи позаботились, взяли с собой ноутбуки и коллекции фильмов на любой вкус. Для инженера радиоэлектроника подключить ноутбук к плазме не составляет особого труда. Так пролетела неделя, может чуть больше. Вот, наконец, в один прекрасный день поступила команда ехать в офис нефтяной компании подписывать контракт. По нашу душу подогнали несколько машин и, мы поехали в один из районов города, где находилась эта контора. Через полчаса езды подкатили к незнакомому мне офису. Он находился в одной из квартир дома на узкой городской улочке. Со стороны совершенно невозможно догадаться, что это один из офисов российско-ливийской нефтяной компании. В мое прошлое пребывание в Ливии в 2010 году я неоднократно бывал в главном офисе компании, мы с Бычковым, иногда бывали в офисе нефтяной компании, когда забирали из офиса Славку Качуру, нашего товарища по тем временам, в дни, когда у него был неисправен его автомобиль. В большинстве случаев я обычно сидел и ждал его в машине, но случалось, и побывать внутри. Достаточно просторное одноэтажное здание в арабском стиле, большой внутренний двор за красивыми, кованой вязью воротами. Во дворе под навесом стоянка для автомобилей, где стояли шикарные «Мерседесы» и «Лексусы». Внутри здания, большой круглый холл, по кругу небольшие коридорчики, за которыми отдельные кабинеты работников компании. В холле, как и везде, огромные, во всю стену, портреты лидера революции полковника Каддафи. Но на этот раз нас привезли не в этот офис. Это были две смежных квартиры, наспех переоборудованных под офис. В каждой было по три комнаты, кухня и санузел. Каким-то образом в переходе между квартирами была оборудована кальянная комната под открытым небом, с небольшим фонтаном, ковром на полу, клетками с попугаями и небольшими скамеечками. Из охраны, несколько довольно молодых пареньков, вооруженных АКМ. Они же варят кофе для нас и хозяев офиса. Нам предложили расположиться на нескольких кожаных диванах и креслах и угостили сваренным по-ливийски кофе. Как чай, так и кофе ливийцы готовят своеобразно. В емкость насыпают на треть объема молотого кофе, как правило, йеменского, чуть ли не половину объема сахара, заливают кипятком и варят, не снимая с огня помешивая, почти полчаса. За это время получался очень сладкий напиток больше похожий на сироп, чем на тот кофе, который мы, европейцы, привыкли пить. Подают в миниатюрных чашечках, в которых половина гущи. Примерно точно так же готовят ливийцы и чай, как черный, так и зеленый, причем чай они не заваривают, как мы, а варят. Пьют ливийцы чай и кофе, как и все арабы, достаточно часто.

Сидим достаточно долго, чего-то ждем. Из комнаты просматривается коридор от входной двери до других комнат. Периодически появляются и исчезают, какие-то неизвестные люди. Наконец появляется Шадров с пачкой бумаги и кучей шариковых ручек. Раздает каждому по листу бумаги и ручку. Предлагает написать, какой военной специальностью каждый из нас владеет, где и на каких должностях проходил военную службу.

После написания, листы были собраны и сданы Шадрову. Никто не заикнулся о том, что речь не идет о нефтяной специальности, а идет о военной. Каждый из нас наверняка давно понял, что от нас хочет господин Шадров, но не осознавал до конца, чем, же все-таки придется заниматься на самом деле. Лично мне тогда показалось, что Шадров планирует провернуть какую-то грандиозную аферу.

Примерно зная состояние системы ПВО Ливии и особенно района Триполи, я точно знал, что привести в боевую готовность даже отдельно взятые зенитные ракетные комплексы любой из систем, не представляется возможным. Еще за год до революции, можно было бы, что-то еще сделать, заказав запасные части и ракетное топливо из стран бывшего СССР, собрав группу узких специалистов по конкретным единицам техники.

После ракетных и авиаударов стран коалиции и без того устаревшая и на 90% не боеготовая техника ПВО была практически выведена из строя. Крылатыми ракетами «Томагавк» с кораблей ВМФ США выведены из строя командные пункты, локаторы радиотехнического обнаружения и антенные посты зенитных ракетных комплексов, заводы по ремонту техники. Кое-что, конечно, осталось, но это в основном, разрозненная и разукомплектованная техника с уцелевших складов, заброшенных воинских частей, и там, куда не долетели американские томагавки.