Свод

Глава 1

Мерзкий холодный туман, выползший еще утром со стороны неспокойного моря, окончательно убедил жителей Плимута и гостей этого небольшого английского города в том, что и этот четверг будет непоправимо испорчен непогодой. Утопающие во мраке улицы чернели безлюдным унынием. Горожане были измотаны дождями. Тяжелое покрывало туч зацепилось за вершины заросших дикой травой пригородных холмов. Оно повисло над потемневшими от влаги окрестностями в конце мая 1517 года и так и замерло на весь июнь. С утра до ночи мутные ручьи стекали по краям выпуклой мостовой. Вода все прибывала и прибывала. Набрякшие загородные пруды, подпуская ее к верхнему уровню дамб, уже с трудом держались в своих границах. Окраины Плимута были близки к потопу.

Одинокий человек в черном плаще и шляпе, силой сложившихся обстоятельств вынужденный передвигаться по городу в эту мерзкую погоду, спешно шагал к постоялому двору, первый этаж которого занимало известное во всей округе питейное заведение. Добравшись до выложенной камнем ступеньки порога, он ловко поднырнул под спасительный козырек.

За дверью гаштхауза1 слышался приглушенный говор. Незнакомец озирнулся, после чего на всякий случай беззвучно обнажил саблю, нащупал дверной молоточек в виде кольца и постучал. Щелкнула верхняя задвижка, открылось окошко, и в нем, заслоняя тусклый свет душного помещения, возник чей-то силуэт.

– Мест для ночлега нет, и не говорите, что вам только обогреться, – грубо ответили с той стороны и с силой толкнули окованную створку. Вопреки желанию не обремененного хорошими манерами служащего, заслонка ударилась обо что-то жесткое и резко отскочила обратно. В ромбовидном проеме холодно блеснул кончик сабли.

– Меня здесь ждут, – глухо, чтобы не привлекать к себе внимания, произнес ночной гость, – позови хозяина.

Человек за дверью исчез, открывая для обозрения часть мрачной трапезной. В глубине обеденного зала за длинным столом сидели два английских моряка и какой-то плешивый толстяк. Королевские матросы, попирая недавний приказ столичного Адмиралтейства, за ужином употребляли что-то согревающее кровь и шумели, а их тучный сосед, вяло хмурясь на пьяные выкрики, вкушал свою скромную пищу. Места в зале было предостаточно. В проеме окошка снова появился чей-то силуэт:

– Я хозяин этого заведения, сэр. Мне сказали, что вы хотели меня видеть.

Поздний посетитель поднял руку, плотно затянутую в кожу перчатки. На ее черном фоне, безмерно радуя хозяйский глаз, весело блеснули две серебряные монеты.

– Мне назначена встреча, – произнес человек в плаще.

Грохнул тяжелый засов, и дверь открылась.

Гость ступил в помещение, пропахшее жареным мясом, пóтом и дымом. Здесь было тепло и сумрачно. Никто в обеденном зале не смог бы его рассмотреть в темной нише у входа. Хозяин учтиво поклонился ему и указал на узкую лестницу слева. Человек в плаще стал подниматься, ступая как можно мягче по ветхим скрипучим ступеням.

– Мистер, дверь слева, в конце коридора, – оставаясь внизу, тихо бросил ему вслед хозяин, – прямо под фонарем…

Гость кивнул и вскоре растворился во мраке узкого лестничного проема.

Он поднялся наверх, осмотрелся и медленно направился к указанному месту. Остановившись перед дверью, ночной посетитель поправил мокрую шляпу и постучал в изъеденный жуками дверной косяк.

Дверь тут же открылась. За ней стоял высокий молодой человек в дорогом платье испанского покроя. Его элегантное гражданское одеяние не способно было скрыть от внимательного взгляда ночного гостя хорошо тренированную фигуру военного. Левый ажурный обшлаг рукава казался жестким. Наверняка там был спрятан «испанский сюрприз» – тонкий, словно шило, короткий нож, все более входящий в моду среди аристократической молодежи Англии.

– Что вам угодно? – холодно спросил человек с «испанским сюрпризом».

Посетитель повторно смерил взглядом встречающего и осторожно вынул из-под полы сырой свиток.

– Меня зовут Джонатан Эдванс, – протянув его военному, отрекомендовался гость. – Вчера лорд Честерлейд вручил мне это приглашение.

Молодой человек взял свиток, развернул его, быстро пробежал глазами по ровным, слегка размытым дождем строкам и только после этого, поклонившись, сделал шаг в сторону:

– Вас ждут, мистер Эдванс.

Джонатан вошел. В комнате горел камин. Возле огня, опираясь на спинку тяжелого кресла, стоял высокий мужчина в темно-бордовом камзоле. Меж расстегнутыми полами добротного испанского платья сияла белизной дорогая шелковая сорочка.

Цепкий взгляд ощупывал вошедшего с неторопливостью, присущей важным особам. Гость замер у двери в ожидании. Ни мускулы на лице, ни вся его крепко спаянная фигура не дрогнули под внимательным и придирчивым взглядом.

Понимая, что перед ним человек, которого сложно смутить, неизвестный вельможа шагнул к небольшому, богато сервированному столику, стоявшему тут же, у камина, и обратился к молодому военному:

– Мистер Лоуб, оставьте нас. Я думаю, что мой английский будет понятен господину Эдвансу.

Не говоря ни слова, военный поклонился и вышел.

– Мистер Эдванс, – меж тем продолжал высокий господин, – я решительно считаю, что нам не следует ничего обсуждать, пока я не попрошу у вас прощения за то, что по моей просьбе вам пришлось проделать такой нешуточный путь под дождем.

С этими словами важный джентльмен отодвинул в сторону второе кресло, стоящее рядом с камином, приглашая таким образом Джонатана подсесть к столу. Эдванс деликатно отклонил это предложение и остался стоять на месте.

– Я верный подданный английского трона, – как можно мягче ответил он, снимая мокрую шляпу и поправляя слипшиеся от воды волосы. – Откровенно говоря, моя востребованность при дворе уже давно приучила меня не обращать внимания на такую мелочь, как непогода. Знаете ли, – продолжил он уже более непринужденно, – у нас в стране считается дурным знаком, если в это время года дождь идет реже, чем дважды в день.

Важный господин сдержанно улыбнулся в ответ, взял со стола тонкостенный глиняный кувшин и налил в бокалы вина.

– Это уместный… хороший юмор, – похвалил он Эдванса. – К слову сказать, ваша верная служба трону, или востребованность, как назвали это вы, в какой-то мере и является предметом того, что я хотел бы обсудить, но это чуть погодя. А пока же я прошу принять вас в качестве откупного подарка за предоставленные вам неудобства мое радушие.

И дабы в какой-то мере притупить вашу чрезвычайную осторожность, мистер Эдванс, самое время мне отрекомендоваться. Меня зовут сеньор Гарсиласо де ла Вега.

Я прекрасно понимаю, что человеку моего ранга не подобает представляться самому, но, поверьте, я сделал это намеренно. Во-первых, мне не хотелось бы что-либо обсуждать при чужих ушах. О! – вдруг наигранно смутился де ла Вега. – Простите мой английский. Он все же далек от идеального. А во-вторых, я с самого начала желал бы настроить нашу беседу на добрый, приятельский лад. Мне кажется, что это испанское вино очень может поспособствовать нашему взаимопониманию. Как вы считаете?

Эдванс колебался недолго. Приняв из рук де ла Вега бокал, он поднял его и, вздохнув, произнес:

– Не в моих правилах обсуждать какие-либо дела во хмелю, но, думаю, человек, который смог с помощью одного малого отряда взять с боем неприступную Остию, не станет предлагать мне что-либо недостойное. За что выпьем, сеньор?

Гарсиласо одобрительно и не без удивления посмотрел на своего собеседника.

– Хм, хоть Остия и есть дела давно минувших дней, – многозначительно сказал он, – должен заметить, мистер Эдванс, что столь глубокая осведомленность делает вам честь. Что ж, – хитро прищурился испанец, – пусть вместе с этим вином я выпью и порцию сладкой лести, но мне все же хотелось бы поднять бокал за благополучие английского трона, на службе у которого стоят такие молодые люди, как вы, Джонатан!

Гарсиласо де ла Вега сделал всего пару глотков вина и поставил бокал на каминную полку. Отломив у аппетитной жареной куропатки короткую хрустящую ножку, испанец без лишних церемоний стал закусывать.

Джонатану просто ничего другого не оставалось, как, глотнув вина, отставить в сторону бокал и последовать примеру принимающей стороны. Расчетливо рассудив, что любое удачное действие непременно следует развивать, Эдванс тут же решил повторно прибегнуть к услугам лести.

– В распоряжении испанского трона тоже немало достойных людей, – начал он издалека. – Даже если оставить без внимания штурм Остии, ваше знание английского языка просто не может не восхищать!

– Это, скорее, необходимость, мистер Эдванс, – снисходительно улыбнулся де ла Вега, – ведь при штурме Остии в моем отряде были и англичане. Каково бы мне было, не знай я их языка? Так что, – уточнил испанец, продолжая разбирать на части тушку жареной птицы, – я достаточно сносно говорю и на английском, и на итальянском. Думаю, даже поданных Франциска I я тоже смог бы понять без проблем. Что ни говори, – добавил он как-то двусмысленно, – а это очень удобно: ведь появляется возможность напрямую общаться со многими уважаемыми людьми нашей эпохи.

Взять хотя бы нашего общего знакомого – лорда Честерлейда. По моему мнению, это умнейший человек. Хотя влияние его не является явно очевидным в политических кругах вашей страны, однако многие прислушиваются именно к его слову, слову человека, знающего толк в любых вопросах политики. Лично я доверяю ему полностью. Это он рекомендовал мне вас, мистер Эдванс.

Мы с ним не стали испытывать судьбу, доверяясь письменным посланиям в одном весьма непростом деле. Позавчера утром сэр Генри лично посетил меня в этом полулегальном посольстве. Я изложил ему причину своего визита в Англию и в силу давних приятельских отношений спросил, кого бы он мог посоветовать мне взять себе в помощники? Он тут же, не задумываясь, назвал ваше имя, Джонатан.

Эдванс вздохнул.

– Я многим обязан мистеру Честерлейду, – глухо произнес он. – Лишь благодаря его заботе, я и моя семья можем сейчас безбедно существовать. Но мне кажется, что он слишком предвзято относится к моим способностям…

– Напротив, – не дал договорить испанец, – при нашей последней встрече он заявил, что все ваши достоинства изложены им мне весьма и весьма скромно. Уверен, если кто-то и в силах без всякой там политики и церемоний помочь мне в одном непростом деле, то только вы.

– Что ж, – не стал больше размениваться на любезности Джонатан, – тогда давайте об этом деле и поговорим?

Гарсиласо де ла Вега вторично предложил своему гостю сесть, и на этот раз тот не стал отказываться. Подданный испанской короны снял с каминной полки свой бокал и, устроившись напротив, спросил:

– Скажите, Эдванс, вам как человеку, уже доказавшему свою осведомленность, известна такая личность, как Хайраддин?

Джонатан, проникая в глубины собственной памяти, сделал глоток вина и не без удовольствия выдохнул приятное, неосязаемое облако тончайшего аромата.

– Если мне не изменяет память, – ответил он, – это некий грек, творящий грабеж и беззакония в Средиземном море. Насколько я знаю, он или на самом деле брат небезызвестного Барбароссы, или просто называется таковым.

– Все верно, мистер Эдванс, – радостно вскричал испанец, которому никак не улыбалась идея рассказывать своему гостю всю историю средиземноморского пиратства. – Настоящее имя Барбароссы – Арудж. Это был самый отчаянный пират из всех, кого только знают соленые воды нашего времени.

В качестве предыстории я должен рассказать вам о том, как Барбаросса сколотил свою пиратскую флотилию. Уверяю, это касается нашего дела. Так вот, упомянутый Арудж начал с того, что захватил поочередно две галеры самого папы Юлия II. А ведь это сделать весьма непросто: папские корабли полностью укомплектованы матросами, а вдобавок и солдатами. У прощелыги пирата на тот момент имелось всего лишь крохотное суденышко и горстка таких же отчаянных рубак и бандитов, как и он сам.

Он хороший игрок и в этот раз сделал верную ставку на неожиданность. Никто на папских судах и подумать не мог, что какая-то рыбацкая лодка станет их атаковать. И тем не менее оба корабля были легко захвачены вместе с драгоценным грузом, следующим прямым курсом в закрома Ватикана.

Дальше – больше. Прошел год, два, и количество золота и драгоценностей, захваченных этими пиратами в водах Средиземного моря, представлялось просто ошеломляющим. В дальнейшем, после смерти Аруджа, его брат Хайраддин, или Барбаросса II, как он себя называл, только умножил богатства своего родича! А сколько Арудж смог умыкнуть еще и в Алжире?

В конце концов, авторитет и власть Хайраддина стали столь заметны, что нам, с помощью с военных кораблей Англии и Португалии, пришлось сделать все возможное для того, чтобы приструнить этого негодяя и поймать его в ловушку.

– Так он все-таки пойман?

– То-то и оно, – сеньор де ла Вега, увлеченный рассказом, встал, обошел кресло и вытянулся во весь свой гигантский рост позади Эдванса. – Ловушкой, – продолжал он, – была приманка из золотого груза на одном из наших кораблей. Для этого были собраны самые настоящие пистоли испанской короны. Благодаря нашим стараниям, о том, что на борту судна находятся несметные сокровища, знали даже собаки в каждом торговом порту средиземноморья. Работа по осведомлению граждан была проведена просто титаническая!

Казалось бы, все удалось. Ловушка сработала. Мы их выследили и заманили. Но в тот момент, когда Барбаросса увидел, что его окружает целый флот, этот чертов пират, простите, мистер Эдванс, он… он все равно приказал атаковать нашу «подсадную утку»! Вышколенные большой практикой, пираты моментально сцепили корабли и забрали груз.

Мы еще были на достаточно большом расстоянии, и любой залп мог навредить и нашему подставному судну. Пираты же, прикрываясь им, будто щитом, самым наглым образом разогнались по ветру и выскочили прямо в нос нашему флагману. Капитан, видя, что таран неминуем, приказал развернуться, и команда приготовилась к лобовому удару. Но в последний момент бандиты ловко увернулись… – Де ла Вега схватил бокал и нервно опрокинул его содержимое себе в глотку.

– Три дня, – продолжал он, – мы гонялись за их тенью, проверяя каждый остров, каждую мель, каждую бухту, какую только встречали на своем пути. Все напрасно. Но вот – счастливый случай. Шедшие к нам на помощь суда случайно наткнулись на них. Никто и подумать не мог, что пираты затаятся там, на Вест-Пойнте, ведь он остался за нашей спиной, гораздо западнее. Но, как говорится, Бог – владыка! Видно, все же и ему надоели проделки этих негодяев.

Их выгнали из укрытия прямо во фронт. Это произошло у одного из Балеарских островов. Наш флот, стоявший в боевом порядке, тут же потопил три из пяти пиратских посудин. Две шхуны просто не справились с маневром и сели на мель. Увидев, какая армада им противостоит, пираты потеряли рассудок. Они прыгали в шлюпки и расплывались во все стороны, как крысы, приставая к берегам мелких островков, что густо рассеяны там в округе.

Мы закрыли вход в бухту. Последний из пиратских кораблей сильно пострадал. Он пытался выкрутиться, но, нахлебавшись воды, тоже вскоре сел на мель. Пираты, понимая, что их ожидает, прыгали в воду и вплавь добирались до острова. Мы вскочили в боты и стали преследовать их. У горного озера завязался тяжелый бой, но сила и умение на этот раз были на нашей стороне. Оставшиеся в живых пираты просто вынуждены были сдаться и в качестве прошения о помиловании вынесли нам тело мертвого Хайраддина.

Но никто из них – вы представляете, никто! – даже под пытками не сознался, где спрятаны сокровища Барбароссы. Скорее всего, они попросту не знали этого, ведь никто не мог бы выдержать такие муки.

В этот момент Эдванс, не понимая, какую роль в распутывании этой истории придется играть ему, неуверенно поднялся.

– Сеньор де ла Вега, – мягко сказал он, – в поисках сокровищ я, как бы это вам сказать… не сведущ, что ли… В общем, не представляю, чем я могу быть полезен?

Испанец снисходительно улыбнулся:

– Мой дорогой, мистер Эдванс. Достойные сыновья английской короны отстаивают интересы своей страны по всему миру. Их можно встретить где угодно. Они служат во многих армиях, в том числе, как я уже говорил, вместе со мной штурмовали Остию, демонстрируя чудеса воинской доблести. Но, к сожалению, есть и нечестные англичане, которые, как и такие же подданные моей страны, живут тем, что беззаконно берут дань с честных торговцев.

Все дело в том, что одним из главных помощников Барбароссы II был некто Ричмонд Шеллоу Райдер, по прозвищу «Ласт Пранк».

– «Последняя Шалость»?

– Именно так. Однажды, после очередной поимки, его подвели к заслуженной виселице и предложили прилюдно покаяться перед смертью в содеянных грехах. Он охотно согласился, но только с одним условием – ему должны были дать возможность сделать последнюю шалость. Разумеется, ему разрешили, ведь желание покаяния у любого смертного, как известно, угодно Богу. Да и, казалось бы, чего тут бояться, если кругом целый батальон солдат, крепостные стены и полная площадь разъяренных людей?

Пирату тут же развязали руки, а он, шутя, щелкнул пальцами, выхватил у офицера саблю, убил, сукин сын, двенадцать вооруженных человек и безнаказанно удрал. И это уже в четвертый раз, Джонатан! Правда, – заметил де ла Вега, – до этого он обходился без подобных выдумок.

Он хитер, как сотня лис, дерется как сам дьявол, а уж как стреляет! Ох, – тяжело вздохнул испанец, – к счастью, сейчас разговор идет не о достоинствах этого негодяя. Все это, мой друг, я говорю только для того, чтобы предупредить вас о его коварстве.

У нас есть точная информация о том, что Ричи Последняя Шалость скрывается в Англии. Он родился и вырос в Эксетере. Этим объясняется расположение моего «штаба» здесь, в Плимуте. О важности моей миссии говорит многое. Взять хотя бы письменную договоренность наших монархов о ее организации. Казалось бы, удивительно, что наши страны объединили свои усилия в поимке Ласт Пранка, но если немного подумать, то все это вполне объяснимо: на кону честь наших королевских флотов, огромные богатства и, наконец, спокойствие многих средиземноморских стран, большой интерес к которым проявляют и Англия, и Испания. Итак, в Эксетере живет семья Ричи Последней Шалости…

– Семья? – удивился Джонатан. – Он женат?

– Нет, – улыбнулся де ла Вега, – кто же захочет связать свою жизнь с этим негодяем? Там живут его отец и мачеха.

– Хорошо, – не стал спорить Эдванс, – но что нужно делать мне? Хоть я и управляюсь с саблей весьма сносно, однако вряд ли смогу остановить того, кого не смогли удержать… сколько их там было в последний раз?

– Милейший Джонатан, – растянувшись в доброжелательной улыбке, пропел испанец, – у меня даже мысли не было подвергать вас какой-либо опасности. На то, чтобы неоправданно рисковать собой, есть другие люди. Вам же, с вашим гибким и изворотливым умом, нужно лишь провести аккуратную разведку, а уж если бы удалось найти самого пирата или его след, это было бы великолепно!

В свою очередь я, – добавил де ла Вега, – уполномочен вам сообщить о том, что по упомянутому договору за эту услугу лично вас, мистер Эдванс, ждут весьма щедрая денежная награда, титул и собственная земля где-то к северо-востоку отсюда. Дарственную на нее, подписанную королем, я видел собственными глазами. Лорд Честерлейд вручит вам ее, как только… ну, вы понимаете.

Это ваш шанс, мистер Эдванс, – доверительно зашептал испанец. – За короткий срок вы сможете очередной раз проверить себя, дернуть судьбу за хвост и выиграть «золотое руно» для всего своего рода. Повторяю, вам достаточно всего лишь обнаружить Ласт Пранка или хотя бы его четкий след и сообщить о месте пребывания этого подлого убийцы лорду Честерлейду, мне или вашему новому помощнику, мистеру Лоубу.

– Да, – прочитав немой вопрос в глазах собеседника, уточнил де ла Вега, – мистер Лоуб останется при вас и будет выполнять все ваши поручения.

– Но, – вяло запротестовал Джонатан, – я всегда стараюсь делать все один, я не привык командовать.

– Придется учиться, мистер Эдванс, – ничуть не смутившись возмущением англичанина, ответил де ла Вега. – Дело это непростое, потому здесь в Плимуте и расквартированы солдаты Его Величества, готовые в случае надобности моментально прибыть в Эксетер и выполнить любой ваш приказ.

Большой бородатый человек, в одежде, обильно припорошенной мучной пылью, стоял у двери пекарни и точил нож. Скатавшись в тесто и присохнув к грубой коже на его тяжелых старых сапогах, этот налет выглядел крайне неопрятно.

Чему тут удивляться? Подумаешь, сапоги старины Уилфрида! Да во всем торговом Эксетере в обычный день трудно было бы найти пару чистой обуви. Редкий гражданин мог пройти в центре этого города хотя бы несколько кварталов, не заляпавшись грязью до колен. Что же касается самого старины Уилфрида, то он благодарил Господа за то, что у него, в отличие от многих малоимущих горожан, все-таки были сапоги, пусть и не слишком опрятные. Их наличие говорило окружающим о том, что у этого человека как минимум имелось собственное дело.

Так оно и было. Уилфрид Шеллоу Райдер, его жена Энни и две их дочери имели пекарню. Десять лет назад она досталась им после смерти отца Энни, зажиточного эксетерского лабазника2 Тома Милфорда. Дела шли неплохо, по крайней мере, голод Райдерам не грозил, а что до опрятности сапог Уила, то Эксетер вообще трудно было назвать центром культуры, хотя, справедливости ради уточним, что и до позорного статуса «свинарника» ему тоже было далековато.

Последние слова легко можно подвергнуть сомнению, если приехать в этот город, скажем, осенью и посмотреть на эксетерскую рыночную площадь, усилиями тысяч ног превращенную в трясину. И чего только не придумывали старательные горожане, дабы уменьшить неудобства, связанные с ее осенним и весенним затоплением. Торговать именно здесь мэр города разрешил сравнительно недавно, лет двенадцать назад. Таким образом он решил упорядочить уличную торговлю. Под рынок отвели самую что ни на есть бросовую землю. Деваться было некуда – собрались с силами и расчистили низменный, заросший кустарником пустырь, вокруг которого, собственно, и лежал Эксетер. Всезнающая молва утверждала, что когда-то на этом месте было прекрасное озеро, и именно оно сподвигло первых поселенцев обосноваться здесь. Однако в это верилось слабо.

В 1515 году терпение людей наконец лопнуло. Весь июль и август жители города старательно возили сюда из окрестностей песок, щебень и камни покрупнее, укрепляя капризную почву рыночной площади. Но увы! Обычные октябрьские дожди за две недели развезли всё это по примыкающим улицам. На площади остались только большие и скользкие, словно ледяные глыбы, валуны, которые из-за своей величины не могли полностью погрузиться в черную грязь. Люди падали, спотыкаясь о них, били ноги и портили обувь с октября 1515 года до мая 1516-го.

В июне горожане сменили тактику, и, пока близкие по своим масштабам ко второму библейскому потопу дожди взяли короткую передышку, площадь попросту вымостили досками.

Но тут пришел злой гений Эксетера – октябрь 1516 года, и что бы вы подумали? Словно пытаясь отомстить, октябрьские и ноябрьские дожди сотворили с площадью форменное безобразие, вымыв из-под деревянных настилов всю землю и открыв пред плачущими небесами страшные ямы.

Если представить, сколько дерева ушло на это беспрецедентное благоустройство эксетерской рыночной площади, то, пожалуй, можно было бы подумать и о том, чтобы с его помощью увеличить королевский флот на целую треть. Но, как говорится, нет худа без добра. Благодаря расторопности горожан, живо отреагировавших на последствия погодного безобразия, вся центральная часть города оказалась полностью обеспеченной дармовым топливом до самого апреля. Если быть точным, то к маю на площади, являющей из себя жалкое зрелище, уже никто не нашел бы и щепочки.

И вот, начиная с июня 1517 года от Рождества Христова, трудами трех дюжин бравых молодцов, под руководством двух господ из Лондона площадь стали мостить ровным, похожим на буханки хлеба булыжником.

Вот как раз за работой лондонских умельцев и следил Уилфрид, то и дело поглядывая на затянутое тучами небо да старательно оттачивая шершавым терпугом3 тонкое, видавшее многое на своем веку лезвие ножа.