Инволюция

Глава 3

Агата нередко ездила по разным странам и работала в исследовательских институтах по всему миру. Однако море вблизи она видит в первый раз. От мощеной набережной отходит несколько узких лестниц, ведущих к береговой косе. Проржавевшие рыбацкие судна с грустью поглядывают на море. Брошенные на произвол судьбы, они вряд ли вновь смогут встретиться с волнами. Обвалившийся бетонный причал помахивает Агате своими искореженными прутьями. Всюду валяются битые ракушки и мерзкие кучки гниющих водорослей. Стаи голодных чаек с упоением кружат над мутными водами в поисках пищи. Их громкие крики отражаются от скалистых берегов, разлетаясь эхом на мили вокруг.

Морское побережье совсем не походит на то, каким представляла его Агата. Жизнь замерла в этом месте, покрывшись бренным налетом забвения. Безрадостный пейзаж в ком угодно зародил бы скуку. Но только не в Агате. Ее глазам предстает удивительная картина. По своему самобытная и необычная. Удручающая атмосфера лишь четче обрисовывает победу времени над человеком. Окрашенная в серые тона, она пробуждает чувство покоя и тишины, терпеливо ожидающих всех в конце пути.

– Каково это? – Негромкий голос Агаты тонет в звуках набрасывающихся на песчаную косу волн и в завываниях ветра. – Каково просыпаться каждый раз рядом с морем? Слушать его никогда не смолкающий шум? Смотреть, как упорно волны точат скалы? Чувствовать прохладные брызги на лице? Каждый день.

– Этого я вам рассказать не в силах. Мне больше по душе горы. Высота птичьего полета захватывает дух ничуть не меньше, чем морской шторм. Я уже молчу про Ландманналаугар. Это чудо света нужно видеть собственными глазами.

– Исландия, кажется?

– Да. Моя родина. Я росла среди тех долин с цветами. И мое сердце всецело принадлежит им.

Восторг Агаты, пробирающийся сквозь мнимое безразличие, не остается незамеченным Мор. Она сбавляет шаг, давая время насладиться видом. Очень скоро они подходят к нужному месту. Просоленная и выцветшая под нещадным солнцем табличка гласит: «КОТельня». Негромко хлопая крыльями, на плечи Мор садится пара ворон. Остальные уютно устраиваются у окон здания.

– В подобные заведения можно с питомцами? – меряя Мор взглядом, спрашивает Агата.

– Ха ха! Конечно, нет! Просто шеф повар мой давний знакомый. Тем более, народа в такое время быть не должно.

– Хорошо. Только если в мою пищу попадет хотя бы одно перо ваших крылатых напарников, я лично попрошу повара приготовить мне ворону табака.

Мор не отвечает. Только обиженно поджимает губы, рукой поглаживая сидящего на плече ворона. Толкнув дверь, она жестом приглашает спутницу первой ступить в полумрак заведения. Изнутри помещение больше навевает мысли об антикварном магазине, чем о кафе. Вдоль стен стоят ряды шкафов, заваленных вещами: погрызенными молью гобеленами, потрепанными фолиантами, побитыми бюстами философов, вырезанными из дерева фигурками лесных животных и фотографиями людей, неизменно держащих какую нибудь добычу в руках. Даже столики и приставленные к ним стулья отличаются индивидуальным стилем, цветом и формой. Аккуратный хаос, притягивающий, заставляющий осмотреть каждую мелочь, каждый элемент безумной обстановки.

«Вот бы привести сюда Уилла. Ему бы здесь точно понравилось». Агата рисует в голове картину, как пригласит его на ужин отпраздновать победу.

Мор наслаждается произведенным впечатлением, будто это кафе принадлежит ей. Убедившись, что новая знакомая пребывает в восхищении, она подплывает к освещенной кассе.

– Мне как обычно.

Надменная фраза, несомненно, адресована человеку, копающемуся под прилавком. Заслышав голос, оттуда поднимается мужчина с половником в руках. Ростом почти с Агату. Волосы пшеничные, едва тронутые сединой. Зачесанная набок челка, касающаяся левой брови, спадает на лоб, рассеченный ранними, но пока слабыми морщинами. Поверх клетчатой рубашки – фартук. Лицо доброе, с по собачьи преданными глазами небесно голубого цвета.

– Вы поглядите, какие нелюди к нам пожаловали, – голос у мужчины мягкий. Успокаивающенежный.

– Карамельный мой, я очень голодна. Принеси мне меню и поскорее. Пониженный сахар в крови – это не шутки.

– Конечно, прошу, – мужчина протягивает руку, указывая на перегородку, отделяющую кассовое пространство от зала. – Ты тут не первый раз. Кофеварка знаешь где. Оплату оставишь на столе.

Мор корчит недовольное лицо. Повар же продолжает беззаботно улыбаться, упорно делая вид, что не замечает гневного взгляда. План Мор показать себя королевой в кафе проваливается с треском. Но она так просто отступать не собирается.

– Послушай, я – уважаемая персона. А ты мне предлагаешь самой заваривать кофе и готовить завтрак. Да как ты себе это представляешь?

«Ага, конечно, уважаемая», – посмеивается про себя Агата. Служанки в Квартале Четвероногих не разглядели статус величественной персоны.

– Ручками и ножками, Маргарет. – Половник в руках повара угрожающе колыхается. Однако Мор смело игнорирует намек. Похоже, наглость в некоторых случаях сильнее страха. – Тебе полезно хоть иногда слезать с моего старческого горба.

– О о х… – Мор решает поменять тактику: – Я сегодня такая уставшая. Все из рук с утра так и валится. Того и глядишь, как слон в лавке, всю посуду тебе перебью.

– Потому что ложиться нужно вовремя. А не смотреть до трех ночи турецкие сериалы про любовь.

Терпеливо ждущая своего часа в сумраке закрытых штор Агата переводит взгляд с одного на другого. Похоже, эти двое могут часами препираться вплоть до закрытия. Мысль, что она так и не попробует свежеприготовленной ресторанной еды, пробудила спящего кита в желудке. Консервы с вареным мясом и гречкой изрядно поднадоели за две недели. А упускать возможность было обидно.

– Кхе кхе, – стараясь стать заметнее, кашляет Агата.

– А это еще что за милое создание? – удивленно растягивает слова повар, перегнувшись через стойку.

– Ой! Совсем забыла! Сахарок, у нас пополнение в семье. Позволь представить. Это Агата МакГрегори. Я встретила ее у…

– Передайте мне меню, пожалуйста, – Агата останавливает трескотню Мор.

– Ох, такая маленькая, а уже требовательная леди! – Кажется, резкий тон гостьи совсем не задевает повара. Улыбка на его лице стала только шире.

Отряхнув руки, он принимается методично перебирать шкафчик под прилавком.

– Вы это ищете? – Агата замечает на освещенной витрине маленькую книжечку. Края у нее обкусаны. Надпись потерлась. Пожелтевшие листы в пятнах едва держатся на ослабевших ниточках корешка.

– Нет, нет. Подождите, сейчас я вам достану меню для людей. Ох, и давно здесь не было туристов, да, Морга? – Наконец то откопав желаемый листок, он передает его Агате. Этот экземпляр выглядит куда новее и красивее, чем предыдущий. – Я Бэзил Бейкери, владелец кафе и по совместительству шеф повар. И раз уж у нас гости, – на этом месте мужчина делает особый акцент, бросая взгляд в сторону Мор, – приготовлю завтрак лично. В конце концов, не пачкать же вам костюм.

Услышав, что не придется все делать самой, Мор радостно подмигивает Агате. Затем, гордо вскинув голову, облокачивается на прилавок, всем своим видом показывая, что это ее заслуга.

– Морга, а ты почему не на работе? – позвякивая чашками, спрашивает Бэзил.

– Э э, ну… – величие вмиг улетучивается. Мор отступает на пару шагов, видимо, шустро ворочая мозгами. Однако с ответом ее успевают опередить.

– Она проспала, – безапелляционно произносит Агата, не отрываясь от меню.

– Да? Быть не может! Это она, видать, шутит. Морга хоть и сидит до полуночи, но встает рано. Правильно я ж говорю, а?

– Ну, ну, хватит обо мне, – Мор нервно обрывает Бэзила. Ее глаза мечутся, а руки подрагивают.

Бедственное положение спасает Агата, определившаяся с заказом.

– Мне, пожалуйста, курицу, – выразительный взгляд в сторону воронов на плечах Мор, – в ягодном соусе. Тушеного кролика с овощами. И горький американо.

– Будет сделано. Что будешь ты, Морга?

– Душа моя, дай ка подумать. О! Знаю. Приготовь мне коттэ с ирландским виски, чизкот с клубникой, две плетеных лапки с маком, и во о он ту котобулку со сгущенкой. Чур, начинки не жалеть!

– Вам не многовато будет? – обеспокоенно спрашивает Агата.

– Самое то для легкого перекуса. Этот утренний моцион меня совсем измотал.

– Двадцать минут и все будет готово. – Учтиво поклонившись, Бэзил исчезает в глубине кухни.

Обшарив внутренние карманы, Агата достает пару купюр. Положить их на стол, как и говорил Бэзил, не удается. Подлетевшая Мор перегораживает путь.

– Дорогуша вы моя, уберите деньги. Я угощаю своего нового друга.

Агата недоверчиво смотрит в разноцветные стекла очков, но те лишь равнодушно отражают ее собственное, не самое красивое лицо. Сказанное Бэзилом не соответствует уверениям Мор. Выходит, никакую работу она не просыпала, а специально искала повода пересечься с ней. В груди поднимается волна тревоги. Что, если и про охотников она наврала? «Не нравится мне это. Нужно быть настороже».

Продолжая буравить взглядом Мор, Агата убирает купюры обратно в карман.

– Вот и славно! Располагайтесь, где душа пожелает! – Вольно взмахнув рукой, женщина указывает в направлении столов кафе. – Но, если честно, мое любимое место, это во о он тот столик в углу. Не беспокойтесь, я принесу заказ. В такое время сменщиков ночных официантов еще нет.

Винтажный стул с облезлой краской оказывается на редкость удобным. Через минуту к Агате порхающей походкой приближается Мор. Она вальяжно разваливается на соседнем стуле, шаря по карманам. Наконец то на стол перекочевывает пачка сигарет и зажигалка. Вопросительно взглянув на Агату, Мор с облегчением получает кивок. С наслаждением вытянув длинные ноги, она затягивается сигаретой. Голова откинута, являя Агате закрытые глаза. Очки Мор совершенно не торопится снимать.

Агата чувствует, что та вот вот начнет осыпать ее градом вопросов. Нос у Мор длинный не только в физическом плане, но и метафорическом. «Хорошо было бы использовать это против нее самой же», – раздумывает Агата. Нужно перенаправить болтливость в выгодное русло. Этот день показывает, что город не так прост, как кажется на первый взгляд. Отличной идеей будет расспросить о нем поподробнее. Кто знает, какие еще странности могут встретиться на пути?

– Мисс Мор, вы давно живете в Ливингстон Бэй?

– Достаточно. Я и Бэзил перебрались сюда из Исландии по… личным причинам. Здесь схожий климат, да и местность живописная. Люди, конечно, со странностями, но все же лучше, чем ваша душная столица. А что за интерес, лавандовая моя? Хотите переехать сюда насовсем? Знаю, знаю, за пару недель прочувствовать местную атмосферу не успеваешь, но на всякий случай у меня есть на примете пара отличных домиков.

Сцепив руки в замок, Агата сжимает их до белых костяшек, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид. С самого начала Мор знала, откуда она здесь. «Каким же объемом информации ты обладаешь? – Агата старается не подавать вида, но внутри у нее все пылает. – Надавить? Узнать, кто послал и зачем. Нет. Слишком рискованно». Разум подсказывает другую идею. Главное, чтобы Мор опять все не свела к допросу. Тогда Агате ничего не останется, как уйти не попрощавшись.

– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о Ливингстон Бэй. Информации в интернете о нем нет. Что довольно странно, учитывая здешний колорит и работающую фабрику.

Мор лишь едва заметно дергает губами в улыбке. Агата настойчиво продолжает.

– Вы очень разговорчивая особа. Даже слишком. А меня как, кхе м, туриста заинтересовали местные обычаи. Тогда почему бы нам не объединить наши стремления? Создать симбиотические взаимовыгодные отношения. Проходили такое в школе? К тому же, как я посмотрю, вы совершенно не торопитесь вернуться на работу. Не так ли?

Мор молчит, неспешно выпуская клубы дыма. Аромат смешивается с запахами свежей выпечки, крепкого кофе и древней затхлостью, пробуждая смутные чувства о чем то далеком, давно забытом, но неизменно находящемся рядом каждую секунду жизни. Пауза затягивается, но, прежде чем Агата успевает предпринять новую попытку, Мор начинает свой рассказ. Ее голос окутывает Агату, унося сознание во времена, чуждые цивилизации человека, его нравам, обычаям и противоречащие той морали, какую мы знаем сейчас.

В ночь на первое апреля 1692 года корабль, на котором плыл Джедедия Ван дер Брум – мальчишка шестнадцати лет с удивительной, если не сказать отталкивающей, внешностью, – вошел в королевские воды холодной страны. Тело и лицо юнца устилала россыпь крупных коричневых веснушек, схожих с окрасом гепарда. Уроженец Салема, он был вынужден покинуть родину, дабы спасти собственную жизнь. Уличенный в колдовстве и дьяволопоклонении, Джедедия чудом избежал пенькового галстука[4]и теперь осматривал местность, которой суждено стать новым домом на долгие столетия вперед. Маленькая деревушка с ныне забытым названием будет носить имя человека, спасшего колдуна от смерти – Ливингстон. Но до того времени, как Джедедия придет к власти, пройдет немало лет.

Поселился Джедедия в глубине Темного Леса. Никто не знает, какие силы строили его особняк. Поговаривали, что колдун с помощью ритуала переместил его из родного Салема в эти земли. Но слухи – на то и слухи, чтобы содержать несусветную чепуху.

Молодой чародей жил скрытно, почти не общался с людьми и, если доводилось бывать самому в деревне, обязательно скрывал лицо под капюшоном, стараясь как можно скорее вернуться в поместье. Никто не мог точно сказать, как он выглядит и откуда родом. В холодные лунные ночи заблудшие путники в глубине леса могли слышать пугающие песнопения на странном языке, сопровождающиеся еще более жутким откликом нечеловеческой речи, и даже самые любопытные умы отказывались от попыток узнать больше о странном соседе.

Долгие годы уединения с темными искусствами и книгами помогли нарастить тогда еще юному колдуну силы, и не только потусторонние. Осенью 1705 года он объявился в деревне, имея при себе самый весомый аргумент в людском мире: много денег. Именно они создали Джедедии новую легенду о его происхождении и обелили репутацию, аккуратно стерев из воспоминаний горожан позорную и темную славу былых лет.

Стараясь завести как можно больше знакомств и приобрести в кратчайшие сроки высокий авторитет, Джедедия спонсировал благотворительные фонды, великодушно выделяя большие суммы на строительство школ, музеев и прочих учреждений. И даже устраивал грандиозные пиршества в своем огромном особняке. Гости, приезжающие в усадьбу, как один, перешептывались о богатстве Джедедии, ведь у каждого, кто хоть раз входил в дом, оставалось впечатление, что он побывал не в поместье среди глухого леса, а во дворце Георга Второго.

Вычурное хвастовство и показная роскошь поражали воображение любого: огромные галереи, заполненные картинами в массивных рамах, залы с античными статуями, посуда из тончайшего китайского фарфора, блестящие витрины с изящными изделиями из ткани, металла и, конечно, драгоценных камней, привезенных из разных уголков Старого и Нового Света. Все это убранство заполняло многочисленные гостиные, бальные залы, библиотеки, освещалось сотнями свечей в расписных канделябрах и хрустальными люстрами, а отряд из тридцати шести слуг в любой момент был готов выполнить просьбу хозяина и его гостей. Непреодолимое влечение к прекрасному зачастую переходило грань здравомыслия, заставляя Джедедию безудержно скупать всевозможные полотна, гобелены и вазы, не задумываясь об их цене и надобности.

Какая же глупость, скажу я вам! Ведь именно изза чересчур роскошного убранства сплетни о достатке стали появляться в народе все чаще и чаще. Потому как, сколько бы Джедедия ни тратил на свои прихоти и развлечения, он всегда оставался при деньгах. Оправдания вроде «щедрые дальние родственники» и «наследство от крестного дядюшки» звучали до боли избито и неправдоподобно. Тогда Ван дер Брум решил действовать. Взяв за считаные месяцы весь глухой край под свой контроль, он переименовал его в Бухту Ливингстона. Отвращение не даст мне сказать, какими способами Джедедия добился этого.

Знаете, у Джедедия помимо страсти к искусству была еще одна слабость… Догадываетесь какая? Именно, кошки! В особняке целый этаж был отведен этим четвероногим. Так что нет ничего удивительного в том, что, придя к власти, Джедедия определил ряд правил, первым из которых стало «не причини вреда кошке». Он же и ввел культ почитания четвероногих, сделав в дальнейшем милых хвостатых символом фамильного герба. Те же, кто преступали закон, платили высокую цену, и нередко – собственной жизнью. А последующее за тем указание окончательно перевернуло и без того странноватое существование маленького городка.

В те дни воды этого края были полны рыбой, леса – ценными породами зверей и птиц, земля изобиловала сладкими спелыми ягодами с большой палец величиной, а под осень поляны были усыпаны грибами небывалых размеров. Выгодное приморское положение открывало экономические просторы для различных отраслей и путешествий, но лишь для тех, кто соглашался жить и работать здесь до конца своих дней. Да да, вы не ослышались. Прорасти корнями на благо дома стало вторым правилом, согласно которому ни один не мог покинуть пределы Ливингстон Бэя без личного разрешения Джедедии. С теми же, кто осмеливался переступить границы без его благословения, случались – какая неожиданность – несчастные происшествия. Вам нет нужды волноваться за собственную свободу. По крайней мере, пока что. Это правило распространяется только на тех, кто прожил в Ливингстон Бэй дольше трех полных лун.

Нововведения касались даже недавно прибывших субъектов с сомнительной репутацией и прошлым – друзей Джедедии. С распростертыми объятьями и широкой улыбкой он встречал на пристани корабли. Ведь теперь колдовство и поклонение иным богам не карались инквизицией. Все, кто когда то нес слово католической церкви, загадочным образом ушли из жизни, дав дорогу богохульным обрядам там, где когда то воспевали величие единого Бога. Чернокнижники, маги, ведьмы и прочий сброд заполонил грязные широкие улицы, щебеча на разных языках. Ливингстон Бэй стал для них райским уголком. В обмен на вечную верность Ван дер Бруму, они могли свободно творить запретные дела.

Ходить по ночам стало по настоящему опасно. После наступления темноты обычным людям ничего не оставалось, кроме как запирать двери и всегда держать наготове ружье. Потомки этой нечисти живы и поныне. Они все так же произносят заклинания над котлом в подвале, а в День Всех Святых поднимаются на своих метлах в небо… Не смейтесь. Я абсолютно серьезна.