Граф посмотрел на нее с укором.
– Ни в коем случае. Долг готов исполнить, но мне кажется, что забоишься ты.
– Не забоюсь. Обидно мне, – пояснила Анфиса, – вроде как была со мной любовь-то, а я ни беса не помню. Дальше уже большая буду, неудобно, наверно…
Граф рассмеялся.
– Мне завсегда удобно. Что ж, если ты благосклонна, то обставим все в лучшем виде. Я велел бочку налить, сейчас вымоемся, а дальше как пойдет.
*
…Влад подскочил с кровати именно в том месте своего сна, где граф Гнедич, мускулистый и слегка золотой в свете оплывающих канделябров, ласкал его грудь. Грудь на тот момент у Влада была женская, но даже это не так уж сильно тревожило на фоне того, что ветврач ощущал себя беременным. И если в момент пробуждения груди и прочее женское у него исчезли, то чувство незапланированной беременности преследовало его весь следующий день.
Граф Гнедич, размышлял он. Где-то он видел это имя. Это ж с книги! Там еще про египтян что-то было, но сон явно мимо. В клинике даже угол страницы остался, в помойке лежит.
Сон, размышлял Влад, скорее всего был следствием его долгого воздержания и одиночества. Расставшись со своей последней пассией полгода назад, он подыскивал новую, и в некий момент даже решил, что это его подчиненная, Кристина – симпатичная блондинка с третьим размером. Но девица была уж больно строптивой, и для начала ее следовало «воспитать». Эта тактика у Влада работала безотказно: сначала делать вид, что недоволен девушкой, ну а потом, конечно, когда она переставала артачиться и признавала его власть, он рассказывал, как мучился от их взаимного непонимания, извинялся и всякое такое. На это они обычно клевали.
Все, кроме Кристины. Эта дура сопротивлялась до последнего. И когда он уже думал, что «додавил» ее, она решила уволиться, и за ней – что полная засада – приперся этот непонятный лейтенант, воспоминание о чьем взгляде до сих пор вызывало у Влада озноб унылой обреченности. Против таких людей у Влада никаких стратегий не было, а если б он какую и опробовал, то сразу получил бы в морду. Так уже неоднократно бывало, и вспоминать об этом было обидно.
Явившись на работу, Влад на всякий случай заглянул в помойное ведро, перечитал оторванный уголок и спрятал его в бумажник. Однако следующей ночью сон с графом продолжился ровно с того места, на котором прервался.
*
Домик 17, выделенный девушкам для проживания, считался типовым для Эйзенвилля: участок три сотки, обнесенный металлическим штакетником, небольшая клумба у крыльца, лавочка, входная дверь. За дверью прихожая, санузел и коридор, по одну сторону которого находилась кухня, она же гостиная, а по другую – три маленьких спальни, с отдельным входом каждая. В каждую спальню влезала одна кровать, шкаф и стол со стулом.
– В таком доме я бы провела старость, – сказала Дана, распаковывая рюкзак. – Ни тебе родственников, ни вредных бабулек…
– Это ты пока сама не бабулька, – отозвалась Марина. – А в старости все вреднеют. Еще неизвестно, какой ты станешь.
– Я стану мудрая, – ответила Дана. – И добрая.
– Блин! – огорчилась Марина, наблюдавшая за процессом распаковки. – У тебя такая же зубная щетка, как и у меня! Синяя с белой щетиной. Как мы их различать будем?
– Ниткой перемотайте, да и все, – буркнула Кристина.
– Тебе хорошо, у тебя оранжевая.
– Девочки, у кого какой шампунь?
Шампуни оказались разными.
– У меня полотенце красное, с розовыми сердечками, – заявила Марина. – Не брать!
– Очень нужно, – ответила Кристина, пытаясь вытащить свое со дна рюкзака. – У меня зеленое.
– Итак, девки, – Дана вернулась из ванной, расставив там свои аксессуары, и была в настроении подвести итоги, – мы здесь по милости твоей колдунской книжки. Я спрашивала у Сашки, как они нашли прочих, он сказал, что нормально, через сайт, только нас как-то странно. Ты, кстати, книжку взяла? – обратилась она к Кристине.
– Нет. Заперла и дома оставила.
– А ключ?
– Спрятала. Мама знает место.
– Хорошо. Лешка не найдет?
– Не должен. Только вот…
Кристина замешкалась, не зная, посвящать девиц в возможные проблемы или нет, но в итоге продолжила:
– Ты мне ее в последний день отдала, так?
– Ну.
– Я ее на работе оставила. Прихожу увольняться, а ее Влад читает…
Марина вскрикнула и прижала ладонь к щеке.
– Его нам тут только не хватало!
– Его не возьмут, – покачала головой Дана. – Альберт говорит, вакансий больше нет. Ни наших, ни рейдерских. Ну, есть, конечно, два техника, типа Джафару в помощь, но вы сами понимаете…
Девушки понимали. Джафару, как и им, полагалась ровно одна комната в типовом доме, где должны были бы проживать еще два техника, но механик предпочитал комнату в гараже, построенном недалеко от взлетной полосы. Никакие техники ему были не нужны, а поскольку он прекрасно справлялся, то и дом номер три, находившийся как раз возле фермы, пустовал полностью. Единоверыч ночевал в нем, если состояние какого-либо из животных на ферме требовало его ночного присутствия. Саша сказал, что в те редкие моменты, когда Джафару требовалась помощь, он предпочитал ставить зеков за токарные станки и результаты их труда оценивал очень придирчиво. Если зеки плохо справлялись с заданием, он лишал их возможности ходить в сельпо, пока не доделают. С вольными техниками такое не прокатило бы.
– С Владом немного иначе получилось, – продолжала Кристина. – Он не хотел отдавать мне графа. И во время борьбы за книгу оторвал уголок одной страницы.
– Он теперь умрет? – кровожадно поинтересовалась Дана.
– А я почем знаю, – ответила Кристина. – Но видите, тут его пока нет, и никто не планирует за ним ехать.
– Если приедет, надо его к зекам определить, – убежденно сказала Марина. – На воспитание. Козла такого.
– Тогда уж на ферму, к овцам. Пусть проведет там молодость.
– Кстати, – лукаво заметила Марина, – сосед наш, Рэнни, говорит, что изначально техники-то были, и даже жили в доме номер три. Но в один прекрасный день собрались и уехали. Будто напугало их что.
– Единоверыча ничего не пугало.
– Твой Единоверыч сам еще та нечисть. Ты сама говорила, что он с козами, как с людьми разговаривает!
– Иногда лучше с козами поговорить, чем с Владом, например…
– Рэнни твой вечно что-то курит, знаешь. И это ни фига не табак.
*
– Ты кровь-то у коровы брать умеешь?
Солнечные лучи растягивали прямоугольники окон, роняя на пол четкие, косые отсветы, деловые воробьи тенями сновали в коровник и обратно, прыгали по кормушкам и навозным желобам. Еремей Данилович Иноверцев, одетый в камуфляжные штаны и брезентовую куртку давно уже непонятного цвета щурился от блеска разложенных на подносе пробирок.
