Когда огонь свечи погас, в нос ударил легкий запах серы. Битва закончилась, и теперь нам следовало возвращаться в бюро. Ближайшее было в городе индустрии под названием Норр.
Мы погрузили часть срубленной лапы на повозку в доказательство нашей победы и отправились в путь. Он должен был занять у нас менее восьми часов.
На дворе королевства прерий и равнин стояла глубокая и темная ночь. И это самое приятное, что за сегодня произошло со мной. Чем темнее Вал-Да-Арр, тем он больше походил на распустившуюся розу. Сейчас мне открылся вид на сверкающие в небе звезды, на сияние голубой луны, что текло по небосводу, будто художник провел широкой кистью. И это было лишь частью прекрасной картины. Произведение искусства довершали несколько плеяд[4 - Плеяда – рассеянное звездное скопление.] и еще четыре ночных светила. Авангардом среди них была луна. За ней шел небольшой темный карлик, названный в честь бога сна – Марша, третий походил на луну только с голубоватым оттенком – его прозвали Ходар дабы утешить знамя верного слуги Хёнеса. Довершал парад яркий зеленый мелкий брат того карлика больше похожий на кусок изумруда. Это была звезда Анаис.
Небо, космос, существа, мы, раса, чувства и все дальше и глубже уносили меня мысли по рекам сознаниям. В какой-то миг я подумал о том скорпионе и то, что мы сделали. Мы ехали на повозке, запряженной тремя лошадьми, через прерии и ночную гладь, а я все еще стоял там, в той пещере, в тот момент, когда мы с напарником закрыли глаза зверя навечно.
Что происходило в других уголках апулита без фальконеров? Кто убивал зверей? Как народ передвигался через леса, болота и горы? Я посмотрел на Тимо. Он хоть и был уроженцем Альвинштраса, но знал о ней лишь то, что писалось в книгах. Его отец перевез его с теплого юга через моря в холодный и мрачный Соммрикет. Смуглая кожа напарника временами удивляла местный народ, как собственно удивлял их и я.
– Тимо, – я решил прервать долгую тишину вместе со своими мрачными думками. Мой напарник уже на полшага находился во снах и вздрогнул, когда я позвал его.
– Ты специально ждал момента, когда я усну? – зазевался Тимо и почесал свой короткий ежик на голове. – Что у тебя, пушистый?
– Мне кажется, сегодня мы убили обычного хищника, – я покачал головой. – Я понимаю, вампир тоже отчасти хищник. Но скорпион же бездумный зверь, живущий на инстинктах.
– Как оборотень, – спокойно произнес напарник. – Бездумный, как оборотень.
– Да, только более безобидный.
– Все безобидные съедают торговые караваны?
– И правда, – я перевел взгляд с напарника на дорогу. – И правда.
– Он просто хищник. Ты – саблезубая кошка и должен понимать это как никто другой.
– Мои предки перестали убивать все подряд еще до того, как на небе взошло линзовидное солнце. А это, на секунду, было 1805 лет назад.
– Ты хочешь сказать, что вы, из саблезубых кошек, превратились в разумных кошек с все еще огромными клыками за 1805 лет.
– Конечно, Тимо, – усмехнулся я. – Эволюция – это очень быстрый процесс.
– Серьезно? – удивился Тимо.
– Если бы я не прогуливал уроки, – не сдерживая улыбки, ответил я, – то знал бы, что нам, эвинадонам, понадобилось около десяти тысяч лет, только чтобы приобрести полноценный разум и уже потом научиться говорить.
– То есть, когда вы еще убивали, вы говорили?
– Дикое племя, – я пожал плечами, – потом пришла пора приучаться к новому порядку, научиться разводить скот, торговать, заниматься земледелием и начинать общаться с другими регионами нашей планеты.
– Все, что ты сейчас сказал, началось с восхода линзовидного солнца?
– Да, для нас это было знаком, чтобы поменять взгляды на жизнь. И к слову, я тебе рассказывал историю своего племени не раз.
– Память девичья, – пожал плечами Тимо.
Если ночь в Вал-Да-Арре – нечто похожее на божественное произведение искусства, то день здесь – поистине дьявольское творение. Нам повезло не попасть в самое пекло и добраться к стенам Норра еще до обеда, когда только белое солнце надумало выйти с востока, а линзовидное показать свой яркий обод с западной части севера.
Норр – индустриальное сердце Соммрикета. Здесь производили буквально все, от обычной кожи на дубильном станке до огромных железных паровозов. Жить здесь было крайне сложно. Всюду дым, сажа от угля и много грязи. Конечно, не во всех районах так, были и чистые – как, например, Рикмер, где жилье приобрести по карману далеко не всем гражданам Соммрикета, и Фальконерия, где находился собор моего ордена, и прочие заведения, связанные с работой и обучением.
Мы обернули кусок лапища скорпиона в ткань у входа. Огромную тряпку раздавали фальконерам в конюшнях, чтобы они не заливали город кровью и другими отходами существ, да эстетикой отрубленного не пугали добрый народ.
Фальконерия находилась в самом конце города, а ближайших к нему ворот не было. Так что добычу каждый раз приходилось нести через весь славный городок. В кэбы с таким добром не пускали, да и на повозке проезжать нельзя. Но в этом я видел свои плюсы. В глаза ударялись красоты западной части города. Я каждый раз наслаждался редким мигом, проведенным здесь. Сначала мы с Тимо прошли через мостик над небольшим и искусственным озером, где плескались рыбы и кряквы. После него мы спустились по длинной и широкой лестнице к подножью яблочного сада. Сейчас деревья выглядели вялыми и только расцветали. Но уже через месяц, два весь город должен был покрыться розовыми листьями. За садом нас ждала длинная аллея, по бокам усеянная цветами и вечнозелеными деревьями. И по всей этой красоте я в руках нес кусок окровавленного мяса. Я чувствовал, как лапы под мешком мокли и становились склизкими. Лучшей романтики не придумал бы и поэт Кармора.
В конце нашего пути нас наконец-то встретила Фальконерия. Каждый дюйм района был пропитан ностальгией и до боли знакомыми видами.
Сегодняшнее путешествие по памяти я решил начать со школы. Заметить ее торчащий бордовый фасад за парочкой зданий было не сложно. Я помнил в ней все, от каждого закоулка до запаха вечного ремонта. Почти половину жизни я торчал там, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас.
Каждый раз, когда проходил мимо школы, отчасти желал вернуть все то, что там произошло со мной. Я снова хотел пережить каждый миг, каждую секунду. Хотел вновь познакомиться с кронами, познать их быт. Хотел узнать другие расы, их обычаи. Желал впервые побывать на празднике Поэзии в Карморе и посидеть в их лучших ресторанах, слушая бархатный свинг Эни ЛиСан или Сиены де Райс.
– Помнишь Тайлу? – спросил я у напарника. – А, лысый?
– Самое худшее, что было в моей жизни, – Тимо выдыхал из себя воздух, будто бы хотел улететь как фестивальный огонек. – Ты же мне все уши прожужжал ей. Я был готов слушать нудные лекции по медицине, лишь бы не слушать о ней. Хорошо, что она бросила тебя и уплыла, дьявол знает куда.
– Она умерла, друг, – я видел, как лицо Тимо застыло в смятении, а по его горлу прошел тяжелый комок.
– А?
– Шутка.
– Идиот, – усмехнулся Тимо. – Тащи молча этот кусок мяса.
Добычу следовало всегда нести в бюро. Оно находилось в конце района, впритык с городской стеной. До нее нам оставалось всего пару фарлонгов,[5 - 1 фарлонг = 0,004 ярда\201,168 метров] и мы их преодолели без лишних разговоров, в полной тишине.
Бюро выглядело мрачнее, чем все здания в этом городке. Помню, как когда-то каменное сооружение пугало меня до дрожи. Узорчатые решетки на окнах будоражили мою фантазию и внушали, будто бы там жил некий страшный зверь, а рыцари, что стояли перед дверьми, охраняли место от посторонних глаз. Я даже давал клятву себе: никогда не переступать порога бюро. Правда, сдержать ее не удалось. Сейчас это то место, которое оплачивало мой хлеб.
Едва я переступил порог бюро, как до моих ушей дошло приятное щебетание Сиены де Райс. Девушка очаровывающим голосом разрывала приемник Варшевского фирменным свинг-стилем. Уроженка Велоды часто давала концерты в ресторанах Кармора, а также не упускала возможности отправить свои записи на все станции Соммрикета. Безусловно, отзвуки прекрасного отлично дополняли уют бюро, но и с выключенным приемником ему было, что показать. Оттенки светлого дуба в свете солнца выглядели еще ярче и наполняли комнату неописуемой красотой. На стенах висели безжизненные фонари и ждали, когда насупится ночь, дабы не дать темноте поглотить комнатушку.
Я сделал шаг ближе к прилавку и попытался разглядеть, кто сейчас на смене. Тот, кто там сидел, ловко спрятал голову и даже не отреагировал на входные колокольчики.
– Посмотрите, кто это у нас, – резко вскочил из-за прилавка тучный мужчина. Это был Эрен Венявский и, глядя на него, я предчувствовал сотни странных шуток и тысячи нелепого сарказма, который он часто выдавал за тонкую иронию.
– Венявский, – Тимо раскинул руки, будто готовился обнять его прямо через огромный стол-прилавок. – А вы как думаете?
Эрен встал. Нахмурился. Положил руки на стол и пробежался по мне и Тимо взглядом, а следом рассмеялся и пожал нам обоим руки.
– Смотрю, дело прошло удачно, – с воодушевлением сказал Эрен. Он будто бы готовился читать стихи на празднике Поэзии или уйти в пляс с триванскими девицами. – С добычей вернулись хищники! Прямо как истинные эвинадоны! А пушистый?
За свою жизнь я, наверное, слово "пушистый" слышал больше даже, чем родное имя. Сначала меня это раздражало, но именно Венявский дал мне совет воспринимать все подобное как комплимент от тех, кто никогда не станет похож на меня.
– Да! – я поставил кусок плоти скорпиона на стол и отдернул ткань. Вонь мгновенно поразила все вокруг. – На ужин вам принесли, месье.
– А ты все шутишь на своем? – Эрен зажал свой огромный нос. – На странном.
– Уберите закуску сначала, пожалуйста, со стола, – Тимо тоже не побрезговал закрыть нос пальцами. От этого его голос стал похож на журчание кряквы. – А потом уже обменяемся любезностями. Пожалуйста, месье.
– Птенчики! – Эрен накрыл тканью плоть, а затем громко свистнул. Буквально спустя пару секунд из двери позади Венявского вышел его старый друг Уберт. Это был огромный камень семь футов роста. Бритый со всех сторон мужчина выглядел грозно и если бы я его увидел впервые, то решил, что он хочет меня обокрасть.
– Да, Эрен! – голос Уберта я бы узнал из тысячи. Он звучал как раскат грома в пик дождей, а его лицо будто бы видело несколько тысяч кровопролитных и страшных войн. Но когда старина Уберт увидел меня и Тимо, то сразу же изменился. Он подошел к нам поближе и протянул руку. – Тимо! Лаццо! Как жизнь?
