Комментатор начинает истошно кричать, что победа уже почти у нас в руках.
Я запиваю свой сытный обед чаем, и продолжаю думать:
– И так правнуки вспомнят, что жила-была баба Лена, и всё! Что я сделала великого? Да ничего? Только если пирожки вот эти с вишней, да кому они сдались! Дима – уже три дня в командировке, Паше их не дашь.
Из телевизора в это время доносится гул зрителей: «Вперёд! Вперёд!»
Я смотрю и вижу, как сегодня утром ехала домой с магазина.
Сильный холодный ветер хлещет в лицо, будто дает затрещины мокрой тряпкой, колёса коляски глубоко вязнут в снегу, прокручиваются и ещё глубже «тонут» – праздник ведь, а тропинки чистить надо только в рабочие дни, в руках моих – большой пакет с едой, пачку подгузников я засунула в ящик над колёсами коляски.
И я иду так домой, вернее, гребу, как танк, гребу, повернув коляску на себя, чтоб Паше было удобно, а сама выгнулась вся, борясь даже не с ветром, а, кажется, с невзгодами материнства.
Но я знаю, я сильнее этого ветра. Одна рука отчаянно толкает коляску с Пашей, как будто мы идём не домой, а в бой, пакет с едой почти волоку по сугробам. Вот виднеется подъезд, будто финишная прямая у наших спортсменов-биатлонистов, осталось лишь выстрелить точно последний раз, чтоб не было штрафного круга, в моем случае надо просто дойти до лифта, и всё… получай награду, в моем случае, поднимайся спокойно на пятый этаж и выдыхай, но осечка, как так-то… осечка, и штрафной круг – лифт сломался, а это значит на себе тащить и коляску с сыном, и тяжёлый пакет, и подгузники, но сдаваться нельзя.
– По пролётам! Буду поднимать по пролётам, – проносится в голове. – Штрафной круг почти преодолён, но трибуны не скандируют отчего-то: «Лена, вперёд! Давай! Давай!», – и зрителей никаких нет, но я пру. И это, наверное, моя гонка на пределах человеческих возможностей.
А на экране парни, что есть мочи, несутся, мои глаза не успевают следить за их скоростью, лыжи разрезают снег, как я утром коляской сугробы, палки втыкаются и взмывают вверх, как мои руки, несущие коляску от этажа на этаж, один из трёх (чувствуется, весь пьедестал будет наш) берет в руки флаг, как и я, взявшая после очередного падения пачку подгузников подмышку… всё финиш… я открываю дверь! Победа!
И пусть мое имя не впишут в историю страны, но если она останется в памяти моих внуков, то это уже будет Подвиг, моя «личная медаль за жизнь», ведь каждый из нас проживает каждый день свою гонку.
01.03.2014
– Мне кажется, это полная чушь! – до меня доносится голос Димы, и я включаю на всю мощь воду, чтоб заглушить его голос. Нервно мою морковку, всё же ожидая, что муж продолжит разговор, но он молчит, нервно сжал губы и молчит.
Я не выдерживаю первая:
– А ты много книг прочитал по психологии? Прям в этот разбираешься? Да?
Дима встаёт и подходит ко мне, не близко, а чуть поодаль, будто боится прикоснуться:
– Лен, остановись, пожалуйста, обдумай всё ещё раз. Да, я прочёл про воспитание меньше книг, чем вы с Катей, но я уверен, что это полный бред, – он взял паузу. – И пользы от этого меньше, чем от …
Я громко отставляю вбок терку, и мелкие кусочки моркови сыпятся на недавно вымытый пол:
– А вот ты увидишь результаты уже через год, увидишь и пожалеешь о своих словах.
Я стою, чищу картофель, и так больно внутри, я пытаюсь быть супермамой, а Дима норовит усомниться в том, что я говорю, в том, что пишут эксперты, в том, что советуют специалисты, он будто пытается проверить их знания «на зуб». Без конца всё взвешивает, оценивает, вот и сейчас опять его скептическое «зачем сыну нужны эти развивающие занятия», если б знала, то не стала бы просить Диму рвать на мелкие кусочки вату для завтрашнего урока, сама б сделала.
– Скажи честно, ты просто не хотел помогать? Верно? – мне хотелось, чтоб муж признался, чтоб сказал правду.
– Нет, Лен, всё не так. Вообще не так, – продолжал он упираться. – Я думаю просто, что больше пользы дать Паше незаметно эту самую вату, и посмотреть, что он станет с ней делать: рвать, грызть, теребить. А эти занятие в семь месяцев – это, мягко говоря, бред.
Мне осталось почистить последнюю картошку, но я не могла, от услышанного было желание разбить всё вокруг вдребезги, казалось, что муж не слышит меня:
– Я лишь пытаюсь дать ребёнку Лучшее, нашему ребёнку. А что может быть лучше образования, а? – я повернула голову в сторону мужа, который ещё больше отстранился и смотрел на меня, оценивая. – Да, суп можно есть и, если добавить целую огромную картошку с кожурой, просто вари, Дим, подольше, и делов-то, но вкуснее суп будет, когда ты ножичком кожуру срежешь, на брусочки всё нарежешь, так ведь и в жизни…суп супу – рознь.
Дима подошёл ко мне и обнял, я почувствовала, что он понял всё, что я хотела донести, а затем услышала его:
– Где вата, которую надо тебе нарвать? Давай!
03.03.2014
«Давай, ауф видерзеен» – скажу я карьере дружно, или, как говорит мой папа «родила, Лен, сиди спокойно и супы вари! Имеешь на это право!».
Почти полгода приходило это осознание – не могу я работать в полную меру! Не могу! Срываюсь на сына и мужа из-за того, что не успеваю в срок, волнуюсь, что не додаю им, когда вечерами отправляю вдвоём гулять, играть, а сама запираюсь на кухне, даю себе отчёт, что перестала кайфовать от работы, она стала в тягость, ну не могу я «кайфануть», когда заводишь будильник на четыре утра, чтоб часа два поработать до начала «мамско-декретного дня», но все же последней каплей стал клиент-мебельщик.
И я ведь отдала ему все документы за два дня до оговорённой даты, а он размахивает перед моим лицом бумагами с таким видом, будто я ему по ошибке под нос подсунула грязный подгузник сына, размахивает и с ухмылкой так снисходительно произносит:
– Видать, Елена Андреевна, материнство вас расслабляет не на шутку, или нет? Мне вот вас посоветовали, как специалиста, а что на деле? Сто тринадцать слов не переведены.
Я смотрю на этого тучного высокого дядьку, от которого пахнет смесью карамели, пыли, сигаретами и слюной; ни разу прежде не чувствовала такого, будто не изо рта воняет, а прям во рту бежит такая мерзко-зловонная река слюней.
Затем я перевожу взгляд на семь листов перевода, выполненного по ночам, выполненного с привычной мне скрупулезностью отличницы и не понимаю, что он имеет в виду.
А он с ещё большей ухмылкой продолжает, рассказывая мне, что посчитал все слова в оригинале на немецком языке и в переводе на русский, и в результате не досчитался ровно ста тринадцати.
Я пытаюсь объяснить сначала с улыбкой, что нельзя сравнивать количество слов в разных языках, что структуры отличаются, что в немецком, например, есть артикли, а глагол в прошедшем времени может состоять из нескольких слов.
Но это вообще не действует, и я слышу в ответ
– Дескать, «недоработочка» вышла, раз артикли не смогли перевести? как поступать будем? Снижать стоимость за перевод? Нет, тут, ЕленАндревна, не в деньгах дело, я могу скидочку сделать, как молодой маме, которая ещё не пришла в рабочую форму. Тут дело в том, что вы оправдываетесь, а не признаёте свой «косячок», так сказать.
Я смотрела на него, и этот тучный высокий дядька на глазах превращался в моем сознании в моего семимесячного сына, который полюбил недавно облизывать обувь, и я, наивная, ему сначала пыталась объяснить, что грязь, заболеть можно, что не надо так делать, а Паша продолжал.
Он взглядом хищника в саванне, выслеживающего жертву, которая пришла на водопой, выслеживал, когда гости или я случайно оставляли ботинки у порога, быстро полз к двери и начинал лизать, потому что на мои доводы ему было всё равно – он хотел лизать и лизал!
Так и этот дядька, он был уверен на тысячу процентов, что Прав, что я горе-переводчик, не умеющий переводить артикли, и своим довольным видом победителя, размахивая передо мной «неДопереводом».
Он улыбался мне довольный своими доводами и напоминал сына, сидящего на пороге с ботинком и улыбающегося грязным ртом победителя в схватке с мамой.
В общем, если Вселенная реально посылает нам знаки, то это как раз знак, знак, что надо побыть просто мамой, а не всЁмогущей: и мужа накормить, и с сыном поиграть, и мебельщику артикли в зад, ой, то есть в перевод, вставить.
15.03.2014
Я думала, он умрет. Трясла, и сама задыхалась, потому что от страха и сама не могла сделать вздох.
Я решила поздравить свою Катюшку с днём рождения, начала витиевато говорить свои пожелания, нарезая круги по нашей уютной однокомнатной квартире, то к шкафу в ванной зайду и посмотрю на себя в зеркало, то в коридоре начинаю рассматривать полки, поправляя статуэтки, замечаю пыль, обдумывая, может, прямо сейчас вытереть, то останавливаюсь и смеюсь сама над своими шуточками про возраст и остеохондроз как подарок.
Паша в это время в новой клетчатой рубашке ползает по комнате, исследуя мир, другими словами, облизывая и рассматриваю всё, абсолютно всё, что попадается на пути: игрушки, мою тапку, журнал, который стащил с дивана.
– Катя, и пусть твоё желание стать самым крутым знатоком психологии сбудется! – на этих словах я понимаю, что Паша как-то странно прислонился к своё кроватки, широко открыв глаза, не двигается и пытается вздохнуть.
Резко кидаю телефон на пол, подбегаю к нему, в руках Паши – яблоко.
Черт! Он откусил яблоко, которое я положила себе перекусить!
Как? Как ему хватило сил, у него ведь маленький рот, зубки, как сахарочки, еле видны.
И кусок застрял, застрял в горле.
Перед глазами всё темнеет, понимаю, что звонить в скорую нельзя, он уже бледнеет.
Мгновение, и я сижу на полу, Пашу беру на колени, разворачиваю к себе спиной, плотно обхватывающих руками где-то выше талии.
– Черт! Где у него талия? Туда ли я давлю?
Резким движением давлю снизу и сдерживаю плач, чтоб не испугать.
Вспоминаю из учебника по биологии что ли, неважно, что от резкого сдавливания, должен сократиться объем грудной клетки, давлю.
По телу идёт дрожь! Вздохни, пожалуйста. Давлю ещё раз!
А внутри – дикий страх, в книгах по материнству тоже много чего было написано, но на деле так вообще не выходит, вдруг и учебник тот врал.
Давай! Пожалуйста! Давай!
Небольшой кусок яблока вылетает на бежевый плед и ударяется в желтое кольцо пирамидки.
Паша прижимается ко мне, а я реву, реву, как, пожалуй, никогда прежде в жизни не плакала, ведь из-за какой-то мелочи, оставленного яблока могла закончиться жизнь сына. А он смотрит на меня, и ползёт вверх, цепляясь ручками за мое серое платье, ползёт и улыбается, показывая свои красивые восемь зубов, из-за которых уже несколько месяцев нам с ним нет покоя.
16.03.2014
Сижу и заклеиваю скотчем дверки шкафа в прихожей, заводские блокираторы оказались ненадёжны, Паша легко их оторвал с третьей попытки.
Мне немного грустно смотреть, как скотч блестит на тумбе, которую я так тщательно выбирала, заказывала, ждала, фоторамки и статуэтки с неё тоже убраны, потому что Паша уже разбил на той неделе одну, а вчерашний случай заставил провести меня полную ревизию дома на безопасность.
Пусто выглядят нижние полки этажерки, зато на двух верхних, до которых и я достаю, только встав на стул, кучей навалены сувениры из наших с Димой поездок. Они убраны куда-то далеко, как и прежний уклад.
Осматриваю ещё раз кухню, глаз цепляется за потенциальную опасность – острые углы стеклянного стола, накладываю на него ватный диск, сверху «полируя» доброй порцией скотча.
Моя квартира, которую я так любила, будто перестала в одно мгновение быть моей, вроде, остались те же стены, но ушла какая-то кокетливость и лёгкость, как бывает иногда и с женщиной, когда она становится мамой, забрасывая самые красивые наряды и туфли на шпильке подальше.
– Безопасность детей – это основная задача родителей среди «любить всегда» и «заботиться», – успокаиваю я себя, спотыкаясь об черепашку-каталку сына и иду к нему, уже пытающемуся отковырять стопор от шкафа. Он целует его своими маленькими пальчиками, понимая, что не может открыть дверку именно из-за этой липкой ленты, но не сдаётся, ведь там какие-то бумажки, документы, которые он так любит разбрасывать.
– Пашуня, я тебя люблю. Очень, – я начинаю гладить своего хомячка, пока он трудится над вскрытием.
Я сижу на полу и вспоминаю вчерашний день, дрожь проходит снова по телу, мне становится страшно от того, как часто опасность может быть рядом, как часто нам кажется, что все под контролем, а на самом деле – нет. Полдня потом ещё меня трясло, чай с ромашкой пила, и не могла прийти в себя, вечером аж вскрыла кем-то подаренный мужу коньяк и выпила на кухне стакан, поплакав, от того, что могла не успеть, если б не вернулась в комнату, решив вытереть пыль с полки в коридоре.
– Паша, ты самый крутой! Слышишь? – повторяю я, а он молчит и старается отодрать скотч, молчит, зная, что его точно любят.
17.03.2014
Размешиваю Паше кашу в воде, строго взвесив количество воды по инструкции, чтоб все было правильно, и слышу, как громко урчит мой живот, будто умоляет накормить и его, прям слышится в этих перезвонах желудка: «Лен, помилуй, дай хоть сухарика кусок».
Я ставлю миску с кашей сыну и начинаю кормить, приговаривая: «Ам-ам, что тебе сейчас я дам». Живот начинает бурлить сильнее, его можно понять, уже второй час дня, а я ещё не успела даже позавтракать, глаз падает на заваренный ещё в девять утра чай, я решаю пуститься в авантюру – протягиваю Паше ложку и говорю: «На, ешь сам!».
А сама быстро разогреваю себе вчерашний суп, наблюдая, как смачно Паша засовывает всю кисть, в которой ложка, в кашу.
Аааа, как прикольно, потом он несёт эту ручку в рот, бросает ложку, начинает размазывать кашу по лицу.
Слышу писк микроволновки, достаю свой тёпленький супчик, а Паша активно машет ложкой, и улыбка до ушей.
Думаю, у моего желудка сейчас тоже улыбка до ушей, прям чувствую, как суп проскальзывает по пищеводу.
Хорошо и мне, и Паше. Сын аж гогочет, смотрит на меня и смеётся, размазывая обед по одежде, снова заносит ложку в рот, и я следую его примеру.
Чувствую, как на мои волосы прилетают куски каши. Весело и мне, и Паше.
Он облизывает ложку, я тоже.
Обед, мне кажется, прошел на «ура», хоть в рот сыну в итоге попало каши совсем чуть-чуть, но зато он сам. Верно же?
20.03.2014
Еле сдерживаю слёзы сквозь смех, жизнь точно покруче комедий.
Причём ничего ж не предвещало такого, когда я резала лук на суп со слезами на глазах, вспоминая, как видео ролик «женщина в противогазе на кухне», и в нем миловидная дамочка в таком облачении советуют делать зажарку, чтоб тушь не потекла. Ох, уж эти блогеры, чудят похлеще шутов.
Занятая этими мыслями, я не сразу сообразила, что уже несколько секунд трясётся от вибраций телефон, слышу шёпот Димы:
– Вези мне срочно штаны!
– Ты где?
– В туалете?
– Что добежать не успел?!
– Очень смешно, Лен. Я в туалете в банке, пошёл по нужде, на выходе наклонился завязать шнурок, и слышу треск, руками проверяю, а там – дырень…
Тут меня прям разрывает от смеха, это ж как в самых тупых примитивных комедиях, разве такое бывает в жизни?
Я громко хохочу в голос, половина лука падает на пол, но это неважно.
Я начинаю вытирать слёзы с глаз, в которых перемешались боль и радость, боль от ядреного лука и радость от того, что муж так развеселил.
Слышу уже слегка раздраженный шёпот:
– Хватит ржать! У меня брюки лопнули, вези мне джинсы! Срочно!
А я сижу на корточках отковыриваю прилипший от линолеума лук и думаю, что не все так трагично:
– Дим, я знаю, ты умеешь преувеличить размах трагедии, там, поди и не особо видно… повиси, я лук на сковородку кину.
И тут уже муж переходит на зловещий шпионский шёпот, который на фоне шваркавшего на сковороде лука, звучит с особым шармом:
– Лен! Какое «умеешь преувеличивать»?! У меня весь тыл обнажён?! Понимаешь!? А мне сейчас идти кредит просить как?! Голозадому? Типа, я так-то платёжеспособный, но без штанов.
Я держу телефон, зажав между ухом и плечом, помешивая лук, и не могу сдержать новый поток слез от смеха: мой всегда такой правильный Димка, и сидит в кабинке туалета, пряча «голозадый тыл».
– Всё-всё! Твой SuperLen мчит спасать планету! – прыскаю, громко смеясь, что сводит аж живот.
Бегу будить сына, вызываю такси, спускаю в лифте и понимаю, что забыли главное – штаны, сначала кажется, что это провал, но я не намерена сдаваться.
Поднимаюсь быстро обратно, мысленно матерясь, потому что уже пошло платное ожидание.
Пока выбираю наименее мятые джинсы, потому что нет уже времени доставать утюг, Дима звонит и начинает гундеть, что менеджер скоро его вызовет, а он до сих пор без штанов.
Попытка номер два, выхожу с Пашей, мчим на такси, минут пятнадцать, и вот захожу в банк с Пашей на руках. Мы идём быстро, нигде не останавливаемся, будто были здесь не раз, незаметно ищу туалет на втором этаже, открываю дверцу, и тут до меня доходит: «Мне надо в мужской».
Стою перед ним, как перед полем боя.
А что делать-то? Может, через кого передать? Или самой войти?
Делаю лицо «тяпкой», захожу…пусто, врагов нет, преграды пройдены, ищу кабинку с мужем, передаю ему чёрные джинсы.
– Дим, ну всё! Миссия по спасению выполнена, – не упускаю я возможности посмеяться ещё раз. – отныне зовите меня спецагент Полякова.
– Лен, замолчи! Вот прям заткнись. Бесишь, сучка! Я тебе отомщу, – доносится из кабинки. – и сверху на меня падают порванные брюки.
– А как, Дим, мстить будешь?! Наденешь мои штаны, чтоб и их порвать?! Да? – мой неожиданный stand-up прервал мужик, который зашёл в туалет.
И я еле сдержалась, чтоб не дать ему совет: «завязывайте шнурки осторожнее, то штаны лопнут»!
В общем, если б я снимала фильм о сегодняшнем дне, то он бы назывался «голозадый предприниматель: реалии современности», и никак иначе.
03.04.2014
И снова зубы, и снова второй день без сна, и снова второй день я ношу на руках Пашу, который горит от жара и снова раскидывает руки, как распятый Иисус, который страдал за грехи смертных.
Откуда в моей голове опять эти мысли, мы ведь не планируем крестить сына, видимо, от усталости или вспомнилось, как беременная сопровождала по области делегацию святых отцов из Германии. Неважно. Хочется облегчить страдания сына, это важно, а как? Только заботой, хотя голова трещит от его писка, хочется тишины и спать.
– Лен, давай, теперь я буду носить, – сквозь туман слышу голос мужа. На автомате передаю ему хнычущего сына и сажусь на пол, согнув колени и опустив голову на них, словно Аленушка на той знаменитой картине, что сидит на камне у озера.
Слышу какой-то треск, смотрю на натяжной потолок, в котором отражаются огоньки люстры, перегорела одна из лампочек, перевожу взгляд на стену, будильник маячит красными огоньками «три часа семнадцать минут».
В голове мелькает избитая ещё со школьных времен фраза: «счастливые часов не наблюдают», я отвожу взгляд в сторону:
– Но я же счастлива быть мамой? Верно? Только вот не знаю, как научиться жить в этом новом счастье.
Доносится хрюкающий плач сына, Дима крепко прижал его к себе и что-то ему тихо бормочет, нежно целуя в макушку, где ирокезом торчат белёсые волосы. Сын скулит, как маленьких щенок, которому наступили на лапку, ему больно, и нам с мужем больно, очень больно от этого.
Дима предлагает мне лечь на диван, но я ж мать, как я могу оставить сына в таком состоянии, я не должна спать, пока ему плохо, я не могу. Я продолжаю сидеть на полу под горький громкий крик сына, уставившись в одну точку. Что ж так тяжело-то всё даётся в этом запланированном, как идеальное, материнстве.
Дима тормошит меня слегка за плечо:
– Лисенок, я не могу тебя перенести, на мне заснул Паша; перебирайся на диван скорее, спи там. Все хорошо.
Я немного не понимаю, что происходит; меня «вырубило» прямо на полу, сидящей на полу, когда рядом громко кричал от боли сын.
Я перебираюсь на диван, мне надо поспать, а то я сойду с ума.
11.04.2014
– Катя, конечно я не могу успокоиться. Это мой ребёнок и он лижет обувь! Понимаешь, грязную обувь, вчера только я отвлеклась, накладывая Диме плов…кстати, плов хочешь? Нет? – подруга положительно кивает головой. – Так вот Паша дополз и начал смаковать подошву.
– Лен, он просто познаёт мир, – произносит Катюша с улыбкой и такой внутренней уверенностью, что становится стыдно от того, что у меня возникли какие-то сомнения.
– Я это понимаю, ты говорила, да и я сама читала, что дети всё тащат в рот, что с помощью языка она понимают свойства предмета: его температуру там, шероховатый он или гладкий. Я это умом понимаю, но …, – от эмоций мои руки начинают нервно чистить грейпфрут.
– Ленусь, ты Главное не волнуйся, это передается Паше, а он и так беспокойно спит. Посмотри на это с другой стороны, – пытается успокоить меня подруга или все-таки психолог, я уже не понимаю.
Оранжевая кожура падает мимо ведра, и не дослушав про какую-то ещё сторону, я начинаю почти кричать:
– Да не могу я с другой стороны, пойми. Он так орал вчера, сидя с чёрным ртом у порога, потому что я у него отобрала Димин ботинок, орал и смотрел на меня, как на врага народа.
Катя встала, подошла к вёдру и начала вместе со мной собирать кожуру, говоря магнетизирующее:
– Во-первых, Лен, сын априори тебя любит, ты для него до года Особый человек. Во-вторых, у него ни поноса нет от этого, ни язв никаких во рту. Это уже плюс. Далее, что ещё из положительного имеем: в-третьих, подошвой он не подавится, как недавно яблоком.
Я выдыхаю, понимая сколько мудрости в ее словах. В голове проскакивает мысль, что зря Димка ее недолюбливает, нет, ну не так уж, чтоб недолюбливает; он считает, что Катя мешает мне думать, навязывая только своё мнение. Я будто слышу его слова: «Она словно эксперимент на тебе проводит, чтоб кандидатскую написать. Советует и смотрит, а работает ли это в жизни или только в ее теории красиво», – поэтому я неожиданно, уйдя от темы ботинок, произношу:
– Катя, скажи честно, Паше точно соска не нужна была тогда в раннем детстве?! Сейчас-то уже подавно в восемь месяцев – нет, хотя он, засыпая, так отчаянно, другого слова подобрать не могу, сосет и сосет большой палец. Прям засунет в рот и чмокает.
– Соска нужна реально очень маленькому количеству детей, прям мизер. Не надо ее совать каждому, а это ведь неверно закладывается у будущих мам. Ты сама вспомни любую книжку, если младенец, то в коляске и с соской во рту. Я, Лен, честно говоря, не понимаю твоё принятие колясок, это ж отсутствие единения с ребёнком, как товар в тележке, ребёнка перевозите, хотя я не в коей мере не критикую, – Катя отставила вбок тарелку, а я про себя отметила, что теперь коляска стала не садовой тачкой, а тележкой, а дети – уже не овощи, а товары. – Плов, кстати, вкусный, спасибо, и барбарис тут к месту. В общем, давай успокоимся, примем ситуацию с ботинками, и приступим к новому: рисование с Пашей пальчиковыми красками в ванне.
Я наливала нам чай, готовясь к новому этапу в развивающих занятиях с сыном, протягивая чашку Кате, мне хотелось донести до неё то, что она даёт так много:
– Спасибо, спасибо тебе, только ты можешь меня по-настоящему успокоить, ты прям Гуру. Твоему будущему малышу очень повезёт.
12.04.2014
Моя мечта сбылась! Возможно, впервые после рождения сына! Прям совпали категории ожидания и реальности, ведь как бывает: рисуешь себе в воображении картинку чего-то идеально-красивого, стремишься к ней, идёшь к цели, как к вершине горы, спотыкаешься на маленьких препятствиях и думаешь, что всё… Мечты ты не достигнешь, пора поворачивать обратно к подножию или выбрать, как остальные, путь попроще, и лишь потом, добравшись до самой вершины своей мечты понимаешь, что эти препятствия были не препятствиями, а лишь ступеньками к исполнению задуманного Вселенной.
Именно Так было вчера, мы залезли с Пашей в ванную, и начали рисовать красками. Рисовать, не думая ни о чем, естественно, я следила, чтобы он не тянул ее в рот, но восторг, который был в его глазах передавался и мне, как заряженные частицы тока от него ко мне, от меня – к нему, только это были заряды счастья, необыкновенного материнского счастья.
Паша кряхтел и мазал мне на щеки, руки краску, размазывал ее своими пухлыми пальчиками по себе, смотрел на меня, будто спрашивал:
– Что так можно? – и улыбался.
Именно к такому материнству я стремилась, когда ждала сына, мечтала, что мы с ним вместе будем открывать этот новый мир, я буду тонуть в его довольных глаза, пытаясь дать ему только хорошее, и это сбылось – прямо три в одном: первое рисование красками в ванне в восемь месяцев, настоящее комфортное материнство, раннее развитие ребёнка в естественной среде.