Дети Солнца

Всякому новичку, вышедшему в поход, требуется опытный наставник. Поэтому в словах Христа в том отрывке звучит надежда, что путь будет пройден, просто нужно следовать за Ним, не сдаваясь, неся свой крест осознания того: кто ты и куда идешь…

Записав эти мысли на бумаге, Эрнест улыбнулся сам себе. Конечно, богословы вряд ли согласятся с ним в такой трактовке слов из книги, которой они поклоняются более, чем слушают свое сердце. Но он знал, что если и говорить что-то, то нужно быть в созвучии со своим сердцем, не ради подтверждения чьих-то ожиданий.

После того, как конспект выступления был подготовлен, Эрнест, чувствуя, как урчит его живот, требуя «хлеба насущного», собрал спортивный костюм, надел балаклаву и вышел в соседний продуктовый магазин за свежими овощами и зеленью.

С момента начала карантина он редко выходил из дома – только в дни, когда в агентстве дежурила его информационная бригада. Чистая вода поступала в их многоэтажку из артезианской скважины, пробуренной при строительстве их микрорайона для восьми многоквартирных домов. К тому же на кухне у него был установлен фильтр для очищения воды с помощью обратного осмоса. Поэтому своеобразный «пост», который Эрнест держал, пока был дома на самоизоляции, переносился без особых усилий.

Вообще он замечал, что важные события в его жизни происходят без чрезмерных потуг, как если бы он плыл в потоке по бурной реке, и ее течение все время огибало опасные места со скрытыми под водой камнями, так что ему оставалось только аккуратно подгребать веслом, особо не налегая на него.

Вот и сейчас, войдя в магазин, он заметил, что посетителей в нем гораздо меньше, чем должно быть в это время. Молодая мама с двухгодовалым ребенком, сидящим в кенгурине, подбирала молочные продукты и детские смеси. В дальнем конце магазина дедушка выбирал пряники к чаю. Возле кассы в задумчивости стоял парень лет восемнадцати, словно пытаясь что-то вспомнить.

Голубые глаза и золотистые волосы – вот и все, что успел запомнить Эрнест, пока парень не шагнул к кассиру, чтобы оплатить свою покупку.

Эрнест положил в тележку морковь, свеклу, капусту, несколько пакетов с орешками, кинзу с рукколой и встал в очередь на кассу за дедушкой, подошедшим чуть раньше из хлебного отдела.

Когда пожилой мужчина оплачивал продукты, оказалось, что на большую упаковку черного чая у него не хватает денег. Нужно было идти и выбирать упаковку поменьше или отказаться от покупки. Эрнест сделал вид, что наклонился завязать шнурки возле замешкавшегося дедушки, а потом произнес:

– Уважаемый, по-моему, это вы обронили…

На полу лежали сто рублей, сложенные пополам.

Дед наклонился и, подняв банкноту, смущенно улыбнулся:

– Спасибо тебе, милый человек.

Эрнест, у которого из-под балаклавы были видны только глаза, подмигнул деду, ничего не ответив.

Когда он возвращался домой, перед глазами возник образ с золотоволосым парнем из магазина. Его глаза были такого же цвета, как у отца, пропавшего чуть больше десяти лет назад.

Отец тогда в начале марта поехал на Байкал на своей машине и больше его никто не видел. Через полгода официальный розыск прекратили за отсутствием улик. Эрнест, вернувшийся из армии в декабре, пытался сам навести справки, узнать, где у отца были остановки на маршруте, но никто из работников придорожных кафе и заправок не смог вспомнить ничего путного.

Эрнест скучал по отцу, по его «не от мира сего» присказкам, которые тот шептал как мантры: «помочь можно живым», «помни, кто ты есть», «параллельные прямые пересекаются»…

Через год после того, как он прекратил свои поиски, в сети Эрнест случайно наткнулся на книгу А.Бачило с таким же названием, как мантра у отца, прочел ее, но не нашел в сюжете ничего необычного, так и не поняв, почему отец повторял эти слова.

В памяти Эрнеста было множество потайных карманов, в которых хранились образы, запечатленные в детстве. Одним из них был момент, когда они с отцом побывали за полярным кругом у ненцев-оленеводов.

Отец, будто зная заранее, выбрал на ночевку чум пожилого ненца Игната, жившего в одиночестве. В этом чуме на женской половине стояла «золотая баба». Сам Игнат все время делал вид, что гости его не интересуют, предоставив им полную свободу действий в своем жилище. В этом необычном чуме снились особенные сны, и Игнат никак не мог взять в толк – за что духи так благосклонны к гостям, открывая им сокрытое в темноте. Тем более ни знаний, ни навыков общения с природой у этих гостей не было.

Взять хотя бы момент, когда отец вместо того, чтобы разжечь огонь в очаге (к которому по обычаю может приближаться только хозяин), задымил весь чум. Дух огня не слушался его, но Хозяйка Тундры ночью сама предстала перед ним во сне в своем изумрудном сиянии.

Игнат, проживший много на своем веку, знал, что спорить с духами нет смысла. И если они решили открыть что-то гостям, значит его дело – не возмущаться их неуклюжести и невежеству, а помочь осознать происходящее.

Это воспоминание дало Эрнесту возможность понять, что завтрашняя проповедь и ее воздействие на слушателей не в его власти. Ему как Игнату, нужно просто не мешать действовать тому потоку жизни, той силе, которые сами будут выбирать в общину тех, кому предназначено там оказаться.

Следующий день, как обычно начался с Настиного музыкального приветствия. На этот раз Скин пела о погружении в пучину безнадежной страсти:

«…Я пытался рассуждать о долге,

Но ты извратила мои слова.

Тобой движет жажда обладать красотой

И страсть к победе.

Сближение теней нарушено

Холодом трясущейся руки.

Ты бьешь меня, пока я не стану послушным.

Вместо того, чтобы успокоить мою ярость,

Ты просто разжигаешь языки пламени…

…Так что теперь мы тонем, мы тонем,

Тонем, тонем…»

Первым на его выступление в общем видеочате Игры отреагировала Катя. Эрнест еще продолжал говорить о мужестве, необходимом для перемен в жизни, о том, что кроме решимости необходимо начать следовать по выбранному пути, вопреки страхам и тревогам, когда на экране смартфона появилась цифра один во вкладке «члены вашей общины».

По анкетным данным Екатерине Дмитриевне Аменицкой было двадцать четыре года. Судя по тому, что она отреагировала на слова проповеди Эрнеста до ее окончания – это был реальный человек, а не бот-программа.

Следующим присоединившимся к его команде участником стала Ксения Михайловна Милорадович, которая по информации в анкете была на год старше Эрнеста. Она задавала вопросы о том, насколько важным Эрнест считает критерий самоотдачи людям в служении и каким образом в этом «слиянии с общиной единомышленников» он защищает себя от потери самостийности своей личности.

Поскольку Эрнест только вошел в воду служения в игре, он не задавался еще этим вопросом. Поэтому ответил Ксении честно, что не обладает таким опытом и будет рад, если кто-либо, уже прошедший этот путь, будет помогать ему сохранять свое я не в ущерб общине с помощью грамотных и своевременных вопросов.

Третьей участницей стала Наталья Платоновна Кулаковская. Она присоединилась к его команде после того, как выслушала выступления руководителей всех общин. В анкете было написано, что ей тридцать два года. В личном чате она написала Эрнесту, что надеется принести пользу общине, поскольку знает на личном опыте, о чем говорил в своем выступлении Эрнест.

Нина и Зинаида – две подруги двадцатишестилетнего возраста вступили в общину поздно вечером, когда Эрнест уже спал. Поэтому познакомиться с ними у него получилось только на следующее утро.

Помимо этих пяти девушек, в его общину пришли Павел Анатольевич Лонгин тридцати двух лет – преподаватель ВУЗа (доцент) и Петр Никанорович Апанасьев тридцати четырех лет – бывший военный, вышедший в отставку.

Самым молодым, присоединившимся к общине, был восемнадцатилетний Евгений. Почему он стал участником этой игры, Эрнест не понимал. Он помнил себя молодым парнем, уходившим в армию и расставшимся перед этим со своей девушкой. Скорее даже наоборот – расставшимся с девушкой, и потому уходившим в армию.

Причиной расставания стала его горячность и юношеский максимализм, которые мешали ему понять, что в семнадцать лет ждать от девушки глубокого и сильного чувства, способного побороть соблазны окружающего мира – это наивно. Конечно, всегда бывают исключения, но в таком юном возрасте редко какая девушка может быть честна сама с собой и своими внутренними демонами. Обычно ей не то, что управлять собой, а просто четко осознавать свои потребности и мечты сложно, поскольку ураган эмоций из-за меняющегося гармонального фона во время физиологического превращения девушки в женщину сметает большинство психологических плотин, выстроенных в процессе воспитания и социализации.

Эрнеста удивлял интерес Евгения к тем экзистенциальным вопросам, которые толкают человека на путь поиска истины. Во время короткой беседы с ним, Эрнест выяснил, что они живут в одном районе – Евгений снимал квартиру в одной из высоток, построенных три года назад, на семнадцатом этаже с отличным видом на сосновый лес, в котором до карантина Эрнест бегал перед работой по утрам.

Наверно была какая-то причина в прошлом, из-за которой Евгений пытался разобраться в себе сегодняшнем.

Эрнест решил, что в свое время «все тайное станет явным», поэтому торопить события и расспрашивать о чем-то важном своих новых друзей не нужно.

Следующий день прошел незаметно. На смартфоне Эрнеста то и дело появлялись сообщения от членов его общины. Он вел неторопливые диалоги, раздумывая над вопросами друзей и сам время от времени уточняя у них интересующую информацию.

Вечером состоялось короткое общее собрание в групповом чате на тему: как можно сделать их Филадельфию привлекательной для других участников игры, чтобы увеличить численность общины, и как укрепить внутренние связи между членами общины.

Павел Анатольевич, преподававший маркетинговые исследования у будущих менеджеров в Институте Экономики, Управления и Права в РГГУ, сразу взял быка за рога, предложив перед началом продвижения нового проекта развития церкви провести глубинные интервью с каждым членом Филадельфии с целью выяснения основной потребности и мотивации при выборе общины. Так он предполагал определить базис для построения устойчивых связей между членами общины. Следующим шагом было необходимо использовать фокус-группу в общем чате, чтобы выяснить благодаря этому эффективному виду маркетингового исследования направление развития общины с целью максимального охвата рынка консьюмеров духовных истин. Третьим стратегическим этапом развития церкви, на его взгляд, был запуск в общем чате, для получения обратной связи, постоянного голосования по выяснению удовлетворенности целевой аудитории, чтобы руководство их общины в лице Эрнеста и старост, которых предполагалось выбрать на общем собрании, своевременно реагировали на изменение конъюнктуры, выбирая наиболее актуальные вопросы для своих проповедей и оптимизируя планируемые мероприятия, исходя из оценок, полученных в голосовании о прошедших событиях.

Такой научный подход поддержал Петр Никанорович, вышедший в отставку капитан Вооруженных Сил РФ. На службе он был замполитом в своей небольшой воинской части, возглавляемой майором Власовым. Эта часть находилась на северном Урале и отвечала за раннее обнаружение летательных объектов, направляющихся с севера в центральную часть России.

После окончания военного училища у Апанасьева появилось хобби – изучение методов нейро-лингвистического программирования и оттачивание навыка психологического воздействия на людей, используя их предрассудки и рефлексы. Петру Никаноровичу доставляло удовольствие отрабатывать свои способности на срочниках, как на собаках Павлова.

Жизнь его постепенно превратилась в увлекательную игру, в которой он, как паук из темноты, дергал нитями своей паутины, неизменно добиваясь задуманного результата. Так что его сослуживцы и подчиненные сами не осознавали, как они выполняют пожелания замкома воинской части безропотно и с усердием.

Майор Власов понимал, что реальным командиром части является Апанасьев, но пока тот не покушался на его место, оставаясь серым кардиналом, пока в части соблюдался порядок и дисциплина, командир ничего не предпринимал, руководствуясь принципом – «не буди лихо, пока оно тихо».

Пару лет назад их часть расформировали в связи с оптимизацией и модернизацией Вооруженных Сил РФ. Петр Никанорович решил, что пора применять свои навыки не только для разнообразия своей личной жизни (в которой различные медийные гуру пикапа по сравнению с ним были все равно, что дошкольники рядом с аспирантом ВУЗа), но и для стремительного завоевания почета и финансовой состоятельности.

Поскольку с детства Апанасьев не любил быть на виду, в бизнес он вошел аккуратно: сперва, наемным управляющим складского комплекса, а затем, подобрав за полгода команду сотрудников под себя, чтобы каждый в ней работал не за совесть, а за страх, он стал незаменимым человеком на фирме, контролирующим все процессы на предприятии.

Учредители поняли, что пустили лису в курятник, но ничего исправить не могли, потому что процесс работы был непрерывным, а риск потерять клиентов из-за сбоя и, как следствие, огромные штрафные санкции, были слишком высокой ценой за исправление совершенной менее года назад кадровой ошибки. Учредители даже не осознали, что в момент собеседования, не они принимали решение о найме Апанасьева, а он сделал все сам, словно мастерски станцевал соло, так что зрители просто не могли им не восхититься.

Владея ситуацией, Петр Никанорович добился перезаключения трудового договора на выгодных для себя условиях, получив долю в пять процентов от выручки предприятия. На этот доход он открыл через бывшего сослуживца новую фирму – сиамского близнеца той, в которой работал.

Оставалось только нарастить оборот и через год переманить работников в свою организацию, заранее заключив договора с поставщиками и клиентами фирмы, в которой был в текущий момент управляющим.

Чтобы развлечь себя, оттачивая навыки манипуляции, Петр Никанорович решил принять участие в Игре, рекламное сообщение о которой получил на почту. Воздействовать на малознакомых людей, не имея непосредственного личного контакта с ними – разве это не идеальный тренажер?

Перед тем, как с Эрнестом произошло преображение, и он получил дар «различения духов», он начал свой день, как обычно, с песни, которую включила Настя.

Скин пела:

«…Наблюдай со стороны, как я унижаюсь.

Останься в стороне, не теряя присутствия духа.

И кровь пусть не стынет в жилах…

Потому что мне не нужно твое прощение,

Чтобы ты тонул со мной…»

Когда голос Скин еще звучал в динамиках, Эрнест вспомнил сон, в котором шел по берегу моря. Волны были большими, все покрытые белоснежной пеной. Но между бурунами иногда виднелись лазурные пятна воды. Из-за сильного ветра он не мог расслышать свой голос. Ревело море, выл ветер. Эрнесту было страшно-тоскливо. Капли воды лежали на его лице, как слезы. Он увидел себя как бы со стороны, стоящим на большом плоском камне и шевелящим губами. Из-за бушующей стихии разобрать слова было невозможно, но у него в голове прозвучал голос Цоя:

– Закрыв свою дверь, ты должен выбросить ключ…

В этот момент на экране смартфона появилось сообщение от незнакомого абонента: «Вы любите танцевать под дождем?»

Сначала Эрнест подумал, что это какой-то бред, и, возможно, он видит сон внутри другого сна. Потому что в реальной жизни такое совпадение невозможно.

Вслед за первым сообщением пришло второе: «Пока не увидишь однажды небо без туч».

Эрнест сел на кухонный табурет, держа в руке нож, которым намазывал на поджаренный тост фетаксу.

Каким образом кто-то мог узнать, прочесть дословно его мысли и тут же среагировать на них, отправив сообщения?

Прошлым вечером у него состоялся долгий разговор с Апанасьевым, который предлагал использовать НЛПишные техники для закрепления лояльности паствы Филадельфии, вкрапляя микрокоманды в проповеди. Эти скрытые команды должны были, минуя критическое сознание, действовать на подсознание, вызывая ощущение эйфории, повышая эмоциональность речи с помощью субъектных паттернов, воздействуя сразу на все каналы восприятия. Для возникновения устойчивой связи, Петр Никанорович предлагал использовать в ходе проповеди формат диалога с вовлечением слушающих в обсуждение затрагиваемой проблемы, быстро подстраиваясь в этом диалоге под их способ изложения мыслей, отзеркаливая и постепенно становясь для них «братом по крови, своим в доску».

В кульминационной точке, по мнению Апанасьева, нужно было фиксировать «якоря», с помощью определенного действия вроде аплодисментов или выкрика «амэн», чтобы это ресурсное состояние можно было воспроизвести при необходимости в нужный момент, используя «якорь».

Возможно, такое читерство в игре заинтересовало бы кого-то другого. Но Эрнест, услышав предложение Апанасьева, почувствовал тошноту.

Отключив без предупреждения личный чат, Эрнест попросил Настю включить музыку, чтобы тошнота, подобная той, что подступала к Сартровскому Рокантену, отступила. Он открыл нараспашку окно в свою спальню.

Как общаться с Петром Никаноровичем в дальнейшем было не понятно, потому что всякий раз, когда Эрнест возвращался в мыслях к их последнему разговору, к горлу подкатывала тошнота.

Именно этот, внезапно полученный им дар и был даром «различения духов».

Всякий раз, когда Эрнест в дальнейшем сталкивался с «нечеловеком», который мог существовать в теле человека, но в речи которого слышались звуки абсурдности его существования, к горлу Эрнеста подкатывала тошнота.

Так он понял, что аподиктические идеи Лонгина объясняются тем, что это бот-программа с идеальным голосовым синтезатором, но далеко не идеальным искусственным интеллектом.

От тошноты Эрнеста вернее всего спасало вступление из песни «Музыка волн, музыка ветра». Наверно это был тот самый закрепленный якорный рефлекс, о которых толковал Апанасьев, когда Настя включила в ответ на мольбу Эрнеста о спасении от тошноты песню Цоя.

Следующую неделю бригада, в составе которой в информационном агентстве трудился Эрнест, должна была начать свою недельную вахту, но один из операторов подхватил инфекцию. Поэтому руководству агентства пришлось оставить на работе предыдущую бригаду. У Эрнеста освободилось десять дней для необходимой обсервации, и все это время он потратил на погружение в Игру.

По итогам проведенных в игре восьми дней показатели его общины были средними: количество последователей не менялось, интеллектуального роста членов группы особо не наблюдалось, поскольку почти все были со схожим мировоззрением, в основе базирующемся на классическом университетском образовании.

Исключением являлись только Апанасьев и Евгений. Первый по отношению к остальным был явно более эмоционально устойчив, критичен к восприятию нового и тщеславен. Это проявлялось в покровительственном тоне и в том, как Петр Никанорович влиял на ход беседы в общем чате, выступая арбитром, если возникали какие-либо разногласия.

Евгений, наоборот, впитывал новые идеи как губка, часто задавал вопросы, не стесняясь выглядеть невеждой. Он с радостью поддерживал беседу в общем чате и волновался о здоровье членов Филадельфии, когда кто-то в течение дня не выходил онлайн.

Его открытость и искренность поражали Эрнеста, но вместе с тем и настораживали. В восприятии Эрнеста Евгений был хрустальным человеком, с чистыми помыслами, но оттого хрупким и ранимым.

Однажды в личном чате, далеко за полночь, они разговорились о воспоминаниях детства. Евгений рассказал, что запомнил момент, когда с любимой няней смотрел передачу про торнадо и испугался могучей и неуправляемой силы этого природного явления.

На это Эрнест ответил, что похожие страхи перед стихией он также испытывал до того момента, пока шаман Игнат в своем чуме не показал, как можно взаимодействовать с природой. Он тогда взял походную кружку и положил в заваренный чай кубик сахара-рафинада.

Затем спросил:

– Что сейчас произошло?

Я тогда сказал ему, что Игнат подсластил чай.

Игнат улыбнулся и ответил:

– Во-первых, чай еще не стал сладким, пока сахар не растворился. Значит всему нужно время. Во-вторых, сахар упал в кружку не сам собой, а только благодаря моему желанию и действию рук. Значит хотеть мало, нужно действовать. Ну и третье, мы своими поступками можем ускорять или замедлять процессы в природе. Например, для того, чтобы сахар растворился быстрее, нужно размешать его чайной ложкой.

Пока Эрнест вспоминал этот случай, его воображение сопоставило кружку с размешивающимся в ней сахаром и воронку от торнадо. Сходство было поразительным. Не долго думая, он спросил Евгения:

– Как можно быстро остановить вращение крупиц сахара в процессе размешивания чая в кружке?

Евгений, подумав пару секунд, ответил:

– Нужно начать вращение чайной ложкой в противоположную сторону.

Эрнест подхватил эту мысль:

– В принципе, люди в Африке, которых мы зовем колдунами, а основное занятие у них – управление погодой – так и поступают. Когда нужен дождь, они представляют вращение воздуха, создающее нисходящий поток, под облаком, или наоборот, для того, чтобы прекратить затянувшийся дождь, представляют вращение воздуха, создающее восходящий поток. Я читал об этом в какой-то книге. А ведь с торнадо можно поступить так же. Представить внутри вращающейся воронки другую, закручивающуюся в противоположную сторону, и подождать, когда торнадо ослабнет. Кстати, в книге, которую я читал об этом вихревом воздействии на природу, было написано, что таким образом можно делать из обычной воды в центрифуге живую или мертвую воду, меняя ее Ph, в зависимости от направления вращения. Этот эффект наблюдался при попытке очистить эмульсию от примесей. Кислотность раствора менялась в различных опытах, несмотря на то, что изначально в центрифугу брался раствор из одной и той же емкости.

Евгений недоверчиво переспросил:

– Вот так просто? Представил и все получилось?

Эрнест улыбнулся:

– Если бы всех людей в школе учили не только логическому мышлению, но и развивали способность к воображению несуществующего пока еще в природе, в мире было бы гораздо меньше менеджеров и гораздо больше изобретателей. Я ничего не имею против управленцев с их железной логикой, но миру явно не хватает фантазеров, воплощающих свои мечты в реальность.

– Кажется, я тебя понимаю, – улыбнулся в ответ Евгений. А кто такой Игнат, о котором ты говорил?

– В двенадцать лет я со своим отцом ездил на Север и жил там у оленеводов. У меня дома хранится фотография, сделанная папой на Обской губе. Я там с посохом и в серой ненецкой малице. Игнат, у которого мы жили, договорился тогда со своими родными, чтобы мы не замерзли, одеть нас в теплые зимние национальные одежды. Когда мы ехали по снегу, началась метель и, если бы не его забота, нам бы тогда было несдобровать.

– А я своего отца не помню, – улыбка Евгения стала грустной. Он жил в другом городе, и мы с ним редко встречались. Мама рассказывала мне о нем, но из воспоминаний у меня осталась лишь наша поездка в пещеры. Он тогда посадил меня на плечи и сначала спустился с одной горы, а потом поднялся на другую гору, сказав, что в жизни всегда так – то вверх, то вниз. Главное не останавливаться.

– Меня папа тоже любил катать на своих плечах, когда я был маленький. А что сейчас с твоим отцом?

– Мама сказала, что он погиб в аварии. Я об этом узнал только через год, после того, как все произошло.

– Мой отец пропал десять лет назад по дороге на Байкал.

Евгений не моргая, уставился на Эрнеста:

– Когда это было? Десять лет назад? Мне тогда было семь с половиной лет. А перед моим девятым днем рождения летом я узнал о гибели отца.

– У наших отцов схожая судьба. Я бы даже мог подумать, что речь идет об одном и том же человеке. Только мне моя мама ничего не говорила, что у отца была другая семья. Я рос в семье один. Жаль, что у меня не было братьев и сестер, хотя бы сводных.

Этот разговор закончился тем, что Эрнест предложил Евгению, который жил неподалеку, после завершения карантина бегать вместе в лесопарке возле их микрорайона.

Открывать глаза в пять утра не хотелось, но Эрнест твердо решил сегодня, пока все спят, пробежать по лесопарку пару километров.

Надев спортивный костюм и беговые кроссовки, перед выходом из дома он спросил у Насти, какую песню та хотела включить сегодня утром. Настя ответила, что сегодня предпочла бы «Гедонизм».

Кроссовки привычно шуршали по асфальту, пока из-за крайнего дома не появилась опушка соснового леса. Когда Эрнест забежал на тропинку, ведущую вглубь парка, его рука сама потянулась за смартфоном. Он достал наушники из кармана и, надев их, включил песню.

«…Надеюсь, ты сейчас счастлива.