Жена чужого мужа. Счастье взаймы

Пролог

Я просыпаюсь ночью от громкой трели звонка и ударов в дверь. Испугавшись, в панике вскакиваю с кровати и бегу открывать, даже не потрудившись посмотреть в глазок. Однако, распахнув дверь, обнаруживаю самую странную картину: Булат, держа на руках извивающегося и орущего ребенка, сам весь окровавленный и едва держащийся на ногах, вваливается в мою прихожую, захлопывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной для опоры.

Я не могу поверить своим глазам. Просто не могу. Это не галлюцинации? Мой бывший муж реально сейчас стоит в моей квартире с ребенком на руках? Который, кстати, все еще истошно вопит и которого он буквально пихает мне в руки.

Я автоматически перехватываю извивающееся тельце, чтобы Тагиров его случайно не уронил, и на его сером изможденном лице мелькает облегчение.

– Вита, нет времени объяснять, внимательно слушай! – взяв меня за плечи, настойчиво говорит Булат. – Позаботься о ребенке, слышишь? Я вернусь и заберу его через несколько дней.

– Булат, что ты такое…

– Нет времени, Вита! – слегка встряхивает он меня. – Просто сохрани его. Мой отец мертв, ребенок в опасности. Пожалуйста! Я скоро вернусь за ним.

И, прежде чем я успеваю остановить его, Булат, так же стремительно, как и появился, исчезает в ночи, оставляя меня растерянно стоять с орущим ребенком со следами крови на одежде и таким же багровым от возмущения лицом.

– Кто же ты такой? – спрашиваю я совсем еще крошечного, наверняка новорожденного, малыша, с которым совершенно не знаю, что делать.

Я растеряна и напугана, но несмотря на всю боль и обиду, которую принес мне бывший муж, я не звоню ни в полицию, ни в органы опеки, потому что интуиция кричит не делать этого, а Булат всегда учил меня прислушиваться к шестому чувству, которое не раз спасало ему жизнь в прошлом.

Малыш в моих руках никак не может успокоиться, так что я прихожу к выводу, что нужно его накормить. У моей соседки с третьего этажа есть двухмесячная дочка, она могла бы мне с этим помочь, так что, поборов свое нежелание беспокоить человека в три часа ночи, я снимаю заляпанный кровью зимний комбинезон с ребенка, обнаруживая под ним белый слип, и укутав его в плед, несу вниз, звоня в дверь Тани.

Мне открывает ее заспанный муж Толя, с удивлением глядя на меня.

– Толя, прости, что так поздно, но у меня ЧП! – говорю сквозь громкие рыдания младенца на своих руках. – Нужно накормить ребенка, а у меня ничего нет.

– Заходи, – хмурясь, пропускает он меня и сразу ведет на кухню. – Бутылочка есть?

– Ничего нет, Толь. Мне его только что завезли, а сумку с вещами забыли.

Он берет со стойки одну из вымытых бутылочек своей дочки и включает чайник, пока я пытаюсь укачать ребенка. На кухню заходит сонная Таня, протирая глаза.

– Что происходит?

– Моя двоюродная сестра только что заезжала и оставила мне ребенка, потому что ее муж попал в аварию и ей нужно к нему в больницу, – придумываю я на ходу. – Она забыла отдать сумку с его вещами, а он голоден. Простите за беспокойство, пожалуйста, но я не знала, что еще можно предпринять в середине ночи! Он никак не успокаивается.

– Давай я попробую, – устало протягивает руки Таня и я передаю ей ребенка, но даже опытной мамочке не удается его успокоить. – Может пустышку ему дать? Держи, я сейчас принесу. У меня как раз есть еще нераспакованная.

Отдав мне малыша, она уходит в детскую, а Толя, проверив температуру воды, готовит смесь и быстро взболтав бутылочку, передает ее мне. К счастью, опыт с детьми у меня хоть и небольшой, но есть, благодаря племянникам, так что я знаю, как кормить и переодевать. Сую в крошечный ротик ребенка соску и он не сразу, но реагирует, начиная кушать. К этому моменту возвращается Таня с пустышкой в упаковке.

– Толя, иди спать, тебе на работу утром, – говорит она мужу и тот уходит, чмокнув ее в макушку. – Вита, я отсыплю тебе немного смеси на утро и дам подгузники. Бутылочку эту тоже можешь забрать, она у нас все равно запасная.

– Спасибо большое, Тань! – искренне благодарю ее. – Ты не представляешь, в каком я отчаянии была.

– Да не за что. Надеюсь, с мужем твоей сестры все будет хорошо.

Она приносит мне два подгузника, отсыпает смесь и провожает до двери. Я еще раз благодарю ее и поднимаюсь на лифте в свою квартиру, продолжая кормить медленно сосущего малыша. К тому моменту, когда я захожу в свою спальню, он осилил лишь половину бутылочки, но его глазки уже закрываются. Осторожно кладу его на кровать и малыш, так и не доев до конца, засыпает, наверняка измученный своим продолжительным плачем и приключениями этой ночи.

В сердце щемит от жалости, когда я думаю о том, какой стресс он, наверняка, испытал. Такой маленький и разлученный с мамой. Ведь наверняка у него она есть, он выглядит сытым и ухоженным, одежка качественная, а щечки пухлые. И что мне с ним делать? Как скоро вернется Булат? И вернется ли?

Вопросы не дают уснуть. Я лежу рядом с тихо спящим ребенком, внимательно рассматривая его в свете ночника. Предполагаю, что это мальчик, потому что его верхний комбинезон был синим и явно не девчачьим. Логика говорит о том, что это сын Булата. Как же иначе? У него есть молодая жена, не искалеченная и бесплодная, как я. Да и стал бы он так рисковать ради чужого ребенка и приносить его мне? Ведь Булат едва держался на ногах, его состояние было тяжелым, но он спас этого малыша, какая бы опасность ему не грозила.

Слезы одна за другой падают на подушку, потому что все в моей груди горит от боли. Сначала они тихие, с примесью смирения и отчаяния, но постепенно превращаются во всхлипывания, а после и в рыдания, которые я пытаюсь приглушить, зарывшись лицом в подушку и задыхаясь от собственных неконтролируемых эмоций.

Как он мог так поступить со мной?

Этот вопрос мучает меня уже два года, не давая забыть, двигаться дальше. И даже когда кажется, что все прошло, что я отпустила, оказывается, что боль лишь затаилась, чтобы снова нахлынуть лавиной в тишине одинокой ночи, или в середине ясного дня, стоит только уловить мимолетный запах аниса или поймать взглядом темную макушку похожего, но не являющегося Булатом Тагировым, мужчины.

Я ничего не знаю о нем. Да, он богат, но не знаменит, если только это не криминальные круги, в которых он родился. Его нет ни в соц. сетях, ни в новостях. У меня не осталось ни единого знакомого, кто знал бы о нем хоть что-то. Словно я прожила три года с призраком, а не с человеком.

И теперь вот это.

У Булата есть сын. Такой долгожданный и желанный. Назвал ли он его Асадом, как планировал назвать нашего с ним сына, родись он когда-нибудь? Асад – значит лев на их языке, а он всегда говорил, что наш сын будет львом. И этот малыш действительно похож на львенка. У него густые рыжие волосики, чем не львиная грива? И хотя на Булата с его черными волосами и смуглой кожей мальчик ни капельки не похож, я все равно уверена, что это его сын. Потому что глаза не лгут. А у малыша именно его глаза – темные, как кофе. И даже вырез… Похож.

Каким же жестоким уродом нужно быть, чтобы подбросить мне своего сына? Я думала, Тагиров уже достиг своего предела в тот день, когда бросил меня, но я ошиблась. Он оказался еще хуже, чем я считала. Разве мало я пережила после его предательства? Он ведь ничего от меня не оставил, уничтожил, как человека, как личность.

Сейчас уже бывают дни, когда я просыпаюсь утром, не думая о нем, радуясь редкому зимнему солнышку и улыбаясь прохожим, которые не замечают красоту простого момента. Меня в такие дни радуют даже самые простые мелочи, вроде вкусного кофе и быстро сформированного отчета на работе. По пути домой я захожу в какой-нибудь ресторанчик и вкусно ужинаю, а зайдя в пустую квартиру, не ощущаю одиночества, наслаждаясь интересной книгой или фильмом. Мое сердце не болит. Не помнит.

Но потом наступает ночь…

Холодная, безжалостная ночь давит на меня, заставляя в полной мере ощутить всю безысходность, которая наполняет мое существование с того момента, как он ушел.

Булат был моим счастьем. А теперь этого счастья не стало, осталась лишь возможность радоваться мимолетным вещам, которая, впрочем, иллюзорна и исчезает, стоит мне скинуть с себя оцепенение, в котором я живу при свете дня. Притворяясь, играя роль, насилу улыбаясь и делая вид, что это искренне. Что моя радость – не иллюзия, а что-то настоящее. Но настоящим был только Булат. Его потеря иссушила мою душу, ослабила мой дух. Я просто не живу, выживаю без него, влача свое жалкое существование. И мне казалось, что нет ничего, что может сломить меня еще больше, но глядя теперь на этого ребенка, мне еще более невыносимо жить.

Ребенок Булата. Его сын. Тот, о котором мы так мечтали, но которого я так и не смогла ему подарить. Ущербная. Бракованная. Жена, которая не может дать семью. Неудивительно, что я оказалась не нужна ему такая! И я смирилась. Даже перестала ненавидеть его, потому что любовь всегда перекрывает. Но почему он снова поступил так со мной?! Зачем появился после двух лет молчания? И как мне заставить себя смотреть на этого невинного малыша, не перенося на него всю злобу и горечь, которую я ощущаю из-за его родителей? Как заботиться о нем, не вспоминая каждый раз, когда гипнотизировала глазами телефон в течение этих двух лет, надеясь, что Булат позвонит? Что я все равно нужна ему, что он понял свою ошибку, что тоже не может без меня.

Наивная идиотка! Жизнь ничему меня не учит и видимо, я до самой смерти так и останусь той, кем можно воспользоваться и кто никогда не откажет. Глупая, безотказная Вита, продолжающая жить пустой надеждой, несмотря ни на что.

Глава 1

Тогда

– Юбка слишком короткая.

– Что? – растерянно опускаю взгляд на свою юбку, которая заканчивается как раз над коленями.

– Я вижу ваши колени, – недовольно говорит Булат Булатович, словно они лично оскорбили его своим видом.

Я чувствую укол обиды, потому что всегда считала, что у меня красивые ноги. И юбка моя вовсе не короткая, а очень даже скромная! Даже сзади обтягивает не так сильно, как диктует мода.

– Хорошо, с завтрашнего дня я буду носить брюки, чтобы не оскорблять вас видом своих коленей, – не могу совсем уж не показать своего возмущения, потому что он уже достал.

И почему именно на мою голову свалился этот «дорогой, очень важный» инвестор и именно я должна «удовлетворять любую просьбу и не возражать» по прямому приказу моего непосредственного начальника? Получила повышение, называется! Если мне и дальше придется работать с этим придурком, то я точно вылечу с работы!

– Вы принесли мне отчет? – не обращая внимания на мой выпад, спрашивает Тагиров.

– Да. Но только за первый квартал. Я не успела охватить весь год, потому что слишком много информации. За второй и третий кварталы смогу закончить за выходные.

– Вы собираетесь работать в выходные? – вместо ожидаемых упреков, с любопытством спрашивает он. – Так не годится, Вита. Возьмите себе помощников, сколько потребуется, и закончите отчет в понедельник. Во вторник утром жду его на своем столе.

– Х-хорошо, – растерянная его доброжелательностью и неожиданной фамильярностью, бормочу я. – Можно идти?

– Идите, – усмехается мужчина, демонстративно опустив взгляд к моим коленям еще раз.

Выйдя из кабинета, который ему любезно одолжил заместитель генерального на время пребывания в нашем городе, я опускаю взгляд на свои ноги и убедившись, что не испачкалась и не оцарапалась, что могло бы привлечь его внимание, иду к себе, бормоча под нос ругательства.

Ну что за бесячий человек?! Всего два дня здесь, а я уже на грани нервного срыва.

«Вы опоздали на две минуты, Виталина Сергеевна».

«Вы принесли мне невкусный кофе, Виталина Сергеевна».

«Почему подпись на этом договоре поставили голубой ручкой, Виталина Сергеевна?»

«Мне не нравится мой отель, найдите мне что-нибудь получше, Виталина Сергеевна».

А ничего, что он живет в люксе самого дорогого отеля в городе? Где я найду ему лучше, если от съемного жилья он отказался?

И ручка, между прочим, была синяя, а не голубая, слепошара занудный!

А ведь я всегда считала себя очень терпеливым человеком. Молчала там, где другие не сдерживались, всегда пропускала мимо ушей грубость, оставаясь максимально корректной. Меня, наконец-то, повысили до должности старшего менеджера! Всего за два года в компании, в которой я трудилась не покладая рук, частенько задерживаясь после окончания рабочих часов и никогда не подводя начальство, как бы не поджимали сроки. До слез обидно, что все это может оказаться выброшенным в окно из-за какого-то зарвавшегося «большого босса». Потому что я реально могу в какой-то момент не выдержать его тупых претензий и высказаться от души, что неизбежно приведет к увольнению.

– Что, снова достает тебя? – сочувствующе улыбается Нина, с которой мы делим один кабинет на двоих.

– Не то слово. Сказал, что юбка у меня короткая, представляешь!? Вита, я вижу ваши колени. Тьфу, зануда!

– Может, это потому, что он кавказец? – предполагает Нина. – Их женщины вроде все закутанные ходят.

– Ой, не смеши меня! Маринка ведь говорила, что он пригласил ее к себе в номер после работы, а я по сравнению с ней просто образец скромности.

– Я не склонна верить Марине, она часто выдумывает, чтобы набить себе цену, – хмыкает Нина. – Мол, я такая крутая, я отказала большому боссу.

Да, это вероятнее всего, потому что каким бы раздражающим козлом не был Булат Тагиров, а Марина ему неровня. Слишком уж он привлекательный, в этих своих дорогущих нестандартных костюмах, весь такой высокий, спортивный, с сексуальной щетиной на лице и пронизывающими темными глазами. Не хочется признавать, но женщину он может заинтересовать не только деньгами и наверняка встречается только с какими-нибудь эффектными моделями. Здесь едва ли такая найдется, я ведь уже знаю, какой он привереда, после случая с кофе и отелем.

– Не знаю, но в любом случае уверена, что он просто не нашел за что еще зацепиться, – отмахиваюсь от слов Нины. – Говорю тебе, Тагиров точно меня за что-то невзлюбил!

– Тогда это загадка, потому что ты самая милая сотрудница в нашем серпентарии, – говорит подруга.

Ага, милая. Можно подумать, я рада тому, что такая безотказная. Кому-то нужна помощь? Вита всегда поможет. Кто-то не справляется с работой? Вита научит и покажет. Дура одним словом.

Вот не зря мама всю жизнь говорила, что я без нее пропаду, что меня заездят. До двадцати лет учила меня быть решительнее, не уступать чужой воле, а как ее не стало два года назад – так я и сдалась своей природе. Папе и дела нет, как уехал после развода в Европу, так там и остался кочевать. Если хоть раз в год позвонит – и то, считай, событие.

– Ну ладно, он сказал, что я могу взять помощников, чтобы успеть закончить все отчеты в понедельник, – перехожу к делу. – Поможешь?

– Не откажусь от сверхурочных, – сияет Нина.

Единственный плюс в том, что именно меня прикрепили за Тагировым – он оплачивает сверхурочные из своего кармана. Полдня я занимаюсь своей основной работой, другие полдня уделяю сбору информации для него, плюс задерживаюсь на час-два после окончания рабочего дня. Не зря Маринка так завидует, я уже наработала на половину своей зарплаты. Потрачу эти деньги на что-нибудь приятное для себя.

– Спасибо, Нина. Вот увидишь, переживу эти адские деньки под его руководством и устрою нам настоящий праздник. Пойдем с тобой в тот дорогущий ресторан, о котором ты говорила.

В одном я была права, деньки были адскими, и работать под руководством пришлось вдвое усерднее. Особенно, когда наши отношения из разряда рабочих перешли в личные. Все-таки, мы с Нинкой обе ошиблись, Булат так доставал меня, потому что я ему понравилась и он хотел вывести меня на эмоции, но так как я всегда была сдержана, это лишь подогревало его интерес и его непомерные требования, пока, в конце концов, не грянул неминуемый взрыв.

***

Когда мужчины говорят, что у них нет определенного типажа и любят не за внешнюю красоту, они лгут. Мне нравятся рыжие. С большой грудью и попкой, желательно высокие. Игривые и ласковые, как кошечки. Уверенные в постели и в обществе. Так чем же так привлекла эта Виталина, мать ее, Сергеевна?!

Серой мышью ее не назовешь, она красивая, но ведь совершенно не в том смысле, который диктует мода. Не перекроенная. Даже маленькую горбинку на носике не убрала, хотя она придает ей особый шарм, но я-то знаю, что в головах у современных девушек, как они все время стремятся к совершенству, пока не теряют индивидуальность, превращаясь в клонов друг друга, а эта тоже еще молодая, незрелая. Всего двадцать два года, но в глазах читается интеллект. Может меня тупо на умненьких потянуло? Нет, все равно внешностью зацепила.

Старая красота, как сказал бы мой покойный брат Селим. Он всегда таких любил. Девушка с картины, мать ее! И эта нежная фиалка со стальными нервами упорно продолжает общаться со мной, как с предметом мебели.

Что самое смешное, я приметил ее сразу, как появился в этом здании. Она бежала к лифту, в который я только зашел, и успев войти в последний момент, мимолетно улыбнулась мне, отворачиваясь к зеркальной стене, чтобы поправить выбившиеся из хвоста темно-русые волосы.

Ее грудь, хоть и не четверочка, но тоже довольно аппетитная, вздымалась от сбившегося дыхания, натягивая ткань строгой серой рубашки, пока она распускала густые шелковистые волосы и снова собирала их в тугой хвост, и я почувствовал, как напрягается мое тело от этого соблазнительного зрелища и аромата жасмина, легким шлейфом окутывающего воздух вокруг нее.

С каких пор меня потянуло на строгих училок? Потому что выглядела моя случайная попутчица именно так. Не считая, конечно, того, как соблазнительно обтягивали ее брючки округлую крепкую попку. Ух, я бы ее сейчас с удовольствием…

– Вы не возражаете? – прервал мои фантазии настороженный голос.

Красивый голос. Нежный, женственный. Черт, вот это я попал!

– Что? – рявкнул хрипло, потому что мозги затуманивало желание.

– Могу я выйти? – поднимая на меня большие синие глаза, робко попросила красавица.

Я загораживал ей выход. И я с удовольствием задержал бы ее, будь у меня больше времени, а так, пришлось посторониться и подняться на этаж выше, чтобы не опоздать на встречу.

С той первой встречи Вита стала просто одержимостью. Она работает в этой сраной компании, медленно, но верно идущей ко дну, но я все равно продолжаю торчать тут, хотя еще в первые дни пришел к выводу, что нам выгоднее ее ликвидировать, чем пытаться удержать на плаву. И все из-за нее. Из-за моей маленькой красивой помощницы, которая, кажется, терпеть меня не может. И это будоражит воображение лишь сильнее.

Я довожу ее до ручки снова и снова, жду того момента, когда она сорвется и не выдержит, выплеснет на меня скопившуюся агрессию и тогда-то настанет мой звездный час. Я мигом превращу эту злость в страсть. Потому что между нами искрит. И как бы Вита не злилась на мои непомерные требования, она все равно меня хочет. Я вижу это каждый раз, когда ее взгляд затуманивается при виде меня. Когда она отводит глаза, стоит мне заговорить с ней мягким тоном, и пытается выровнять учащенное дыхание, из-за которого ее сладкая грудь вздымается еще соблазнительнее.

– Это все, Булат Булатович? – резко спрашивает она в конце очередного рабочего дня.

Бедная девочка измотана и меня начинает колоть совесть. Черт, надо дать ей передышку.

– Нет, – говорю я сухо, потому что нельзя просто встать и подхватить ее на руки, чтобы устроить на своих коленях и дать расслабиться, пока я буду разминать ее тонкую шейку и плечи. – Через пять минут жду вас на парковке. Мы едем ужинать.

– Зачем? – смотрит на меня округлившимися глазами Вита.

– Исключительно по делу, – усмехаюсь я, зная, что она не посмеет отказаться.

За ту неделю, что я проторчал в этом городишке, я уже понял, что Вита редко возражает на приказы и даже просьбы других людей. Просто кипит изнутри, когда недовольна, но все равно делает то, что ей скажут. Бедная овечка. Будь у нас больше времени, я научил бы ее показывать зубки.

– Вита, что тебя держит в этом городе? – спрашиваю я, когда нас усаживают за столик в лучшем ресторане и дают в руки меню.

Она хмурится из-за того, что я перешел на ты, и поджимает губы.

– Разве мы не по делу сюда приехали, Булат Булатович?

– Это не праздный интерес, – отвечаю я. – Мои вопросы связаны с твоей работой. Считай, что у нас собеседование.

– Вы хотите уволить меня? – пугается она.

– Нет, не усложняй, Виталина Сергеевна. Просто ответь мне.

– Я выросла здесь, – подумав, отвечает она. – Это мой родной город, все мои знакомые и друзья живут тут.

– А родные? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Успел нарыть информацию.

Она сразу же закрывается, выпрямляясь в кресле.

– У меня нет родных, кроме папы, но он живет в Европе. Я единственный ребенок в семье.

– Нет дядь и теть? – интересуюсь я.

– Нет, – качает головой Вита. – Это может показаться странным, но даже двоюродных нет. А с дальними родственниками я даже не знакома, они всю жизнь прожили в Казани и лишь изредка созванивались с моей мамой.

– То есть, тебя здесь держит только привычка, – утверждаю я. – Отлично, Вита. Потому что я хочу предложить тебе переезд в Москву.

Предложение настолько ее удивляет, что она даже открывает рот.

– Но… почему? – сдавленным голосом спрашивает ошеломленная девочка.

– Потому что ты хорошо работаешь, – лгу я, хотя технически, она реально отличный работник, но нужна-то мне не поэтому. – Хочу предложить тебе должность в одной из компаний, в которые инвестирую. Ты произвела хорошее впечатление, Вита.

– Но я не собиралась переезжать… – растеряно лепечет она. – То есть, я даже не думала об этом никогда. Меня устраивает моя работа здесь.

Тем не менее, мои слова заставляют ее задуматься. Я вижу интерес на ее лице.

– Раз тебя ничего не держит здесь, то почему бы не попробовать что-то новое, Вита? Ты же молодая девушка, не обремененная семьей. Разве тебе не хочется улучшить свою жизнь? Получать больше денег, двигаться вперед по карьерной лестнице в одной из крупнейших компаний столицы?

– И вы предлагаете мне это просто так? – недоверчиво щурится она. – Без каких-либо условий?

– Никаких условий, – развожу руками. – Я просто хочу дать шанс трудолюбивому человеку, Вита.

– Спасибо, – все еще ища подвох, неуверенно кивает она. – Я подумаю, Булат Булатович.

Но я уже понимаю, что рыбка попалась на крючок.

Глава 2

Сейчас

Малыш просыпается через три часа. Я только успеваю немного задремать, как он начинает шевелиться и кряхтеть, как недовольный маленький цыпленок. А потом снова раздается плач. Надо сказать, с легкими у капризного рыжика порядок.

Я сажусь на кровати и беру его на руки, пытаясь укачать, но он продолжает плакать, размахивая ручками и едва не попадая себе в глаз. И плачу вместе с ним. Просто так, за компанию. Я и так распустила нюни этой ночью, так что мне особо и повод не нужен для нового потока слез из воспаленных глаз.

– Сейчас, потерпи секундочку, – пытаюсь успокоить малыша, одной рукой готовя ему смесь.

Удается сделать это с трудом, но я справляюсь и когда даю каризуле бутылочку, он успокаивается. Мы снова перемещаемся на кровать, где я укладываю его и надеюсь, что он снова уснет, как только наестся, но, когда смесь заканчивается, рыжик опять чем-то недоволен.

– Может памперс тебе поменять? – размышляю я вслух.

Насчет сестры я почти не солгала соседям, она у меня есть, и детки у нее тоже имеются, вот только она не двоюродная, а четвероюродная. Мы познакомились с Лизой впервые именно здесь, в Москве, когда нам обеим было уже за двадцать, но странным образом сразу сроднились и понравились друг другу. Она, можно, сказать, моя единственная близкая подруга и член семьи, и я сейчас очень рада, что благодаря ее чудесным деткам имею хоть какие-то навыки заботы о младенцах, потому что смена подгузника такому хрупкому и крошечному существу – дело не из легких.

– О, да ты и правда мальчик! – усмехаюсь я, сняв полный подгузник с малыша, чтобы заменить его на новый, который дала соседка. – Не возражаешь пока побыть в девчачьем? Обещаю, завтра купим тебе самые брутальные мальчиковые подгузники.

Маленький паренек перестает плакать, лишь недовольно кривя ротик, а когда я заканчиваю с его переодеванием, и вовсе затихает, умильно зевая. Я поглаживаю его по крохотной ножке, верх-вниз, успокаивающими движениями, и, о чудо, он засыпает!

Черт, мне же реально нужно купить ему хоть базовые вещи, необходимые детям! А работа? Я могу взять больничный на неделю, так как очень редко брала выходные и мне не откажут, но ведь придется ходить постоянно привязанной к ребенку, даже по магазинам. А если Булат не придет за ним в течение недели?