ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ
Мама моя растила меня одна. Отец не то, чтобы не хотел помогать, но мать всячески вычеркивала его из нашей жизни, а потом он видимо и сам, устав биться в закрытую дверь, смирился с этим и не перестал навязываться. Мама много работала. Она – участковый врач. По причине того, что ребенком я был капризным и балованным (родители же сражались на ранних этапах за пальму первенства моего благоволения), в ясли, а тем более в детский сад, я ходить отказался после двух попыток привода туда. Я выл, кричал, ныл, канючил, после чего мама бегом возвращалась за мной и уводила с собой. Так как, вести меня было особенно некуда, она брала меня с собой на прием в поликлинику или на обход вызовов по участку. Я за это время насмотрелся на больных бабушек-дедушек сполна. Конечно, я плохо помню то время, но в памяти навсегда осталось мамино чуткое отношение к каждому своему пациенту. Всех она знала по имени-отчеству и каждый норовил подольше порассказывать ей о своих личных проблемах: про соплячек – внучек непутевых и пятидесятилетних сыновей на выданье! Мама всех слушала и всем сопереживала, поэтому рабочие смены ее длились дольше других – зачастую до самой ночи.
В школу меня отдали с шести лет. Я был в классе семилетних самым младшим, что меня, опять-таки, не сильно беспокоило. Я довольно быстро влился в коллектив, несмотря на то, что ни одного человека там не знал, а многие уже были знакомы по яслям-садикам.
Забирала меня чаще всего из школы бабушка – мамина мама. Она также была врачом, только хирургом, но к тому времени уже вышла на пенсию и подрабатывала в приемной комиссии военного комиссариата. Если кто-то не знает чем занимается хирург в данном учреждении, то расскажу: он говорит призывникам снять трусы и смотрит все ли нормально с их писями, открывается ли головка члена и прочее. Короче, мне шестилетнему, бабушка покупала пакет кураги (как сейчас помню), сажала рядом с собой и разрешала рисовать пока она проводит осмотры. Мне было дико стыдно там находиться, а парням раздеваться перед каким-то краснеющим школотроном, жующим курагу и не знающим куда деть глаза от их междуножных змей.
А, вообще, бабушка была классная. Она никогда не ругалась, научила меня играть в карты, шахматы и шашки, разрешала рубиться в "Денди", хоть и боялась за посаженный кинескоп древнего телевизора ВЭПС, который они с дедом по-стариковски называли ВЕПС. В итоге их драгоценный ВЕПС переиграл и уничтожил мои глаза. Примерно в то время я начал терять зрение и к середине средней школы уже практически ничего не видел без очков. Надевал я их только на уроках, так как западло быть на переменах "очкариком – в жопе шариком", но передвигался я без очков, в основном вслепую, а товарищей различал, в большинстве своем, по силуэтам! Только к концу школы и уже позже, в институте, я забил на стеснение и начал носить очки на постоянной основе. По причине развившегося к тому времени алкоголизма, я довольно часто менял различные оправы. Но об этом потом…
А зачем я вообще пишу эту главу? Да просто потому, что за все время школы, за все десять лет, никому из родителей или просто родственников, которые всегда с радостью вписывались в мое воспитание, ни разу не пришла в голову мысль спросить меня – кем я хочу стать? Все так носились со мной, проявляли максимум ответственности, чтобы я не простыл, хорошо учился, позже старались оградить меня от тлетворного влияния друзей и улицы, что за всей этой суетой позабыли о том, что помимо деструктива существует и конструктив! Ни разу никто не задался вопросом моих интересов, стремлений, желаний. Всем было плевать на то кем я стану. Видимо настолько плевать, что и я как-то неосознанно решил, что это не так уж и важно. Я жил без мысли о том, что когда-то придет момент взросления, выбора жизненного пути… Наверно поэтому я и не получил интересующей меня профессии, не понял чем именно хочу заниматься в жизни, не отпускал детство намного дольше сверстников… Мне до сих пор постоянно кажется, что вокруг меня взрослые, а я ребенок, даже когда общаюсь теперь уже с младшими по возрасту людьми. Я и сейчас, будучи мужем и отцом, а по совместительству – сыном очень пожилых родителей, не вырос до конца…
Я начал с вопросов – задумывался ли я в детстве о том "кто есть я? или "что есть я?", "кем бы или чем бы хотел стать в этой жизни?", "какой путь избрать для себя, какую профессию?". Отвечаю – нет, не задумывался!
Задумываюсь ли теперь? Да, порой бывает… Вот только в жизни моей добавился вопрос, а ответов как не было, так и нет…
Глава 5. Дуст.
"Дуст" всегда был падок на разного рода увеселяющие средства. Чего он только не пробовал: от чифира до лосьона для бритья, от зубной пасты до гуталина. От всего этого он надеялся получить кайф, а в результате своих экспериментов получил не слабые проблемы со здоровьем, начавшиеся с элементарной дистонии (мотор начал барахлить с малых лет) и закончившиеся… Точнее вообще не закончившиеся, а только приумножающиеся.
Но обо всем по порядку. С Дустом у меня связано много забавных воспоминаний. Вообще, он был довольно комичным персонажем, со всеми этими своими самодельными наркотиками и алкоголизмом, но есть один момент связанный с ним, который остается в памяти любого человека.
Дуст раньше жил в Туле (поэтому на районе, где я гулял в юности его все называли "Туляк", а "Дустом" его прозвали мои одноклассники, точно уже не помню почему). Он неплохо учился и даже, вроде как, закончил школу с серебряной медалью. Но потом в его жизни произошла трагедия – умерла мама и Роман (так его звали на самом деле) был вынужден переехать к отцу в Нск. Его "папаша был хронический алкаш" (с) "Сектор газа" и собственной квартиры не имел, а проживал, в свои весьма почтенные годы, у мамы – бабушки Дуста – бывшей школьной учительницы на пенсии. Ох, сколько же крови они попьют этой несчастной старушке прежде, чем она "покинет этот говенный мир" (с) "Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо"…
Оказавшись без маминого надзора и опеки, Дуст, по живому примеру районного алкаша – Дяди Саши (кодовое имя "Руди Бананчиков"), который по совместительству являлся его батей, начал веселиться совсем не по-детски и благополучно вылетел с первого же курса местного института, в который поступил еще при жизни матери.
Почему "Руди Бананчиков"? Надо сказать, что я вообще огромный любитель подгонять кому-нибудь "погремухи", а мой лучший друг Вова всю жизнь меня в этом поддерживает. Итак, на Sony PlayStation 2 была отличная игра от ROCKSTAR – "THE WARRIORS", по мотивам легендарного фильма Уолтера Хилла. В игре есть режим файтинга, где можно выбирать любую банду или отдельного персонажа и просто махаться с другой бандой или персонажем. И вот, там существует банда БОМЖей, а самый главный в их команде – Руди, БОМЖ – алкаш с бумажным пакетом на голове, который в основных миссиях появляется лишь раз, чтобы за вознаграждение в четверть бутылки виски позволить отработать на себе серии ударов новичку. Характерен этот герой тем, что когда его выбираешь, управление на джойстике практически не работает. После любого толчка Руди не остановить, он уплывает вдаль, словно корабль, по инерции, и можно не ломать пульт, команды все равно не подействуют. Он мертвецки пьян и не контролирует свое тело. Вот с этим весельчаком ассоциировался у нас папаша Дуста. А почему "Бананчиков"? Как-то. завидев в магазине и признав в нас друзей сынка, Руди, со своей бандой бедолаг, застеснялся брать только самую дешевую водочку, а на показ широким жестом потребовал для себя и своих друзей на закуску парочку самых вкусных "бананчиков". Отсюда к его придуманному имени добавилась не менее изящная фамилия. Образ, наконец, стал завершенным.
И вот, благородное семейство воссоединилось, приступив ко своим безумным пляскам. Руди на пару с Дустом запустили безумный квест по поискам выпивки и развлечений, бабка Дуста (она же мать Бананчикова) – миссию по противодействию пробивания социального дна сыночком и внучком.
Я помню один раз, без задней мысли, попросил у Дуста почитать "Божественную комедию" Данте Алигьери, а через два дня, уже он, извиняющимся тоном просил вернуть ее. Понятно, что я не успел прочесть и четверти за такое короткое время и на резонный вопрос: "Что случилось?", Дуст начал мяться, мол "бабушка очень недовольна исчезновением книги". Я, конечно, вернул, только потом узнав, что неплохая библиотека, занимавшая одну из стен зала "сталинки", принадлежавшей бабушке Дуста, была малой частью прежнего ее собрания книг. Львиную же долю уже пропили сын с внуком, а оставшуюся часть они вынесут несколько позже…
Я познакомился с Дустом спонтанно, в компании, как в те совсем уж подростковые годы происходило большинство знакомств: подали руки друг другу, перекинулись парой слов, а на следующий день уже заходишь и зовешь гулять.
Он по человеческим своим качествам был совсем не плохим парнем – добрый, простой и открытый, никогда не жадничал, всегда готовый поделиться тем немногим, что имел, будь то, последняя ложка картофельного пюре или половина сигареты. В общем, мы как-то сразу сдружились и начали проводить совместный досуг.
Мне было, наверное, лет тринадцать или четырнадцать, не помню точно. На улице стояло лето. Умерла в то лето мама моего отца – бабушка Валя. Я, конечно, любил ее, хоть и общался с бабулей очень редко. Мама ограничивала мои контакты с отцом и его родственниками после развода. Я тайком виделся с ними, но старался минимизировать эти встречи во избежание негативных последствий для себя со стороны матери. Ясное дело, она бы меня не выпорола и не лишила чего-то там, типа карманных денег (а мне их никогда и не давали), но могла "обидеться". Мама всегда ОБИЖАЛАСЬ. Общаешься с отцом – обижаешь ее, плохо учишься – обижаешь, не так посмотрел – обида. Наверно, поэтому меня постоянно по жизни, даже до сих пор, преследует неосязаемое чувство вины. Я всегда чувствую вину за свои поступки, зачастую не будучи ни в чем виноватым. Стоит мне даже сейчас закурить сигарету, внутри меня гложет, пусть небольшая, но крыска вины.
Вот, бабушка умерла и я поехал в субботу, из деревни в город, на ее похороны. Сходив туда и соблюдя все ритуалы, я пересекся со своими друзьями, которые весело проводили лето в Нске. Компания за время моего пребывания на даче разрослась. В нее прибыли девчонки из старших классов нашей школы, которых прежде я считал очень взрослыми и боялся с ними даже заговаривать. Надо сказать, что абсолютно все в моей компании были старше по возрасту. Я как-то всегда общался со старшими. Ранее я упоминал, что пошел в школу с шести лет и был самым маленьким в своем классе, но в компании гулял с еще более возрастными ребятами, нежели учился. Все они были минимум на два года старше меня, а в основной своей массе и еще взрослее.
Так вот, лето, старшие парни – друзья, крутые девахи, водочка-самогоночка. После похорон бабушки я, конечно, затусил в этом городском Раю, коим на тот момент мне показалась вся эта движуха. Благо, мама была в деревне. Она всегда работала, но на каждые выходные уезжала на дачу помогать своим отцу с матерью, а также повидать меня. Мама добиралась по два часа на автобусе, но всегда везла огромные сумки гостинцев. Многие ребята из полных семей не получали столько вкусностей, которыми мама баловала меня – и южные фрукты, и "сникерсы" – "баунти"– "натсы", и растворимые соки, модные в то время, да и много чего еще. Мама очень хотела, чтобы я не чувствовал своей неполноценности из-за взросления в неполной семье и, вероятно, этими дарами хотела показать мне и остальным, что мы ни в чем не нуждаемся.
Оставшись дома один на все выходные (старший брат к тому времени уже съехал от нас), я так проникся романтикой свободной жизни, что, не помню уж как, но уломал маму приезжать в город на каждые выходные. Она, конечно, была против, но, как бы странно это не звучала, в конечном счете пошла мне навстречу, и это лето мы так и двигались – мама в субботу утром из города в деревню, я в то же самое время из деревни в город, а в воскресенье вечером – наоборот. Мама, однозначно, очень сильно скучала по мне (она всегда меня неимоверно любила – я поздний ребенок, она родила меня в тридцать восемь лет, таких, говорят, любят вдвойне). Мне же скучать не приходилось! Я полностью погрузился во "взрослый", как мне тогда казалось мир, с его бесконечными пьянками и гулянками.
И вот во всей этой веселой, в основном ночной жизни, самым верным сподвижником мне стал ни кто иной, как Дуст. И понятно почему: все-таки остальные, хоть и гуляли допоздна, но все же имели обязательства перед родителями по возвращению к определенному часу. Дусту же было индифферентно, как и мне, остававшемуся в квартире в гордом одиночестве. Мы с Дустом гуляли до утра, заливая наши задушевные беседы вонючим дедовским самогоном на димедроле, от которого не столько пьянели, сколько засыпали.
Дуст, как и многие мои друзья в то время, жил на районе, который гордо именовался в народе "пьяным углом". Примечателен он был тем, что там почти в каждой квартире продавали самогонку, а на первом этаже двухэтажного барака в центре города, построенного еще пленными немцами после Второй Мировой Войны, располагался притон алкоголиков-наркоманов, где "24 на 7" не прекращались застолья деклассированного элемента.
В одну из летних суббот Дуст притащил в мою пустую квартиру двух девиц. Вот это да! У меня дома первый раз были представительницы противоположного пола, заявившиеся в гости именно ко мне! Помню, что звали их – Олеся и Таня. Олеся была бывшей девушкой Дуста, с которой он пытался восстановить утерянную искру отношений, а Таня – подружкой еще одного товарища, но в тот вечер положила глаз на меня! Обе они были страшненькие и не очень ухоженные, этакие малолетние потаскушки. Они, вроде, тоже были старше меня на пару лет. Мы долго дегустировали вкусную самогонку, курили в лоджии, вдыхая теплый летний ночной воздух, а потом попарно разошлись по комнатам (благо у нас с мамой была "двушка").
Точнее целоваться и трогать друг друга за всякие интересные места мы с Таней начали еще в зале, когда Роман с Олесей уходили ненадолго за новой порцией спиртного. По их возвращению, мы с моей соблазнительницей удалились в спальню. Я понимал, что сегодня ночью мне суждено стать мужчиной и торопился залезть Тане в трусики, но она почему-то не спешила пускать меня туда, постоянно отводя мою ладонь от запретной зоны. Я ничего не понимал, так как своими губами она не отрывалась от моих губ, жадно засовывая язык мне в рот. Наконец, после пресечения очередной попытки проникнуть в ее "запретную зону", девушка сообщила мне, что у нее "эти дни". Я был абсолютно не искушен в подобных делах и со всей наивностью спросил:
– И что, получается нельзя?
– Почему нельзя, – загадочно улыбнулась Таня, – можно, но только осторожно, если тебя это не смущает!
Меня вообще ничего не смущало – я был пьян и хотел попробовать женщину. И я ее попробовал – и сверху и снизу. Конечно, я был неловок и откровенно тупил во многих моментах, но на мое счастье партнерша оказалась намного опытнее и уверенно координировала все мои действия. Достичь апогея, насколько я помню, в ту ночь мне не удалось, а Тане вроде бы удалось, а может она правдоподобно имитировала. Не знаю. Мне было все равно. Примерно минут через тридцать – сорок моего первого акта взрослой любви я настолько устал, что обнял свою "первую леди" и уснул мертвецким сном.
С утра я проснулся полностью разбитым и опустошенным. Настроение было ни к черту. Ничего не хотелось. Я поспешил разбудить всех моих гостей и выпроводить их поскорее из своей квартиры. Мне это удалось довольно быстро. Все трое молча оделись и попрощались со мной в дверях. Таня, шедшая чуть позади, игриво ущепнула меня за живот и подмигнула. Больше ее я ни разу в жизни не видел. Только, убираясь после ухода гостей, я вытащил из-под кровати ее трусы с прокладкой на них, которые она упорно разыскивала все утро. Я положил их в целлофановый кулек и отнес, вместе с остальным мусором, в мусоропровод.
Вот так я стал мужчиной. После того, как я прибрался, настал черед привести в порядок себя. Я набрал ванну и долго сидел в ней, вспоминая произошедшее. Меня мучило чувство вины… Какого-то гиперкайфа я не испытал, соитие произошло не по любви, черт подери, да я видел эту шлюшку первый раз в жизни! Как бы то ни было, но девственность моя была потеряна, я полноправно вступил в мужицкие права, а инициатором этого оказался ни кто иной как Дуст.
Кстати, интересный момент, я совершенно не помню как выглядела сделавшая меня мужчиной девушка. От слова "совсем"! И это не потому что прошло больше двадцати лет. Мне кажется я забыл ее черты сразу же, ну максимум на следующий день, настолько мне было на нее все равно, хотя, казалось бы, должен был запомнить на всю жизнь! И я запомнил, только сам момент, но почему-то не ее. Да и момент был какой-то скомканный и, если честно, ничего для меня не значил. Только как-то муторно было вспоминать все это, сидя в ванной, да и чувство вины (видимо потому, что не по любви произошел моей первый раз)…
А с Дустом мы продолжали дружить. Он пару раз сообщал, что Таня спрашивала про меня и передавала приветы, но я ничего не спрашивал и не передавал в ответ, так как совсем не хотел ее больше видеть, к тому же очень скоро в моей жизни случилась первая большая любовь…
Дуст же в скором времени начал деградировать семимильными шагами. Как я вскользь упоминал раньше, он, от нехватки денег, выдумывал (обычно ему подсказывал батя методы из своей молодости) разные способы получить кайф! Он растворял в четверти стакана воды тюбик дешевой зубной пасты и выпивал эту бурду, он мазал гуталин на хлеб, оставлял на пару дней, чтобы хлеб впитал в себя пары гуталина и потом поедал это, он покупал разные тройные одеколоны, а также средства для мойки стекол и пил. Весь двор смеялся над этими историями, а ребята в школе, которым я это рассказывал, не верили в то, что такая дичь может быть правдой.
Потом Дуст часто начал ходить по двору в невменяемом, но не пьяном, состоянии. На вопросы "что с тобой?", он лаконично отвечал "устал" и удалялся. Вероятно, он уже уже тогда начал принимать тяжелые наркотики. В том, что он покуривал травку мы не сомневались, но, чтобы кто-то из нашей компании "кололся", нам тогда сложно было это себе представить.
Я перестал тесно общаться с Романом. У него появились другие товарищи – старшаки с сомнительным прошлым, размытым настоящим и отсутствующим будущим. Потом Дуст вообще пропал со всех радаров. Как оказалось, он уезжал жить в Тулу, где дичайшим образом кололся и превратил квартиру, оставшуюся от матери, в наркопритон. Дошло даже до того, что когда он хотел выйти изо всей этой темы, ему выбили дверь не желающие мириться с закрытием блат-хаты наркомы. Дуст не имел возможности поставить новую. Поэтому он придвигал к захлопнутой двери, которую просто повесил на искалеченные петли, тяжелую кровать и ложился спать, пока снаружи ломились желающие отвиснуть "друзья". Об этом всем он рассказал мне много позже, когда мы случайно встретились в Нске и пошли к нему на кухню раскурить пару косячков. Бабушка его еще была жива и постоянно заглядывала к нам, с посылом спровадить меня домой и не понимая что за странный аромат витает в воздухе. Отца его, Руди Бананчикова, уже не было на свете. Его зарезали на одной из очередных пьянок. Вскоре не стало и бабули… А потом наши пути окончательно разошлись. Прошло еще больше десяти лет и вроде как я видел Дуста недавно в городе. Точнее человека похожего на него – полностью опустившегося и трясущегося. Я было направился к нему, но тот отвел глаза, отвернулся и поспешил ретироваться в другую сторону. Может, мне показалось и это был не Роман. Жив ли он вообще? Не знаю. Надеюсь, что все у него хорошо, хотя очень в этом сомневаюсь…
Глава 6. Первая большая любовь.
Продолжалось самое первое лето моей взрослой городской жизни. Я приезжал тусовать по выходным, жил в квартире один, словно царь, и развлекался со своими друзьями – подругами. Я даже начал встречаться с девушкой из компании. Она была на три года старше меня и училась на класс выше в той же самой школе, что и я. Звали ее Викой. Раньше, видя на переменах, я представлял Вику очень высокомерной и до жути деловой, но начав с ней тесно общаться, я понял, что внешность обманчива и на самом деле она очень скромная, стеснительная и милая девушка. Вика нравилась мне своей податливостью и уступчивостью. Я провожал ее каждый вечер домой еще засветло, что мне вообще не нравилось. В самый разгар веселья Вике постоянно надо было уходить. Ее ждала мама. Вика предлагала мне не утруждать себя проводами (к тому же жила она довольно далеко). Поначалу я строил из себя джентльмена и на корню пресекал подобные разговоры, но потом таскаться за тридевять земель мне надоело и я перестал утруждать себя этими благородными променадами. Вике, наверно, подобное не очень понравилось, но виду она не подала. А мне, если честно, было абсолютно наплевать. К тому времени, она наскучила мне своей инертностью и зажатостью. Я искал подходящего момента, чтобы расстаться с ней. И этот момент наступил очень скоро. Как-то мы снова выпивали за гор. больницей. В то время мы собирались компанией именно там. Городская больница Нска имеет несколько корпусов и за старейшим из них раньше располагался целый палисадник, который никто никогда не прореживал. Здесь разрослись деревья и кусты. Прикатив бревна и пеньки, мы оборудовали замечательное место "в зеленях". Конечно, за довольно короткий промежуток времени мы засрали там все различным мусором (в первую очередь окурками, пластиковыми стаканчиками и бутылками). Да, надо сказать, что и до нас особой чистоты там не наблюдалось. Ведь наша компания не была первооткрывателем этих "красот", просто мы задержались здесь немного дольше остальных, рандомно посещавших данное место, местных круизеров. Кстати, к чести наших девчонок, вспомнилось мне, что несколько раз за время нашего пребывания там, они проводили так называемые "субботники", собирая и утилизируя бытовой мусор. Так вот…
В очередной мой приезд, я уже на Вику особого внимания не обращал. То ли у нас была какая-то мелкая ссора на фоне моей "переподвыпитости", то ли мне просто не хотелось уже ничего от нее, но в один из моментов веселого времяпрепровождения я встал (случайно, мамой клянусь, без задней мысли) на край длинного бревна, на другом конце которого сидела Вика. Я не заметил даже этого, но она шмякнулась с него своей изящной пятой точкой в коротенькой кожаной мини-юбке, прямо на землю. Как я ранее замечал, Вика была девушкой утонченной, и в мой адрес не выразила никакого негатива, но в ближайшее же время ретировалась в сторону дома. Уже позже мне сказали, что она очень обиделась и жаловалась подругам на мое умышленное унижение ее этим жестом. Я ржал, как дурак, а потом протрезвел и мне стало стыдно. И сейчас мне стыдно. И вообще я поступал с очень многими девушками довольно плохо в жизни, за что сейчас испытываю неловкость. А девушки были замечательные… И что они только находили во мне? Наверно, что-то действительно и было, и есть…
Вика, вроде в то лето или на следующее, поступила в университет на какую-то гуманитарную специальность (типа психологии), который с успехом закончила. Больше я ее, вроде, не видел, но уверен что у кого – у кого, а у нее должно было сложиться в жизни все хорошо. Ну, если таким приятным людям не везет в их делах, так кому же тогда должно помогать Провидение. Хотя, пишу это, зная, что чаще всего все складывается ровно наоборот…
Тот же вечер продолжился следующим: мы стояли в кругу, изрядно подпитые – я, несколько друзей, пара подруг. Я допил пиво "из горла" и предложил сыграть в условную "бутылочку". Никто не клал ее на землю и не крутил, а просто, мол "я покрутил и она показала, например, на Дуста". Все задорно ржали и выбирали всегда объектами судьбы товарищей схожего пола. Тогда надо было просто пожать руку или обняться по-братски. Ходу на седьмом мне надоело и я сказал, что бутылочка указала на Дашку Гунько – самую крутую девчонку из наших, высокую – на пол головы выше меня, довольно крупную (но не толстую), дерзкую и с самым острым языком в компании. Признаюсь честно, до той поры я всегда слегка ее побаивался, хотя каких-то признаков агрессии в мой адрес Дашка никогда не проявляла. Просто она была из тех, кто может легко подраться, хоть с девчонкой, хоть с парнем, и при этом никогда я не слышал про ее поражения. Она могла в паре предложений заставить покраснеть любого весельчака, даже "не доставая рук из карманов". Слегка мужиковатая, но при этом красивая – с огромными зовущими глазами и слегка пошловатым вызовом в них, со сформировавшейся грудью и ногами от ушей, Дашка была заводилой и никогда не отказывалась "махануть стакана" самогонки, сигареткой закурив димедрольный остаточный фон. Она была на три года старше меня, хоть училась всего на год выше, но мне представлялась, словно она из другой галактики – из высшей лиги крутых опытных, почти взрослых, людей. С парнями такого уровня я старался держаться на равных, хотя на фоне некоторых из них это и выглядело комично, но перед девчонками всегда очень сильно терялся, пускай и видимость спокойствия удавалось сохранить в большинстве случаев. Исключения же – впадение в ступор, когда девушки идут в открытую атаку на меня, когда целенаправленно стебут, выводят из себя, со спокойной интонацией или эмоционально. В подобных случаях я просто не знал, что делать и как на это реагировать, да и до сих пор не нашел решения. Благо гоп-компании не так часто встречаются мне ныне. В общем и целом, подобные инциденты происходили в моей жизни довольно редко, так как человек я, насколько мне известно, довольно располагающий (когда не "в говно" – в те моменты я просто не выносим) и противоположный пол, пусть и не становился "влажным" в моем появлении (как любят рассказывать различные доморощенные ловеласы), но и с грязью смешивать особенного желания никогда не питал.