ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ

И вот, надоело мне жать руки Дусту и прочим, и я, условно крутанув пустую бутылку, которую держал в своей руке, говорю: "На Дашку выпало!" Она смотрит на меня и ни на секунду не задумавшись, отвечает: "ОК!" Все такие сразу: "Соситесь!" Дашка вообще не теряется. Я, стараясь соответствовать, спрашиваю: "Целуемся?" А ее лицо уже возле моего. "Конечно!", – отвечает очень нетрезвая Дашка и наши языки переплетаются на долгое время, со всей безудержной подростковой страстью. Я не собираюсь первым доставать свой и понимаю, что партнерше происходящее доставляет совсем не наигранное удовольствие, а все вокруг смеются, хлопают в ладоши и кричат про новоиспеченную пару голубков!

Наконец, разъединив рты, мы обнялись, так и не отпустив друг друга до тех пор пока все не разошлись. Я пошел провожать Дашку. Жила она совсем рядом, в соседней девятиэтажке. Я предложил ей встречаться и она согласилась, рассказав, что уже несколько недель засматривается на меня. Она удивлялась, что раньше, до этого лета не обращала на меня внимания. Она, конечно, видела меня в школе, мы пару раз где-то пересекались, но ничего особенного Дашка во мне никогда не замечала, но затем, когда я начал встречаться с Викой, которую она и привела в компанию, Дашка начала присматриваться ко мне и была приятно удивлена. Ей нравились мои шутки, мое вечное желание поддеть кого-то (я это, кстати, ненавижу, а она прямо балдела). Вообще желание быть смешным за счет высмеивания и принижения другого человека – довольно неприятное качество, с которым я изо всех сил стараюсь бороться на протяжении всей своей жизни, наряду с курением, алкоголизмом и прочими недугами. К сожалению, пока безуспешно, но шаги в верном направлении делаются, что не может не радовать!

Мы долго целовались у ее подъезда прежде, чем разойтись. Мы "официально" стали парой в тот вечер и пробыли ею довольно долго. Дашка очень ждала меня из деревни, когда я приезжал на выходные. Помню момент, как она увидела меня издалека, шедшего с автобусной остановки, побежала навстречу, а затем бросилась мне на шею, поджав ноги. Я стоял с большой спортивной сумкой, а на мне висела, покрывая поцелуями лицо, девушка, весившая побольше моего. В тот момент я думал как бы не упасть, и с трудом, но все же удержался на ногах. Я в то время был субтильным пацаном с массой тела не более килограммов шестидесяти на сто восемьдесят сантиметров роста.

Теперь в компании мы всегда были вместе с Дашкой. Бухала она наравне со мной, а то и больше. Мы всегда были пьяные и счастливые. В мои приезды она ревновала меня к Дусту, так как, когда вечерело и ей пора было возвращаться домой, мы с моим дружочком оставались и проводили время без нее. Дашку это бесило и она всячески гнобила Романа, без лишних обиняков и политкорректности.

Первый раз переспали мы там же, где и гуляли, на гор. больнице, расстелив свою одежду на влажную от росы траву, чуть поодаль от места сбора. Она спросила: "Сколько девушек у тебя было до меня?", а я ответил: "Пара". Соврал! Была всего одна, да и то кое-как. Она сказала, что у нее тоже была пара партнеров. Вроде я их даже знал, но меня это не интересовало. Первого раза я не запомнил, но вот впоследствии мы с Дашкой занимались сексом много и часто. И многое с ней я попробовал впервые. Например, на институтской дискотеке, куда мы очень любили ходить, так как там была хорошая музыка (включая "Руки Вверх" и другую попсу из тех времен) и довольно редко случались драки, в отличие от двух других мест сбора любителей танцев того периода – ДК Строителей и ДК Химиков, в простонародье именуемыми "Старым" и "Новым". В последнем вообще творилась лютая дичь – отношения выясняли с помощью топоров, ножей, кастетов, а вместо охранников там всегда дежурили вооруженные милиционеры. Я был на этой дискотеке раза два и то минут по двадцать. Даже пьяным мозгом я понимал, что ловить здесь нечего, кроме ножа в печень или молотка в зубы, поэтому особенно не задерживался. Но жил я в двенадцатиэтажном доме, который стоял к "Новому" ДК ближе всех. Вечером мне было страшно идти домой. В большом подъезде, перед двумя лифтами, где сияли матерной бранью раскуроченные почтовые ящики, продохнуть нельзя было от сигаретного дыма. В основном там собирались местные пацаны с моего района, который носил гордое название "27 шахта" и состоял из частного сектора и двух, непонятно зачем возведенных, двенадцатиэтажек. Пацаны эти меня знали в лицо и особенно не приставали, но гопота была та еще, поэтому "судьбу за яйца тянуть" не хотелось. С черного же хода, где на каждом этаже собирались вообще неизвестно какие залетные "танцоры", по утрам дворники выгребали десятки килограммов бутылок, шприцев и пустых упаковок от таблеток, наподобие "димедрола", которые раньше легко можно было купить в любой аптеке.

В "Новом" много раз убивали кого-то, а сколько покинули этот свет после дискотеки, уже в близлежащих дворах, в выяснениях – как правильно проходить "через круг", одному Богу известно.

Мы радовались, когда в местном институте, куда поступали практически все выпускники школ с мозгами и с деньгами, устраивали дискотеку. Там было спокойнее и проще, хотя тоже всякое случалось, но не сравнимое с "Новым" и даже со "Старым" ДК.

Мы с Дашкой весело танцевали там, но больше конечно "мутили" выпивку и курили в предбаннике. А несколько раз мы так забористо целовались на стульях, которые в дни дискотек, проходящих в актовом зале, сдвигали по бокам помещения, что она залезала мне в штаны и упорно двигала там рукой, доводя до оргазма. В процессе этого кто-то даже подходил здороваться и я "давал краба" знакомым. Интересно, видели ли окружающие что происходит? Наверно да, уверен, что видели. Может немногие, но уж точно свидетели оставались.

Был еще случай, когда видели многие. Мы с моей девушкой, не имея собственных квартир и живя с родителями, довольно часто занимались этим в ее подъезде. После того, как я провожал Дашку до дома, наши поцелуи возле двери, бывало перерастали в нечто большее, и тут начиналось… Самое интересное, что в то время наедине в подъезде тоже остаться было довольно сложно, так как это были годы тусовок молодежи именно по "падикам". Здесь выпивали, курили, играли в "секу" и "буру", в "кулачки" и прочую хрень. Народу по подъездам всегда собиралось много. Жильцы чаще всего ничего не могли поделать с десятью-двадцатью незваными гостями. Зачастую там были и их дети, а если нет, то вызовы и приезды милиции что-то меняли минимум на час, а максимум до следующего вечера, когда те же самые лица вновь занимали облюбованные ступени. Вот! Когда мы с Дашкой приходили к ее двери, обычно в подъезде уже никого не было, но в тот раз случилось так, что собравшаяся ниже на пару этажей компания, заметив как мы целуемся, просто синхронно замолчала, чтобы понаблюдать за развитием событий. События развились по тому сценарию, который эти малолетние задроты и предполагали, а на следующий день вся моя школа только об этом и говорила. Я вроде даже хотел идти с кем-то разбираться за честь своей дамы, но так никуда и не пошел. Надо сказать, что мне все в один голос пробивали респектухи и это даже немного льстило, хоть и смущало.

Меня не очень это парило, но меня недолюбливал Дашкин батя. Не знаю почему. Может считал, что я маловат для нее, может думал, что ей еще рановато встречаться с парнями, но факт остается фактом. Как же забавно было делать всякие непотребные вещи с его дочерью, когда этот вечно недовольный мужик сидел в другой комнате и смотрел телевизор. При том, что замка на Дашкиной двери даже не было. Всегда задавался вопросом: что было бы, если б он зашел в момент занятий сексом в комнату дочери? Наверно я бы отхватил, может даже уехал в больничку, но теперь уже никому этого не узнать, потому что он так ни разу и не зашел. Оно и к лучшему!

Как-то раз пришла печальная новость: Дашкина бывшая одноклассница, которую я тоже немного знал, покончила жизнь самоубийством. Галя училась на первом курсе какого-то ПТУ, поссорилась со своим возлюбленным, пришла домой и наглоталась таблеток. Когда ей начало становиться плохо, она страшно испугалась и рассказала о своем поступке маме. Та вызвала скорую помощь. Скорая не успела. Галю хоронили через два дня. Все ее одноклассники, большинство из которых были моими друзьями, собирались идти на похороны. Я предупредил маму, что не пойду на уроки и тоже отправлюсь проводить в последний путь девочку из школы. Мама очень испугалась и расстроилась произошедшему, но меня, конечно, отпустила. С утра мы с Дашкой и общим другом Максом собрались. Честно, я не помню был ли я на кладбище или нет, вроде да, а может нет, но не суть… В общем, между похоронами и поминками, на которые мы тоже планировали пойти, образовался временной промежуток в два часа. Делать было нечего и денег у нас тоже не было. Я предложил сходить к моему бате, который в тот момент уже завоевывал мое расположение путем позволения распития с ним алкогольных напитков. К бате мы сходили так, что ни на какие поминки не попали, а нарезались в полнейшие дрова. Батя сказал Дашке, что у нее красивые глаза, а Дашка с Максом сказали мне позже, что у меня изумительный батя.

Мы с Дашкой, наверно, действительно любили друг друга, так как много ругались и выясняли отношения. Я думал, что она бросит меня, когда она поступила в наш институт и сразу приобрела много новых знакомых, в том числе парней. Училась она на мажорском факультете экономики и ребята там все были до жути деловые. Но этого не произошло.

Я продолжал быть "школотроном", а моя девушка посещала семинары и лекции, но это не мешало нам оставаться вместе и вести практически прежний образ жизни.

А бросил ее я. И, если быть честным, слабо понимаю зачем. Да, у нас были конфликты, но в девяноста девяти процентах случаев только в состояниях сильного опьянения. Наверно, мне просто нравилось говорить ей раз в неделю о том, что я бросаю ее, а потом слушать извинения и мольбы "попробовать начать все сначала". А в тот вечер этого не произошло или я заигрался и перегнул. А потом прошел слух, что она с кем-то там переспала. Не знаю правда это или нет. Скорее всего нет, но это не имеет сейчас абсолютно никакого значения. А через неделю я сам переспал с ее одногруппницей, которую за день до этого Дашка привела к нам в компанию. По иронии судьбы произошло это на том же самом месте, где и у нас с Дашкой был первый раз. Я очень быстро кончил тогда и Ника (так ее вроде звали) предложила мне пойти к ней в подъезд и продолжить. Я согласился. Пока мы шли, ее несколько раз вырвало от выпитого. После этого мы пару раз целовались. Она делала это как то странно – с открытым ртом, но без языка. Ни разу в жизни больше такого не встречал. Мы пришли в подъезд. Она сняла джинсы с трусами и повернулась ко мне задом, нагнувшись. Это был первый раз в жизни, когда у меня не встал. Не знаю что случилось тогда. Может сыграли роль поцелуи после блевотни, может подъезд, может я просто не хотел ее во второй раз (хотя фигура у нее была прямо очень аппетитной). Не знаю что это было, но я быстро натянул штаны, сказал, что мне пора домой и побежал вниз по лестнице. Вслед мне неслись проклятия и ругательства с посылом, что я – полный придурок и что значит "пора домой", когда она так сильно меня возжелала! Мне было плевать, но по-пьяни на "афтепати" после выпускного я рассказал это одному своему гопо-другу Бузельцеву, который положил глаз на эту Нику, о том, что я с ней переспал. Попросил его не рассказывать никому, а он растрепал всем. Сразу узнала и Дашка, чертовски обиделась и на меня, и на нее.  После этого у нас уже не было вариантов возобновить отношения, да и компания потихоньку начинала распадаться. Многие поступили учиться в разные места нашего города и других населенных пунктов, завели новых друзей и редко выходили на связь. Эту Нику я потом видел много раз в институте, так как поступил в тот же самый, но она упорно отворачивала голову при встрече со мной. А много-много позже она приходила устраиваться на работу в компанию и попала ко мне на собеседование. Я не сразу ее вспомнил, но когда понял кто это – виду не подал, не стал ее смущать. По условиям ее все устроило, но больше на связь она не вышла. Не знаю с чем это связано, но, думаю, что точно не с той ночью почти пятнадцатилетней давности. По крайней мере, надеюсь на это! Потом пару раз встречал ее на улице, видимо живет где-то рядом. У нее двое детей.

С Дашкой я продолжил видеться, учась в институте, но уже не в роли герлфренд, а в роли веселого компанейского собутыльника. Мы даже пару раз, вроде, переспали по старой памяти, но не более того. Потом, мы около года работали на одном предприятии. Я с бодуна приходил к ней в отдел "стрелять сиги" и она мне ни разу не отказала.

Дашка была моей первой любовью и многому меня научила. Мы давно не виделись, но я очень рад, что у нее все хорошо – респектабельный муж и здоровые дети. Недавно я увидел ее фото в ВК и чуть не заплакал,  поняв как сильно она постарела. А потом посмотрел в зеркало и понял, что не одна она…

Все в этом мире имеет свое начало и свой конец. Хорошо, что наш конец еще неизвестен, в отличие от многих людей упоминавшихся в этой главе, включая Бузельцева, который в двадцать пять лет пошел ночью искупаться в местный водоем, будучи изрядно "под шофе", и хоронили мы его, опять-таки, через два дня… Мы встретились с Дашкой где-то в начале наших жизненных путей, на какое-то время путь стал общим, затем они опять разошлись. В любом случае я благодарен ей за тот небольшой отрезок, который мы провели вместе! Он остался в моей памяти, думаю, навсегда…

Глава 7. Дилер.

Выпускные экзамены остались позади и пришел черед куда-то двигаться дальше. Путей – дорог было не так уж много. Хотелось поехать в Воронеж и по примеру двоюродной старшей сестры поступить в ВГУ на факультет журналистики, но никаких конкретных поползновений, кроме единственного разговора с мамой, в данном направлении так и не случилось. В том самом разговоре мама расставила все точки над "i", как всегда прочитав на повышенных тонах краткую девятичасовую лекцию о том, сколь низко я паду, стоит оставить меня без опеки и единственная моя надежда на, пусть не светлое, но все же существующие будущее, это только ее зоркое око. Варианты отъезда вообще не рассматриваются, об этом было объявлено без обиняков и во всеуслышание. Да и я, собственно, особенно не представлял себе взрослую жизнь. К моменту окончания школы мне было всего шестнадцать лет и инфантилизм моей души расцветал всеми цветами радуги. Мать настолько сильно тряслась надо мной и не представляла, что я могу хоть на йоту перестать зависеть от нее, что даже намеки в эту сторону пресекала на корню. Я рос человеком без собственной системы координат, без понимания жизненных процессов, ценности заработанного, тяжести честного труда, без целей и осознания того, кем хочу стать. Я просто побухивал, тусил с корешами и, незаметно для меня, за весельем и драмами выпускного класса, пришел момент, когда школа осталась позади.

Учился я неплохо. Не будучи отличником, как мои родители, или родители их родителей, или мой родной брат, который был старше на десять лет, я, потихоньку – помаленьку, наскреб аттестат за одиннадцатый класс с подавляющим большинством четверок и всего лишь единственной тройкой. Как сейчас помню – по геометрии! Довольно нелепая ситуация, так как на протяжении нескольких месяцев до выставления годовых оценок я посещал, единственный раз в жизни, репетитора именно по математике. Надо сказать, что это был опытный педагог, которая подтянула мои, и без того далеко не нулевые знания, на уровень явно выше среднего. Наша математичка меня не любила. Не как-то особенно (например, как моего другу Вову, который при одном упоминании своей фамилии на ее уроках начинал трястись, обливаясь потом, и единственное, что мог выдавить из себя, лишь: "Ставьте два". В ответ Галина Анатольевна ревела: "Кол, Фалитнов, Кол!"), а примерно, как всех остальных, за редкими исключениями. В конце концов, при выставлении годовых оценок она впаяла мне "треху" и на следующий день ушла в отпуск, не дав возможности исправить оценку.

Я ожидал, что в аттестате тройка будет только по химии, с которой у меня сразу же не сложились отношения, но химик – он же наш классный руководитель, бывший университетский преподаватель, кандидат наук, все же сжалился надо мной и вывел незаслуженную итоговую четверку. Может, сыграло роль то, что учился в универе он в одной группе с моим отцом, но это весьма маловероятно. Настолько принципиальной он был личностью, что вряд ли позволил бы себе выставлять оценки на  основании каких-то индивидуальных привязанностей. Ох, и попил же я кровушки этому замечательному человеку… Если читаете это, Степан Викторович, простите меня, пожалуйста, я был слишком юн и слишком глуп. Поощрение толпы всегда, как бы, занимало в моем понимании главенствующую позицию и только с возрастом стало приходить осознание того, что зачастую это совсем не то, что нужно. Скажем так, толпа склонна очень быстро менять свое настроение. Сегодня ты – герой, а завтра – изгой, стоит только занять несколько непопулярную позицию. Раньше я этого не понимал. Теперь понимаю! То ли от недолюбленности, то ли еще от чего-то, но мне всегда не хватало внимания, и я старался привлечь его путем хулиганских выходок, экстравагантного поведения или тонкой (как мне казалось) иронии. Я не был отпетым хулиганом, не был трудным подростком. Если проводить аналогии из "Симпсонов", я не Нельсон, а скорее  – Барт.

Степан Викторович был очень интеллигентным человеком, который явно попал не в свою среду. Все таки, школа это в первую очередь – контроль за изучением и усвоением учебного материала, что является полной противоположностью институтской практике, где ни один преподаватель ни за одним студентом бегать не будет. Хочешь зачет – учи, не хочешь учить – армия ждет тебя. Степан Викторович не смог перестроиться на каждодневный контроль успеваемости и это сыграло злую шутку с лентяями вроде меня. Мы "прощелкали" азы предмета, а нас никто и не проверил. В дальнейшем мне было проще списывать домашние задания, нежели наверстывать упущенное, поэтому с химией у меня так и не сложилось.

С учителем же не сложилось вдвойне. Я был единственным в классе, с кем химик разговаривал на "ты". По отношению к другим ученикам он сохранил университетскую привычку почтительного обращения, как ко взрослым. Со мной же, спустя короткое время, прошедшее с момента нашего знакомства, не мог пересилить себя соблюдать это негласное внутреннее правило. Я дико бесил его! Постоянно подначивал на уроках, за интеллигентность чуть ли не в открытую, при одноклассниках, звал гомосексуалистом, разрисовывал стол (а сидел я по причине слабого зрения всегда на первой парте) неприличными картинками его вымышленных сексуальных утех, сопровождая матерными подписями. В общем, этот человек имел полное право искренне ненавидеть меня и поставить заслуженную итоговую двойку, как за мои познания в химии, так и за человеческие качества. Но! Он этого не сделал! Он не стал портить мне аттестат, хоть и знал, что в ВУЗ я буду поступать при содействии отца. Более того, через какое-то время мне рассказали, что Степан Викторович приезжал в наш институт и интересовался набранными на вступительных экзаменах баллами своих учеников, очень переживая поступили ли его "птенцы" или нет, достаточно ли информации дал он нам по своему предмету. Хочу прояснить, что институт наш химико-технологический и получается, что Степан Викторович вел один из важнейших, профильных для ВУЗа предметов. Я больше никогда не видел химика. Кто-то рассказывал мне, что через пару лет после нашего выпуска Степан Викторович уехал в Москву, где вернулся к преподавательской деятельности в одном из высших учебных заведений. Если это правда, я очень рад за него. Все-таки нянчиться с беспардонными сопляками не совсем подходило этому умному, честному и очень человечному человеку, у которого при встрече я обязательно попросил бы прощения за свое детское хамское поведение!

Из перечня специальностей, предлагаемых нашим филиалом Московского Университета имени Менделеева, меня интересовали, как минимум, ни одна. Я всегда тяготел к гуманитарным наукам, а физика с химией были для меня не то, чтобы темным лесом (кстати, физику я знал немного лучше химии), но явно не тем, на что я хотел бы потратить свою единственную жизнь.

Из  гуманитарных специальностей наш институт предлагал "менеджмент" и "бухгалтерский учет", которые для меня на тот момент, ничем, кроме букв в названии, не различались. Я выбрал сразу две. На какой именно учиться мне было индифферентно. К сожалению отцу, который по негласной институтской договоренности о том, что дети преподавателей обязательно поступают и учатся бесплатно, должен был протащить меня, сказали свыше, что на кафедру экономики слишком большой конкурс. Ему предложили следующий вариант: я поступаю на любую другую специальность, а через год, без помех, перевожусь на ту, которая мне наиболее интересна. Я спорить не стал и выбрал самое непонятное название из всего предлагаемого перечня: "Стандартизация и сертификация". Специальность это была химическая, выпускающая кафедра на ней – "Аналитическая химия", где по слухам преподаватели вообще не брали взятки и свирепствовали в скрупулезности оценки знаний. Интересно то, что в группе у меня практически все студенты оказались медалистами и заучками, поэтому и мне пришлось не выделяться, а исправно посещать все занятия и стараться выглядеть не полным дураком на фоне остальных. Это не помогло! По итогам первого курса, за который я дал всего три взятки, а все остальные зачеты и экзамены заслужил собственными "потом и кровью", мне было предложено "перевестись куда-то, чтобы не портить успеваемость кафедры или быть отчисленным". Так как первый вариант и являлся изначальным планом, я не стал спорить и с готовностью принял его. И вот тут нарисовалось две проблемы:

1) с кафедры экономики убрали "Военную подготовку", на которую я очень планировал поступить, так как отучиться в ненавистном ВУЗе и после этого еще пойти в армию стало бы каким-то супер-лютым комбо даже для меня;

2)) батя уже не работал в институте и на "Экономику", в его отсутствие, никто особым желанием переводить меня не горел. Надо понимать, что это кафедра для "блатных" – либо "своих", либо для детей влиятельных/богатых родителей. Никто там не учится просто так, на бюджетной основе. "Экономика" – кафедра, где вращается больше всего "бабла" и заводятся нужные знакомства. Также надо понимать, что какие-то договоренности в нашем самом коррумпированном ВУЗе страны (моя личная оценка, могу ошибаться) работают только до того момента, пока от тебя есть "фидбек". Как только ты становишься бесполезным (твой отец увольняется и уезжает на ПМЖ в другую страну) все ранее достигнутые договоренности по умолчанию отменяются. Курсе на третьем я "сдавал экзамен" одному дедку. Я не был ни на одной лекции или семинаре, а пришел, как и всегда, просто договориться. Этот милый человек завел меня в свою каморку и произнес длинную, проникновенную речь, смысл которой состоял в следующем: мой дед привел его работать в институт, когда он был еще очень молод, затем мой дед помог ему получить сначала звание старшего преподавателя, а затем и кандидата наук защитить. Он долго рассказывал о любви, уважении и благодарности моему деду, который так сильно помог ему в жизни. Под конец, написав на бумажке "400 рублей" (стандартный тариф), он пожал плечами и сказал: "Сейчас времена такие, сам пойми". И я понимал, конечно понимал, ведь все, кто работал с отцом, брали с меня деньги! Но какие претензии я могу предъявить им? Да, наверное, их моральные качества оставляли желать лучшего, но проблема их внутренних устоев касалась меня только косвенно. Не учился-то я! Учился бы, не пришлось вообще заниматься этими противозаконными действиями. А не учился я по причине того, что мне было плевать на все эти "термехи", "сопроматы" и "детали машин", а еще, конечно, благодаря моему лучшему другу Дилеру…

Дилера я знал лет с восьми, когда мы впервые встретились с ним в деревне и познакомились. Его дед построил там дачу, куда они с бабулей приезжали на все лето. Иногда туда привозили Дилера. Он уже тогда был худющим и длинным, головы на полторы выше меня, как и на полтора года постарше. Мы играли с ним в войнушку, затем я познакомил его с Мироном, который "подсадил" меня на футбол и мы стали брать Дилера с собой на футбольное поле. Прозвище "Дилер" тогда еще никто не использовал. Он получил его намного позже, благодаря своей фамилии – Дилягин. Кто бы знал, что дети напророчат ему будущую профессию, но об этом потом. В деревне же старшими пацанами за свои футбольные скиллы Дилер быстро был наречен "Корявым", оставался им на протяжении всех своих приездов, дико бесился от этого и придумывал "старшакам" свои обидные прозвища, правда озвучивал их только нам, по секрету. Дилер был очень скользким типом. Он всегда вел себя дерзко и развязно, но стоило кому-то "подприжать ему хвоста", незамедлительно включал заднюю и старался перетянуть окружающих на свою сторону. Он обладал довольно тупым и прямолинейным чувством юмора, но в купе с его незаурядной мимикой, очень напоминающей кривляния Джима Кэрри, считался чуть ли не главным приколистом всей округи. Он постоянно коверкал названия всех иностранных групп; как слышал, так и напевал песни на других языках и обладал самым колхозным чувством стиля из всех людей, ступавших на нашу планету – находил какие-то самые трэшовые сборники с дико поганой танцевальной музыкой и носил туфли со спортивными штанами, утверждая, что так и надо! Он постоянно пытался юморить, но весь его юмор строился на обсирании окружающих. Я не знаю как и зачем это произошло, но постепенно мы очень сблизились и стали считаться лучшими друзьями…