Сергей проснулся в семь часов одним из первых. Он вышел из домика и даже успел принять душ перед завтраком.
В столовой представлявшей собой помещение без стен, лишь с оградками и крышей над головой народ собрался на завтрак к восьми часам. Некоторые к этому времени успели поесть и разбрелись, кто куда. Ели неторопливо. Еда была неплохой по советским меркам. Для специалистов, работающих за рубежом, государство не экономило на еде и зарплатах. В этот раз в меню были рисовая каша, яйца и бутерброды с маслом и сыром с хорошим кофе в придачу, который был дефицитом в Союзе.
Сергей жевал медленно бутерброд, запивая его горьким кофе. Напротив него сидели Алешков и Скороспелов.
– Надоела уже эта Африка, – пожаловался Скороспелов.
– Ничего ты не понимаешь в романтике и экзотике. Это лучше чем прозябать в Союзе. Будет что вспомнить на старости лет. Внукам будешь рассказывать, как помогал африканским братьям по соцлагерю строить новое процветающее общество, – то ли в шутку, то ли всерьёз заметил ему Алешков.
Что-то грохнуло. Грохнуло так, что все сидевшие невольно вжали плечи. Сергей обратил взгляд на площадь рудника. К домику шли африканцы в серых беретах и зелёной форме с калашниковыми в руках. Шедший впереди поднял руку с автоматом вверх и стрельнул ещё два раза одиночными выстрелами.
– Кто это? – спросил Улыбин, выглядывая из столовой, когда другие геологи, кто пригнулся, кто попятился назад.
Алешков быстро нашёлся:
– Сзади овраг, скорее к нему, там можно спрятаться.
В столовой находилось двенадцать советских специалистов и рабочих. Двое из них медленно начали двигаться в сторону оврага. Другие поглядели на Улыбина.
– Не надо поддаваться панике, товарищи. Нас тут никто не должен тронуть. Мы мирные люди, а не военные. Это возможно учения, проверки. А, если и нет, то охрана защитит нас, – объявил Улыбин.
Африканцы в военной форме ходили около построек. У тех, кто находился в столовой было по крайней мере ещё секунд сорок пять, чтобы бежать.
– Это РЕНАМО, повстанцы, мать их, – понял, кто нанёс визит на рудник, Скороспелов.
– Кто бы сомневался. И где наша доблестная охрана? – язвил Алешков.
– Я их видел там, – Табатадзе указал рукой в сторону оврага, – они сбежали.
Алешков хотел было дёрнуться к оврагу, но Скороспелов положил ему руку на плечо. Было уже поздно. К ним шли трое африканцев, угрожая автоматами.
– Выходи. Все, выходите, туда, – приказывал один из них на португальском.
Многие советские специалисты успели выучить в той или иной степени португальский язык, который понимало большинство населения Мозамбика.
Все вышли из столовой. Другие специалисты выходили из других помещений. В пятидесяти метрах у бульдозера возникла, какая-то возня, а потом прозвучало три одиночных выстрела. Повстанцы расстреляли бульдозериста Ивашова. Сергей шёл рядом с Алешковым и Скороспеловым. Их окружили пятнадцать повстанцев. Ещё двое осматривали гараж. Где-то прогремели ещё несколько выстрелов. Так был убит водитель Яковенко.
– Ну, что, товарищ парторг, говорили нас никто не тронет, – предъявил Улыбину Алешков. – А ведь у нас был шанс бежать.
– Чего ты к нему привязался, кто знал, что так получится, – заступился за Улыбина геолог Фролкин.
– Прав был, Юрка, а парторг загубил нас, – поддержал Алешкова завхоз Янушев.
– Хватит вам собачиться, – сказал Сергей. – Не время. Давай делать вид, что мы им подчиняемся.
– Что мы им плохого сделали? Может быть, они нас не убьют, – переживал Янушев.
– Да не ной ты, и так тошно, – осадил его геолог Ленивцев.
Повстанцы построили всех советских специалистов в ряд и пересчитали, насчитав всего двадцать четыре человека. Не доставало, кроме убитых Ивашова и Яковенко, бригадира Самохина и техника Тарасова. Самохин спрятался на пищевом складе, за холодильниками, а Тарасов под дизельным генератором, который давал электричество всему руднику. Их не обнаружили повстанцы. Они благополучно дождались прибытия на рудник правительственных войск.
– Вперёд, – скомандовал один из повстанцев, сухой и высокий.
– Живее, живее, – приговаривали другие вояки, тыкая стволами автоматов в советских спецов.
Геологов и рабочих вывели с территории рудника и двинулись по саванне.
Сергей шёл рядом с Алешковым и Сокроспеловым, позади них пыхтел Фролкин.
– Нас не убили, видимо, мы нужны им живыми, – рассуждал вслух Сергей.
– А тех двух пристрелили, – напомнил Скороспелов.
– Для острастки, – предположил Фролкин. – Чтобы не пытались убежать.
Привал устроили только вечером. Весь день прошли по саванне, не встретив ни одной деревушки, ни одного человека. Часть пленников разместилась под железным деревом, другая меньшая в тени кустарника. Пленникам дали воды и чуть позже каши из кукурузной муки небольшими порциями.
Сергей еле насытился кашей. Всё-равно хотелось есть. В то же время накопленная усталость клонила в сон. Он прислонился спиной к дереву и закрыл глаза. Что сейчас происходит со Светланой? Она наверняка узнала о случившимся с ними. Проходивший мимо него Ленивцев хлопнул его плечу, подбодрив:
– Не переживай – наши скоро нас освободят.
И ушёл к компании, расположившейся у кустарника.
– Ага, оптимист, освободят, как же, – пробурчал, сидевший слева от Сергея Алешков.
– Ты сомневаешься в этом? – спросил Скороспелов.
– Как бы нас не пристрелили, прежде чем до нас доберутся наши, – продолжал предаваться унынию Алешков. – Всё этот член партии Улыбин. Если бы не он – могли бы уйти по оврагу.
– Одно слово член, – поддержал его Скороспелов.
Оба усмехнулись. И даже Фролкин.
– У меня батя тоже член партии, – признался Сергей.
– И что такого – таких половина Союза наверно, – заметил Алешков. – И у нас тут их до фига. Он не просто член, а парторг.
– Мой батя тоже имеет чин в партии. Шишка.
– Он завтра позвонит самому Андропову и тот поднимет на уши всё КГБ и Министерство обороны, – обрадовался Скороспелов.
– Да нет, он не такого масштаба шишка. На областном уровне, и то, не самый главный.
***
Отец Сергея тоже Сергей – Сергей Николаевич Ломовский много лет провёл на партийной работе, куда его призвали с завода, где он начинал, как инженер. Жили Ломовские в Петрозаводске. Старший Ломовский был одним из заместителей главного партийного чина республики. Сергей Николаевич возлагал большие надежды на старшего сына, которого не зря, как ему казалось назвали в честь него. Сын закончил горный университет. По настоянию отца он был комсомольцем, а потом вступил и в партию. Единственный недостаток был у Сергея-сына – он не служил в армии. Здоровье подвело. Отец какое-то время был недоволен этим обстоятельством, а потом смирился – ну и пускай так. Можно пойти дальше по научной линии, а ещё лучше по партийной. Отец каждый вечер читал газету «Правду», а иногда партийные журналы с карандашом. Ему хотелось обсуждать с сыном политические проблемы с точки зрения марксизма-ленинизма, но Сергею это было не очень интересно. Из почтения к отцу он пытался понять суть проблемы и порой угадывал то, как надо было ответить на какой-нибудь очередной вопрос про положение дел в Гондурасе или ЮАР. У Сергея был младший брат Егор, который с трудом закончил школу. В институт его можно было устроить только по блату. Отец понимал, что Егор не тот человек, от которого может быть хоть какой-то толк в науке или профессии, требующей больших знаний. Сергей Николаевич давно грозил ему ПТУ, но это и было то, что тому приходилось по душе. Егор отучился на токаря, отслужил в армии и работал на заводе. Иногда он выпивал в сомнительных компаниях. Сергей Николаевич и не надеялся, что из него выйдет что-то путное. А потом рухнули все его надежды относительно блестящего будущего старшего сына. Как-то он огорошил родителей новостью:
– Папа и мама, я хочу жениться.
