– А, что надо делать?
– Вы же все тут в городе знаете?
– Конечно, город же небольшой.
– А расскажите мне, где тут у немцев чего расположено, вот давайте в закуток зайдем, и вы мне будете рассказывать.
– Так вы, дядя, от Красной армии?
– От Красной армии, а вы можете помочь ей, действуя, как настоящие подпольщики в тылу врага. А наш командир найдет, как отметить вашу помощь.
Пройдя немного вперед, они зашли во двор одного из пацанов, живших в этом районе. Зайдя в сарай, Киричев расстелил карту города и попросил показывать, где что находится. Парни наперебой стали подсказывать, где у немцев комендатура, где базируется какой-то штаб, где живут немецкие командиры, где склады с продовольствием, а где у них гаражи с множеством грузовиков и других автомашин, как лучше пройти, чтобы не нарваться на патрули, которые несколько раз в день ходят по вот этим улицам. Отметив всё это на карте, Евгений убрал ее за пазуху, и все вышли на улицу.
– Где вашего Шрама найти можно?
– Он обычно в пивной бывает.
– Пошли, покажете, где эта пивная, только ко мне не подходить, а встретимся через десять минут, когда я подойду к краю рынка. Меня вы не знаете.
Пивная была грязным, зачуханным сарайчиком, где пива давно не было, а подавали самогон и какие-то бутерброды, непонятно из чего. В углу за столиком сидел Шрам с выражением лица глубоко ушедшего в медитацию монаха, то есть с пустым взглядом человека, находящегося в состоянии сильного похмелья. Евгений подсел рядом, сделав вид, что обнял Шрама, при этом резко повернул его голову в сторону. Хрустнули позвонки шеи, Шрам дернулся, да так и остался сидеть дальше с пустым взглядом уже мертвого человека.
Киричев поднялся и быстро вышел из пивной, двинувшись к рынку. Метрах в тридцати позади начал движение и Кошкин.
Увидав парней, Евгений спокойно направился к ним.
«Товарищ командир, там за вами следит какой-то мужик, он давно идет, еще с рынка за нами», – зашептал один из пацанов, показывая глазами в сторону Кошкина.
«Спасибо, разберемся с ним, но, молодцы, наблюдательные, еще один плюс вам, – так же тихо ответил Киричев, – а теперь парни по домам, ничего не воруем, я постараюсь принести для всех по банке тушенки тебе во двор, раздашь ребятам. Шрама больше нет, шею повернул неудачно и умер. Помните, вы о Шраме никому не рассказывали, а меня проводили к сдаваемой комнате, но мне дом не понравился и я ушел».
Евгений ушел, за ним также двинулся Кошкин, подмигнув ребятам.
– Может это полицай?
– Это тоже красноармеец, зуб даю!
– Рассекретили тебя пацаны, причем, срисовали сразу, как ты за нами от рынка двинулся.
«Наблюдательные», – ухмыльнулся Кошкин.
Растворившись в лесу, Киричев и Кошкин пошли к своей лежке. Пройдя мимо «секрета», были встречены бойцами взвода. Рассказав о своих похождениях, все пришли к выводу, что Шрама, конечно, надо было грохнуть, но позже, а сейчас полицаи будут суетиться. Но, что сделано, то сделано.
Половина группы под командованием Кошкина выдвинулась для контроля дороги из Клина на Калинин, с задачей уничтожать или захватывать все, что движется, а вторая половина взвода отправилась в город. Путь лежал к складу боеприпасов. Совершив ночную вылазку, разведчики провели рекогносцировку на местности отмеченных на карте мест. Вокруг квартала, где проживало начальство, стояли караулы в зоне видимости друг друга, то есть нанести ночной визит вежливости без шума будет проблематично, поэтому не стали даже пробовать.
Под покровом ночи десяток разведчиков проникли в дом, где проживал Шрам. В доме стоял сильный запах сивухи. Очевидно, папаша с компанией поминал своего сына. И точно, в горнице вповалку спали восемь пьяных полицаев и какие-то тетки. Посреди комнаты стоял стол с остатками закуски и пустыми бутылями самогона. Без душевных терзаний разведчики зарезали всех, обойдя также все комнаты. Переодевшись в черную форму отрядов вспомогательной полиции Schuma или по-русски обычных «полицаев», которая была вышедшей из употребления в 1938 году формой войск СС, взяв документы, деньги и собранную нетронутую еду, которую по пути, как и обещали, закинули во двор пацана, восемь новых русских полицаев оправились в патрулирование города. За ними двигалась остальная группа. Евгению подошла форма с большим количеством разных полос на погонах – вице-фельдфебель, так было написано в документах полицая, поэтому он и возглавил теперь уж полицейский наряд, направившись к железнодорожной станции.
Разведчики расположились в близлежащих к станции дворах, а полицейский отряд двинулось непосредственно к вокзалу. По разрузочно-погрузочной зоне станции прохаживались немецкие часовые. Зайдя в кабинет начальника станции, Евгений решил «прощупать» его.
«Здравствуйте, господин Гуревич, в настоящее время, как вы знаете, наши германские покровители практически овладели Москвой. Не сегодня-завтра мы будем маршировать по Красной площади, в связи с этим наш батальон двигается в Солнечногорск, а наш взвод, к сожалению, оставлен на усиление местной полиции. Поэтому мне бы хотелось войти в курс дел в городе, а вы лицо уважаемое и ответственное, раз назначены на этот пост. И поэтому, как истинный патриот своей Родины, расскажите мне честно, как работается, никто ли из подпольщиков или красных диверсантов на контакт не выходил?»
– Почему вы думаете, что на меня кто-то должен выходить?
– Ну, как же, вы же имеете полные сведения о движении и комплектации проходящих составов, поэтому обязательно к вам должны обращаться люди с той стороны. Хочу сказать, что в двух городках нами уже ликвидированы враги Великой Германии. Так, что вы скажете по этому поводу, господин Гуревич, околачиваются ли вокруг станции, вокруг вас лично или ваших подчиненных кто-либо из подозрительных личностей? Может быть, вам кто-то из подчиненных сообщал о своих подозрениях?
– Никак нет, господин полицейский, никто на меня не выходил, я честно работаю и нечего подобного не замечал.
– А кого из своих подчиненных вы считаете преданным делу Германии, а кто ненадежен из диспетчеров, обходчиков, ремонтников?
«Напрягся-то начальник, соображает, как лучше сказать, но будет врать, – размышлял Киричев, глядя на Гуревича, – только кто он, подпольщик или вынужденно работающий на этой хлебной, в общем-то, должности, или идейный враг?»
– Вы знаете, господин полицейский, я не контактирую близко с обходчиками, но раз они работают на Великую Германию, значит должны быть благонадежными людьми, а вот из кассирш, диспетчеров, да их, собственно, всего-то десяток человек, все приняли с радостью новую власть.
– А кто-то вам пишет или сообщает из подчиненных о своих подозрениях про врагов Германии?
– Только Бубнова была, она исправно докладывала все свои подозрения, но, к сожалению, недавно умерла. Несчастный случай, скользко, вот и она упала, ударившись головой о лед, и все.
– А вы кому из германских властей передавали все ее подозрения? Надеюсь, что все вами было оформлено письменно.
«Пауза затянулась, начальник стал потеть и взгляд забегал, значит, как минимум не предатель, но, вероятно, связан с подпольем, скрывал ее наветы, а когда она перешла какую-то границу, ее ликвидировали, – обдумывал ситуацию Евгений, – что делать дальше, как правильнее поступить, дожимать «клиента» или перевести разговор на другую тему?»
– Понимаете, господин полицейский, я не давал ходу ее подозрениям, потому что она никогда не уживалась с коллективом, даже в мирное время, а тут решила со своими коллегами девчатами посчитаться.
«А что, она только про них докладывала вам? Эх, выскальзывает станционщик, – занервничал уже Евгений, – ведь то, что она говорила уже чисто технически не выяснить. Так, похоже, придется применять физическое запугивание. Хорошо, господин Гуревич, но в будущем все докладные обязательно оформлять с числом, именем исполнителя и передавать в комендатуру, они сами разберутся, где слухи, а где правда. Что у нас сейчас на станции творится, какие эшелоны стоят, какие уходят и куда?»
– На станции находятся эшелон со снарядами к пушкам, завтра с утра рабочие приступят к разгрузке, эшелон с пушками длинными, э-э-э, точнее, гаубицами, и еще эшелон с танками также стоят для разгрузки, но этот вопрос находится на контроле у немецкого командования. Мне пока не поступало указаний, здесь их разгружать или на Солнечногорскую станцию отправлять, поэтому и задержка. Также стоит два пустых эшелона с теплушками для солдат вермахта.
Евгений выглянул в коридор и пригласил в кабинет двоих переодетых разведчика.
– А сейчас, господин Гуревич, одевайтесь, вы пройдете с нами в комендатуру, в гестапо. У нас есть большие основания подозревать вас в связях с подпольем.
– Ну что ж, господа, я готов идти, сейчас только попью воды.
Гуревич подошел к столу, налил в стакан воды, руки у него тряслись, достал какую-то коробочку и стал вынимать таблетку или ампулу. Евгений вспомнил, как Кольцов рассказывал им на теоретических занятиях, что часто немецкие разведчики носят с собой ампулу с цианистым калием, которую давят зубами и быстро умирают, унося тайны об агентах или разведданных с собой. Резко метнувшись к начальнику железнодорожной станции, он схватил его за руки и придавил к столу. Бойцы помогли скрутить руки.
«Да уж, Сергей Андреевич, рисковый вы человек, я совсем не думал, что вы решитесь на самоубийство. Мы чуть было не уничтожили патриота нашей страны, – отпустив Гуревича, сказал Евгений, – но мне надо было как-то выяснить, кто вы – наш человек или враг».
Гуревич растирал руки.
– Да уж, товарищи разведчики, а я уж подумал что все, закончилась моя жизнь.
– На будущее вы поняли, что так нельзя отвечать, гестапо бы вас за утаивание сведений живо выпотрошило бы, почему утаиваете, с кем связаны, да еще и, кто конкретно убил эту вашу доносчицу.
– Я не имею выходов на партийное подполье, к сожалению, но у нас есть наша группа из железнодорожников, а убил ее мой старший брат, когда она как-то раскопала или подслушала, что обходчики сыплют песок в буксы поездов и, что-то со сцепкой мудрят.
– Скажите своим, что числа 15-17 декабря наши войска выбьют фрица из Клина, так что пока пусть будут аккуратны, и надо портить поезда, которые будут уходить из города на запад, драпать, иными словами. А сейчас давайте пройдемся с вами по станции, я с минером посмотрю, как мы сможем взорвать эшелон со снарядами. После нашей отмашки соберете своих рабочих на совещание, чтобы не погибли при взрыве. Эшелон бахнет сильно, разнесет все, что можно в округе, поэтому настоятельно рекомендую под благовидным предлогом покинуть здание и отбыть на инспекцию в дальнюю часть станции.
Начальник станции, Киричев и Гаджоев в полицейской форме двинулись по территории, заходя в помещения с рабочими, склады, то есть куда смогли пройти, к эшелонам немецкие часовые их не пустили. Но, сделав необходимый обход, выявили мертвые зоны часовых, используя которые, предполагали подобраться к эшелону со снарядами, заложить тротил и подорвать его электромашинкой.
Станция хоть и освещалась маломощными фонарями, но далеко не вся. Через полчаса Камиль, забрав у своих минеров порцию тротила, снова легально зашел на станцию, целеустремленно двинулся к ремонтным мастерским станции и оттуда, уже прячась в тени, стал скрытно подбираться к составу со снарядами. Помогло то, что составы стояли рядом из-за недостатка свободных путей и можно было, прячась за одним, подобраться к нужному. Проведя минирование вагона пятнадцатью килограммами тротила, Камиль быстро проскользнул под вагонами, разматывая подрывной провод. На станции его подстраховывали разведчики-полицаи. Дождавшись, сидя за колесом вагона, когда мимо пройдет часовой и отойдет на приличное расстояние, где его отвлекли полицаи, угощая сигаретами и, что-то с ним обсуждая, Камиль выскользнул на край станции. Все! Время пошло, пока не найден провод, надо было быстро покинуть станцию, и подрывать. Разведчик с фотоаппаратом и ручным пулеметом, засевший на крыше двухэтажного жилого дома, сделал снимок целой станции. Через десять минут все, кто должен был, рассосались по дальним участкам станции или собрались в зале вокзала. Взрыв был относительно небольшой, но вот дальше началось светопредставление. Сдетонировавшие гаубичные снаряды разнесли сам состав, посбрасывали взрывной волной с рельс вагоны стоящих рядом эшелонов, перевернув и разметав их. При этом в воздух периодически вместе с новыми взрывами взлетали части пушек, вагонные колеса и другие куски от эшелонов и техники. Фотограф четко сделал несколько снимков разрухи.
