«Что случилось-то, дочка, куда нам идти», – заквохтала полненькая мамаша, – мороз же там, холод».
Появился отец из подпола с засоленными грибочками.
«Папа, срочно бери всех, и выходите на улицу, наши во дворе, сейчас немцев убивать будут!» – зашептала девушка.
Отец грозно цыкнул на жену: «Хватит квохтать, живо с детьми на улицу, вот бабы ж! – и громко продолжил. – Господа фрицы, зер гут, очень хорошие грибы, битте, пожалуйста!» – выставляя на стол бочонок с грибами. Потом бочком выскользнул из горницы в сени и, далее, на улицу.
«Товарищи красноармейцы, у фрицев только пистолеты в кобурах, но все сильно пьяные, давно сидят за столом», – выйдя на улицу, сказал отец семейства.
Бурят спокойно зашел в дом и из пистолета с глушителем положил всех шестерых немцев, после чего так же с восточным спокойствием дополнил патронами магазин. За столом остались сидеть мертвые гауптман, два лейтенанта и три фельдфебеля – потом вынесут.
«Сколько немцев в поселке?» – спросил Бурят у хозяина дома.
«Я, Васин, смотритель гидроузла, а немцев всего было пятьдесят человек, взвод примерно, из них по пять сидят в дотах, еще семеро в домике у плотины, значит, в поселке осталось 26 рядовых, всех командиров вы порешили», – ответил смотритель плотины.
В поселке, состоящем из десятка домов, было тихо, Васин будил хозяев, выводил их на улицу, а красноармейцы, узнав расположение врага, спокойно убивали спящих, или готовящихся ко сну немцев.
На плотине было сложнее. Там фрицы стояли на посту, двое бодрствовали, сидя в укреплении, а трое, включая ефрейтора, спали в доте. В доме все прошло легко: вытащив стекла в коридорном окне, Бурят в одной гимнастерке проскользнул в коридор, открыл дверь, и группа разведчиков перерезала спящих немцев ножами. Утром, когда часовые из дотов стали открывать двери, выходя на улицу, бойцы врывались в них, захватывая в плен, не ожидающий такого подвоха, личный состав. Допросив пленных, разведчики с трудом выяснили, что те ничего еще не минировали, мин нет, и никаких команд не поступало. Выведя всех немцев в лес, пленных расстреляли.
Распределив оба взвода с обеих сторон плотины, бойцы занимали круговую оборону, контролируя из засад в лесу и дотов подъездные пути к гидроузлу Истринского водохранилища. Ребята морально готовились стоять до конца, чтобы сохранить ее в целости, вот уж действительно «ни шагу назад». Хотя на инструктаже отряда, Ледков четко определил оборонительную тактику – отходите, меняйте позиции, маневрируйте, только не дайте немцу взорвать плотину, иначе все будет зря. Также было выделено по ударному отделению лыжников, которые будут тревожить немцев на марше и с тыла.
Несколько бойцов отогревались в домике, готовясь уйти в лес в засады, когда зазвонил телефон. Трубку поднимать не стали.
«Началось, теперь слово за нами, – сказал Ледков, поднимаясь, – делаем все, как определили, будем ждать гостей».
Телефон долго тарахтел, но его так никто и не поднял, незачем. Через три часа по дороге со стороны городка Истра показался грузовик. Когда он подъехал поближе, вышедший из дота переодетый в верхнюю немецкую одежду разведчик приветливо помахал им рукой, и снова зашел в дот. В это же время из дома вышел немецкий офицер в чине гауптмана, понятным жестом руки пригласил прибывших в дом, и снова зашел внутрь.
Из подъехавших машин выбралось десяток немцев, которые стали разминать ноги, похлопывая себя по бокам шинелей, двое из которых зашли в дом.
«Guten tag, h?nde hoch, herren, bitte!” – сказал Ледков, наведя на зашедших пистолет с глушителем, с боков фрицев контролировали двое разведчиков с автоматами.
«Добрый день, господа, с прибытием, и руки вверх, пожалуйста, или я непонятно говорю», – уже по-русски зачем-то повторил Сергей, характерно качнув стволом пистолета вверх.
После того, как сдались офицер и фельдфебель, этому последовали и остальные минеры. В грузовике было порядка трехсот килограммов тротила. Выяснив в общих чертах их задачу, немцев расстреляли. Полуторку отогнали в лес, подальше от плотины.
Ближе к вечеру снова надрывался телефон, но его опять никто не взял. В контрольное время Ледков вновь получил радиограмму, что Истру взяли, фашисты отступают на Волоколамск, но цепляются за позиции на реке Истре. А утром порядка батальона немецкой пехоты пожаловало к водохранилищу. Рота Ледкова противостояла пехотному батальону. Бойцы стойко оборонялись, уходя в лес, петляя и снова возвращаясь на позиции после минометного обстрела, сдерживая вражескую пехоту. Доставалось и плотине, но она выдерживала попадания мин батальонных минометов. Группы лыжников обошли по дуге вражеские позиции, и, выйдя на уверенный винтовочный выстрел к минометным позициям, расстреляли расчеты, снова уйдя в лес. Доты с крупнокалиберными пулеметами уверенно сдерживали немцев на приличном расстоянии по фронту. Фашисты обходили советские позиции через леса, но и тут натыкались на снайперов и автоматчиков. Весь день было такое вязкое противостояние, но немец упорно оттеснял наших к водохранилищу, да и ряды красноармейцев редели. Радист Ледкова слал радиограммы о положении дел, прося усиления, сообщая, что немцы их оттесняют из-за большого превосходства в вооружении и численного состава. Они будут стоять до последнего солдата, но не смогут выполнить задачу, потому, что некому будет защищать плотину.
В это время 16-я и 20-я армии продвигались на запад. На рубеже Истринского водохранилища немецкие войска пытались оказать 16-й армии серьёзное сопротивление. Однако, прорыв наших частей, идущих через леса на помощь защитникам Истринского гидроузла, был совершен вовремя и под вечер 12-го декабря советский стрелковый батальон, выйдя во фланг немецких позиций, сходу атаковал их правый фланг, полностью смяв его. В результате вмешательства новой силы немцы были вынуждены оттянуться назад в сторону шоссе, теперь уже сами, заняв круговую оборону. Бой продолжался до темноты, после чего немцы стали спешно отходить, забрав грузовики, но побросав минометы со снарядами. Уставшие красноармейцы не преследовали тех.
Все, кроме выставленных часовых, занимались ранеными, трофеями и готовкой еды. В разведроте были большие потери, пятнадцать бойцов погибло, еще два десятка были ранены: кто-то был «тяжелый», скорее всего, не доживущий до госпиталя, несколько легкораненых, ограничившиеся промыванием ран спиртом и перевязкой. Немцев разведчики положили примерно 60 человек в основном в начале сражения, когда немцы с ходу атаковали позиции роты, а сколько было раненых непонятно. Сюда же вошли и почти 20 человек минометчиков, тоже лежащих группой, да еще десяток погиб в лесу от снайперов. Также прошлой ночью был уничтожен охранный взвод плотины и отделение минеров общей численностью в 60 человек.
Ледков вместе с комбатом и двумя ротными прогулялись в поселок, где их накормили домашними соленьям и взбодрили самогоном. Красноармейцы не чурались того, что еще день назад этот же мужик кормил немецких офицеров – это война, не накорми он их, так всю семью и расстреляли бы.
Поскольку новое затопление водой из водохранилища в этой истории удалось предотвратить, то фланговый прорыв двух советских группировок севернее и южнее водохранилища произошел на пару дней раньше и заставил немецкое командование быстро отступить в западном направлении. Тем самым, оборона противника на рубеже Истринского водохранилища была прорвана. Хотя, взятие Волоколамска произошло без изменений, в свои сроки. 20 декабря немецкие войска были выбиты из Волоколамска. В этот же день правофланговые части 1-й ударной армии, развивая преследование противника, вышли к реке Ламе. Но попытка 1-й Ударной, 16-й и 20-й армий сходу прорвать оборону противника существенных результатов не дала. Боевые действия на этом рубеже приняли затяжной характер. А, поскольку, все это происходило в жестокие морозы, множество немцев, неготовых к холодам, просто замерзали в окопах, поэтому, достаточно легко сдавая полевые или лесные позиции, как клещи цеплялись за каждый населенный пункт с теплыми домами. Жесткая оборона германцев, основанная на принципе «жемчужного ожерелья», то есть когда каждый населенный пункт становился укрепрайоном, в котором каждый дом, каждый подвал превращался в мини-дзоты, давала свои плоды, очень сильно тормозя наше наступление.
Наши войска мерзли не меньше, но вот с зимней одеждой было намного лучше: ватные штаны, валенки, ватники или тулупы с шапками-ушанками и советским спиртом, позволяли переносить морозы легче. Великое дело делали рядовые тыловики, в таких условиях вовремя снабжая передовые части продовольствием, спиртом, обмундированием и, конечно, боеприпасами. Слава этим людям!
С утра 14 декабря прибыла захваченная немецкая полуторка с нашими ранеными, расположившимися на ящиках с толовыми шашками, выстланными по дну кузова, просто на них лежать теплее, чем на деревянном кузове. К сожалению, всех четырех тяжелораненых с проникающими ранениями брюшной полости, груди и оторванной ногой не довезли живыми. Их похоронили, отдав последние военные почести, на городском кладбище, рядом с другими погибшими бойцами нашего батальона. А 16 декабря в расположение батальона вышла остальная часть роты Ледкова, а также прибыл караван грузовиков, захваченный взводом Киричёва. Филиппов все оприходовал на баланс батальона, приписав технику к ротам, кроме одного мотоцикла.
Глава 3. Высокая политика
По итогам трех диверсионных операций батальона и двух очень удачных радиопоисковых мероприятий я написал наградные представление на отличившихся, да собственно на всех участников данных групп, но разными рапортами, чтобы не сказали о том, что я весь батальон, по сути, подал на награждение. А так, тут взвод, там взвод, тут отделение и так далее – все проще подписать у начальства. Кстати, радиооборудование, найденное в результате поисковой операции в рамках РЭБ в подвале при штабе фронта, нам не отдали, передав его в распоряжение начальника связи фронта, ну и ладно, мы вот тоже автомобильный радиолокационный комплекс захватили. О судьбе пойманного Микуловым агента мне тоже ничего не было известно, посчитали не нужным доводить, сказав лишь, что все вражеское гнездо они накрыли и обезвредили.
В батальоне, по согласованию с Писановым и Малининым, была дополнительно введена рота РЭБ в составе двух взводов по 23 человека, включая двух командиров отделений и взводного, которую возглавил Киричёв Дмитрий. Место ПНШ-6 занял его помощник старший сержант Китов Александр, являющийся по своей военной специальности чистым «засовцем» – шифровальщиком, с добавлением ему еще шести штатных единиц. В связи с этим, остальные подразделения сосредотачивались на своих основных обязанностях, частично передав необходимое оборудование новому подразделению.
Завертелась эпопея и с немецкими автомеханиками и радистами. Евгений объяснил мне свою идею, почему он не стал уничтожать немецких специалистов и, как он видел перспективу использования их в нашем батальонном хозяйстве. Весь начальствующий состав батальона под председательством Горяева, как главного носителя советской идеологии, совещался по этому поводу. Объяснив немцам, какие у них перспективы, кадровики сняли с них все, к сожалению, непроверенные анкетные данные. Точнее сказать, проводилась лишь косвенная проверка анкет, путем отдельной беседы с каждым из пленных о своих сослуживцах. После чего все это сравнивалось и давало некую дополнительную информацию о правдивости анкет, которыми в последующие дни занимались армейские особисты. Можно сказать, что немцы давали вполне правдивую информацию о себе, все-таки лучше быть в составе интернациональной бригады немецких коммунистов, стоять на довольствии и работать по своей профессии, чем гнить в лагерях. Горяев мотался к Лобачеву, консультировался, и, в итоге, после ряда подготовительных мероприятий к нам прибыла целая делегация – особисты 16-й армии во главе с Коньковым, Лобачев, приглашенные из Москвы корреспонденты газеты «Известия» Евгений Петров, к слову сказать, тот самый соавтор Ильфа о похождениях Остапа Бендера, Евгений Кригер, знакомая нам Мария Сагаева. С кинохроникой приехал фронтовой кинооператор Роман Кармен, будущий лауреат многих государственных премий, он был одним из многих, кто тогда снимал на фронте материалы для будущего фильма «Разгром немецких войск под Москвой». Все это делалось в рамках агитмероприятия о том, как немецкие трудящиеся борются с фашизмом.
«Алексей Андреевич, обратился я к Лобачеву, кивнув на немцев головой, – может не стоит перечислять в статье фамилии немцев, а то какой-нибудь ретивый гестаповец перевешает их родных, сейчас они хоть какие-то деньги за пленных получают, на что-то живут в своей Германии – оно надо немцев будоражить?»
«Возможно, возможно, я распоряжусь, действительно мало ли, что там гестапо взбредет в голову, а нам нужны преданные немцы», – согласился дивизионный комиссар Лобачев.
По сценарию политработников и газетчиков немцы отказывались от своего фашистского прошлого, принимали присягу будущей свободной социалистической Германии и клались все силы положить на ее освобождение он нацизма совместно с Красной армией. Все это копошение заняло дня четыре, и вместо того, чтобы германцы начали тягачами подвоз и ремонт техники с полей сражений, а также совместной работы с радистами, к передачам их пока никто допускать не собирался, а вот консультировать – самое то, немцы что-то заучивали и отписывались.
В общем, все эти фашисты были обычными работягами, сменившими место работы на заводе на армейскую ремчасть, молодыми парнями по 18-25 лет, включая лейтенанта Карла Мая, только бывший майор вермахта уже товарищ Отто Лабанд и гауптман, или по-нашему капитан, Гельмут Шён, были лет 35-37 от роду.
«О чем он говорит?» – спросил Лабанд у Самсонова, стоявшего неподалеку.
«Говорит о том, чтобы ваши фамилии не называли, да и лица особо не показывали, чтобы дома вашим семьям проблем не было от гестапо, – ответил Самсонов.
«Спасибо, герр Самсонов, а то я слышу слова «немцы, гестапо», сразу подумал, что о нас речь», – ответил Лабанд.
«Теперь вы должны называть товарищ или хотя бы по-вашему «кamerad Самсонов», – усмехнулся Алексей.
Я же с бойцами, Серегой Ледковым и Димой Киричёвым 17 декабря, загрузив мотоцикл в полуторку, отправились в Москву. Мотоцикл надо было отдать по назначению, как обещал, а парням нужно было оставить заявки сразу, если получится, выбить себе пополнение для своих подразделений.
Встретившись с Григорием, мы откатили мотоцикл к нему домой, еще я подарил ему немецкий бинокль. Также прошел вместе с ним к снабженцу, где за бинокль и «Вальтер Р38» тот дал команду подчиненным, и мне подготовили накладные на получение спецтехники для нового подразделения РЭБ: индикаторы поля, пеленгаторы ручные и стационарный сканирующие радиоприемники «Чайка», наборы слесарного инструмента, радиомонтажника, тестеры и так далее.
В военкомате мы оставили заявку на 16-ю армии для батальона №777. Однако, дежурный офицер вспомнил нас, как мы разбирались со школьниками. Поговорили с ним о фронте, он высказал досаду о том, что его не отпускают на фронт. Я сказал, что грамотные офицеры в нашем батальоне требуются, а лейтенанту всегда найдется должность. Он порывшись в своих учетных книгах сообщил, что, если мы приедем через день, то здесь будет сборная солянка из призывников, из которых будет формироваться бригада ополченцев, но которые еще не распределены, и мы можем попытать счастья набрать себе «пиджаков», то есть гражданских.
Заехав на склад Разведуправления, увидели, что сегодня дежурит другой прапорщик, а вот подчиненный солдатик нас узнал. Без задержек получили выписанное имущество, пообщались, но сославшись на занятость, оставили им для поддержания боевого духа в складских дебрях флягу со спиртом, убыли в Сходню.
С раннего утра в назначенный день мы были у военкомата и навербовали себе почти сотню новобранцев, которыми также заполнили почти все тыловые подразделения батальона.
Приехав к обеду, я с «птичьей стаей», Ломовым, Бурятом, Малеевым, Лосевым, Филипповым и Евгением Киричёвым по распоряжению Заикина убыли в штаб армии. Немцы были там с самого утра.
С 13.00 началось торжественное мероприятие по образованию немецкого союзнического взвода, на котором они зачитали присягу новой Германии, им была вручена советская военная форма, звания им оставили прежние, только не вермахта, а народной армии Германии, но которые по статусу были ниже звания советского ефрейтора. В общем, политработники выкрутились достойно, и званий не лишили и статус определили, что они майоры только в своем взводе, а так обычные рядовые. Их сфотографировали, событие сняли на кинокамеру, у них брали интервью с переводчиками для центральной газеты – люди, точнее обычные военнопленные, неожиданно почувствовали себя причастными к большой политике. Как сказали бы сейчас, корреспонденты газеты «Известия» получило право на эксклюзивные интервью и материалы.
После этого события нас построили, к нам подошел Заикин и, торжественно зачитав приказ о награждении, вручил нам медали «За отвагу» и денежные премиальные примерно по 40 рублей каждому, за пригнанную немецкую технику еще под Оршей. Кроме того мне на батальон выдали премиальные из расчета 500 рублей за пригнанный автомобиль и по 200 за мотоцикл, которые я передал ротным.
В батальоне немцев решил не отделять от коллектива, пусть отделения будут немецкие, но живут и работают вместе с нашими. Пресса убыла к фронту, а я также получил приказ передислоцировать батальон к Волоколамску, куда мы выдвинулись 20 декабря. А вечером 19 декабря в батальон пришли пешком Воробьев и Трофимов с десятком наших старых «полковых» пехотинцев, выписанных из госпиталя утром.
«Здорова, славяне!» – выдав с порога ставшее традиционным, несмотря на разные национальности бойцов, батальонное приветствие, появившийся Джек Воробей. Командиры, да и старые бойцы, собрались в нашем спортзале-столовой, встречая вновьприбывших, заодно, и знакомясь. Евгению мы вручили денежную премию и медаль «За отвагу», которую он также получил за бой под Оршей. Обмыли встречу, знакомство и вступление в должность уже в батальон нового командира роты разведки. Женя рассказывал о госпитале, наших медсестрах, теперь работающих в госпитале, Михаиле и тех раненых офицерах, с кем довелось лежать в больничном отделении. Поговорили и о делах батальона.
– Понял, командир, столько я пропустил великих дел, которые вы тут без меня совершили, поэтому буду срочно восстанавливать свою форму, чтобы ребят не подвести во вражеском тылу. Эх, хорошо было в госпитале, тепло, спишь себе, сколько сможешь, с медсестрами болтаешь, но тянет к вам, мужики, по настоящим делам соскучился.
Уже второй день узкими, занесенными снегом, проселочными дорогами двигался караван машин с оборудованием, запасным боезапасом и хозимуществом, а за ним, вытянувшейся змеёй, топала колонна солдат батальона, направляясь к городу Волоколамску. Впереди бежали лыжники-разведчики, сменяясь друг с другом на отдых в кузовах автомобилей. Все офицеры, за исключением Аташева и фельдшера, как достаточно пожилых уже людей, шли пешком. Давно уже рядом со мной шли Лабанд и Шен, расспрашивающие меня, а я их, о порядках и организации работ в нашей и немецкой армиях. Разговаривали мы по-немецки, причем я просил поправлять меня, если ошибаюсь в правильности произношения и объяснять, что я неправильно говорю. А вот немцев Самсонов учил, а наши механики тренировали говорить по-русски.
– Отто, техники у нас много, топливо для них нужно, да и запчасти лишними не будут, как думаешь, где можно достать бензовоз или хотя бы бензин, да и механическую мастерскую б неплохо было бы разграбить еще, по типу вашей.
