Уже ради меня Петро сделал все, что мог, и с Ленинским соединил Я передал трубку секретарю обкома. Он яростно схватил ее и тут же приказал набрать обком партии. Телефонистка сказала, что Актюбинск занят.
«Кем занят? – позеленел секретарь обкома. «Нашим первым секретарем райкома», – испуганно ответила телефонистка. «Рассоединить!» – заорал секретарь обкома. «Не могу, меня с работы выгонят», – умоляла телефонистка.
В конце концов, соединили его с обкомом партии. К счастью для нас, первого секретаря уже не было. И вот тогда секретарь обкома пошел в разнос. Позвонил начальнику связи области – тот в отпуске. Заместителя начальника, женщину, нашли уже дома Он над ней измывался минут сорок, обещая все кары небесные по приезде. Бедная женщина получила за всех.
Секретарь даже забыл, зачем приезжал. Не попрощавшись, он выскочил из кабинета и уехал. Шофер нашего председателя потом рассказал, что водитель секретаря обкома три часа, выпятив губу, просидел в машине, ни с кем не общаясь, а когда секретарь вышел из конторы и сел в машину, рванул с места и погнал машину, как на пожар.
Через неделю на нашу почту пришло грозное письмо из области с требованием самым жестоким образом наказать связиста, но так как начальником отделения связи была его жена, то наказание закончилось простой отпиской.
Вот такая зарисовка из жизни тех лет.
Всякие были люди, всякие, а нам нужно было работать.
ОН НЭРЬВНЫЙ…
В прежние наши советские времена очень модными были общественные нагрузки. Было их бесчисленное множество, плодились они в какой-то непонятной прогрессии; и так как их исполнение (любое – хорошее или плохое) происходило без оплаты, то и распределять их было проблемно.
Как правило, распределение шло под нажимом. Тут уж привлекалось в порядке аргументов все, что можно, – и патриотизм, и долг, и партийно-комсомольская обязанность, и все, что угодно, по этой части.
Причем, над всем этим многообразием поручений и нагрузок довлел старинный, но достаточно верный девиз: «Кто тянет, того и погоняют». Одним вообще ничего не поручали, бесполезно, мол, все равно не сделает, а на других «навешивали» по нескольку поручений, зная, что они будут исполняться. Другой вопрос, – как и когда?
Когда я работал в колхозе, то незаметно перенес на себя основную массу общественных нагрузок, не потому, что любил эти самые нагрузки, а потому, что легче и быстрее было что-то сделать самому, чем убеждать, уговаривать и помогать кому-то, это делать.
В многочисленном перечне поручений было такое, как ДОСААФ – добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. Придумают же такое название – «общество содействия». Кроме распространения лотерейных билетов этой организации и сбора членских взносов (что ценилось больше всего!), надо было что-то еще делать. Добился изготовления сейфа для оружия, закупил малокалиберные винтовки, патроны, различные мишени, думал кружок стрелковый организовать, но все никак не получалось. Прошло довольно много времени – вроде бы все уже было для занятий стрельбой, а сдвигов никаких…
И вот однажды заходит ко мне Николай Гончар, он возглавлял ДОСААФ в другой сельской организации – СРМ. Предлагает в воскресенье коллективно выйти в горы и пострелять по мишеням. У него в организации был малокалиберный пистолет, а винтовок и патронов не хватало. У нас же все это было, и мы быстро договорились. В воскресенье утром я взял в гараже машину, вызвал кассира, взяли из кассы, там стоял оружейный сейф, винтовки и поехали в скалы.
Целый день мы провели на импровизированном стрельбище. Перестреляли не только все мишени, но и все то, что можно было использовать, как мишень. Ребята остались довольны. Все прошло нормально.
Возвратились в село, когда уже стемнело. Гончар попросил положить пистолет до утра в какой-нибудь сейф. Вызывать кассира ночью и вскрывать помещение кассы я не стал, просто положил пистолет в свой рабочий сейф, а винтовки взял на ночь домой.
Летом на работу выходили к шести утра. Я принес из дому винтовки, достал из сейфа пистолет, положил на стол и позвонил в гараж, чтобы послали за кассиром. В это время ко мне зашел бригадир асфальтировщиков, Феликс Егшатян. Он тоже выезжал с нами на стрельбище, поэтому мы в нескольких словах обсудили прошедшие стрельбы. Потом он попросил аванс в тысячу рублей, у кого-то из бригады дома были проблемы, и требовалось его срочно отправить. Я выписал ему ордер. Как раз привезли кассира, и Феликс, получив деньги, зашел ко мне сообщить, что можно нести оружие на место хранения.
В это время в кабинет буквально ввалился бригадир одной чеченской бригады. Высокий, заросший, в грязной рабочей одежде, и с ходу: «Слушай, дай аванс тисача рублей!» Я ответил, что денег в кассе сейчас нет. «А ты армяну давал! Ест денги». Я повторил снова, что сейчас в кассе нет денег, кассир поедет в банк, если привезет, тогда и решим вопросы аванса.
Бригадир оказался странным: «Дай пятьсот, ну дай триста, сто! Дай три рубля, видиш, у меня геморрой, кровь идет!» – он начал шарить рукой сзади себя.
Пока он кричал, я сидел, но по окончании его надрывной тирады, медленно начал подниматься. На столе передо мной – пистолет Марголина, отдельно лежала деревянная коробка, в которую он упаковывался. Стол с приставкой довольно длинный, и бригадир сперва, не видел, что у меня на столе. Когда увидел мое лицо и протянутую к пистолету руку, начал пятиться задом, не спуская с меня глаз. Через мгновение, он через бухгалтерию, вылетел на улицу. Я, конечно, не собирался в него стрелять, да и пистолет был не заряжен, но довел он меня до крайности.
Феликс вышел за ним. Уже позже, один из колхозников, стоявших в то время у колхозной конторы и ожидавших председателя, со смехом рассказал, чем все закончилось. Феликс, выйдя на улицу, подошел к тому бригадиру, что просил аванс, и в присутствии всех сказал: «Ты что, дурной? Ты чего на главбуха прешь, не знаешь, что он нэрьвный? У него и справка есть. Видел, какой пистолет в сейфе лежит? На полтора километра убойная сила! Хоть немного думать надо!»
Вот так с его легкой руки, все наемные бригады, а это сотни людей разных национальностей, многих из которых разыскивали различные органы, знали, что я «нэрьвный», и у меня в сейфе лежит пистолет. Мне имидж эдакого, сельского боевика, был не особо нужен. Беспокоило другое, все-таки первый этаж, сейф у меня – одно название, полезут за пистолетом, а там колхозная печать… Назло заберут.
Но, слава Богу, все обошлось. Все годы, пока я работал в колхозе, ходил по селу в любое время суток и никогда никого не боялся, потому что и сам никогда никого не трогал. А легенда о моей справке и пистолете так и кочевала из сезона в сезон среди приезжих бригад. Наши-то, знали, что и как, а чужие верили в легенду. Даже спрашивали, а, правда, и т. д. Я никогда не подтверждал, но и не опровергал такие слухи. Так было удобнее…
Имидж, оказывается, дело серьезное и довольно липкое, трудно-отмываемое. Но, выходит, иногда и полезное.
ПРОСТО СЛУЧАЙ
…Два года жесточайшей засухи, семьдесят четвертый и семьдесят пятый, запомнились многим людям, проживавшим в те времена на огромном пространстве к востоку от Волги и до самого Иртыша. На территории, где с успехом можно разместить не одну Европу, почти два года практически не было дождей, и стояли бесснежные зимы. В эту зону попали основные хлебообеспечивающие регионы Поволжья, южный и средний Урал, почти весь Казахстан и Средняя Азия. Два года подряд выгорало буквально все. Не было ни травы, ни зерна.
Травостой зерновых не превышал 10—15 см., комбайны не могли убирать их, даже при самом низком срезе.
Для людей не было проблем с хлебом. В зерновых районах, а они, повторяю, как раз и попали в зону бедствия, зерно для продовольствия в запасе было. А вот для животноводства – ни сена, ни соломы не было. И если в первый год засухи, кое-как вышли из зимовки, используя запасы предыдущего года, то на второй год стало ясно, что скот кормить будет нечем Ведь основную массу в рационе животных составляют грубые и сочные корма, которых просто не стало. Все сгорело на полях еще в июне. Ликвидировать животноводство в зоне бедствия, а это миллионы голов скота и овец, никто бы не решился, поэтому власти начали искать выход. Упор сделали, естественно, на местные возможности, а затем на заготовку соломы, хотя бы на стороне. Наша Актюбинская область заготавливала ее в Восточно-Казахстанской области – почти за 3000 километров. С учетом затрат на заготовку и доставку, тонна такой соломы, стоила дороже тонны макарон, но большое государство шло на это, чтобы сохранить поголовье животных.
Если бы это было сейчас, то животные, конечно же, пошли бы под нож. Мы, нынешние, в гораздо лучших условиях, сумели ликвидировать животноводство почти полностью.
А тогда было по-другому. Конечно, делалось много ненужного и затратного, но все-таки делалось. Была проблема во всеобщем идейном идиотизме, то есть любая хорошая для одних и неприемлемая для других, идея, культивировалась везде, без разговора. И горе было тому, кто пытался кого-то вразумить и говорил что-то – против. Таких не только власти, но и их окружение, как правило, угодливо-недалекое, неспособное ни на что, кроме устройства банкетов, приемов, охот и рыбалок, старались избивать по любому поводу и ущемлять, дергать и сталкивать, где и с чем (кем) только можно.
В нашем хозяйстве хватило бы своей соломы еще на две зимовки. Но если бы мы об этом заявили, то выпали из всеобщей обоймы «борьбы за корма». И у нас или изъяли бы излишки кормов, или на нас же, в случае чего, свалили бы все свои и чужие грехи.
Поэтому и мы заготавливали за тридевять земель ту золотую и ненужную нам солому, лишь бы не стоять на пути спущенной «сверху» идеи.
Как было уже сказано, параллельно с заготовкой на стороне, интенсивно велась работа по использованию местных возможностей. Так как косить было нечего, то была начата заготовка нового вида, например, «веточного корма». В ход пошли ветви деревьев и кустарников. А так как в казахстанской степи, этого добра не так уж много, то вырубили все насаждения по балкам и ущельям, лесополосы и т. п.. Специальным решением обкома партии, за каждым хозяйством, (колхозом, совхозом) было закреплено различное количество организаций, им был доведен план заготовки веток на корм, который контролировался специальными штабами на разных уровнях. Штаб в области возглавлял секретарь обкома, курирующий АПК, меры за неисполнение доведенных заданий принимались сверхжесткие.
За нашим колхозом закрепили десять организаций, в том числе – родное РОВД и областную больницу.
РОВД как РОВД – милиция сразу же обложила село постами и начала отлавливать наших же колхозников за различные нарушения общественного порядка. Оперативно сажали людей на пятнадцать суток и направляли к нам же на заготовку кормов, снимая с себя проблемы по доставке задержанных, их питанию, размещению.
Наши и чужие «зэки», выполняя доведенный план по тоннам, пилили под корень деревья любой толщины и «по-свойски» сдавали их на скирдование. Такой корм не брала не одна дробилка, кроме щебеночной, и ни одно животное, включая овец, не брало такую «дробленку» в рот, даже если ее сдабривали отрубями и патокой. Скирды веточного корма, после опадения листьев, стали штабелями дров и рассадниками для грызунов, но так как они были очень дорогими по стоимости, то стояли года четыре, пока мы их потихоньку списывали в расход, не используя.
Впрочем, это уже история. Но именно в то время был случай. Просто случай из жизни. Жизнь-то ведь шла, невзирая на погодные условия. А мы живем не только космосом, а больше по мелочам.
Как я уже сказал, в числе прочих, за нашим колхозом была закреплена областная больница. Врачи и медсестры, работая по – недельно, вахтовым способом, неплохо потрудились и за месяц выполнили доведенное им задание. Так как ветки нам не особо были нужны, мы их не стали задерживать. Оперативно сделали расчет, но когда я послал кассира в банк, она по какой-то банковской причине денег в этот день не привезла. Сказала, что дадут завтра.
Июль, жара, температура под сорок. Десять человек, уже настроившихся ехать домой, не захотели оставаться еще на сутки. Старший из них, зам. главврача областной больницы, перед отъездом подошел ко мне и попросил привезти деньги в Актюбинск. Мои люди, мол, заранее распишутся в ведомости, что получили свои деньги, и ведомость мы оставим вам, так как доверяем и вам, и вообще вашему хозяйству. А будут деньги – привезете. И дал адрес. С тем и уехали. Я, хоть это и нельзя, согласился, чтобы не гонять кассира по жаре за 150 километров.
На второй день, мы получили деньги. Следующим утром я повез их в областной центр, приурочив поездку к другим колхозным делам. В городе быстро нашел указанный адрес, был это частный дом, но никого в нем не оказалось – ни утром, когда я первый раз заехал, ни вечером. Пришлось везти деньги обратно.
Вечером звонит тот же зам. главврача Их, оказывается, еще вчера направили заготавливать те же ветки, но уже в другом районе. Поэтому, дома никого не было. Узнав, что я приезжал с деньгами, посокрушался, что так получилось. Но его группе, очень нужны деньги в командировке, и он убедительно просил на следующий день постараться привезти их по тому же адресу. Если никого не будет дома, то бросить их в форточку, которая специально будет приоткрыта.
На следующий день в Актюбинск направлялся главный ветврач колхоза по своим делам. «Слушай, Сарсен, – сказал я, – вот тебе адрес, и вот тебе конверт с деньгами. Найдешь дом, и если никого в нем не будет, бросишь конверт в форточку.
Сарсен уехал. А когда пришел ко мне отчитаться за доверенности, то на мой вопрос, долго ли пришлось искать дом, мгновенно ответил: «А что его искать – он прямо на углу!» «На каком углу?» – вскочил я со стула. «На обыкновенном углу». Я понял, что наш «доктор» подбросил деньги кому-то другому. Тут же позвонил в гараж, вызвал закрепленный за бухгалтерией «РАФ», взял с собой главного экономиста на всякий случай, посадил в салон Сарсена, и мы помчались в Актюбинск. Формально вроде бы все ничего, ну, так получилось, но людям же это не расскажешь!
По дороге, Сарсен вспомнил, что когда бросал конверт в форточку, то не попал в комнату, так как окно было завешено одеялом, и конверт упал между оконными рамами. «Ну, – думаю, – еще веселее стало – конверт видно с улицы». Еду – не знаю, за чем. Прошли сутки. Для чужих денег, в чужом доме, это слишком много времени.
Часам к десяти утра, подъезжаем к тому злополучному дому. Старинный, дореволюционной постройки частный дом, с большими нераскрывающимися окнами. Почти подбегаю к окну, куда Сарсен бросил деньги. Волнуюсь. И – о, радость: лежит он, родненький конвертик, у всех прохожих на виду, в двух метрах от тротуара. Окно так и занавешено одеялом. Хозяева, скорее всего, конверта просто не видели.
«Ну, – думаю, – все, я его теперь никому не отдам». Поставив у окна врача и экономиста в качестве охраны, пошел звать хозяев, так как окно было высоким и не открываемым. Чтобы достать конверт, надо было вынимать довольно большое стекло. Без хозяев я это сделать не мог. Требовалось срочно найти какое-то объяснение, почему мы будем снимать стекло. Все это я обдумывал, пока стучал в дверь.
А стучать пришлось не менее получаса… Я уж подумал, что никого нет, и хотел возвращаться к окну. Вдруг на веранде что-то загрохотало, похоже, выдергивали солидный засов. Дверь распахнулась, и на пороге появилось нечто в больших трусах, с отвисшим животом, опухшей лохматой головой на сплошь усыпанном татуировками теле.
«Какого…», – заорало это существо, увидев меня на ступеньках крыльца. Тут нельзя было терять ни секунды, пока он не проснулся окончательно. «Слушай друг, – напал я на него, увлекая к выходу со двора, – тут один парень тебе письмо по ошибке в окно бросил ,Мы его сейчас при тебе достанем».
Отвертку, плоскозубцы и молоток водитель уже держал у окна. Я что-то там говорю хозяину, чтобы не дать ему опомниться, а сам снимаю штапики, вынимаю стекло, беру конверт, прячу его в карман и начинаю ставить стекло обратно.
Солнце уже поднялось, жарко, хозяин стоит рядом, тупо смотрит на мои действия и никак ничего не поймет. Мимо по тротуару проходят трое мужчин. «Привет, Рудик, что тут у тебя делается?» – кричит один из них. Похоже, были раньше друзьями по зоне. «Да вот, пришли какие-то… Спать не дают», – наконец-то проснулся «Рудик». К этому времени я уже прибивал последний штапик. Деньги были в кармане, и меня так и подмывало сказать хозяину, что же на самом деле произошло. Но промолчал, «пожалел».
Можно было представить картину: деньги упали в комнату, и Рудик – нашел их на похмелье… Он бы, наверное, лишился рассудка от радости, или не знал бы, кого благодарить, Бога или Дьявола, за такой подарок…
Но, скорее всего, именно Бог и не допустил такого. Потому что деньги нам все-таки пришлось бы отдавать, подтверждая репутацию.
А почему все-таки ветврач бросил конверт именно в этот дом, а не туда, куда надо? Дело в том, что в те времена кому-то из городских властей Актюбинска,пришла в голову идея разбить город на пронумерованные кварталы. И так совпало, что тот квартал частных домов носил 22-й номер. А деньги надо было принести на улицу Джамбула, 22. На угловом доме, по этой же улице, который имел номер 8, с лицевой стороны висела металлическая табличка с номером квартала – 22. Сарсен, увидев это число, долго не раздумывал, что вообще свойственно людям его профессии, и бросил конверт, посчитав поручение выполненным. И чуть не поставил меня в очень неприятное положение.
Вспоминая этот мелкий случай, показывая это фото людям, я хочу сказать: никогда не теряйте надежды и боритесь до конца даже в самой нелепой ситуации, когда кажется, что ничего уже спасти нельзя, и вы обязательно измените ее к лучшему.
ТАК БЫЛО НАДО
Как-то так сложилось, что меня не раз посылали от колхоза в дальние командировки, когда надо было не только сделать или завершить какую-то работу, а и произвести окончательные расчеты или разобраться в каких-то возникших проблемах, вытекающих из разных договорных отношений, участником которых, выступало наше хозяйство.
Так было в 1965 году, при обмене семенами с одним из хозяйств в Узбекистане, в 1970 году, при разборках с лесными договорами в Красноярском крае, в 1975 году – урегулирование вопросов по изготовлению памятника на мемориальный комплекс в Ащелисае, в Краснодаре, и, в том же 1975-ом – завершение эпопеи с заготовкой соломы для нашего колхоза. Были и другие выезды, но мы остановимся на одном, самом дальнем, и оказавшимся – самым трудным в физическом исполнении. Хотя, я этот случай не отношу на себя, а на наших земляков, группу настоящих коренных ащелисайцев. Я там был просто с ними рядом….Открываем альбом:
В тот год, на всей территории Заволжья, включая Запад Казахстана, была жесточайшая засуха. Ситуацию усугубило еще и то, что предыдущий, 1974 год, тоже был далеко не лучшим, в плане климатических условий, а следующий, 1975 год, был сверх засушливым для нашего региона. Высохло все – и травы и посевы. Не было ни сена, ни соломы. Если вопросы обеспечения скота и птицы зернофуражом, в пострадавших регионах, в принципе можно было решить за счет имеющихся запасов и подвоза, то проблемы обеспечении животных даже элементарными грубыми кормами –сеном и соломой, необходимо было решать на местах- областном и республиканском уровнях. Или пускать скот под нож.
Но времена тогда были другие, поэтому республиканские власти начали изыскивать внутренние резервы и перемещать корма в порядке межобластного обмена или просто заготовки и перевозки. Соломы в тот год оказалось достаточно в Восточно-Казахстанской области и наши районы, а через них хозяйства, выполняя распоряжение республиканского руководства, – направили на Восток технику и людей, для заготовки соломы и отправки в нашу область. Был организован областной штаб в Актюбинске и его филиал в Усть-Каменогорске, специально для координации всего комплекса по организации работ– прессованию соломы, перевозке, отгрузке по железной дороге и, естественно, решения всех текущих вопросов по обеспечению рабочей силой, техникой, жильем, питанием и всем сопутствующим.
Нам та солома не была нужна абсолютно. Тем более, такая «золотая», по затратам на все работы по её заготовке и доставке. У нас хватило бы своей соломы на год с лишним. Но. Республика и область, объявили « фронтальную борьбу за обеспечение кормами». Летом прошла кампания по заготовке «веточного корма», вырезали все кусты и деревья по балкам, а осенью – «вторым фронтом», была объявлена заготовка соломы от нас почти за 3000 километров. Та солома обходилась дороже высококачественных макаронных изделий….
Мы не могли выпадать из общей обоймы борьбы за корма, иначе могли «выпасть» вообще из этой жизни. Заяви мы тогда о том, что нам чужие корма не надо, тем более такая солома, мы бы сразу стали изгоями – нас бы заставили с кем-то «делиться», а не дай Бог каких-то неувязок – на наши головы высыпали все грехи, в том числе общие и частные, свои и чужие.
Поэтому, колхоз «Передовик» тоже собрал бригаду заготовителей соломы. Вооружил их тракторами с пресс подборщиками, автомобилями для перевозки тюков соломы и всем необходимым сопутствующим. Меняясь по установленному графику и напряженно работая, наши люди выполнили положенное задание и готовились ехать домой. Их не отпускали представители нашей области, базирующиеся в Усть-Каменогорске. Заготовка соломы шла несколько месяцев. За это время, там побывали и главный инженер колхоза – Клинк В.А., и председатель колхоза Каструбин Г.И.. Трактора и прессподборщики, удалось отправить домой, механизаторов – тоже, оставались пять грузовых машин с водителями и руководитель бригады.
В конце ноября туда направили – меня. Задача была поставлена – разобраться с расчетами, уточнить все объемы наших заготовок – отправок, и отправить домой людей и автомобили. Все просто и ясно…со стороны. Конец ноября, в тех при – алтайских горах выдался очень холодным. Координационный центр по заготовкам от нашего района находился в районном центре, Шемонаихе (помните по фильму «Тени исчезают в полдень, там этот райцентр называли Шандара), но так как мы свое задание выполнили, технику отправили, то представители Ленинского (тогда) района, к нам ничего не имели. Закончили – свободны, а что и как дальше, – это пусть областной штаб решает. На другой день мы выехали в Усть-Каменногорск. Мы – это старший нашей группы, –Дмитрюк Николай Александрович, его помощник и попутно водитель, – Клевако Владимир Григорьевич и –я. Нашли мы представителей нашей области, они знали, что мы все сделали, что было задано, но отпускать нас не собирались. Рекомендовали помочь другим хозяйствам с перевозкой тюков, ставили еще другие мелкие проблемы, например, не могли нам выделить платформы для погрузки автомобилей, так как солому надо возить. Предлагали или оставить автомобили и их после всего, отправят в колхоз, или ждать очереди на свободные платформы и потом самим грузить свои машины, только когда это будет, – никто не знает. Короче говоря, разговор у нас с нашим же областным начальством, получился никакой. Они боялись сказать и – Да, и Нет. Ну, как обычно. Мы вышли в коридор, переговорили. Оставить машины здесь или даже отправить их в такую даль без охраны, – равносильно тому, что выбросить их на свалку. Что делать?. Николай и Володя предложили – будем ехать сами, своим ходом!…. Почти 3000 километров и в самое неподходящее, для переездов по северному Казахстану, время. «А как остальные ребята?»– спросил я. « Та воны ж тожэ ащелисайские, договорымся!…»– убежденно сказал Клевако..
Мы снова вернулись к начальству и заявили, что поедем домой на автомобилях, своим ходом. «Вы в своем уме, – выгляньте на улицу!» – изумилось начальство. «А мы как раз оттуда пришли!» – поставил точку Дмитрюк. Руководство быстренько подписало нам командировочные удостоверения, поставило соответствующие штампы и мы получили карт-бланш отправляться на все четыре стороны, лишь бы не морочили больше начальству головы.
Приехав на свою базу при станции Предгорная, объявили остальным водителям, что нам предстоит дальняя дорога…домой. Никаких возражений мы не услышали. Ребята сразу начали готовиться – проверили автомобили, заправили, смазали, все что надо, ибо в дороге, при такой погоде, все это делать будет проблемно, да и некогда.
Когда мы были на складе местного совхоза, я увидел там большой ворох семян подсолнечника. Подошел к директору и выпросил две тонны семян, на развод. Крупные такие были, «мясистые», я их потом передал Лысенко И.Т., не помню, посеяли их или нет, но мы их привезли. Вечером, мы на собрании нашей группы уточнили предполагаемый маршрут нашего автопробега: Шемонаиха – Семипалатинск – Павлодар – Караганда – Акмолинск – Кустанай –Джетыгара – Орск- Ащелисай.