Куда кого посеяла жизнь. Том III. Воспоминания
Туда я приехал поездом из Орска. Как раз состав «Днепропетовск-Барнаул», ходил через Орск. Очень удобно, – от Шемонаихи до Барнаула – на пригородном поезде, они ходят часто, а в Барнауле сел – до Орска, без пересадки. Но я не мог оставить ребят, их было шестеро –пять водителей –Клевако, Кравцов Александр, Кравцов Алексей (муж младшей сестры моей жены), Мукатов Аманжол и Малюченко Виктор, и с ними –Николай Дмитрюк, за старшего.
Я заявил им, что поеду вместе с ними, а не на поезде или самолете. У меня есть разные колхозные чистые бланки, есть лимитированная чековая книжка, да у меня есть и определенные права, как главного специалиста колхоза, и соответствующие полномочия. Все ребята были против, но я настоял на своем.
Ранним утром первого декабря мы тронулись в далекий путь. Подъезжая к Шемонаихе, остановились на берегу речки, и я показал ребятам, тот, так называемый «Марьин утес», который тянулся по правому берегу реки. Именно там снимали отдельные сцены в фильме, что я назвал раньше- «Тени исчезают в полдень». Я знал об этом, из новостей по телевизору. Заехав на несколько минут в наш районный штаб по заготовкам соломы, поставили их в известность, что мы двигаем домой. Они нам посочувствовали и передали приветы родным. Кстати, старшим от района, там тогда был тоже наш родственник, муж уже старшей сестры моей жены, Заверталюк Петр Федорович, он тогда работал бригадиром в совхозе «Степной» и ему поручили представлять там наш район.
Проследовав через Шемонаиху, мы повернули на запад . В передней машине ЗИЛ- 585, за рулем ехал Клевако, мы с Николаем с ним рядом, – начинали пассажирами. Следом ехал ЗИЛ Кравцова Алексея, за ним Газ-51- Мукатова, еще Газ-51- Малюченко, замыкала колонну главная наша надежда – вездеход ЗИЛ-131, Кравцова Александра. Такой кавалькадой, мы двинулись на Семипалатинск. Все машины шли груженными., кто чем, на одной – семена подсолнечника, на других – все, что угодно, из того что брали с собой из дому –столы, скамейки, инструменты, посуда и т.п. , Дмитрюк Николай, человек хозяйственный – сказал ребятам: –забирайте все, что попадется вокруг нашей многомесячной базы, нам нужен груз для машин, надежнее будут держаться на дороге. А так, как на месте стоянки двух бригад, много чего оставалось полезного –тюки проволоки, тяги прицепные разные и т.п., то все оно пригодится дома, решили ребята и собирали все. Особенно ценными приобретениями, как после оказалось, были жесткие автомобильные сцепки для буксировки. Ребята их вначале брать не хотели, грузить было тяжело, но Дмитрюк настоял и их забрали, все. А как потом вспоминали это с благодарностью!
Дело в том, что как только выехали из Шемонаихи и проехали километров десять, пришлось остановиться. У Алексея Кравцова (при тридцатиградусном морозе!), закипела вода в радиаторе. Посмотрели – а у него полностью забит радиатор, намертво. Видимо раньше, на малых расстояниях, он не успевал нагреваться, а как выехали на трассу, скорость повысилась – сразу перегрев.
Возвращаться в Шемонаиху уже не стали. Кравцов Александр, взял на прицеп своего двоюродного брата, Алексея. В тот первый день буран стих, дорога укатана, как стекло, не только тормозить, скорость сбрасывать и то опасно. Тяжелее была Александру, но в ночь проскочили Семипалатинск. Подзаправились горючим. Кроме всего прочего, чем был хорош Советский Союз, – талоны на бензин принимали везде, неважно какой республики, тем более области. Мороз ночью дошел до сорока градусов, я, при заправке, держал шланг, попало несколько капель бензина на руку, обожгло, как серной кислотой.
Ночь ехали, не останавливаясь, пока дорога была хорошая. Я по очереди подменял за рулем нашу молодежь. На машинах Газ-51, печек в кабине не было, окно все залеплено снегом, одно маленькое чистое пятнышко, которое беспрерывно протираешь большим пальцем руки и так, на «одном глазу», и едешь. Перед самым утром, заехали в село Лебяжье (прочитал на указателе при въезде). Там какой-то крупный совхоз был. Попали на совхозный двор, зашли в сторожку погреться. Забегает Аманжол Мукатов, –снова нас «радует»: пока мы пошли к сторожу, он задремал, а потом машина заглохла, он её завел, нечаянно включил заднюю скорость…и- въехал задним бортом в радиатор машины Малюченко. Ну что тут скажешь, ехали всю ночь, в таких условиях….Взяли на буксир еще одну машину. На ходу осталось –три, и еще 2500 километров, декабря.
Думали чем-то разживемся в совхозе, не получилось, – они нам посоветовали проехать немного дальше, там районный центр и есть отделение «Сельхозтехники». Большое село, Белогорье. Нашли мы там сельхозтехнику, помогли они нам с радиатором для Газ-51, я рассчитался чеком, на ЗИЛ у них радиаторов не было, даже говорили, что и в Павлодаре (их областном центре), их тоже не найдешь. И здесь началось то, из-за чего я собственно и начал этот рассказ. Трое наших ребят- ащелисайцев, Николай Дмитрюк, Володя Клевако и Кравцов Алексей, на улице! При таком морозе! Срезали ножовкой по металлу верхний и нижний латунные баки радиатора от машины Алексея Кравцова, расплескали медную проволоку и прочистили ею все соты забитого радиатора! Потом сами припаяли обе части тех баков, залили воду, и мы в ночь, – снова двинулись, уже – на Павлодар.
Проскочили ночью Экибастуз, взяли курс на Караганду, я опять был подменным водителем, практически на всех машинах, кроме ЗИЛа –вездехода, Кравцова Александра. Он все время ехал за рулем сам. На рассвете поднялся сильнейший буран, мы куда-то свернули – непонятно, темень, снег, холод, и – тут случилось главное дорожное несчастье: рассыпалась раздаточная коробка у ЗИЛа -131!. Затрещало, заурчало – и все, остановились, не знаем, где и что. Начало рассветать, ну а говорят, что Бога нет! Он – таки есть! Оказывается, мы остановились напротив огромного гаража, в поселке Молодежный или как его все называли – Тракторист. А этот огромный утепленный гараж появился здесь, когда строили канал Иртыш-Караганда. Теперь канал уже построен и гараж использовался только частично. Но нас туда впустили, погреться. Удача обычно ходит не одна: я узнал, что начальник того гаража мой земляк, молдаванин. Я его нашел, переговорил и он разрешил нам поставить ЗИЛ- со сломанной раздаточной коробкой, на смотровую яму, помог кое-чем из запасных частей, короче говоря – пустили его в работу. Послали одного из молодых водителей, в магазин, а там какой-то местный участковый, увидел, что машина чужая, тут же приклеился к парню, почему, мол, путевка одна на много дней выписана и т.п..Ну, тогда еще был Советский Союз, да и нас было семеро измученных и не очень веселых ребят, так что мы с тем участковым, быстро разобрались….
Решили не заезжать в Караганду, не делать лишний дорожный треугольник, поэтому пошли напрямую, через Осакаровку, Вишневку – на Целиноград. Самый трудный участок пути оказался от Атбасара, через Жаксы, Рузаевку – на Кустанай. Там все было похуже – и дороги, и заправочные станции, да и погода тоже. От Кустаная – до Рудного, и дальше до Джетыгары, стало полегче, там большие города расположены чаще, и сообщение между ними, более менее интенсивнее, по прочищенным дорогам. А потом, до самого Ащелисая, – опять было тяжело, но мы-то уже были рядом с домом!
Как бы там ни было, но мы ехали – Семь суток. Небритые, немытые, озябшие, но добрались домой…довольные. Привели все машины в целости и сохранности, и даже никого не простудили. Мне, конечно, было не очень комфортно, так как я не предполагал, что буду ехать через весь огромный Казахстан на грузовой машине и в декабре, поэтому, и одет был не совсем по сезону, но, все, слава Богу, обошлось. Мне об этом ребята не говорили, но через родственников и жен водителей, доходило, что они были очень довольны тем, что я с ними поехал. Получилось удачно с трех сторон сразу – я одновременно выступал, как представитель руководства колхоза, как сменный водитель и как один из ребят группы, среди которой были и те, с кем вместе провели молодость, и просто родственники, уже ащелисайцы. Меня считали всегда за местного жителя, а это и почетно было, и ко многому обязывало. А ребята показали, что они – команда! Команда колхоза «Передовик», из Ащелисая. И что такие испытания для них – обычная текущая работа, которой они на самом деле занимались всю свою рабочую жизнь. И я им всем очень благодарен за это, надеюсь –и Ащелисай, -тоже.
А все потому, что основной девиз лучших людей нашего села, всегда был один : «Надо – значит Надо!».
«КОММИВОЯЖЕР»
Считается, что увлечения или, как их еще часто называют, хобби, в жизни людей занимают не главное место. Это что-то вроде процесса удовлетворения духовных потребностей, хотя если вникнуть в суть любого увлечения, то очень часто можно проследить его материальную основу. У рыбака, увлекающегося рыбалкой, вроде бы обожающего сам процесс, тоже подспудно присутствует мысль о пойманной рыбе. У какого-нибудь коллекционера, дрожащими руками достающего из потайного места редкую монету, марку или этикетку, любующегося ею дома под одеялом и пылающего от гордости за обладание ею, всегда присутствует какой-то материальный интерес
К еще большему сожалению, приходится констатировать факт довольно быстрой коммерциализации «хоббизма», то есть ускоренной трансформации духовных увлечений-интересов в чисто материальный интерес
Люди есть люди. И сколько людей – сколько и интересов, хороших и плохих, разных и безобразных. На смену джентльменам по духу пришли «джентльмены удачи» со своими интересами и увлечениями. Часто материальная сторона увлечения настолько превалировала, что просто «втягивала» в себя людей и уже не выпускала, засасывая их все глубже. Увлечение, таким образом, становилось бизнесом, не всегда законным, и превращалось в обычную жажду наживы.
Расскажу об одном таком увлеченном любителе, жизнь которого стала ярким примером никчемности и бесполезности. В принципе хорошего мастерового, поддавшегося на соблазн выгоды от безобидных поначалу увлечений.
Человека звали Федор, по фамилии Карпов. Жил он в городе Орске Оренбургской области, в частном доме, недалеко от Никелькомбината. По национальности – мордвин. Я это узнал из его неоднократных заявлений о том, что мордва – основа России, и что Ленин тоже имел мордовские корни. С молодых лет он работал на одном из Орских заводов, был действительно мастером – «золотые руки», рано вышел на пенсию по горячему цеху. Тогда и пришел расцвет его увлечениям. Он действительно мог сделать, что угодно, тем более в Орске, где столько различных предприятий и столько возможностей.
Начал он с необычного хобби, но довольно приземленного и практичного. Он сконструировал и собрал уникальный стационарный самогонный аппарат и установил его на кухне. Казалось бы, эка невидаль – аппарат! Да их в Орске сотни, и все уникальные. Но нет. Аппарат Федора, весь из хромированной и нержавеющей стали, имел такие системы фильтрации, сепарирования, дубляжа и отстоя, что ни один ликероводочный завод не мог и мечтать об этом. Самогон, а точнее спирт, выработанный им, на несколько порядков превышал по качеству все подобное, производимое в области и за ее пределами.
Неудачное, прямо скажем, получилось у Карпова хобби. Он увлеченно сделал аппарат, затем еще более увлеченно запустил его в работу, а дальше увлечение столкнулось с необходимостью выбора. Он задумался: если запускать аппарат для себя, то тогда никакого здоровья не хватит, а если привлечь интерес окружающей рабочей среды, которой в Орске полгорода и которая за стакан водки растащит любой завод, любое производство, то тогда дело пойдет. И Федор выбрал второй путь.
И количеством, и качеством продукции своего спиртового цеха он привлек довольно приличную, по меркам заводского поселка, армию любителей выпить, у которых «хобби» было примитивно-простым – похитить с завода заказанную Федором деталь, инструмент или запасную часть и обменять у него же на водку. Карпов знал толк в дефиците, и барахло не принимал. К нему стекалось за бесценок все новое, хромированное, никелированное и кому-то необходимое. Обороты росли, а так как коллекционировать ворованное он не собирался, надо было выходить на рынок и, конечно же, не на орский, где все изделия были известны. Надо было находить сбыт вне города. Врожденная жадность не позволяла привлекать и к рекламе, и к реализации посторонних. И он решил все это делать сам
Поручив сыновьям производство спиртного и обменные операции, Федор занялся коммивояжерством, то есть развозил и предлагал всякую всячину, договаривался о поставках в объеме и ассортименте, а потом уже реализовал все заказанное. В основном он имел дело с колхозами-совхозами соседнего Казахстана и, надо сказать, оказывал им довольно ощутимую помощь, так как хорошие изделия по сантехнике, некоторые инструменты были недоступны сельским жителям в свободной продаже.
Вот тогда мы его и узнали. Он пришел и предложил свой «товар». Из-за острой нужды в нем – мы согласились. И несколько лет поддерживали с ним обменные связи. Приезжал он к нам не часто, всегда по субботам, на автобусе или на машине с сыном, привозил десятка два-три вентилей, кранов, резцов и другие мелочи. Мы с инженером их проверяли, составляли акты на приход, передавали в склад, а Карпову, исходя из пересчета, отпускали мясо, иногда зерно и т. п.
Мы, в принципе, брали то, что нам было крайне необходимо, а отдавали то, что было в избытке, то есть обе стороны- оставались довольны. Но я в этой были хотел показать совсем другое – саму суть трансформации человеческих увлечений, поведать о том, как мастеровой человек, потомственный рабочий, через свое первичное хобби, втянулся совсем в другую жизнь. В нем проснулась доселе неизвестная ни окружению, ни ему самому, врожденная смекалка, переро-дившаяся в корысть на благоприятной почве всеобщей бесконтрольности, вседозволенности и безнаказанности.
Он поднялся на несколько ступеней выше даже в своих глазах и уже смотрел на город, как на свою вотчину. Перестал принимать мелких воришек-несунов, а начал искать, где что плохо лежит в целом по городу. Больше не носил в сумке вентиля, а предлагал уже что-то объемное. Я сперва не придавал значения слухам из других колхозов, что Федор то-то и то-то привез к ним, то какой-то вагон, то троллейбус и т. п. Но когда к нам в колхоз инженер привез от Карпова огромную цистерну с остатками какой-то жидкости, и ее начали за селом разрезать на части, потравив телят, кур и вообще всю живность в ближайших дворах, я понял, что Федор начал нашими руками – не красть, нет, а просто брать все, что бесхозно лежит, где угодно, даже на подсобных территориях заводов. Еще понял, что с такими обменными операциями мы скоро потеряем авторитет и поссоримся с городскими властями Орска.
Надо было найти повод для разрыва. И он подвернулся, даже с неожиданной стороны. Приезжает как-то Федор, уже без мелочей, и говорит: «Есть новый двухосный прицеп, за триста рублей, если хотите – берите».
Меня как осенило. «Стой, – думаю, – на выезде из города у предпоследнего дома улицы, выходящей к старому переезду через реку Орь, несколько месяцев стоит новый прицеп, без переднего правого колеса, камень под передний мост подложен. Не об этом ли прицепе идет речь?».
Несколько раз проезжая мимо, удивлялся, почему хозяин уже год его не забирает. Если воры смотрят, где что плохо лежит, чтобы украсть, то я, как бухгалтер, смотрю, где что плохо лежит,чтобы положить на нужное место.
Чувствую, Карпов именно этот прицеп имеет ввиду. Пообещал поговорить с председателем на эту тему, и мы расстались. Дело было в воскресенье. В понедельник пригласил с утра заведующего гаражом и сказал: «Если машина идет в Орск, то хорошо, а если нет – пошли специально. Возьми с собой запасное колесо от ГАЗ—51, увидишь прицеп на окраине города, поставишь колесо и притянешь прицеп в гараж. Найдется хозяин – отдадим, а если кто-то из целинных совхозов колесо пробил и бросил, то добро пригодится нам».
В тот же день прицеп был в колхозе. А Карпов больше у нас не появился. Когда он увидел, что прицеп исчез, интуитивно понял, кто его прибрал к рукам.
Больше я Федора не видел, но слышал, что взбунтовавшиеся мелкие «поставщики», из-за его противности, то ли дом подожгли, то ли по-другому «нейтрализовали» его, но «обменного» пункта не стало.
Как видите, не всегда трансформация духовного увлечения в более прозаическое, материальное, проходит удачно. Здесь важно вовремя остановится и не переступить ту грань, которая отделяет добро от зла, увлечение от преступления.
ОЧЕРЕДЬ
Слово-то какое в русском языке – «пулеметно-убивающее», его так и хочется произносить в растяжку, длинно: о-че-ре-дь. Наверное, потому, что у нас всегда очереди были длинными и долгими, хоть за хлебом, хоть за водкой, хоть за автомобилем или стиральной машиной. Не могли мы без очереди.
И все было у нас не так, как у людей. В других странах очереди только на биржах труда были, за всем остальным чего им было стоять: все, что необходимо, можно купить, где угодно и сколько угодно, были бы деньги. Поэтому там люди и стояли в очередь за работой, чтобы заработать деньги – других проблем в этом направлении у них не было. У нас, повторяю, наоборот, проще всего было устроиться на работу, а уж как кто работал и что производил, не столь важно.
Зарплату получали, даже гарантированную, как в нашем несчастном сельском хозяйстве, а купить на нее было нечего. Не стыковались два основных экономических понятия – зарплата и производство, точнее производительность.
За свою жизнь в каких только очередях мне не довелось стоять! От хлебных всенощных в голодные сороковые, до автомобильных в семидесятые-восьмидесятые. Дела «очередные» доходили иногда до откровенного идиотизма или просто необъяснимого маразма. Очередь, к примеру, на автомобили, курировал райком партии, на уровне первых лиц.
Вот я, работник аппарата районного звена, добросовестно отработавший на разных участках 25—30 лет, стою в районной очереди на автомобиль, и чем дольше стою, тем дальше отодвигается моя очередь. Раз в четыре-пять лет пытаюсь напомнить тем, кто распределяет, что, мол, пора и на меня внимание обратить. А в ответ всегда стандартное: «А что скажут люди?» А те «люди» уже по три машины поменяли, и ничего, никакая совесть их не мучает. А меня мучает от того, что я такой несознательный. Потом опять три-четыре года проходит, снова обращаюсь, и опять меня стыдят за несознательность.
В общем, перестоял я много очередей, как и все другие наши несчастные люди. И за сахаром, и за пивом-водкой, и за чем угодно, так как у нас всегда чего-то не хватало. По этому поводу один старик-казах как-то в разговоре очень мудрую фактуру выдал. «Эх, – говорит, – неромно живом, шай есть, сахар нету, сахар есть, шай нету, а вот брат мине ромно живет – ни сахара, ни шая нету!»
К сожалению, мы сейчас уже близки именно к такому уровню жизни. И очередей поубавилось. Все можно купить, те же автомобили, бери – не хочу, вернее не могу, так как все есть, да чужое, а деньги нужны наши, а их как раз и нет, по разным причинам.
Но задача данной были об очередях – показать, как мы бестолково жили раньше, сами себя загоняли в эти позорные очереди, теряя лицо страны перед всем миром. Достаточно вспомнить московские винно-водочные очереди восемьдесят шестого-седьмого годов. По правде говоря, жаль, что люди в те времена так и не растерзали хотя бы одного из бывших антиалкогольных идеологов-перестройщиков. Может, другим неповадно было. А вообще-то мы еще долго без очередей просто жить не сможем, и сегодня их порождаем, где только можем, правда, уже больше на чиновничьем уровне. Ну, никак они не хотят расставаться с таким источником дохода, каким всегда являлась очередь.
С точки зрения материализованной философии, нашу людскую очередь можно представить себе в виде кабеля сверхвысокого напряжения, обращаться с которым надо с особой осторожностью, соблюдая все меры безопасности.
Тронуть любую нашу очередь могут только очень недальновидные люди. Это классика. Расскажу несколько случаев из жизни, просто для иллюстрации.
В конце шестидесятых годов прошлого уже века довелось мне учиться в Москве в институте. Позвонил один земляк, сказал, что будет на выставке достижений народного хозяйства и хотел бы пообщаться. Встретились мы в его номере в привыставочной гостинице «Ярославская», потом погуляли по Москве. Помню, купили ему домой упаковку стирального порошка «Лотос» и уже шли от метро к гостинице. Был теплый весенний день. Снег интенсивно таял, в зимней одежде уже стало жарко. Между корпусами гостиниц «Ярославская» и «Золотой колос», был деревянный, довольно старый по виду, пивной ларек. Земляк говорит: «Давай, по кружке пива выпьем. Жар-
ко!» Подошли. Он встал в очередь, а я отошел немного в сторону с его ящиком «Лотоса» и просто наблюдал за очередью. А она, очередь, состоявшая из возбужденных жаждущих мужиков, была чем-то похожа на виляющую хвостом змею, которая головой упиралась в ларек и как бы всасывала в себя то, что в нем было. Наэлектризованная до предела, она не терпела резкого слова, тем более действия, замедляющего ее продвижение к заветному окошку, где жонглировал бокалами некто Боря – огромный, с лиловым лицом, усыпанным разно-размерными болячками.
Многие из состава очереди, скорее всего, были завсегдатаями этого ларька. Они нервно подбадривали Борю, стараясь как-то ускорить процесс и быстрее получить вожделенную кружку с пивом. Со стороны я почти физически чувствовал наэлектризованность очереди и чего-то ждал, сам не понимая чего. Дождался. К мужикам, стоящим где-то в середине очереди, подошел изрядно помятый средних лет мужчина, с маленькой собачкой на руках. Он имел неосторожность тронуть очередь: мол, пропустите вперед, а то собачку вроде как кормить или лечить надо, что-то в этом роде.
Очередь тут же сжалась: «Это ребенок, что ли?» Любителя собак тут же выбросили в самый конец. Тот опустил собаку на снег и грустно держал ее на поводке. Но очередь уже не могла просто так успокоиться. Впереди мужика с собакой, стоял молодой парень, держа за руку девочку лет пяти. Она обернулась и хотела погладить злополучную виновницу скандала. Но собачонка оказалась неприветливой, и ухватила зубами её за варежку. Девочка, естественно, испугалась и закричала во весь голос. Очереди этого только и надо было. Отец девочки, наверное, футболистом был. Резко развернувшись, он размахнулся и так двинул по собачке правой ногой, что она вместе с поводком перелетела на другую сторону неширокой в том месте проезжей части улицы. Очередь словно сломалась и вскоре закольцевалась вокруг того неразумного владельца собаки. С криками: «Дай и хозяину!» – самые ретивые пустили в ход кулаки. Все это действие заняло минуту, не более.
Но очередь помнила главную свою задачу, и, выбросив нарушителя вслед за собакой, снова все свое внимание перенесла на ларек, на Борю и вожделенную пивную струю.
Через пять минут опять сбой. Опять завиляла хвостом очередь. Какой-то мужчина, явно не местный, взяв в руки две кружки пива, вдруг в сердцах заявил продавцу: что ж ты, мол, одну пену гонишь! И здесь случилось уже чисто московское, столичное.
Услышав обвинения в свой адрес, Боря озверел, высунул из окошка свои огромные волосатые руки, схватил недовольного покупателя за воротник полупальто-«москвички», притянул к окошку и громовым голосом заорал: «Ах, ты…, наверное, ростовский, да я тебя… Ты знаешь, что я подполковник милиции в отставке (да, в Москве не только подполковники могут торговать пивом). Ребята, держите этого козла, пока я выйду!» И понеслось. «Боря, – умоляла очередь, – брось его и наливай». Но не тут-то было.
Несчастный покупатель, притянутый лицом к окошку, уже не рад был тому пиву и, скорее всего, проклинал день, когда его послали в Москву на выставку. Но дело было сделано. Очередь оторвала его от Бори и буквально вышвырнула из своей зоны.
Хорошо, что подошла очередь моего земляка Мы выпили по бокалу пива, обсудили ситуацию и на всю жизнь зареклись трогать наши очереди, любые, за чем бы они ни стояли.
Никогда нельзя вступать в конфликт с нашей очередью. Это достаточно полно характеризует еще один случай.
В далекие теперь семидесятые годы, в той же Москве, в виде эксперимента, давали в магазинах спиртное с 11 утра до семи вечера Ну, с утра как с утра, а вечером перед этими злосчастными семью часами, как правило, в магазине было битком – и в основном мужики. Кому-то не хватило, кто-то не успел. Но очередь в это время была всегда.
Помню, после занятий заходим в магазин, взять что-то на ужин. Полагали, что после семи в магазине никого не будет. И вот картина. Без пяти семь. Очередь – человек двадцать, а один наш классический аспирант, в огромных очках, стоит первым с целой сеткой пустых бутылок. Когда он начал их, не спеша, выкладывать, очередь не выдержала и взорвалась. Какой-то огромный заросший работяга, подбежал с криком к тому аспиранту-сдатчику: «Ты что, гад, издеваешься, не видишь, без пяти семь!». Сгреб его в охапку и вместе с бутылками отшвырнул в сторону. Очередь благодарно охнула и осуждающе смотрела, как аспирант искал очки и собирал свою посуду.