– Не смешно, – в раздражении буркнул Лузер.
– Ладно, ладно. Мне больше нравятся гладко выбритые, если ты понимаешь, о чем я. – Она подмигнула, а затем смеялась почти до икоты.
– Не задохнись! – съязвил он.
– Слушай, сходи во двор, – наконец успокоившись, сказала Франк, утерев слезы смеха.
– Зачем? – Грэйвз от дискомфорта ляпнул первое, что логично пришло в голову.
– Ну как! Может, там ты похерил чувство юмора?!
Лузер стоял совершенно растерянный. И раздосадованный.
– Пошла ты в жопу, Франк! – бросил он, потеряв остатки терпения, и спешно направился к выходу.
– Да погоди, ладно тебе! Я буду паинькой. Ну прости! – услыхал он вслед.
Грэйвз развернулся. А Франк изобразила, что закрыла невидимым ключом рот. И бросила его Лузеру.
«Ну и ведьма! – подумал он. – Правильно о ней говорят».
Ну а дальше Франк показала, как поджигать и крутить коктейли. Зрелище, скажу я тебе, Берни, завораживающее. Вроде ничего такого, обычная химия, а как эффектно! И вдохнув пары при помощи трубочки из перевернутой коньячной рюмки, Лузер почувствовал, как шарахнуло по мозгам. С первой же порции он захмелел, да-да.
– Где научилась? – больше из научного интереса спросил он, когда перевел дух.
– А-а-а, это? – Франк кивнула на бутылку. – Пришлось дать бармену из «Гризли» в обмен на магический тайный рецепт.
– Господи! – покачал головой Лузер и демонстративно закатил глаза. – Ну ты и дура!
– Не упоминай имя Господа всуе, Грэйвз. – Абсолютно непробиваемая Франк проигнорировала его оскорбление. – Ты улыбаться-то вообще умеешь?
– Нет, – пробурчал он почти честный ответ.
– Жаль. Тогда еще по одной… – Франк снова принялась колдовать над сладким зельем со странным привкусом какой-то микстуры.
Да уж…
Лузер первый раз в жизни напился в такой хлам, Берни. А наутро он проснулся с диким перегаром и головной болью. С трудом он припомнил, как Франк травила смешные байки, а когда он, пошатываясь, провожал ее до дома, она рассказала, что своровала самбуку в супермаркете. Охранник ее спалил за этими темными делишками. Потом была погоня. Франк не заметила выбоину на дороге и смачно кувыркнулась. Руки она не выставила вперед, потому что прижимала к груди украденную бутылку. Ну а потом она пряталась в парке и кляла дорожную службу за криворукость…
Тебе смешно, Берни?
Вот и Грэйвзу тоже было уморительно, хоть он и не смеялся в голос. И он еле-еле сдерживал улыбку, потому как уже ответил ей, что не умеет растягивать рот наверх. А еще по пути он сказал Франк, что ей бы в команду регби с такими-то навыками. Она рассмеялась и по-свойски довольно сильно хлопнула его по плечу. Похвалила за «сносную шутку». В самом конце вечера Франк ловко перемахнула через ограду своего дома и шепнула:
– Эй! Не спи на спине, Грэйвз. Если насмерть захлебнешься рвотой, я к тебе на похороны не приду.
Мэй
Безлюдный темный коридор… Шум воды? В душевой кто-то есть. Ну и что с того? Теперь еще ждать, пока этот кто-то намоется? Нет уж, слишком сильно хочется… газировки!
***Поворачиваю за угол… Вот и комната Джины. Почему я боюсь? Да потому что не доверяю ей. В принципе не склонна я людям доверять. И уж тем более тут, в психушке.
Ладно, глубокий вдох… Поворачиваю ручку. Заглядываю внутрь…
Что-о-о? Стол. На нем детский ночник в виде единорога, а рядом – какие-то книжки, тетрадки и фломастеры. Стоп-стоп! Какое-то зазеркалье, блин. Вроде это не тот мой, старый мир, но и не совсем психбольница… Кто же ты такая, Джина? Сказочное существо или плод больного воображения?
Открываю дверь шире. Джина на постели. Она рыщет под матрасом и не услышала, как я пришла… Что же делать? Не хочется напугать ее до чертиков. А может, постучаться? Ну нет, это тоже плохая идея… Делаю шаг, прикрывая дверь.
Джина вздрагивает и резко оборачивается.
– Тьфу ты ж, блин! – махнув ручонкой, произносит. – Я щас чуть не обкакалась!
Она улыбается. Девчонка рада мне. Она жестом подзывает сесть рядом. Подхожу к ней. На ее кровати плед с рисунком серых облаков, плывущих по белому небу. Боже, какой же он мягкий, приятный, очень домашний… Ого! Да у этой Джины не одна казенная подушка, а целых три пуховых.
Да кто же ты такая, а?
– Теперь я в курсе, что тебя зовут Мэйси, – шмыгает носом Джин. – Но я всё равно буду звать тебя Барб. Мне так больше нравится. И если ты в рот воды набрала, то имею на это право.
Вот наглая, издевается!
А это что еще такое? Ее запястье на руке замотано. Джин, заметив мой невольный взгляд, тут же торопливо, с какой-то стыдливостью одергивает край рукава пижамы.
– Ты, Барб, ничего такого не подумай… – мгновенно грустнеет она и чуть опускает голову. – Я добрая и других не трогаю. Только себя.
Так! С одним вопросом разобрались. У Джины склонность к суициду. Это серьезно, блин. Гораздо серьезнее, чем мое молчание и выпад в сторону мэра Ллойда.
– Только никак не возьму в толк, ты-то что здесь забыла? – поднимает глаза эта несчастная девчонка.
Смотри-ка, почти прочитала мою мысль. Я тут ничего не забыла. Я хочу тут… забыться!
– Я у папы пыталась разузнать, но он не раскололся, – продолжает она, чуть взбодрившись.
Кто же твой отец? Санитар? Доктор? Какой-то всевластный криминальный авторитет?
– Ну что, бахнем по кофейку? – щелкает пальцами развеселившаяся девчонка.
Джина тянется к тумбочке и открывает ящик. Ого! Ничего себе! Сколько всего там припрятано. Пакетики кофе «3 в 1», пачки мармеладок, плитки шоколада, соленые крендельки, чипсы «Раффлс»… Я сглатываю мгновенно скопившуюся во рту слюну.
– Извини, Барб, с кока-колой вышла нехорошая история, – повернувшись, говорит и кивает в сторону запястья. – Папа иногда теряет бдительность… Идет у меня на поводу.
Она, значит, навредила себе при помощи жести банки или ушка-замочка. Это очень плохо. Это ненормально. Это вызывает беспокойство, которое я не должна испытывать. Достаточно мне и собственных демонов и бесов.
Ну, в общем, ясно, с газировкой проехали… Итак, что мы имеем? Сладкие напитки и конфеты. Уютная обстановка и разные поблажки. Ее отец – главный врач, мистер Хендрикс. Уверена в этом на девяносто девять процентов.
Джина принимается готовить кофе. Это больше смахивает на ритуал… нет, на игру какую-то. Два бумажных стакана. Она зубами открывает пакетики. Медленно, будто заговаривая волшебное снадобье, высыпает в них содержимое. Пахнет просто бесподобно! Сухим молоком и некрепким кофе.
Люблю кофе лучших сортов. Арабику. Черный, очень горячий и без сахара. Напиток, способный взбодрить слона. А Джина уже подливает воду из бутылки. Понятно! Мы будем пить холодную, сладкую жижу. Ну и пусть! Не в моем положении кочевряжиться.
Джина идет к столу. Берет карандаш. Вид у нее о-о-очень сосредоточенный. Теперь она перемешивает напитки. Сегодня эта девчонка какая-то более спокойная, уравновешенная, что ли… Наверное, потому что нанесла себе увечья. Вероятно, таким вот образом она выпускает из души боль и страх…
Мда, а Джина ну совершенно не похожа на отца. Хендрикс привлекательный, а она больше напоминает куклу, которая, по задумке маркетологов и производителей, должна была затмить не к ночи упомянутую… Барби, ну или Синди. И эта кукла Джина могла стать любимицей и лидером продаж. Но что-то пошло не так… Кукла получилась неплохой, но странной какой-то. Со слишком характерными чертами. Такую игрушку обычно хочется изрисовать фломастерами, побрить отцовской бритвой наголо, одеть в пекарскую фольгу вместо красивого платья и запустить в космос.
Космическая Джина…
– Маме, говорят, немного лучше. И если я не подведу, то на Рождество мы поедем на водопады. Ты была на водопадах? – Джина протягивает стаканчик.
Киваю ей в знак признательности.
– А ты на какие ездила? – интересуется девчонка, которая наверняка почти нигде не бывала.
Блин, но она не так меня поняла. Не была я на водопадах, хотя их полно в штате. Не нравится мне бывать в таких местах. Там появляются гнусные ощущения, будто люди используют созданные природой шедевры. Вытаптывают траву, мешают животным и птицам устраивать водопой и всякое такое… Уж лучше картинные, скульптурные галереи и показы мод. Это хотя бы плод человеческого труда.
– Да, мы с мамой одинаковые… – естественно, не дождавшись моего ответа, продолжает Джин. – Правда, у нее болезнь проявилась позже. После родов меня, – отхлебывает из стакана.
Повторяю за ней. Делаю первый глоток. Фу, ну и гадость! Как ни крути, а напиток всё же дерьмовый.
– Знаешь, что меня мучает? – вкрадчиво заглядывает в глаза девчонка.
Не знаю. Что?
– Как так вышло, что папа лечит душевнобольных, а на самого свалилось такое несчастье? Как считаешь, это злой рок? Насмешка судьбы какая-то?
Понятия не имею. В жизни вообще всё устроено крайне несправедливо. И да, она окончательно подтвердила прежнюю догадку с ее отцом.
– Чем больше думаю об этом, тем становится хуже, – обреченно вздыхает Джина. – Иногда мне очень хочется удалить данный ужасный сбой. Отмотать время назад. Чтобы папа не шел в медицинский, не встретил там маму, а женился на другой женщине… Они родили бы здоровую, вот как ты, девочку. И жили бы спокойно.
Очень не по себе становится! Похоже, Джина раскусила меня. Но хуже всего, что я – именно здоровая. Но жестокая и злая. У меня было всё, чтобы жить счастливо и спокойно. И выходит так, что несчастная Джина рушит себя, я – тоже рушу свою жизнь, но иными способами. А еще я – мастер разрушать и чужие судьбы тоже…
– Да ты не унывай, Барб! – девчонка одаривает добродушным взглядом. – Мне бы в палату телевизор. Тогда и житуха, возможно, наладилась бы.
Это навряд ли. По телеку показывают одну муть и глупости, а мое существование и без ящика – одно сплошное гребаное шоу.
Джина придвигается ближе…
– Хочешь закинуться? – торопливо шепчет мне в самое ухо.
Что? Повтори!
Джина достает из-под пледа прозрачный пакетик. Внутри него какие-то капсулы. Крупные, как личинки. Значит, она не шутила… Но откуда?
– Так! Мне семь штук, а тебе и пяти для начала хватит. – Она высыпает капсулы в горку на пледе и начинает отсчитывать их. – Одну мне, одну – тебе. Две… три… – шевелит губами, словно первоклассница, которая только недавно научилась счету.
Черт! Меня! Подери!
А вечер перестает быть томным. И вот искорка неистовства уже вспыхнула глубоко внутри. Да, чем бы я ни занималась, это ощущение всегда было наиболее будоражащим… Это такой желанный побег от скуки, уход от болезненных мыслей в место, где нет законов. Там царит… хаос.
Но всё же интересно: что это за препарат? Я вообще не фанат химии, но, как и в случае с кофе, выбирать не приходится. А Джина, не медля ни секунды, привычным движением кладет горсть в рот, отхлебывает из стаканчика и запрокидывает голову.
Эх, была не была! Следую ее примеру…
Джина укладывается ну кушетку и хлопает по постели, мол, не стесняйся, располагайся рядом. Ложусь, подоткнув мягкую, такую классную подушку, от которой пахнет кондиционером. Похоже, «Морозной свежестью».
– Хочешь, открою тайну? – Джина переворачивается на бок, лицом ко мне. Она очень близко. Я лежу на спине, но чувствую ее теплое дыхание. А к аромату «Морозной свежести» примешивается запах яблочного шампуня. Киваю ей – ладно, пусть расскажет об этой ее тайне.
– Помнишь санитара?
Мотаю головой. Которого?
– Бабр, ну ты что? Того, с которым я дралась в столовке.
Да, я помню этого деревенщину. И что с того? Боковым зрением вижу, как Джина смешливо, совсем по-детски прикрывает рот ладошкой.
– У нас с ним любовь, Барб!
Твою ж…
Поворачиваюсь, чтобы глянуть ей в лицо. Это что, мать твою, розыгрыш какой-то?
– Клянусь, Барб! – ерзает она. – Мы с ним специально устраиваем эти шоу. Чтобы никто не догадался о нашей любви…
Ну-ну, любовь, как же. Давай, расскажи про любовь, девчонка. Удиви.
– Угадай, как его зовут?
Какая мне разница? Наверняка имечко у него еще глупее, чем физиономия. Чандлер? Грэнт? Барри? Не знаю, короче, и знать не хочу.
– Его зовут Вуди.
Ну и?
– Он такой горячий после наших «ссор». Трогает меня за грудь, целует.
Ясно. Извращенец. Сочувствую.
– Это Вуди достает колеса… Только, умоляю, никому ни слова! Он говорит, что от них мне лучше. Мне и правда лучше. Скоро ты почувствуешь приход. А еще Вуди говорит, как только я достигну совершеннолетия, он заберет меня отсюда. Мы отправимся путешествовать по стране… Первую брачную ночь проведем в дорогой гостинице. А потом будем без конца заниматься сексом. Вот бы попробовать, что это – любовь с мужчиной… – вконец размечтавшаяся девчонка делает паузу. – У тебя был секс, Барб?
Не твое дело.
Вдруг Джина ударяет себя по лбу и тихо смеется.
– Что я спрашиваю, блин?! Конечно же, был. Ты ведь красотка. Черт! Да тебе даже эта пижама к лицу, – заканчивает она с грустным вздохом и горькой, завистливой ноткой.
Что-то происходит…
Тело словно зависает в воздухе, в футах двух над кроватью… Джина тоже парит… Аромат «Морозной свежести». Я ощущаю легкие покалывания, будто мы с ней на зимней прогулке. Облака мерно поплыли по белому фону на пледе… Просто невероятно! Джина не обманула насчет прихода. А ее лицо, шея – покрыты мерцающей пылью. Завороженно оглядываю свои руки. Боже, я тоже свечусь!
Джиночка, милая, ты тоже красивая. Очень! Гони этого мерзавца Вуди. Он пошлый, поганый человек. Он будет делать с тобой грязные вещи, а затем бросит в таком же грязном мотеле. Мне хочется защитить тебя, но я не знаю как… Да и кто я такая, чтобы нравоучать.
Тут Джина вкладывает искрящуюся ледяную ладошку в мою.
– Тебе хорошо, Барб? – тихим, отдаленным эхом разносится по палате. Но этот звук еще и такой густой, что его можно потрогать. Можно узнать, чем он наполнен… Он наполнен вьюгой и звездами, украшен морозными узорами.
Мне отлично, Джин!
Я сильнее сжимаю ее ручонку. Любовь, секс. Да, дорогая Джина. У меня это всё было… А ты, в отличие от меня, заслуживаешь прекрасного рыцаря, который подарит спокойствие и добро. Который не бросит…
В темноте звездная пыль рисует зимнюю вьюгу. Горнолыжный курорт.
Закрываю глаза…
Я там, возле дровницы на лавке. За спиной – арендованный дом в стиле «Шале». На мне зимние дутые сапожки. Выше – выпирающие колени, скрытые под кашемировыми лосинами.
Недавно мне исполнилось шестнадцать… А здесь царит ужасная скука! Родители где-то там, на склоне. Разрумяненные и бодрые от катания на лыжах. С этого ракурса подъемник напоминает странное приспособление для доставки людей на космический корабль, что спрятался под снегом на самой верхушке белой горы. Вот бы все отдыхающие сели на этот корабль и улетели куда подальше… На Плутон!
– Вуди отвезет меня на водопады… – слышится откуда-то издалека голос космической богини Джины.
Не водопады, а бар в шале. Я уже налила водки в стакан и теперь делаю глоток. Фу, как же невкусно! Непонятно, в чем прикол крепкого спиртного, ладно бы еще пиво…
Вдруг какой-то звук, доносящийся снаружи. Похоже, снегоуборочная машина или типа того?
Выхожу со стаканом. Так и есть, какой-то трактор с ковшом. Уборка обильно выпавшего за ночь мокрого снега идет полным ходом. А в кабине трактора – двое парней лет двадцати трех.
Местные!
Их сразу видно. Они намеренно одеваются иначе, как лесники или суровые лесорубы какие-нибудь. Это такой плевок в сторону приезжих разряженных «кошельков».
Парни разом поворачивают головы в мою сторону… Боже! Транспорт останавливается, но мощный двигатель продолжает работать под бухтение трубы. Сильно пахнет выхлопными газами.
Железная дверь открывается настежь. Четыре изучающих глаза проходятся от моей макушки до мысов дутых сапожек. Взгляды с какой-то издевкой? Да, как на дорогую игрушку богатого соседа, которой хочется свернуть голову. Меня тут же накрывает волной страшного дискомфорта!
Потому что оба парня красивые. Не смазливые, как школьные звезды, а именно мужественные. В них считывается животная сила. В то время как я чувствую полную растерянность, а щеки мгновенно краснеют…
Делаю большой глоток водки из стакана, желая показать этим парням, что взрослая и опытная.
Нет! Не опытная и не взрослая. Я – девственница!
– Барб, поедем с нами на водопад? Ты, я и Вуди… – снова доносится из пространства голос божественной Джины.
Нет, я не хочу на водопад. Мне хочется убежать от этих двух парней, но ноги предательски остолбенели.
– Привет! – громко произносит тот, что за рулем.
А вот второй парень, на вид, куда менее добродушный. Какой-то он хмурый и отстраненный будто бы.
– Привет, – с трудом выдавливаю я.
– Ты только приехала? – кричит первый.
– Да, – отвечаю коротко, потому что все прочие слова поперепутались в голове.
– Я – Лукас, а это, – кивает он вправо, – Мартин.
Тот, который Мартин, пихает Лукаса в бок. Он явно недоволен. Они начинают о чем-то спорить, но слов не разобрать…
Тут Лукас глушит двигатель и ловко выпрыгивает из кабины. Боже, он идет ко мне! Парень ростом не менее шести футов. Широченные плечи, распахнутая дубленка. Прическа – очень короткий русый ежик. Загар от круглогодичной работы на свежем воздухе. Мне нехорошо! Кажется, на его фоне я смотрюсь как сморчок, которого сверху, для красоты, присыпали золотой пудрой.
– Так как тебя зовут? – приблизившись, с ходу интересуется он и протягивает мне огромную ручищу.
– Мэй, – пищу сдавленно и неловко отвечаю на рукопожатие прикосновением к его пальцам.
– Сколько тебе лет? – без лишних церемоний спрашивает Лукас прямо в лоб.
– Восемнадцать, – вру ему, опять же, чтобы казаться старше и хоть в чем-то опытной. Да, блин, как-то не хочется выглядеть перед ним пьющей водку малолеткой.
– Эй, поехали! – грохочет низкий и до края суровый голос.
Мартин. Он выглядит словно мрачная черная тень в кабине. Особенно на фоне погожего и солнечного дня. А меня так и тянет смотреть на него, но и глаза хочется отвести, потому что от его облика как-то тревожно, пугающе…
– Да погоди ты! – небрежно отмахивается совсем другой, такой веселый и располагающий Лукас. – Слушай, а приходи вечером к нам тусоваться? Оторвемся нормально, гарантирую. Это там. – Он указывает влево. – Бордовый дом, который возле самого леса.
Хоть и робко, но тут же согласно киваю. Но зачем, блин?! Местные парни. Взрослые и красивые. И я – скукоженный, чуть пропитанный водкой позолоченный сморчок!
– Мы скоро отправимся на водопады… – еле различимый шепот богини Джины скользнул дуновением по моему горячему лбу.
Дом в стиле «Шале»…
Вечер. Маман окончательно достала с придирками! Она понукала тем, что я, мол, недостаточно радуюсь отпуску. А чему радоваться-то? Да лучше бы я дома осталась. Любой вменяемый подросток не станет пищать от восторга, когда зимние каникулы с предками приходится проводить… Да еще и с их друзьями. С ними вместе приехали еще несколько человек. Одна пара – бездетная. А вот вторая – с мелким сыном Гарри, который бесил непоседливостью и вечными капризами. Короче, не собиралась я быть ему нянькой.
В итоге – решение принято. Я пойду в бордовый дом, и будь что будет!
Взрослые начали пить еще с обеда и где-то к семи захмелели. Я выкроила наиболее удачный момент, когда все они собрались в гостиной, и попросилась у маман на дискотеку сходить. Знала, что она точно откажет, если наедине к ней с этим подойду… Короче, для надежности я еще и набрехала, мол, познакомилась с ребятами из Нью-Гэмпшира. Маман поинтересовалась, достаточно ли они благонадежны. В переводе на простой человеческий язык: «достаточно ли богаты и статусны?» Брехать-то я всегда умела качественно, этого не отнимешь. Не подкопаешься, в общем. Я даже имена им придумала «статусные». Бенджамин, Жаклин, Теодор, Хилари, Франклин…
Дом, где по вечерам собирались местные, стоял на самом отшибе курортной зоны. Я шла в почти кромешной темнотище по плохо очищенной дорожке, точнее – по тропинке, вытоптанной в сугробах. Пока топала, несколько раз зачерпнула снег, и носки от этого вымокли.
А у самого логова пришлось остановиться. Чтобы немного подышать. Потому что волнение накрыло по самую макушку!
Логово – именно так и выглядела большая бревенчатая изба с заснеженной крышей, которая, казалось, вот-вот рухнет и придавит постройку. А внутри нее – звери, повадок и намерений которых я знать не могла. Я – такая мелкая, глупая и добровольно пришедшая к ним…
Из дома слышалась громкая тусовочная музыка. Она-то как раз и взбодрила немного. Я сделала выдох и постучала в дверь ногой – наверное, именно так, небрежно и по-свойски сообщают о приходе другие звери.
Мне открыл тот самый Мартин – главный зверюга! Я хоть видела его издали и могла перепутать, но сразу поняла, это он! Угрюмый, злой человек. Точнее, парень лет двадцати четырех-двадцати пяти. Не такой высокий, как Лукас, но очень складный. Физически крепкий. Брюнет со скуластым волевым лицом. Широкоплечий и с мощной грудью.
Боже! Я глянула в его черные, как два уголька, глаза и невольно сглотнула! Потому что в них замерло что-то совершенно необъяснимое… Холодное изучение меня – растерянной и жалкой девчонки в сравнении с ним, таким фундаментальным, что ли. А он еще и мгновенную оценку сделал будто бы, выводы определенные.
И мне стало невыносимо от его взгляда. От его присутствия! Он, этот притягательный внешне, но внутренне отталкивающий человек, даже не по косточкам меня разбирал. Он испепелял, нет… Мартин сжигал до угольков!
– Эй, Лукас! К тебе! – пробасил он громко, но каким-то совершенно безразличным тоном.
Да, он закончил мучительную пытку со сжиганием, которая длилась целую вечность.
Тут я заметила шрам, что тянулся от виска до самого затылка на его коротко стриженной голове. Заметила эту отметину, когда он голову повернул.
И он без всякого приветствия, одним сухим коротким кивком вовсе не пригласил внутрь, а будто бы дозволил зайти. Да, Мартин всем видом демонстрировал, что не рад приходу незнакомки. Казалось, он меня даже презирает. Такую тщедушную, но избалованную и богатенькую пустышку. И от этого стало очень горько и обидно! Мне отчаянно захотелось доказать, что он…
Ошибается!
А лучезарный по сравнению с ним Лукас помог раздеться и проводил в комнату. Он уже немного выпил, но проявлял внимательность и гостеприимство.
Ребята и девчонки сидели – кто на ковре, кто на разношерстных старомодных диванах. Они встретили довольно доброжелательно. Под пиво мы болтали, выясняя, кто откуда и чем занимается. А Лукас находился рядом. Он постоянно норовил дотронуться то до колена, то до плеча или шеи. И от каждого его прикосновения по моему телу шли мурашки… неловкости.
А Мартин расположился поодаль, за подобием барной стойки, и читал книгу. Да-да, он предпочел чтение веселой компании. И я, вопреки обиде, с каким-то болезненным любопытством поглядывала украдкой именно на него, а вовсе не на сидящего в нескольких дюймах новоиспеченного кавалера.
В итоге я не выдержала и спросила у Лукаса, почему его друг такой… грустный. Нет, не выдала я вслух более подходящие определения. «Почему он такой жестокий? Такой нелюдимый и мрачный? И возомнивший себя судьей, мать его?!» – что-то из этого крутилось в голове от чувства досады, которая изрядно портила настроение. А Лукас ответил, что это его двоюродный брат, а не друг.
– Эй, Тин-Тин! Мэй интересуется, почему у тебя такая скорбная рожа? – вдруг крикнул этот засранец на весь дом и растянул рот в беспечной улыбочке.
Божечки! Я мгновенно вспыхнула щеками, а остальные присутствующие рассмеялись. Мартин не поднял глаза. Он дочитал текст, а затем с шелестом перевернул страницу. И это тоже ощущалось настоящей пыткой, издевательством с ноткой ледяного пренебрежения именно ко мне – тупице эдакой!
Господи! Я внутренне содрогнулась, когда этот человек оторвался наконец от книги и стрельнул молниями в Лукаса. И я обмерла, когда он проделал то же самое со мной! Темный громовержец решил, что недостаточно превратить девчонку в тлеющие угли. Что ее надо в черную пыль стереть! И развеять с порывом ледяного колючего ветра.
А Лукасу всё нипочем. Он хмыкнул и показал «доброму» брату средний палец. Он, похоже, привык к родственнику – повелителю грома и молний. Меня же чуть не вырвало от собственной глупости!
– Не парься, Мэй, Тин-Тин у нас тут за главного, – ободряюще потрепал меня по плечу засранец Лукас, которого я ни фига не простила за выходку. – Братец следит, чтобы мы не сильно косячили. Кстати! – он встал и растер ладони. – Ну, что? Может, по косячку?
Блин, я ведь ни разу не курила траву до того. Страшновато, если честно, пробовать! А вдруг закашляюсь или начну чудить под кайфом?
И пока Лукас ходил за травой, мое сознание металось между тем, что не хочется опять опозориться перед компанией с непонятными последствиями курения, и тем, что отказ дуть будет выглядеть слабостью мелкой трусишки.