Геном: исцелённые
– В корпусе для персонала можно что-то еще посмотреть? Мы с Артуром решили пройтись по острову, пока есть время, – сказал Тобиас.
– Думаю, я могу показать вам нечто интересное, – ответил доктор Робертс.
Они поднялись на второй этаж. Вдоль длинного коридора друг напротив друга выстроились двери. Точь-в-точь как в Cas9, на полу была расстелена ковровая дорожка, только темно-синяя.
– Она приглушает шаги. Многие сотрудники работают допоздна. Когда они добираются до своих постелей, главное, чтобы ничто не мешало им выспаться.
Доктор Робертс открыл один из пустующих апартаментов.
– Вот это да! – воскликнул Тобиас, уставившись в окно.
Судя по расположению здания, оно должно было выходить в сад. Но вместо этого они увидели бирюзовый овал озера. За ним, белея шапкой снега, под серым небом высилась горная гряда. Они глубоко вдохнули ледяной чистый воздух.
– Как такое возможно? – прошептал Артур. Он все еще глубоко вдыхал и медленно выдыхал, следя за облачками пара, вырывающимися изо рта.
– Допускаю, вы еще не видели ничего подобного, – гордо произнес доктор Робертс. – Институт Карпентера стал полигоном для тестирования интерактивных комнат. Смотрите…
Он включил свой планшет. Через несколько секунд пейзаж за окном сменился. Озеро и горы таяли, будто мираж, воздух становился теплее, теперь они чувствовали аромат свежесваренного кофе с первого этажа.
Но это продлилось недолго. Тобиас первым узнал знакомый запах хвои – после приступов мать часто приносила ему хвойный ингалятор. Когда они вошли сюда, стены были покрыты простой белой штукатуркой, которая гармонировала с шапками снега за окном. Теперь же Тобиас и Артур словно очутились в лесном доме. Деревянный сруб, дощатый пол, выкрашенный масляной краской желтый потолок. В ветвях вековых сосен за окном путались солнечные лучи. Вырвавшись из игольчатого плена, они падали на пол наискось, продлевая серые тени деревьев и подоконника.
– Это невероятно. – Артур первым подошел к окну и дотронуться до рамы. – Как настоящая. Можно открыть?
– Пожалуйста, – усмехнулся доктор Робертс.
Артур распахнул створки настежь. Комната наполнилась запахом низких бледных трав, какие растут только под лесными деревьями, прогретой солнцем коры, по которой, собирая янтарный сок, ползет вниз тягучая смола. Жужжание мухи, пронзительный птичий крик, стрекот и шелест – они словно открыли портал в пространстве.
Тобиас погладил теплую поверхность деревянных брусьев стены, снял кроссовок и встал босой ногой на желтый прямоугольник солнечного света на полу. Затем перегнулся через подоконник, в надежде увидеть куст земляники или папоротник под окном.
– Не советую! – запротестовал доктор Робертс, хватая его за пояс на джинсах.
Но было уже поздно. Тобиас высунулся наружу достаточно далеко, чтобы увидеть не земляничный куст, а простую гравийную дорожку под окнами, глухую белую стену корпуса Cas9 вместо сосен и темные воды Ист-Ривер, которым не было дела до обещанной Тобиасу лесной тропы.
– Извини, забыл предупредить. У визуализации четкие границы, обычно она не выходит за пределы помещения. – Доктор Робертс ободряюще похлопал Тобиаса по плечу.
– Чувствую себя так, словно меня разбудили через пять минут после того, как я крепко заснул, – пожаловался он.
– Это как? Со мной такого ужаса не случалось, – усмехнулся Артур.
– Это так: пришибленным и разочарованным, – ответил Тобиас и тяжело вздохнул.
Под конец импровизированной экскурсии оба знали о корпусе для персонала все – доктор Робертс умел говорить не останавливаясь, выстреливая фактами с такой скоростью, что у Артура и Тобиаса все в голове перемешалось.
– У меня есть для вас кое-что еще, – сказал Марк Робертс, взглянув на часы. – Пойдемте со мной в лекторий, не пожалеете.
***Пациенты стягивались в лекторий Cas9 на минус первом этаже. В просторном помещении горел тусклый свет. Из-за отсутствия окон невозможно было понять, насколько глубоко находится этот этаж. Накрытый покрывалом, посреди зала высился огромный куб. Доктор Робертс нетерпеливо переминался с ноги на ногу посреди лектория.
В неярком свете лицо доктора Робертса казалось уставшим. Хотя ему не было и пятидесяти, синие тени пролегли под глазами, морщины на широком лбу казались глубокими траншеями. Но, как всегда, Марк Робертс был весь в движении. Казалось, он боялся остаться без дела даже на секунду. Он снял белый халат и положил его на стул, желая создать непринужденную атмосферу.
– Дорогие друзья, – начал Марк, потирая руки. – Вам наверняка интересно, почему мы так старательно изображаем в помещении сумерки. Герои нашей сегодняшней лекции донельзя не любят яркий свет.
«Вампиры?» – подумал Тобиас, и слова соскользнули с языка, прогремев под потолком. Все засмеялись.
– Тобиас мог бы быть прав, – серьезно сказал Марк Робертс. – Летучие мыши-вампиры, прародители легенд о мифических носферату… Молодец, Тобиас. Есть другие предположения?
В лектории молчали.
– Даю еще одну подсказку. Наших новых подопечных с мифическими вампирами связывает одна невероятная способность – жить вечно.
В зале раздался недоверчивый гул.
– Еще кое-что: эти существа живут не на земле и не в воздухе. Каждый из вас хоть раз в жизни видел им подобных, а некоторых, возможно, держал в руках. Хотя это довольно противно… Ну же?
– Жабы! – поморщилась Эмма.
– Наверняка улитки. Точно говорю – ничего гаже быть не может, – сказал Камал и передернул плечами от отвращения.
– Никто не угадал, – обрадовался доктор Робертс. – Итак, встречайте! Наши гостьи из далекой Японии.
Покрывало слетело с куба, и перед глазами заинтригованных слушателей предстал наполненный до краев аквариум. Подсвеченная насыщенным фиолетовым цветом вода была чиста, как горный хрусталь. Сквозь ее толщу, раздувая крохотные купола, вальяжно двигались медузы. Их алая серединка, просвечивающая сквозь прозрачное тело, была так похожа на сердце.
– Медузы Туритопсис. Красавицы, правда? – восторженно прошептал Марк Робертс, прильнув к аквариуму.
Собравшиеся встали с мест и подошли ближе.
– Туритопсис – единственное живое существо на земле, которому неведома смерть от естественных причин. Конечно, она погибает в пасти хищников. Но то, что мы обреченно называем старостью, ей незнакомо.
– И что с ней делать, чтобы жить вечно? Есть ее килограммами? – спросил Артур.
– Было бы все так просто! – ответил Марк Робертс. – Нам придется как следует попотеть в лаборатории, чтобы выудить из нее генетический механизм обновления.
– Разве такое возможно? Люди не медузы. Мы настолько разные… – вслух подумала Джана.
– Садитесь на места, – попросил доктор Робертс. – Сейчас я объясню. Мы с доктором Хельгбауэр решили, что вам необходимо узнать обо всех направлениях деятельности нашего института. Во-первых, это лечение методами генетического редактирования. За этим вы приехали на Норт-Бразер-Айленд. Во-вторых, это «Поле жизни». Большинство о нем уже наслышано. Там в искусственных матках растут дети для усыновления. Их создание – та же геномика, которой мы здесь и занимаемся. По этическим соображениям информация о местонахождении инкубатора для детей не распространяется в СМИ. Но между нами и нашими пациентами больше не будет никаких тайн и домыслов. Да, Тобиас, Эмма и Артур? – Марк Робертс выразительно кивнул им, но тут же улыбнулся.
Артур и Эмма посмотрели на Тобиаса. Тот сидел, потупившись, держа руку на груди, словно хотел успокоить непослушное сердце.
Марк Робертс продолжил:
– В-третьих, в нашем институте идет активная работа по поиску «вакцины от старости». Не мы единственные, кто ведет такие исследования. Но благодаря нашим лучшим ученым, а именно доктору Ежи Ратаковски и его команде, Институт Карпентера подошел к разгадке ближе всех в мире. За этим мы притащили сюда две сотни медуз Туритопсис. Как правильно сказала Джана, люди совсем не схожи с медузами. Но мы надеемся, что их генетический код может быть применен для человека. Такую возможность нужно исследовать в любом случае, даже если нас ожидает разочарование.
– По-моему, они все одинаковые. Не вижу ни одной морщинистой медузы, – пробурчала Джана. Она была непоседлива и уже теряла интерес к лекции.
– Боюсь, ни морщин, ни старческого маразма вы не разглядите. Туритопсис использует механизм «инверсии жизненного цикла». Проще говоря, в любой момент она может повернуть свою жизнь вспять. Например, когда во время эксперимента мы наносим ей серьезные повреждения, медуза понимает, что может умереть. Что она сделает? Она отбросит щупальца, опустится на дно и заляжет там, превратившись в то, с чего началась ее жизнь – в полип. А потом снова вырастет в медузу. Так вот подумайте: если ваше тело, поняв, что болеет, стареет и угасает, вдруг повернет вашу жизнь вспять?
– Я бы не согласился стать зародышем, – раздалось из задних рядов, и все засмеялись.
– Мы научимся контролировать этот процесс. Наши пациенты будут молодеть настолько, насколько нужно. Главное – понять весь механизм и научиться применять его. А дальше дело техники – сказать «стоп» процессу регенерации мы всегда успеем, – ответил доктор Робертс.
Дверь в зал отворилась, и широкий луч света прокатился по полу, поднялся по спинкам стульев, а затем внезапно исчез. Стуча каблуками, в зал вошла Габи Хельгбауэр. Она была не одна. Словно сгорбленная тень, за ней следовал Майчек Ратаковски, – мальчик-старичок, который недавно так напугал Артура. Габи помогла Майчеку довезти штатив с капельницей до свободного места и, бережно поддерживая под руки, усадила Майчека в первый ряд.
– Ты пропустил все самое важное, – вздохнул доктор Робертс. – Я повторю, если хочешь.
– Не надо. Отец объяснил мне, что это за медуза. Я просто хотел посмотреть на нее, – тихо сказал Майчек. Казалось, у него едва хватало сил произнести пару слов.
– Прогерия – преждевременная старость, генетическое заболевание Майчека, имеет те же корни, что и старость обычного человека. Победив одно, мы поборем другое. Для этого мы работаем день и ночь, без сна и отдыха. Если наши надежды оправдаются и «вакцина от старости» будет найдена, Майчек снова станет тем, кем и должен быть, – мальчишкой девяти лет, жизнерадостным и румяным.
Габи стояла, прислонившись к стене, и внимательно смотрела на Майчека. В словах доктора Робертса было столько веры в успех, что они непременно должны были передаться его главному пациенту. Но на сером лице Майчека не появилась улыбка, в глазах не загорелся огонь, и ни один мускул не дрогнул надеждой. Габи вдруг показалось, что вместе с телом – этой предательской развалиной – постарела и душа мальчика.
Марк продолжил:
– Представьте себе мир, в котором люди будут жить столько, сколько пожелают. При этом они останутся молодыми и здоровыми. Как вам перспектива? – Марк Робертс был так счастлив, глядя в ослепительно прекрасное будущее.
– Аминь. – Стиг, тот, что пытался ввязаться в скандал с Артуром на катере, разразился картинными аплодисментами. – И подонки вроде моего отца будут жить вечно, класс!
В зале наступила тишина. Габи Хельгбауэр спокойно смотрела на Стига – словно ожидала от него подобной выходки. Но лицо доктора Робертса пошло красными пятнами.
– Твой отец, мистер Нельсон, один из наших основных спонсоров. Он делает все возможное для научного прогресса, для развития…
– Хватит. Я достаточно наслушался этой байды, – ответил Стиг, встал и пошел к выходу.
Габи Хельгбауэр преградила ему путь.
– Вылить перед всеми ушат личных помоев – вполне в твоем стиле. Но делать это надо у меня в кабинете, за закрытой дверью. Никому здесь не интересны твои проблемы. Кроме меня, конечно. Жду тебя через пятнадцать минут.
Габи отошла в сторону. Когда Стиг прошел мимо нее, стало заметно, что он был на голову выше доктора Хельгбауэр, но в этот момент вся власть над ситуацией принадлежала хрупкой женщине в платье с разноцветными зигзагами.
Дверь за Стигом с грохотом захлопнулась. Марк Робертс протирал очки, собираясь с мыслями. Он словно забыл об аудитории и теперь как бы беседовал сам с собой:
– Прежде чем перевернуть мир с ног на голову, многое предстоит сделать. Однажды я спросил себя, на что мы готовы ради победы над природой, ради решения невозможной задачи, ради успеха, который будет вписан в историю золотыми буквами. Мы готовы на многое. Мы готовы на все…
Долгие годы Габи наблюдала, как эго Марка Робертса разрасталось, поглощало его самого и все вокруг, уничтожало любые препятствия. И сейчас перед ней стоял человек, который и вправду был способен на что угодно ради «золотых букв в истории человечества». И от этого Габи становилось страшно.
Качаясь на волнах
Стиг пришел к нему без пяти два ночи. Тобиас проснулся от тихого, но настойчивого стука в дверь. Он лежал в темноте и не мог собраться с мыслями: сон и явь все еще перемешивались в полусонном разуме, как смешиваются краски в стакане для полоскания кисти. Он спустил ноги с кровати и нащупал мягкие тапочки с серыми помпонами.
– Кто там? – шепотом спросил Тобиас, приложив ухо к двери. На секунду он подумал, что это Джана, и пьянящее чувство предвкушения от ночной встречи охватило его.
– Это я, Стиг. Открой, чучело, – прошептали в ответ.
Тобиас поморщился, но чувство разочарования быстро уступило место любопытству. Он приоткрыл дверь и высунулся наружу.
– Пущу, если перестанешь хамить, – предъявил он ультиматум.
– Не пустишь, я тебе заеду, – Стиг оттолкнул щуплого Тобиаса.
– Какого хрена тебе тут нужно? – разозлился Тобиас, запирая дверь изнутри.
– Твое какое дело? – ощетинился Стиг.
– Иди ты! – Тобиас сел на кровать и накинул на себя плед.
– Ладно, давай присядем на дорожку, – сжалился Стиг, глядя на маленькую фигурку Тобиаса, жалобно скукожившуюся на краю кровати.
Предчувствие не обмануло, подумал Тобиас, и ночь не будет прожита зря. В нем зажегся огонек восторга, который так просто было раздуть из самого прогоревшего уголька в сердце пятнадцатилетнего парня. Он разгладил одеяло и пригласил Стига сесть рядом. Но тот, повинуясь вечному упрямству, забрался с ногами на подоконник. Стиг вгляделся в темноту за окном, прищурив глаза.
– Что там? – нетерпеливо спросил Тобиас.
– Мне должны подать сигнал… – ответил Стиг, сосредоточенно закусывая губу.
– Снаружи? В темноте? Сигнальный огонь? – забеспокоился Тобиас.
– Ты спятил? – разозлился Стиг. – Хотя это было бы романтично… – Он пригладил растрепанные волосы. – Вот сюда напишут. – Он показал на smartwatch.
– Ясно, – сказал Тобиас, понурившись.
Ему хотелось приключений, как в книгах, которые читала ему мама в детстве. Хоть выстрела в небо из сигнального пистолета, хоть зазывного свиста подельников – свиста, неотличимого от птичьего щебета для тех, кому знать ни о чем не положено. А тут какие-то smartwatch, обыденность, да и только.
– Сиди тихо и не возникай. Кстати, перестань волноваться – не хватало, чтобы ты тут помер. Тогда я точно не смоюсь с острова, – раздраженно сказал Стиг.
Ну и колючкой же он был, настоящий говнюк. День проживет зря, если не заденет кого-нибудь словом или плечом. Тобиас знал, что многие на месте Стига подумали бы то же самое, просто Стиг был единственным, кто запросто озвучивал все, что приходило ему в голову.
– Так чего тебе от меня надо? – спросил Тобиас.
– Не мог же я сигануть вниз из окна своей комнаты на втором этаже. Ты вообще, что ли? – Стиг смотрел на Тобиаса так, словно тот был лишь назойливо звенящим над ухом комаром.
– Тогда катись-ка ты к Эмме. Из ее окна прыгать так же удобно, – обиделся Тобиас.
– Да ладно тебе, хватит дуться. Просто… – Стиг сделал над собой усилие, чтобы произнести то, что должен был сказать. – Просто ты нормальный парень, Тобиас. Я подумал, что ты единственный, с кем я хотел бы попрощаться перед побегом.
Тобиасу показалось, что он ослышался.
– Мы даже не говорили с тобой ни разу. Ты что-то путаешь, – сказал он.
– А мне не обязательно вести с тобой беседы. Это видно с первого взгляда. По глазам, по манере говорить. Думаешь, мне срать на такие вещи? Нет. У тебя доброе сердце. Хоть я веду себя как скотина, но еще умею ценить хорошее в людях.
– У меня больное сердце, Стиг, – тихо сказал Тобиас, делая ударение на слове «больное».
– Тебя вылечат. Ты для этого здесь. Не то, что я… Пора мне убираться подальше отсюда.
– Не понимаю тебя. Мне здесь нравится.
Стиг повернулся к нему и впервые посмотрел Тобиасу прямо в глаза. Его взгляд был сильным и имел какую-то власть над тем, на кого был обращен, словно в противовес пухлому, мягкому, женственному телу.
– Cas9 – место для таких, как ты, болезных. Ты не принимаешь свою болезнь, хочешь выздороветь. Тогда начнется твоя настоящая жизнь, да? Ты только и ждешь волшебного укола доктора Ратаковски, эту ампулу с эликсиром. Мне все это не нужно. Физически я не болен. Я вообще не болен, если уж на то пошло. Тебе сказать, почему папаша запер меня сюда? Это упрямый урод, жаждущий власти над всеми, кто его окружает. Особенно надо мной. Он не оставит меня в покое, пока не перекроит по своей мерке, не выпотрошит меня, как тряпичную куклу, и не набьет вонючими потрохами своих предрассудков.
– Но тебя должны формально от чего-то лечить, – удивился Тобиас.
– Синдром Клайнфельтера. Хромосомное нарушение. Я бесплоден, а папаша до одури хочет продолжить династию – никак не меньше. К тому же, как видишь, тело у меня почти женское, округлое, еще и с грудью, – Стиг кокетливо подвигал плечами. – Это бесит его больше всего. Он вздрагивает от гадливости, когда смотрит на меня. А мне нравится выряжаться как девчонка и доводить его до белого каления. Он засунул меня в этот лепрозорий после того, как я заявился на барбекю для богатеньких мудозвонов размалеванный маминой помадой и в ее шмотках. Все так и попадали. Думал, папаша размозжит мне голову бутылкой шардоне. Но он неплохо выкрутился. «Мой мальчик готовится к школьному спектаклю. У него значительная роль – Ланы Вачовски. Но я поговорю со школьным советом, пусть сменят тему. Нечего вгонять пацанов в краску, слишком серьезно они все воспринимают. Переоденься, сынок, и пойди сыграй в футбол с мальчишками». Вот говнюк. Зато, когда все разошлись, он сорвал дверь с петель, вломился ко мне в комнату и прижал к стене: «Я не позволю тебе позорить меня, засранец. Тебе конец, тебе и твоим прибабахам». Стиг театрально скривился, растопырил руки и выпучил глаза. Круто, да?
Тобиас засмеялся.
– Не понял, ты не хочешь иметь детей? – наивно переспросил Тобиас.
– Ты оглох, что ли, какие дети? Я не могу их иметь, пока меня не «вылечат». – Стиг схватился за голову, изобразив деланый ужас. – Тебе сколько лет, чудило, что ты с первого раза не понимаешь?
– Пятнадцать, – смутившись, сказал Тобиас.
– Так собери свой мозг в бледный потный кулачок и подумай еще раз, о чем я тут толкую! Не хочу я лечить свою болезнь – я и есть синдром Клайнфельтера со всем его дерьмом и симптомами. – На руке Стига запищали часы. Он сосредоточенно пролистал сообщение. – Пора. По мою душу. – Он загадочно улыбнулся.
Тобиас заметил, что улыбка у Стига и правда женственная, похожая на улыбку Джаны или Эммы, – пухлые розовые губы, белые ухоженные зубы. Да и тело у него и впрямь округлое, с выступающими под майкой бугорками. Честно говоря, Тобиас полагал, что это у Стига от избыточного веса – откладывается некстати там, где совсем не следовало. А оказывается вот оно что!
– Мотаю удочки, пока мне не успели сделать «спасительный» укол, – спуская ноги с подоконника, сказал Стиг. – Они не понимают, эти врачи, что не все стоит лечить. Для них болезнь – как красная тряпка для быка. Тупо прут, с натиском, лишь бы изобрести «лекарство», жадно осваивают гранты. Им не приходит в голову, что для некоторых то, что они величают болезнью – и есть суть их самих. Со всеми «нарушениями в хромосомах». Я не позволю менять себя. Пусть удавятся.
Стиг с глухим стуком приземлился в траву. Тобиас свесился через подоконник и посмотрел на него сверху вниз.
– Лады, чудило, будь здоров. – Стиг смущенно теребил лямки дорожного рюкзака. – Реально, Тобиас, ты хороший парень. Выздоравливай… Может, увидимся еще. Бывай! – Стиг побежал через сад, повернул налево в сторону реки и исчез из виду.
В траве оглушительно громко стрекотали цикады, на ветвях фруктовых деревьев звенели гирлянды из осколков стекол. Наконец решившись, Тобиас высунулся в окно и мешком свалился в мягкую траву. Только сейчас он заметил, что выпрыгнул в тапочках, но возвращаться не было времени. Чтобы нагнать Стига, Тобиасу пришлось прибавить хода, стараясь в то же время сохранять ровное дыхание и сердцебиение. Он еще раз мысленно поблагодарил доктора Робертса за поддерживающую терапию. Без нее он не смог бы пробежать и сотню метров. Стиг проскрипел по деревянным мосткам, силуэт его подпрыгнул и исчез во тьме. Тобиасу пришлось бежать трусцой, пригнувшись как можно ниже. Вода шепталась с ветром, от берега до берега тянулась лунная дорога. Тобиас свернул под причал и притаился в темноте. В воде, привязанная к опоре, болталась простая весельная лодка. Сидевший на веслах опустил голову и всматривался в экран планшета.
– Здорова, это я, – окликнул его из темноты Стиг.
– Давай скорее, пока тебя не хватились, – человек в лодке поднял голову, и Тобиас узнал в нем лучшего друга Стига.
Эдгар передал Стигу планшет, а сам навалился на весла.
– Драпаем отсюда. Будь они прокляты, дятлы хреновы, – выдохнул Стиг.
Весла с плеском упали на воду, и Эдгар, раскачиваясь на скамье взад и вперед, повел лодку вниз по реке. Больше ни Стига Нельсона, ни Эдгара Дюпье никто на острове не видел.
***Взволнованный ночным посещением Стига, Тобиас проснулся раньше обычного. Он наскоро оделся и вышел в коридор, рассчитывая прогуляться и успокоиться до завтрака. Но в холле уже стояли доктор Робертс и прибывшие на остров рано утром мистер и миссис Нельсон. Тобиас не решился пройти мимо них. Он стоял и смотрел из-за угла на их растерянные лица. Женщина в элегантном плаще, с золотыми браслетами на обеих руках, вытирала покрасневшие от слез глаза платком с вышитым вензелем. Ее муж, отец Стига, был наделен неприятным, по-лошадиному вытянутым лицом и тонким, хищным носом. Он сдержанно жестикулировал, что-то объясняя взвинченному доктору Робертсу.
– Что ты тут делаешь? – Габи неожиданно появилась за спиной Тобиаса.
– Н-ничего… Смотрю… – растерялся Тобиас.
– Ты видел вчера Стига Нельсона или Эдгара Дюпье вечером, после ужина? – спросила она.
– Ну… В общем, я… – Тобиас испугался, сам не понимая почему.
Он вспомнил лицо Стига, его счастливую улыбку облегчения, когда тот в последний раз оглянулся на Институт Карпентера. «Будь они прокляты…», – прозвучал голос Стига в его голове.
– Нет, я ничего не видел, – прошептал Тобиас.
Габи внимательно посмотрела на него. Внимательнее, чем ему хотелось бы. Он отвел глаза.
– Хорошо. Если захочешь мне что-то сказать, приходи, – спокойно сказала она и пошла навстречу Нельсонам.
***Инспектор Брайс проделал путь до острова Норт-Бразер в надежде зацепить крупную рыбу. Все-таки от природы он был сродни ищейке – пропажа ребенка, да еще и сына будущего сенатора Горация Нельсона, заставляла его сердце биться быстрее. Пару дней на поиски – и беглец будет у него в руках. А это значит целый ворох благодарностей от прямого начальства и высокого начальства из тех кабинетов, куда ему сейчас вход был заказан. Брайс уже потирал руки, стоя на носу катера, готовый спрыгнуть на сушу и впервые гордо шагнуть на территорию знаменитого Института Карпентера. Но победное настроение тут же сменилось настороженностью, когда у главного входа его встретила только медсестра.
– Добрый день, инспектор, мы вас ждем, – сказала она и провела его в пустой холл корпуса.
Брайс подумал, что ошибся, придав этому делу слишком большое значение. Но как только они дошли до кабинета директора с табличкой «Доктор М. Робертс», он вздохнул с облегчением. Из-за закрытой двери доносилась громкая мужская речь, плакала какая-то женщина, что-то тяжелое упало и покатилось по полу.
– …Прекратите на меня орать! – взвился мужчина в белом халате, но осекся, как только инспектор вошел в кабинет.
Брайсу под ноги прикатился отполированный железный шар от брошенного на пол кубка или какой-то награды. Все в кабинете уставились на Брайса, даже женщина в углу перестала всхлипывать.
– А вот и вы, инспектор. – Гораций Нельсон, лицо которого Брайс видел каждый день в новостях, удостоил его внимательным взглядом.
И в кабинете наступила гнетущая тишина.
– Может, скажете что-нибудь? – прошипел Нельсон. Терпение явно не входило в число его достоинств.
– Прежде чем я что-то вам скажу, вы должны изложить произошедшее мне лично, – заметил Брайс.