Cудьба и долг
Но так поступить было нельзя. Де Бриан не захотел, вот так просто расстаться с замком. Перечить его воле Шаньи не хотелось, тем более, если Александр унаследовал упрямый характер своего отца. Это могло привести к соре. А Шаньи этого не хотел. Он поклялся его отцу, своему лучшему другу, памятью той, которую он любил всей душой и всем сердцем, что позаботится, окажет всяческую поддержку и помощь его сыну.
В этом были не только чувства, но и трезвый расчёт. Александр, прошедший хорошую школу под руководством Педро Петриналя, теперь имел прекраснейшую возможность закрепить свои знания при его поддержке. Способный юноша, очень способный. Вдвоём они многого смогут добиться – И пусть содрогнётся мир, узнав, что ты готов совершить! Да, и лучше держать его при себе, а то мало ли, найдётся какой-нибудь добрый самаритянин, который расскажет ему…
Размышления Шаньи прервали быстрые, грузные шаги и тяжёлое, сиплое дыхание Андреаса. Безошибочно подойдя к дверям комнаты Шаньи, постучав, он опасливо заглянул в комнату графа, и увидев его приглашающий жест рукой, вошёл в комнату.
То-то бы он удивился, если бы ошибся дверью и заглянул в комнату де Бриана, и увидел бы свою дочь, в объятиях Александра.
Лицо грека было красным как пурпур, по нему ручьями тёк пот. От пота также промокла и вся рубаха Андреаса, ноги и руки у него дрожали.
Шаньи сел на кровати.
– Сеньор, я привёл его. Сначала он спал – сиеста. Я терпеливо ждал. Потом он кушал, я опять ждал. Затем, мне пришлось долго его уговаривать, пока он не согласился. Сеньор Маврикиос Зоргэс, ожидает вас в низу.
При этом глаза Андреаса подозрительно бегали, что насторожило Шаньи.
– Хорошо, спасибо Андреас, ты отлично справился, на тебя можно положиться. Мы сейчас спустимся. Ступай.
Лицо Андреаса из красного стало багровым, а глаза ещё более воровато забегали.
– А плата? Ведь сеньор обещал мне…
Шаньи внутри, незаметно для Андреаса, всего передёрнуло. Как эта низкая тварь, может сомневаться в слове, данном дворянином? Только самообладание и выдержка не позволили графу, спустить эту сволочь с лестницы.
– Не переживай Андреас, я помню. И я всегда держу свои обещания.
Шаньи прицепил шпагу, засунул сзади за пояс кинжал, спрятал под колетом маленький пистолет, а в левом рукаве тонкий стилет, подумав, положил на кровать пару заряженных пистолетов, надел шляпу и вышел в коридор. Де Бриан уже ждал его. Из-за его плеча выглядывало личико Розалии.
Шаньи и Бриан спустились в общий зал.
Рисобаля уже не было. Из шумной и пьяной компании за столом осталось только двое мужчин, которые тупо таращились друг на друга мутными, оловянными глазами, один из них беспрестанно икал. Остальные спали, кто на полу, кто на лавке, а кто и уронив голову на стол. Одна из девиц спала прямо на столе, подол её был задран, обнажив ноги и белые, огромные ягодицы. За другими двумя столами сидели четверо мужчин, по двое за каждым столом, все вооружённые, сосредоточенные и внимательные. Шаньи почувствовал исходящую от них агрессию, и насторожился ещё больше.
Андреас, кивком головы, указал им на нишу, которую они занимали утром. Миновав двух телохранителей Зоргэса, стоявших при входе, они вошли туда.
Купец Зоргэс, маленький и сморщенный старичок весьма преклонных лет, с редкими, седыми волосами на висках и затылке, сидел на стуле, потягивая стаканчик холодного сухого вина. Все его пальцы на руках были унизаны кольцами и драгоценными перстнями, на шее висела массивная золотая цепь, непонятно каким образом не ломавшая тоненькую шейку своего владельца. Наряд довершал богатый камзол, щедро расшитый золотом и серебром.
При входе де Шаньи и де Бриана купец уставился на них вопрошающим взглядом. Шаньи и Бриан сели, на предусмотрительно поставленные Андреасом стулья. Оба телохранителя Зоргэса вошли следом за ними и встали у порога. Комнатка сразу стала тесной для пятерых человек.
Шаньи посмотрел на двух вошедших, Зоргэс перехватил его взгляд, и представил их:
– Мои сыновья, Пётр и Павел.
Граф кивнул и начал разговор, неожиданно для всех присутствующих, по-гречески.
Выдерживая правила этикета, прежде чем перейти к делам, он поинтересовался здоровьем купца, спросил, как у него идут дела и ещё пару вопросов в таком роде. Выслушав ответы Зоргэса, что он отлично себя чувствует, благодаря заступничеству Богоматери и дела у него идут отлично, Слава Всевышнему, Шаньи, после небольшой паузы, перешёл к основной части разговора.
Он спросил, не может ли уважаемый Зоргэс, взять в аренду поместье этого молодого дворянина (кивок головой в сторону де Бриана), превосходное поместье, с замком, с отличными полями, садами и виноградниками, ведь дело в том, что юноше надо уехать, пора ему поступить на службу, добиться почёта, уважения и славы.
Зоргэс, подумав несколько мгновений, спросил, что это за поместье.
И когда Шаньи сказал, что это замок Бриан, глаза Зоргэса округлились, он выпрямился, привалился спиной к стене и неожиданно засмеялся. Смех его был похож на хриплое карканье ворона, а из глаз катились слёзы. Отсмеявшись и вытерев платком глаза, Зоргэс спросил, так он видит перед собой тех двух дворян, которые нагнали страха на Перруджи, этого сына осла и свиньи. Да, он готов взять в аренду поместье столь храброго и многоуважаемого барона де Бриана, конечно, если арендная плата будет подходящей. Он не боится подыхающего старого пердуна Перруджи, у него достаточно людей, чтобы защитить замок, если эти скоты захотят прибрать его к рукам, тем более, что сейчас дела семьи Перруджи основательно пошатнулись, и пора прибрать к рукам их доходы. И Зоргэс, сжал свой маленький и сухонький кулачок и стукнул им по столу.
Договорившись об арендной плате, (Зоргэс, истинный купец, но тут приведённый в хорошее расположение духа, даже не стал торговаться), которую раз в полгода, грек должен был посылать по названному Шаньи адресу одного из банков в Париже, оговорив привилегированное положение крестьян де Бриана, которые на год освобождены от податей, записав договор на бумаге, которую вместе с перьями и чернилами принёс Андреас, указав в договоре (на этом настоял Зоргэс), что если барон де Бриан умрёт, не оставив наследников, то поместье переходит в собственность семьи купца, скрепив его подписями, граф встал, показывая этим, что разговор окончен.
Маврикиос Зоргэс, выдав де Бриану оговорённую сумму денег, уходил из таверны Андреаса, посмеиваясь, удовлетворённо потирая руки. В зале к ним присоединились двое из четверых вооружённых мужчин, один из которых, первым вышел на улицу, осмотрел оба её конца, а второй придерживал дверь. Дождавшись кивка от первого, что всё спокойно, второй кивнул Зоргэсу, и купец, в сопровождении своих сыновей, вышел на улицу.
Шаньи, который при разговоре с купцом был напряжён и натянут как струна, хотя по его лицу этого сказать было нельзя, на столько оно выражало искренность, доверие и радушие и лучилось улыбкой, проводив взглядом уходящего Зоргэса, позволил себе немного расслабиться.
– Уф, Александр, не люблю я этих купеческих сделок, не нравятся они мне, все эти торгаши и парвеню[8]. Разговариваешь с ними и видишь, что у них в глазах только деньги и прибыль. Так и хотят тебя обмануть. Будь моя воля, я бы их всех…
– Я ничего не понял из вашего разговора, но по роже этого купца, я понимаю, что сделка была успешной, только вот для кого, для него или для нас?
– Простите меня дорогой Александр. Простите, что не предупредил вас. Мы говорили по-гречески, и это не от недоверия к вам, а чтобы вызвать расположение этого Зоргэса. Это решение пришло ко мне внезапно, когда я рассмотрел и оценил его. Поверьте, сделка больше чем удачная для вас. Даже больше, чем я рассчитывал. Теперь у вас есть небольшой капитал и средства к существованию, значит пора в Париж. Как вы считаете?
– Я готов, граф.
– Замечательно. Тогда, настало время покинуть это заведение.
И Шаньи, а следом за ним Бриан, вышли в общий зал.
В зале уже был наведён порядок. Всех упившихся слуги Андреаса вытащили проспаться в конюшню. Двое вооружённых мужчин, по-прежнему сидели за столиком у двери, не удачно делая вид, что сидят непринуждённо, и что всё происходящее вокруг, их не касается. За столиком на противоположной стороне зала, сидели четверо мастеровых, которые обедали.
Шаньи подошёл к стойке, за которой возвышалась монументальная фигура Андреаса.
– Вот держи, – и Шаньи передал ему три дублона, – мы пойдём прогуляемся по Палермо. За комнаты заплачено на неделю вперёд, ведь так?
Андреас кивнул, и Шаньи направился к выходу.
От сильного рывка дверь распахнулась и в таверну вбежал Рисобаль. Почти столкнувшись на пороге с де Брианом, капитан перевёл дыхание и выпалил единым духом:
– Сеньор барон, спасайтесь. Альгвазил с солдатами, а с ним Карлос Перруджи и его люди, идут сюда!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПАЛЕРМО (Окончание)
Всё дальнейшее происходило очень быстро, всего пару мгновений, но Андреасу, который побелел от страха и которого начал колотить озноб, показалось, что все вокруг как бы замедлилось или остановилось вообще.
Де Бриан перевёл вопросительный взгляд на Шаньи. Граф, уже до половины обнажил свою шпагу и не спускал глаз с двух вооружённых посетителей таверны, которые немного промешкав, перешли к активным действиям и атаковали де Бриана. Один из них запустил тяжёлую кружку, целясь Александру в голову, барон уклонился, и кружка разбилась о дверной косяк. Второй, рапирой, которая заблаговременно была вытащена из ножен и лежала у него на коленях, попытался достать де Бриана. Но на пути клинка встал Рисобаль и рапира проткнула ему плечо.
Капитан побледнел и отступил, но его самопожертвование позволило Александру обнажить свою шпагу и в свою очередь атаковать противника. Шаньи сильным прыжком преодолел расстояние до двери и выпадом шпаги распорол руку первого нападавшего от кисти до локтя. Кровь брызнула фонтаном, противник Шаньи зашипел от боли и попытался зажать рану другой рукой.
С улицы донёся топот множества ног. Граф закричал:
– За мной Александр, отходим!
Бриан всё ещё пытался проткнуть своего противника, который оказался опытным и умелым фехтовальщиком, очень гибким и ловким и пока успешно уворачивался от всех ударов и выпадов барона.
На помощь де Бриану пришёл Рисобаль, который своей шпагой встретил шпагу противника.
– Отходите, отходите, сеньор барон, я их задержу.
Не по душе было де Бриану отступать, ой как не по душе, бросая на верную гибель человека, который готов своей жизнью пожертвовать, чтобы он, барон Александр де Бриан, потомок древнего и славного дворянского рода, спасался бегством от опасности, как какой-то слизняк.
И де Бриан, несмотря на повторный призыв Шаньи к отходу, отодвинув плечом пошатнувшегося Рисобаля, вонзил свою шпагу прямо в сердце противника.
– Всё, отходим, все.
Но в таверну, с улицы, уже вбегали солдаты.
Кто бы ни были, эти двое отчаянных головорезов, которые вдвоём напали на них троих, они не были трусами, и своё дело они сделали, помешав оборонявшимся закрыть дверь.
Шаньи силком схватил де Бриана и побежал к запасной двери, ведущей через конюшню, на соседнюю улицу. Рисобаль следовал за ними. Открыв дверь, они увидели в конюшне испанских солдат, которые приближались. Этот путь для них был отрезан. Захлопнув дверь и задвинув засов, все трое вышли в главный зал таверны. В дверь, за их спиной, сразу же забарабанили.
В таверну уже набилось более десятка солдат. За их спиной возвышалась фигура альгвазила, с неизменным судейским жезлом в руке, и довольная, ухмыляющаяся физиономия Карлоса Перруджи.
Четверо мастеровых жались около стенки. За стойкой стоял белый как полотно Андреас, который впал в ступор и таращился своими застывшими глазами прямо перед собой.
Альгвазил, плечом раздвинул своих солдат и вышел вперёд.
– Именем короля Испании, вы арестованы как французские шпионы. Предлагаю вам бросить оружие, сдаться и следовать за мной. Добровольно.
Ему ответил граф де Шаньи, мозг которого с лихорадочной поспешностью искали выход из этой западни.
– Нам сдаться? – Шаньи усмехнулся, – Вы нас ещё плохо знаете. Я предлагаю вам освободить нам дорогу и дать нам возможность уйти, по-хорошему. Тогда, никто не пострадает.
Поражённый такой дерзостью чиновник не нашёл ничего лучшего, как пробормотать:
– Вы отказываетесь, но нас ведь больше…
– Тем хуже для вас, значит, мы пройдём по вашим трупам.
Ослабев из-за потери крови, Рисобаль пошатнулся. Де Бриан успел вовремя поддержать его, не дав упасть.
– А-а-а, Рисобаль, предатель и трус, ты тоже здесь. Я так и думал, что ты заодно с ними, – подал голос из-за спины солдат Карлос Перруджи.
Рисобаль выпрямился, его затуманенный взгляд остановился на лице Перруджи.
– Выйди сюда Карлос, выйди не бойся, и я покажу тебе, кто из нас трус, ты, ублюдок, из грязного и подлого семейства убийц.
Альгвазил медлил. Поначалу, когда Карлос Перруджи прибежал к нему домой, объяснил суть дела и вручил деньги, дело казалось ему простым и выгодным, подумаешь, арестовать двух французов, а затем передать их в руки семьи Перруджи. Пара пустяков. Для этой цели они зашли в казарму ополчения, и он своей властью, не поставив в известность алькайда, с которым наверняка пришлось бы делится, а то и отдать всё, взял два десятка солдат, которых наверняка хватит для ареста двух человек. Но сейчас, здесь, увидев их лица, одухотворённые отвагой и решимостью, уразумев, что они скорее умрут, чем подчинятся ему, он растерялся.
Пауза затягивалась. Её нарушил Карлос, который из-за слов Рисобаля, поначалу стушевался, а сейчас, присутствие альгвазила, его солдат, двух своих наёмников, придало ему смелости, и он закричал:
– Вперёд, убейте их! Кто убьёт хоть одного, получит двадцать, нет тридцать дублонов! – и, отступив немного назад, он вытолкнул вперёд, двух своих человек.
Солдаты, ободрённые столь щедрым обещанием вознаграждения, тоже дружно кинулись в атаку.
Один из людей Перруджи, был сразу же сражён ударом Шаньи, второй успел отступить, вытащил кинжал и метнул его в де Бриана. Летящий кинжал отбил Рисобаль, но тут же, поплатился за это – остриё алебарды одного из солдат вонзилась ему в бедро. Ему на выручку пришёл Шаньи, который прикрыл его, что позволило капитану отойти. Шпага Шаньи летала как молния, миг и два солдата упали захлёбываясь кровью. Де Бриан не отставал от него и заколол одного солдата, второго серьёзно ранил в руку, и тот отступил за спины других.
Солдаты, городская милиция, привычная обирать пьяных и собирать мзду с проституток и содержателей притонов, отступили. Между ними и оборонявшимися возникла баррикада из павших, трое из которых были мертвы, а один, хрипел и всё пытался подняться. Лицо альгвазила было белым. Он был молод, должность, досталась ему по наследству от дяди, и он никогда ещё не видел смерть так близко. Представив, что и его могут, вот так вот, запросто убить или тяжело ранить, и он будет, как вон тот солдат, силится подняться, роняя с губ кровавые пузыри, он ослабел, ноги его подкосились, и прислонившись спиной к стене, и уже ничего не видя перед собой, начал медленно сползать по ней вниз.
– Дайте нам уйти, и никто больше не пострадает, – выкрикнул Шаньи. Перед ними было девять солдат, и он считал, что шансы равны.
Но злоба Карлоса Перруджи, была больше благоразумия, и в ответ он закричал:
– Вперёд, именем короля! Пятьдесят дублонов тому, кто убьет их!
Видя, что солдаты не уходят, а наоборот, понукаемые Перруджи, стали медленно и осторожно продвигаться вперёд, Шаньи прошептал де Бриану и Рисобалю:
– Отходим наверх.
И все трое начали пятиться к лестнице. Их отступление ускорилось, когда дверь ведущая на конюшню слетела с петель под напором пятерых солдат, которые вбежав в таверну и осмотревшись, перешли в атаку с фланга. Бедняга Рисобаль получил ещё один укол шпагой в руку, но своего оружия не выронил. Ослеплённый болью, едва державшийся на ногах от потери крови, он принялся размахивать шпагой перед собою, да столь удачно перерезал горло одному из нападавших, что остальные предпочли держаться подальше от его клинка.
Первым по лестнице поднимался де Бриан, за ним, прикрывая его (хотя это было и не легко – молодой барон рвался в битву), де Шаньи, а Рисобаль остался в самом низу лестницы, на её первых ступеньках, пробитое бедро не давало ему возможности не то что подняться по лестнице, но и просто двигаться. Слабым, обессиленным голосом, он прохрипел:
– Прощайте, сеньор барон. Надеюсь, я был вам полезен… Помните обо мне.
И собрав остатки своих сил в крепкий кулак, капитан ринулся в атаку. Проткнул грудь одному, уколол второго в бок, но тут же кто-то сзади вонзил ему шпагу в ногу, чуть пониже колена, нога его подкосилась и сразу две шпаги пробили ему грудь. Умирая, он упал на лестницу, как бы своим телом продолжая защищать этого малознакомого, но поразившего его своим благородством и мужеством молодого сеньора, настоящего дворянина.
Де Бриан видел, последнюю отчаянную атаку Диего Рисобаля, пытался кинуться ему на помощь, но его остановил Шаньи. Обняв Александра поперёк туловища, он шептал ему в ухо:
– Всё Александр, всё. Ему уже не поможешь, он погиб. Погиб как настоящий герой.
Александр позволил Шаньи вести себя по коридору, к их комнатам, но его губы шептали:
– Я буду помнить о тебе, Диего Рисобаль. Я буду помнить о тебе всю свою жизнь. Спасибо тебе.
Розалия стояла у дверей комнаты Александра. Она слышала доносившиеся снизу звуки – звон оружия, выкрики, ругательства, стоны, предсмертные хрипы и боялась, очень боялась, за того молодого дворянина, который ей очень понравился, который был так ласков и нежен с ней, который первым из её мужчин, доставил её ни с чем не сравнимое удовольствие. Заметив его, поднимающегося по лестнице, поддерживаемого другим их постояльцем, она подумала, что он ранен и хотела прийти на помощь. Но сделав шаг, Розалия остановилась и поднесла руки к щекам, так не похож был этот – с окровавленной шпагой в руках, с что-то беспрерывно шепчущими губами, с блуждающим взглядом, на того – красивого и милого юношу, который так пристально смотрел на неё утром, а потом так жарко обнимал и целовал её.
Проходя мимо Розалии, Шаньи, произнёс:
– Прячься.
И отодвинул девушку свободной рукой в комнату де Бриана.
Войдя в свою комнату, он задвинул засов, усадил де Бриана на кровать и подпёр дверь стулом. Подойдя к де Бриану, он сильно встряхнул его за плечи.
– Александр, Александр, слышишь меня! Эй, пора прийти в себя. Это ещё не конец!
И видя, что его слова не доходят до де Бриана, едва слышно сказал:
– А я думал, что вы крепче.
Последние слова отрезвили де Бриана, он упрямо сжал губы (совсем как его отец, пронеслось в голове Шаньи) и также шёпотом он произнёс:
– Я убью его. Клянусь, я убью Карлоса Перруджи.
– Согласен. Он заслужил смерть. Но позже. Надо как то выбраться отсюда, скоро к ним подоспеет помощь.
Видя, что Александр пришёл в себя, Шаньи подошёл к окну, распахнул его и стал внимательно рассматривать двор и крыши прилегающих домов. Заметив что-то интересное, он воскликнул:
– Ха, отлично, теперь то, мы уж точно выкарабкаемся отсюда.
По улице шёл Буше. Выполнив поручение графа, в отличном настроении, он возвращался в таверну. Шаньи привлёк его внимание свистом и знаками объяснил, что они в опасности и что ему следует делать. Умница Буше всё понял быстро и правильно, и осторожно, крадучись, стал подходить к двери таверны.
Граф понимал, что мало одержать победу здесь в таверне, надо ещё благополучно выбраться из города, а это может быть проблематично, учитывая какой шум они подняли. Наверное, мрачные мысли графа де Шаньи развеялись, если бы он знал, что альгвазил действовал на свой страх и риск, не поставив алькайда в известность, и что про французских шпионов ему наплёл Перруджи, только для того, чтобы придать их аресту видимость законности. Возвращающийся Буше, вселил в него надежду на то, что они смогут уйти через порт, морем.
Под началом Карлоса, так как альгвазил лежал на полу без сознания, осталось восемь солдат и один из его людей. Солдаты, воодушевлённые мыслью о пятидесяти дублонах (целое состояние для них!) начали подниматься по лестнице, перешагивая через труп Рисобаля.
Карлос и его человек шли последними. Остановившись перед телом Рисобаля, Перруджи хотел плюнуть ему в лицо, но во рту у него пересохло. Тогда он, с диким озверением, стал наносить удары шпагой в труп капитана, с каждым ударом выкрикивая:
– Получай, получай, получай, получай…
Получай, получай, получай за всё, проносилось в воспалённом мозгу Карлоса. Получай за то, что не принял вызов этого ублюдка де Бриана, получай, за то, что де Бриан выставил его, Его, Карлоса Перруджи трусом, получай за то, что предупредил их, за то, что сражался вместе с ними, за то, что помешал его убить. Брызги крови летели во все стороны, заливая лицо и одежду Карлоса. Это зверство прекратил его человек, некогда правая рука его отца, а теперь и помощник Карлоса. Он остановил его руку, вынул шпагу, для этого пришлось с силой разжимать сведённые судорогой пальцы, встряхнул его за плечи, обнял, и зашептал Карлосу на ухо, почти то же самое, что минутой раньше, говорил Шаньи Бриану:
– Ещё не всё, мой господин, ещё не всё. Они ещё живы. Надо пойти и прикончить их, чтобы все знали, кто такие Перруджи.
Карлос тряхнул головой и стал подниматься по лестнице. Не удержавшись, пнул ногой тело Рисобаля. Наверху раздались выстрелы.
Услышав шаги преследователей в коридоре, Шаньи заторопился.
– Александр, по карнизу в вашу комнату, быстро. Нападёте оттуда.
Де Бриан кивнул, отложил шпагу, вооружившись только двумя кинжалами, запрыгнул на подоконник и стал по узкому карнизу пробираться в соседнюю комнату. Вот когда пригодились ему уроки Педро, который обучая, заставлял его лазать по скалам и стене замка.
Шаньи, проводив взглядом Александра, взял лежащие на кровати пистолеты и подошёл к двери. Убрав стул и отодвинув засов, он буквально на дюйм приоткрыл дверь и выглянул в коридор.
Заглядывая во все комнаты, опасаясь засады, испанцы приближались. Подождав, пока они поравняются с дверью соседней комнаты, Шаньи выскочил в коридор и спустил курки пистолетов. Коридор заволокло пороховым дымом, но отходя в комнату, Шаньи увидел, что два солдата упали. Один затих навечно, второй стал оглашать таверну истошными криками.
Испанцы в панике отступили. Их бегство остановил Карлос Перруджи, который на пару со своим человеком, пинками, оскорблениями, угрозами и обещанием щедрого вознаграждения, заставил их идти и убить французов.
Они колебались. А появившийся в коридоре граф де Шаньи, со шпагой и кинжалом в руках, ну никак не добавил им уверенности.
Александр проникнув в свою комнату, нашёл бедную, испуганную Розалию, спрятавшуюся за шкафом. Девушка вся дрожала, Александр жестом остановил её порыв кинуться к нему, показал, что надо молчать, и подошёл к двери. Распахнув её, он столкнулся с Карлосом, который по-прежнему прятался за спины солдат, понукая их.
На мгновение, два врага, увидев один другого опешили, а затем, одновременно, перешли в атаку. Карлос, закричав, произвёл выпад, Бриан, отбил его одним кинжалом, а вторым порезал руку противника. Карлос завизжал и отступил к стене, Александр сделал шаг и приблизился к противнику. Карлос дрожал, глаза его теперь, были полны ужаса. Еле слышно, с его губ сорвалось:
– Пощади.
Но было поздно. Полный решимости де Бриан, воткнул кинжал ему в сердце. Он услышал звук разрываемой одежды и плоти, и смотрел, смотрел, долго смотрел, в затухающие глаза Карлоса Перруджи.
Оставшиеся без предводителя солдаты, бежали. Они пробежали мимо Александра, прижимаясь к противоположной стене, толкаясь, мешая друг другу, со страхом посматривая на него. Так как никто не сделал попытки напасть на него, он дал им возможность бежать.
А в главном зале таверны, всё еще кипел бой, там Буше сражался с человеком Перруджи. Буше, вооружённый двумя корсиканскими ножами, ловко уходил от шпаги противника, и даже смог нанести ему несколько порезов и уколов, но и сам не уберёгся и был ранен в руку.
Появление в зале графа де Шаньи, остановило поединок.
– Твой хозяин мёртв. Сдавайся, забирай его тело, и убирайтесь к дьяволу!
Человек Перруджи, отскочил в сторону, смерил тяжёлым взглядом Шаньи и Буше, сплюнул и бросил шпагу.
Проходя мимо графа, он был остановлен вопросом и шпагой, упёршейся ему в кадык:
– Кто нас продал?
Бывший помощник Перруджи, хотел ответить графу какой-нибудь грубостью или колкостью, но готовые сорваться с губ слова, остановил Шаньи:
– Быстро и правду, и останешься жив.
Человек Перруджи, заглянув в холодные, стальные глаза графа, откуда сейчас веяло смертью, сказал: