Хирохито
«Добро пожаловать в космос», – скажет белобородый старец в ниспадающем одеяньи.
Поколенья сосредоточенно думают о недоделанном предками злодеяньи.
Александр Александрович Александров 3-й рвёт на части вяленого леща.
Пал Палыч Тетеревятников нежно поглаживает мини-русалку, запрятанную в кармане плаща.
Ричард Ричардович Диксон написал кучу учебников по английскому языку.
Борис Борисович Гребенщиков написал кучу песен об укладке разного типа лыка в одну строку.
Киборг КО-098 сбросил с себя личину проститутки-воровки-скокщицы.
Коллективное сознание артели корзинщиков выехало из Петербурга в Выборг и наутро проснулось на необитаемом острове среди кипарисовой рощицы.
«В дырке от бублика легче дышится», – скажет Кубрику Рубик.
Крестик нолику даст многое, отняв малую толику. Тугрику даст щелбан рублик.
Войг Тищерто обеспечит правильный угол преломления лазерного луча.
Белесоголовые демоны с голубыми глазами на гибких стеблях заставят неповоротливого бульдога по имени Хирохито задать от меня стрекача.
Муравьед
Рюмки, опрокинутые по употреблении на тарелки – это рокенролл.
Молить ли попа Сидора об отпущении грехов вне очереди?
Святейший Синод старико-хоттабычевских аятолл
Пришьёт шкуру русского неубитого медведя к хвосту загнанной американской лошади.
Тонким хоботком муравьед высосет медок из сот мозга писателя.
Глубоким поклоном ответит напыщенный аристократ на вызывающую выходку самоходного миноискателя.
Сызмалетства беспредельничающий тиран Тристан Тридцать Третий
Выведет карликового единорога из клети
На поводке.
Мадам Крокодилова, пронзающая огненным профилем толщу столетий,
Подавит волну недовольства взмахом могутной плети
В шестипалой руке.
Сирин войдёт ко мне, Алконост же прочтёт по складам приговор.
Я удалюсь с ними, в таинственности ореоле.
Окрылённый, из ванной комнаты выскользнет весь увешанный цифрами Пифагор,
Чтобы в следующей серии всплыть на атомном ледоколе…
На пряник
Куцые фотокарточки пересыпаны крошкой махры.
Вохровцы раздеваются догола и треплют друг другу вихры.
Битые зеркала, поосыпавшись, плавятся в пули и щерятся патронташами.
Дохнут стишата, распавшись на буквы, рассыпанные пьяными метранпажами.
Пеною
Вязаные рукавицы сползают, гадины,
С пальцев наземь, клубясь нитяною.
Мельпоменою
Женщина, на голове из чьего венка Анфиноген плотоядно губами отщипывает спелые виноградины,
Рекомендуется осклабившемуся Антиною.
Насколько мох меха волгл, настолько и щил дыр бур.
Последен, ложится штрих на картину «Циклоп и семь его нянек».
Насколько несвеж сей метафор строй, настолько и предсказуем подразумеваемый далее каламбур,
О том, как заканчивает день Гамсун, сменивший свой кнут на пряник.
Треугольник
[1]
Оксимагон, гони, гони скорей, коняку шпорами лягая!
Когда бы не было блядей, я шёл бы, стати полн, лягухам потакая.
А так? Куды, куды несёт нас ветр лимонных сингапуров?
Триумвират елды, балды, манды ведёт во врата ада мир гяуров.
Сердомифонт, заветам вняв твоим, мы притушили фитили умильно.
Теперь не жить, лететь, стремиться ввысь, при том совокупляясь изобильно.
А плексиглас, забудем ли о нём? Он о себе напомнить не забудет.
Мастилофил подхватит чернозём и, обомлев, свой зев раззявленный застудит.
Квартиросъём, покорность пустоте. Какие, к лешему? да полноте, не те
Координаты снятся денщику. И крыша на дому – тю-тю, и птаха над гнездом уже – ку-ку.
Казалось бы, какие, к дьяволу, пророчества о чуде?
Зачучвернел непочатый творог и плесенью покрылся хрен на блюде…
[2]
Голоса внутри меня, голоса
Песни про мороз, морозящий моего коня, полоса
Белая, перемежаемая полосою чёрной, одним словом, «зёбра».
Свобода – это всего лишь клетка: птицею – сердце, прутьями – рёбра.
Нетверёзая, катится по щеке слеза
Мне ли, ретивому, о преходящести испечалиться?
В этой нощи августовской хочется дюже валету туза,
Да где же такому раскладу быть, коль отовсюду шестерки скалятся?
Полоса размежевала нас, братие, полоса.
Двуперстие да образа, в скобку стриженые волоса.
Остерегуся ли дьявола целовать я в сладкую губ западню?
Сталь одиночества срежет зелёную поросль трепетных душ на корню.
[3]
Доктор, пожалуйста, яду, такого, чтоб разом проснуться!
Аисты сути, вспорите подушку небес клювокрылостью стай.
Мне уж в печёнках сидит эта ваша улыбочка куцая,
Солнцезащитное золото да шиншилловый горностай.
Вам бы, мадам, не сигару топить в лучезарном абсенте,
Не тетиву арбалета оттягивать медленно, словно оргазм.
