Вскоре Андрей незаметно для себя провалился в сон, а когда неожиданно проснулся ночью, то увидел жену стоящей перед Катиной колыбелью. Мужчина и ранее видел, как Марина подолгу наблюдала за спящей дочерью, однако на этот раз почувствовал, что в поведении супруги было нечто неладное. Женщина тихо пела Кате колыбельную и держала свои руки в деревянной кроватке малышки, поэтому Андрей поначалу решил, что жена поправляет ей одеяльце или шапочку, но когда взглянул на пустую половину постели Марины, тотчас испытал настоящий ужас.
Немедля вскочив на ноги, мужчина подбежал к кроватке и окаменел, увидев, как его поющая дочери колыбельную жена держала над лицом ребёнка свою подушку. Как только Андрей вышел из оцепенения, то тут же схватил Марину за плечи и отбросил её назад. Женщина упала на пол, а мужчина выбросил из детской кроватки подушку, увидев посиневшее личико малышки.
Катя неподвижно лежала и, казалось, уже не дышала, отчего Андрей хотел броситься делать дочери ручной массаж сердца, однако грудка девочки внезапно устремилась вверх, после чего проснувшаяся Катя закричала и громко заплакала.
Отец взял испуганного ребёнка на руки и принялся его заботливо укачивать в попытке хоть как-то успокоить.
– Что на тебя нашло?! – повернувшись к жене, воскликнул Андрей.
– Может, ты и обрёл своё счастье после смерти Савушки, а я нет, – ответила мужу Марина.
– О чём ты вообще говоришь?! Наш сын навсегда останется в моей душе и сердце.
– Будь это так, ты бы не оставался глух к его страданиям и слышал, как он постоянно плачет и зовёт меня, а я не могу ему ничем помочь.
Пугающие слова поднявшейся с пола супруги заставили Андрея нервно сглотнуть и замотать головой в тщетной попытке отрицания очевидного.
– Разве ты не понимаешь, что мы не можем быть счастливы, пока наш сыночек там один?! – недоумённо пыталась вразумить мужа Марина, хищно двигаясь к нему навстречу. – Катенька должна умереть, и мы вслед за ней, чтобы наша семья воссоединилась с Савушкой, и он, наконец, обрёл покой.
Глядя на то, как Марина, бережно обняв свои руки, медленно качает из стороны в сторону невидимого малыша, мужчина испуганно отступил назад.
– Только представь, как хорошо нам будет вместе, – с воодушевлением промолвила женщина, поднимая с пола подушку. – Доверься мне, дорогой, и позволь сделать то, что необходимо.
– Ты сошла с ума! – с навернувшимися на глазах слезами ответил Андрей, пятясь к выходу из спальни с дочерью на руках. – Как же я это упустил?
– Это ты сумасшедший, если не желаешь нам счастья! – гневно вскрикнула Марина и бросилась на мужа в попытке завершить начатое.
Едва увернувшись от обезумевшей супруги, Андрей схватил с комода свой мобильный телефон и спешно заперся с Катенькой в ванной, после чего тут же услышал яростные удары кулаков женщины по двери.
– Немедленно открой мне, пока я не перерезала себе горло! – прокричала Марина, заставив свою дочь расплакаться с новой силой. – Или ты хочешь, чтобы моя смерть была на твоей совести?!
Удерживая одной рукой кричащего ребёнка, мужчина набрал номер полиции и сообщил диспетчеру, что его жена пыталась убить собственную дочь, после чего включил громкую связь, подтвердив свои слова оскорбительной бранью Марины в свой адрес. Когда диспетчер сказал Андрею, что патруль уже в пути, мужчина положил телефон на стиральную машину и заботливо прижал Катю к себе, пообещав дочери, что всё будет хорошо.
Неистовая молотьба кулаками по запертой двери ванной комнаты прекратилась лишь, когда в квартиру позвонили приехавшие на ночной вызов полицейские. Сидя на краю чугунной ванны, Андрей услышал, как его жена открыла дверь и впустила двух полицейских в прихожую.
– Мой муж заперся в ванной с нашей дочерью, и я боюсь, что он может причинить ей вред, – с ходу заявила полицейским женщина. – Мы отмечали вчера день рождение Катеньки, и Андрей выпил лишнего. Я думаю, у него белая горячка, поэтому вы должны немедленно забрать у него мою малышку и вернуть её мне.
Поражённый не имеющими никакого отношения к реальности словами Марины мужчина вышел из ванной и с болью в сердце взглянул на свою жену: – Тебе не удастся никого обмануть. Диспетчер слышал по телефону, как ты кричала на меня, и полицейские знают, что ты пыталась сделать с нашим ребёнком.
– Я же говорю, у него горячка! Мой муж сошёл с ума и решил избавиться от меня, чтобы воспитывать нашу дочь самому, – как ни в чём ни бывало настаивала на своём женщина, ища у полицейских поддержки. – Скажи, что я тебе сделала? За что ты меня так ненавидишь?!
– Вам следует успокоиться, – мягко обратился к Марине один из полицейских.
– Не указывай мне, что делать! – резко вспыхнула женщина и оттолкнула полицейского назад. – Вы такие же, как он, и вам никогда не понять моих чувств!
С этими словами Марина снова бросилась на мужа, попытавшись вцепиться в тонкую шейку дочери. Андрей успел развернуться спиной и тут же почувствовал, как острые ногти супруги впились ему в спину.
– Отпустите меня! – раздражённо вскрикнула женщина, неистово извиваясь в руках полицейских, которые с огромным трудом оттащили её от мужа и маленькой девочки. – Я всё равно убью её, а потом и нас с тобой, чтобы Савушка успокоился и перестал, наконец, плакать!
– Вам нужна помощь социальной службы? – спросил Андрея один из полицейских.
– Нет. Я попрошу свою мать помочь мне с ребёнком, – ответил мужчина, пытаясь перекричать плачущую Катю. – Просто заберите жену и отвезите её отсюда.
– Ты от меня так просто не избавишься! – угрожающе прокричала мужу напоследок Марина, прежде чем полицейские сумели выволочь её из квартиры. – Я рано или поздно добьюсь своего, и ты меня не остановишь.
Когда двери квартиры закрылись, и отец годовалой малышки остался с дочерью один, первым делом Андрей разбудил телефонным звонком свою мать и, рассказав ей о случившемся, попросил приехать рано утром с молочной смесью для Кати. Мария Антоновна успокоила сына, пообещав оказать ему всю необходимую в заботе о грудном ребёнке помощь, после чего мужчина вернулся с Катей в спальню и кое-как сумел уложить её спать.
«Она не запомнит», – повторял про себя, словно исцеляющую мантру, Андрей, наблюдая за беспокойно спящей в колыбели дочерью. – «Она ничего не запомнит».
Утром, когда Мария Антоновна приехала к сыну, чтобы взять на себя материнскую заботу о Катеньке, Андрей с ужасом заметил в зеркале, что постарел за одну ночь лет на десять, в то время как доставленная полицейскими в психиатрическую лечебницу Марина Воронцова была признана невменяемой и помещена на бессрочное принудительное лечение.
Следующие девять лет Катя провела под чутким присмотром бабушки, которая готовила и кормила внучку, гуляла с ней в лесу и обучила чтению и письму. Андрей, в свою очередь, баловал дочь разными подарками и проводил с ней все выходные, прежде чем судьба нанесла девочке новый удар.
Работая таксистом, Андрей однажды заснул за рулём и разбился насмерть, а Мария Антоновна не пережила постигший её после утраты сына обширный инфаркт. Так, Катя оказалась в детском доме, поскольку её дядя Дима отказался взять племянницу под опеку, сославшись работникам социальной службы на наличие у него на иждивении двух собственных несовершеннолетних детей.
Глава 3. Добрые глаза
Лето 2003-го года
После помещения накануне в женскую исправительную колонию общего режима, раздавленная вынесенным ей приговором Марьяна не могла поверить тому, что суд встал на защиту её мужа, которого она случайно убила при самообороне, и разлучил её с Соней, передав трёхлетнюю девочку под опеку Виктора Георгиевича.
«Пятнадцать лет», – сокрушённо думала Марьяна, понуро сидя за одним из обеденных столов в тюремной столовой.
Женщина даже не притронулась к своей еде в сером подносе из нержавейки с шестью отделениями, заполненными столовыми приборами, стаканом воды, парой кусков хлеба, зелёным яблоком, а также успевшим остыть овощным супом и политой грибным соусом гречкой с молотым куриным фаршем.
Соседние стулья за массивным цельнометаллическим столом весом не менее центнера, который можно было сдвинуть лишь усилиями нескольких человек, были пусты, поскольку заключённые за столом Марьяны уже успели пообедать и покинули столовую, равно как и большая часть осуждённых женщин. Холодный свет встроенных в высокий потолок ламп бесцеремонно проникал в каждый уголок выкрашенного белым помещения площадью в несколько сотен квадратных метров и резал Марьяне с непривычки глаза, невольно заставляя женщину ощущать себя выбежавшим из леса на проезжую дорогу посреди ночи оленем, ослеплённым ярким светом автомобильных фар.
На выходе из столовой стояли две крепкого телосложения женщины-охранника, которые равнодушно взирали на остававшихся в помещении заключённых и терпеливо ждали, пока те закончат свою трапезу и покинут столовую. В помещении помимо охранников и Марьяны находилось ещё около дюжины разного возраста заключённых женщин, одетых в одинаковую тюремную робу, которая обезличивала своих и без того лишённых макияжа и украшений хозяек.
Женщины с аппетитом доедали свой обед, держались расслабленно и о чём-то шутили, словно находились не в замкнутых стенах исправительного учреждения, а на летнем пикнике, в дружной компании обсуждающих последние новости подруг. Настоящие же новости бесстрастно демонстрировал висящий на одной из стен столовой телевизор, призванный внести в лишённое окон помещение хоть какой-то уют и напомнить обедающим заключённым о том, что за пределами тюрьмы их ждёт свободная жизнь законопослушных граждан, которыми они некогда были и вновь смогут стать, отсидев положенный срок.
– Ты ведь всё равно не ешь, – услышала погружённая в свои мысли Марьяна голос одной из заключённых, которая внезапно возникла рядом, взяла с подноса Марьяны яблоко и направилась с ним к выходу из столовой.
Марьяна ответила на поступок зечки равнодушным молчанием, казалось, утратив с аппетитом само желание жить и бороться за себя в не предвещающих ничего доброго условиях общего содержания нескольких сотен заключённых, большая часть которых являлись закоренелыми воровками, мошенницами или убийцами. Павшая духом женщина не верила в то, что ей по силам вынести в тюрьме хотя бы малую часть своего огромного срока заключения, и Марьяну приводила в отчаяние сама мысль о том, что она больше никогда не сможет заключить в свои объятия любимую дочь.
– Отпусти! – вскрикнула вдруг от резкой боли заключённая с яблоком, когда другая зечка грубо заломила ей запястье и отняла украденный у Марьяны фрукт.
– Кажется, это твоё, – произнесла женщина, вытерев яблоко о свою робу, после чего вернула зелёный фрукт Марьяне на поднос и присела напротив на соседний стул.
Марьяна с безразличием посмотрела на яблоко и уныло опустила голову.
– Я вот, знаешь, тоже не планировала застрять тут и предпочла бы остаться на воле со своими детьми, к которым обязательно вернусь. А у тебя есть ребёнок?
– Дочка трёх лет, – промолвила Марьяна, осторожно подняв глаза на покрытые тюремными татуировками пальцы рук зечки.
– Тем более, ты не имеешь права вешать нос, – придвинула к Марьяне её поднос заключённая. – Ешь давай, сколько бы тебе не дали.
– Пятнадцать лет с правом на УДО, – сказала Марьяна так, словно ей предстояло отбыть несколько пожизненных заключений.
