Нормально повеселились. Тогда она впервые попробовала человеческую кровь…
Во всем мире драконов было по пальцам пересчитать. У нее – аж сразу три дракона! Трехголовый достался от предыдущего царя по праву наследования. Двенадцати и шестиглавый тоже перешли в порядке наследования от бывшего Царя, но подружились она с ними намного раньше, у Маменьки, которая завязала дружбу с ними еще в те времена, когда Спаситель не народился. Но, не будучи вампиром, трон Матушке не светил. Хотя у драконов в этой дружбе был свой интерес: боялись они колодца и неугасимого полена. Чувствовала, до смерти боятся, совсем как люди, хоть и скрывают свой страх.
Хотя, вроде бы, что им какой-то огонь, они сами огнем что ни попадя и кого ни попадя палят…
Всего драконов в государстве было пять.
У Престолонаследника, который вел тяжбу с ее отцом за право на Манилкины земли – пятиглавый и семиглавый. И был этот Престолонаследник самый бессовестный из всех, кого она встречала. Его драконы лишь грубо рассмеялись, когда они с Матушкой предложили им сделку. Колодец с источником драконьей силы на их землях остался, и на одну ведьму понадеялись, с которой Престолонаследник как раз начал мутить. Но против Матушкиных драконов не устояли. Извести их не удалось, не было на земле такого способа, чтобы дракона заставить умереть, пришлось пойти на огромные жертвы, чтобы предотвратить гражданскую войну. Конкурент на престол смирился, когда Манилкины земли, от которой у всех иностранных послов слюна текла, отдали ему на разграбление, даже как бы подружились.
Но этот мерзавец сумел-таки подняться выше. Взял в жену молодушку человеческую из древнего клана вампиров – самая богатая наследница, которая достала ему земли за горами от южной границы до самой реки.
Та еще ведьма…
Вроде человек, хотя уже вряд ли, гада в ней столько, Спаситель обзавидуется – замечательная получилась бы вампирша. На Зов она попасть никак не могла – возраст не тот, душа Престолонаследника на тот свет отправилась лет эдак триста назад, но бабка ее – один в один с праправнучкой. Престолонаследник в свое время долго миловался с ней. Поговаривали, явилась на Зов, еще не будучи вампиром. То ли по случайности ее впустили, то ли по какой другой причине, а только оказалась в первых рядах. Думали дежевю, когда вдруг граф Драка обозначил пра-пра-внучку своей давнишней пассии невестой, внезапно пробудившись, как мужчина, а у него в самом деле слюна потекла, и ну давай ее погребальными песнями заваливать. Сравнили портретное сходство – одинаковое лицо, одинаковые пропорции, и мелодичный прославившийся голосок, который растревожил графа Драку и в первый раз, и во второй. Ведьма решительно въехала в его дворец на белом коне. Въехала, а когда у самой кровушки граф Драка попивать стал, взмолилась: не губи, соловушка, достань душу!
Искали всем миром. Думали, сыскали, а душа оказалась подставной уткой. Обыскали все государство еще раз, но поиски не увенчалась успехом. Проклятый ее как сквозь землю провалился. И не мертв, по лицу видно.
Ждите, после проклятия на землю без подобающих почестей убьется, а себя не выдаст, разделилась ее земля сама в себе. Догадался, поди, что ищут его, только как? Запретными и тайными знаниями лишь избранные владеют, да патриархи самого высокого ранга.
И ведь, как оказалось, эта ведьма второй раз обломилась: в первый, когда родитель доченьку готовил к Судному Дню. Ведьма теперь сама не своя, злобу на всех вампиров затаила. Такое наследство, такая прославленная семья, а вампиршей стать не смогла…
Вот так главный конкурент на престол устранился самым славным образом. Не греет несостоявшаяся матушка народ, а драконы Престолонаследника вечно голодные, только колодцем и спасаются.
Но любовь на этом не закончилась – крутит им ведьма, как помелом, и когда Престолонаследник кровь у женушки не пьет, она начинает пить – и, по большей части, у вампиров. Особенно у тех, кто к Царю с Царицей с добрыми помыслами.
И спустила бы на них рать, и извела бы, так ведь женушка в приданное Благодетелю с печатными станками досталась. Оба из знатнейших семейств, родственнички их расселились по всему миру – и славят, и покрывают, и хочешь, не хочешь, а приходится делать вид, будто между этой сладкой парочкой и царской четой тишь да благодать.
Вот пускай драконов сам кормит – так ему и надо!
Но драконы не ушли от него, запечатан проклятый в земле его Золушки непонятно какими магическими приемами, а посему Престолонаследнику каким-то образом все же удается выкачивать из своей ведьмы Горынычам разовые подачки.
То и плохо, внедрить бы к нему своих людей, но драконы умели просканировать и человеческий, и оборотнический, и вампирский ум на предмет его состояния. Времени много не занимало, а нет-нет, да и ссыпали в его дворце пепел в мусорный бак: ее агенты палились точно так же, уж как ни старались проскользнуть во дворец Престолонаследника с черного хода.
Не все шло гладко в царстве-государстве, как хотелось. И снова произносила она слова заклятия. И на мужа, у которого заклятия сначала ни с того ни с сего начали давать разовые сбои, а потом и вовсе заработали криво, а теперь уж на себя, убивая свою серость, гнившую в Аду, которая и так повесилась, чтобы оберегать ее покой и демонстрировать народу ее святость. Сразу легла под заклятия, как только обнаружилось, что и ее стражи время от времени вдруг начинают отваливаться.
Так, несколько дней назад вошла в будуар припудрить носик – и вдруг зеркало наотрез отказалось отразить ее совершенную красоту… Как будто сердце обжали со всех сторон…
Эдак даже при живой душе еще никому не удавалось снять с вампира маску.
Не то, чтобы маска…
Встал человек у изголовья спящего проклятого, который посягнул привязать себя к человеку, помолился, поговорил с народом по душам – и вот он, свет красное солнышко, и открыт народу – и закрыт. Плоть есть, лицо видят, а помыслы разве что свои разгадают, да и то не все и не всегда.
Даже дядька Упырь не смог объяснить, как могло такое произошло. Не случалось такого ни на его памяти, ни на памяти тех, кто пережил войну с людьми. Самое смешное, что не было этому объяснения, ее проклятый повесился на том самом суку, на который Матушка указала (Царствие ей земное и небесное пухом и мягкими подушками – Ее Величество перекрестилась).
Кто мог достать его в Аду? Корпускулярно-молекулярная теория света исключала существование высших сил – человек был объявлен венцом творения, последним совершеннейшим изобретением, перед которым и ангелы преклонялись. Сразу же, как только Спаситель вышел в люди и решительно сказал Аду нет. Каждая тварь брезговала местом, где вампир не становиться положительной личностью. Вампиры уже давно не спали в гробах, радуясь солнцу, какие есть, или притворяясь мумией и обматываясь бинтами, чтобы радоваться солнцу. Без маски вампир являл себя миру тем, чем был – до умопомрачения живучий, обтянутый кожей скелет, с клыками, которым оборотень позавидовал бы.
И что теперь? Такому из гроба не выходи!
Жаль, но во время войны пришлось варварски уничтожить книги и рукописи, и остатки былой славы человека, да несколько миллионов недовольных поджарить на костре (а куда деваться, не приведи Господи, чтобы вернулись те далекие и мрачные времена – на войне как на войне), но, видимо, немного поторопились: надо было хоть что-то припрятать, чтобы знать, откуда беда может прилететь, теперь бы ой как пригодились.
А если в один прекрасный день стражи насовсем пропадут?
Что же, и не полюбоваться на себя?
И будет сидеть, будет спрашивать: свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, я ль на свете всех милее, всех румяней и белее, а оно в ответ: ты прекрасна, спору нет…
А посмотреться в него уже никак?
Чего это в будуаре было-то? Как объяснить свое ушедшее отражение?
А если вылезет ее настоящее лицо, что будет с царством-государством? Сразу признаться, кто она, или поотпираться еще? И как на это посмотрит белый свет?
Все в руке вампира ныне, убог человек и смотрится убого – во как цивилизация скакнула, диво, да и только, но не везде. Пожалуй, свои насмерть перепугаются и отрекутся. Но если Бог там, где вампир, неужели вампиры не признают в ней Царицу? Ведь все довольны, всех все устраивает, и что же, если личико поменяет ракурс и разрешение и выступит вперед она сама, не будут ее любить? Ведь кругом бледнолицые братья и сестры, порой не знаешь, кем перекусить – напьешься, и здрасьте пожалуйста – душа вампира! Выскочки из народа, без году неделя, туда же, новых вампиров строгают, чаще из проклятых, которых проще всего уловить – и получается черте что: с одной стороны, гнусная рожа, с другой – того хуже, а внутри сопли – им ли на нее грязными пальцами тыкать?
За тяжелыми мыслями, Ее Величество была зла, как никогда. Стараешься как лучше, а получается, как всегда. Кусок в горло не лезет, тревога не проходила – жди теперь новых бед. Надо было что-то делать, на что-то решиться… Оборотни в лес ходить боятся – вот до чего дошло! Эх, расстрелять бы эту дуру, которая стала угрозой благополучию всего государства! Где бы ее ни носило, пора ей отправляться, где ее сам черт не достанет – но ведь до последнего верила, что уже упокоилась! Проворонить ее Матушка не могла, все входы и выходы держала в своих руках.
Нет, пора заняться проклятой вплотную, устранив раньше, чем, когда еще какие-нибудь вампиры догадаются, чья она душонка. Не хватало посадить на государственную шею многочисленную армию голодных прихлебателей. Хватит и тех, которым приходится бросать часть пирога лишь за то, что стали свидетелями обращений к народу и к проклятой. Их бы прокормить да самой прокормиться.
Стыд-то какой, не может выписать цирюльника из соседнего государства!
А ведь мог обнаглеть кто-то из тех, кто присутствовал при наложении Зова, они ее видели, знают в лицо, но кто? Все свои были. Неужели кому-то мало подаяний показалось? Каждый из них на тысячу лет вперед себя обеспечил.
Его Величество взволнованно привстала, как в будуаре, перебирая в памяти лица, и села, поймав на себе взгляд слуги, который дежурил у стола.
Нет. не может быть – чужих по пальцам пересчитать, а прочих она самолично истребила, изгладив из памяти Его Величества, а те что остались, или проверенные, или из родственников, или годны разве что выбросить вон.
Ее Величество с трудом проглотила йогурт и чашечку крови, внимательно вглядываясь в мужа. Он сидел напротив, не спеша прочитывая утренние газеты и допивая свой кофе. Его аппетит не переставал ее удивлять. Ел все подряд: и печенье, и заливную рыбу, и даже прожаренные бифштексы несколько штук проглотил. Она давно приметила: те вампиры, у которых душонка еще на земле маялась, в крови не нуждались – своего гемоглобина хватало. С голодухи их самих можно было выпить. Противно, но можно. Муженек пил кровь больше для порядка – ей так хотелось, пил и морщился, оставаясь наполовину человеком. Даже клыки отсутствовали, и в ее лице видел он только маску. И скелетом не назовешь – и ширь, и высоту имеет. Вот так бы и оставался в вечности. Слишком хорош собой. Не зря царскую чету считали в государстве самой красивой парой.
А увидит ее настоящую, будет и дальше любить? Перепугается чего доброго до смерти. Вот уж повеселятся вампиры при троне!
Нет, пока есть в нем человеческое, лучше не показываться. Когда сама себя увидела первый раз, очень удивилась своей худобе и лицо не сразу признала.
«Страшные мы что ли? – с обидою подумала Ее Величество. – Грудою костей не лежим. Спим, едим, удовольствие себе доставляем. Красиво жить не запретишь, если возможностей достает. Вампиры не виноваты, что людям такая способность не дана. Встретились, полюбили друг друга…»
– Дорогая, ты здорова? Вид у тебя неважный, – встревожился Его Величество, поглядев на нее поверх газеты.
– Мой вид – мой вид, а как мне быть здоровой, если носишься неизвестно где, проходишь мимо спальни, будто нет ее, совершенно не интересуясь своей женой, – с горечью укорила она. Глаза ее внимательно изучали его лицо, пытаясь найти хоть что-то успокаивающее. Вымученная улыбка (смех и слезы, даром что вампир!), морщина через весь лоб. «Вампир ли он?» – подумала она с тоской. И странно противно стало, тошно, будто кто в глаз плюнул. Ведь прячет за улыбочкой своей новую пассию или проигрался в пух и прах.
Наревелась, хватит!
Она резко встала и заставила себя улыбнуться.
Она и раньше никогда не выдавала истинных чувств ни вампирам, ни людям. Люди те вообще ничего кроме масок не видели. Тем более теперь, когда жизнь повернулась пока еще не задом, но уже боком.
– Милый, Котофей Баюнович не появлялся ли во дворце? – раздраженно спросила она.
Его Величество отрицательно качнул головой.
