– Да. Это очень точно. Как будто это уже было в детстве. Родное такое.
– А здесь, в Крыму, ты ощущаешь сопричастность с чем-то подобным?
– Наверное, ощущаю. Я не знаю.
– Это очень хорошо, когда с отцом близкие отношения. Я рада за тебя. А мама? Тоже в Одессе?
– Они в разводе давно. Отчим капитан дальнего плавания, он мне квартиру купил, денег даёт, и теперь они с мамой вдвоём живут.
– Вы не общаетесь? Просто ты так это сказал.
– Нет, общаемся. Она-то здесь живёт.
– Капитан дальнего плавания – неслабо. А отец хорошо зарабатывает? У стоматологов должен быть приличный оклад.
– Я никогда не интересовался. Он несколько лет назад дачу вроде бы себе купил.
– Большую?
– Не знаю. Я там никогда не был. Не люблю такое. Предпочитаю цивилизацию, а не грядки копать.
После свидания с Варварой Валя вернулся домой на радостях. Вся жизнь его, и всё в ней казалось лёгким и простым. Он был воодушевлён встречей, воодушевлён общением с девушкой, которая стремится к чему-то грандиозному. А ночью ему приснился сон – Валя копает на 851-й батарее. Копает долго, уже с головой в землю ушёл. Вдруг лопата уткнулась во что-то мягкое, и Валя, упав на колени, принялся разгребать землю руками. Из земли открылось позеленевшее лицо – собственного отца раскопал Валя.
Глава пятая
Высоченный забор и ворота, от которых разило запахом железа и смазки, встретили Марину неприветливо, будто её и вовсе никто за воротами и забором не ждал. Она нажала кнопку звонка, и противный режущий звук задрожал где-то с той стороны.
– Привет, – проговорил вдруг появившийся Лёша. – Ты тоже к Бушуеву?
– Лабы сдать.
– Не знал, что он и у корабелов ведёт ещё.
Никто из них не обрадовался встрече. Злая с самого утра Марина стеснялась своего взлохмаченного вида, а Лёша хотел бы встретить её не здесь, а в каком-нибудь другом месте и при других обстоятельствах.
Открылись ворота, и студентов впустила крошечная женщина, закутанная в какие-то тряпки. Ни Марина, ни Лёша потом не могли вспомнить, как выглядело её лицо. Женщина, не сказав ни одного приветственного слова, пошла обратно к дому. Студенты увидели скудный огород и судовую рубку, обвешанную оранжевыми спасательными кругами. Марине понравилась рубка и понравилось, что рубка стоит посреди огорода совершенно неуместная.
– Чего смеёшься? – спросил Лёша.
– У него рубка в огороде.
– Бывает.
Марина зашагала к дому, переполненная дурным настроением. Тупость Лёши выбесила её. Как можно не восхищаться судовой рубкой посреди огорода?
Бушуев встретил студентов, стоя в дверном проёме. Он держался за вмонтированный в косяк поручень. Поручни были вмонтированы во все дверные косяки в доме, и Бушуев на слабых ногах передвигался из комнаты в комнату, хватаясь за эти поручни.
– Видели мою рубку? Товарищи по университету, когда приезжают, всегда там ночуют.
Добродушная, с хитрецой улыбка Бушуева и кислый запах еды в прихожей умиротворили Марину. Она обожала Бушуева. Она называла его Дядька Черномор. На каждой стене в его доме висели ракушки – огромные, с застывшими тонкими щупальцами, глубокими раковинами и твёрдыми, как камень панцирями. Ракушки привозили студенты из дальних странствий.
– Добрый день, Александр Александрович, мы вот пришли учиться. – Проговорил Лёша заискивающе, он ластился к преподавателю.
Фальшь его слов, и грубость, слышимая в этой фальши, покоробили Марину: «Почему он пришёл сюда и так ведёт себя с Бушуевым? Что он позволяет себе?»
Бушуев пригласил сесть за стол, и Марина первая протянула ему лабораторные. Ей хотелось показать Бушуеву, что он нужен своим студентам, не все студенты, такие как Лёша. Бушуев пробежал глазами лабы. Не вчитывался. Подмигнул и расписался на титульных листах. Марина надменно взглянула на Лёшу.
– Ну а ты с чем? – спросил Бушуев.
– Вот, вы обещали практику поставить, – Лёша протянул зачётку.
– Обещать, не значить жениться, – Бушуев снова подмигнул Марине. Внимательно изучил оценки в зачётке и молча, сделав строгое лицо, расписался.
– Тогда в рейс мы тебя отправляем?
Лёша кивнул.
– Иди сдавай медкомиссию, и если всё хорошо, можешь собирать вещи.
Сердце Лёши переполнилось здоровой удалью – вот теперь начнётся жизнь! И мускулы налились силой, и плечи непроизвольно расправились. Отныне он с Бушуевым наравне, и море ему по колено. Не зря он крутился вокруг преподавателя, выпячивая желание учиться и знать, ходил на каждую консультацию, требовал, чтобы Бушуев объяснил ту или иную тему, помог сделать лабораторную, даже если сам Лёша прекрасно понимал электротехнику или устройство асинхронных двигателей. Он рассылал анкеты в сотни крюингов и даже несколько раз мотался в Одессу на собеседования. Всё впустую. Анкеты терялись, о Лёше забывали. Пугали рассказы о баснословных взятках, которые нужно дать для ухода в рейс. Теперь он ликовал. Он требовал зависти к себе, ведь смог добиться того, что Валя и Потапыч добиться были не в состоянии.
Марина уловила энергию победителя, исходящую от него. Он мог быть доволен – Марина воспылала завистью. Она удивилась, ведь сквозь зависть проглядывало восхищение. Она способна восхищаться Лёшей теперь, когда узнала, что он готовится стать моряком и скоро прикоснётся к корабельной жизни. Море связывало этих двух людей, преподавателя и ученика, и Марина стала для них как будто чужая.
Когда студенты покинули дом Бушуева, Лёша проговорил:
– Странный дедушка. Он нам вечно какие-то безумные истории из своей жизни рассказывает.
– Он как-то рассказывал, якобы лёг он вечером отдыхать, и слышит – под окнами бомжи окопались: «Так я беру лимонку, кидаю в окно – и больше мне никто не мешал отдыхать».
Лёша стукнул себя ладонью по лбу.
– Вот-вот, и у меня такая же реакция, – рассмеялась Марина.
Они оказались возле Славуты. Лёша гордился четырёхколёсным чудом уже иностранного автопрома, на котором до сих пор висели украинские номера.
– Тебя подвести? – спросил он.
– А куда ты сейчас?
– В гараж собирался.
– Это где вы всегда траву курите?
– Ну да.
– А у тебя ещё осталось?
– Конечно.
