Книга О личной жизни забыть - читать онлайн бесплатно, автор Евгений Иванович Таганов. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
О личной жизни забыть
О личной жизни забыть
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

О личной жизни забыть

Даниловна лишь презрительно хмыкнула на это и буквально через несколько дней сумела доказать, что, по крайней мере, относительно ее умственных способностей он не совсем прав.

Видеозал, как и другие факультативные помещения, тоже был всегда в распоряжении старших классов, мол, берите кассеты и смотрите, что хотите. И однажды, когда десятому «А» вздумалось без преподавателя посмотреть «Заводной апельсин», Алекс взял с собой туда и Даниловну.

Как обычно подростки смотрят про ровесников-хулиганов? Ну конечно, со смехом, восторженными возгласами и циничными замечаниями. Копылов видел фильм еще в Лимоне, поэтому больше косился на свою соседку, как она воспримет героя, в честь которого родители назвали его Алексом.

В самых откровенных сценах Даниловна морщилась от отвращения, но продолжала внимательно смотреть.

Когда включили свет, кто-то из десятиклассников напрямую обратился к гостье:

– А что скажет наша юная леди?

Вопрос был задан по-русски, но Даниловна для Алекса ответила по-английски:

– Полная туфта.

– Это почему же? – даже чуть обиделся десятиклассник.

– Когда Алекс выпендривается, еще ничего. Зато полная лажа с самим перевоспитанием. Алексу силой раскрыли глаза и заставили смотреть на сцены насилия, и они его якобы ужаснули, а рядом сидели обычные врачи и со скукой смотрели на те же самые сцены. Их они почему-то не ужасали. Глупая английская выдумка для самых одноклеточных.

Два десятка ребят молча переваривали ее ответ.

– А ведь она в чем-то права, – похвалил кто-то.

Копылов почувствовал легкий укол: как он сам прежде этого не замечал. Вот тебе и собственные недалекие одноклассники. С той поры он стал относиться к Даниловне с чуть большим уважением, допуская, что она может понимать что-то глубже и оригинальней, чем он.

Что же касается самой старосты, то ее отношение к Алексу можно было сравнить с некими постоянно действующими качелями: восхищение – презрение, взгляд свысока – взгляд снизу, любование – раздражение.

Тут еще прозорливые девчонки начали подначивать ее:

– Признайся – ты просто влюблена в него.

– Конечно, прямо жить без него не могу, – сердито отмахивалась она.

На самом деле героями ее грез были сразу несколько ребят, в основном старшеклассников, причем каждый месяц фаворитом оказывался то один, то другой. Причина крылась в ее старательной подготовке к будущей двойной жизни. Любить правильных, пусть и успешных ребят – это же такая тоска. Иное дело – роман с разведчиком-нелегалом. Двойная-тройная опасность, двойной-тройной запрет – вот это да! Вот это настоящее! И чтобы эта любовь непременно раскрутилась не здесь, а в Париже, Нью-Йорке, на худой конец в Лондоне. Именно там они должны случайно встретиться в качестве двух нелегалов, принадлежащих к разным резидентурам. Поэтому и обращала свой благосклонный взгляд на многих избранников, дабы было потом одному из них что рассказать про их совместную «янычарскую» юность. Ведь вряд ли кто-либо из них запомнит ее здесь, точно так же как не запоминает она сейчас пятиклашек и шестиклашек. А она ему все тогда про его школярство и выложит.

А Алекс, он что? Он просто друг. Конечно, если повезет и с ним точно так же столкнуться в Парижах-Лондонах, то и его не обойдет стороной ее романтическое сердце. Таков был расклад юной кандидатки в Маты Хари, навсегда отдавшую свое сердце лишь вожделенному статусу разведчицы-нелегалки.

Глава 17

В тот зимний день Даниловну с Алексом вызвал к себе директор.

– Копылову сегодня надо попасть на квартиру своего куратора, – объяснил им по-английски Вадим Вадимыч. – Зачем именно, я толком не понял, но надо. Поедете на машине с моим водителем, он адрес знает. Ты, Сабеева, пойдешь с Алексом до подъезда, водитель вас подождет, а потом все вместе назад в интернат. Все понятно?

Алекс встрепенулся.

– Мой куратор что-то узнал о маме?

– Не знаю. Сам все увидишь. Езжайте.

В том, что их фактически одних отправляли в незнакомое место мегаполиса в момент наибольшего разгула уличной преступности, не было ничего особенного. Кружок по ориентировке на местности был в их классе одним из самых любимых и посещаемых. Даниловна уже раз пять отправлялась с кем-нибудь в паре отыскивать какой-либо магазин или мастерскую: считалось, что с каким-нибудь конкретным поручением подростки в большей безопасности перед любыми уличными неприятностями. Так оно обычно и выходило. Алексу же такое путешествие предстояло впервые.

Зацепин жил в центре Москвы, в Малом Каретном. Прежде чем ехать, Даниловна внимательно сверилась с картой города, где был нанесен каждый дом, чтобы потом, никого ни о чем не спрашивая, точно найти нужный адрес. Ее предосторожность оказалась нелишней. Покружив по центру Москвы, директорская «Волга» уперлась в наглухо перекопанную улицу и огромную автомобильную пробку позади.

– Я знаю, как дальше найти. Ждите нас здесь, мы скоро будем, – сказала она водителю дяде Грише, и они с Алексом зашагали по неубранному вязкому тротуарному снегу.

Однако подойти к дому, даже если примерно знаешь, где он, оказалось непросто: почти все железные решетки в подворотнях были на замке.

Даниловна несколько раз косилась на озабоченного спутника и решила, что для важного разговора сейчас самый подходящий момент: надо же, в конце концов, выяснить, что она для него значит. Интернат для этого не самое лучшее место, здесь же они надолго без лишних свидетелей.

– Слушай, а ты вообще как ко мне относишься?

– Что ты имеешь в виду? – не понял он.

– Я на тебя трачу столько времени, а отдачи – ноль.

Если она хотела его озадачить, то ей это удалось.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну нравлюсь я тебе или нет? – В мыслях этот вопрос ей казался легким и игривым, но, когда прозвучал вслух, сразил ее своей пафосностью.

Алекс уже успел немного освоиться с постоянной русской насмешливостью над всем и над всеми, поэтому счел нужным поинтересоваться:

– Ты серьезно спрашиваешь?

– Да уж куда серьезней. Признавайся давай. – Для убедительности она даже толкнула его кулачком в плечо.

– Боюсь, что нет. – Ответ Алекса сразил ее своей безжалостностью.

Даниловна приостановилась и гневно воззрилась на него.

– Ты что сказал?!

– Ну сказал. Ты спросила. – Он и не собирался извиняться.

– Да как ты смел такое сказать! – Ее возмущению не было предела.

– А в чем дело? – Копылов все еще не понимал или притворялся, что не понимает.

– Вот так взял и в грязь меня фейсом.

Они уже не шли, а стояли на месте как два поединщика. И Алекса по-прежнему мало волновали ее взорвавшиеся эмоции.

– Меня куратор ждет.

– Подождет твой куратор. Отвечай давай! Что тебя во мне не устраивает? – Ей захотелось разобраться с ним раз и навсегда.

– Прямо тут отвечать?

– А где? Прямо тут! – Плевать ей было на глазевших на их ссору прохожих.

Для Алекса же такое постороннее внимание всегда было крайне неприятно.

– Ты злишься – я ничего не буду говорить.

– Да говори уж. Царапаться не буду точно. Ну говори, что тебя во мне не устраивает? – не отставала задетая за живое староста.

– Ты слишком… активная.

– Это все?!

– Ты любишь резко выражаться, – чуть подумав, дополнил он.

– По-моему, при тебе я матом не ругаюсь.

– Не в этом дело. Ты все время хочешь быть самой крутой, а это не всем может нравиться.

Она утвердительно кивнула.

– Я поняла, тебе это точно не нравится. Дальше!

– Я не курю, а ты куришь. Это как?

– Ты ни разу не говорил, что тебе это неприятно.

– А ты понимаешь только то, что тебе говорят? Сама догадаться не можешь?

Навстречу им двигалась толстая тетка-челнок с огромными сумками. Они, увлеченные разговором, стояли прямо на ее пути.

– Вот же малахольные прут, никого не замечая. Прочь с дороги, сказала! – Тетка угрожающе повела сумками.

– Кто это прет?! – Даниловна готова была тут же завестись, но успела перехватить укоризненный взгляд Алекса. – Ну конечно, тетечка, мы не правы. Спасибо вам за верное замечание. Мы исправимся. Мамой клянусь. – И схватив Алекса за рукав, она потащила его прочь.

Тетка, опустив сумки на землю, обалдело смотрела им вслед.

Так и не договорив до конца, они нашли в железных воротах открытую калитку и вошли в небольшой замкнутый двор с могучими старыми деревьями и полудюжиной машин.

– Сюда, – указала староста на нужный подъезд. – Четырнадцатая квартира.

Сразу забыв об их стычке, Алекс торопливо нырнул в указанную дверь, не охваченную еще домофонными преградами.

Ждать его пришлось минут сорок. Впрочем, Даниловна особо не скучала, ходила по двору, качалась на детских качелях, снова прохаживалась. И пришла к важному решению: ведь, в конце концов, не только парни, но и девчонки должны чем-то поражать воображение представителей противоположного пола.

Наконец проскрипела дверь подъезда. Потрясенный и не совсем вменяемый вид Алекса изумил старосту. Она бросилась к нему:

– Ну как?! Рассказывай.

Он с недоумением посмотрел на нее, словно только сейчас вспомнив, что приехал сюда не один. Даниловна сообразила, что сейчас ей будет резкий ответ за назойливое любопытство, и перевела стрелки на другое:

– А я решила бросить курить. Прямо с этой минуты. Смотри. – Она скомкала и выбросила полупустую пачку сигарет. С его стороны на это был ноль эмоций. – Тебя там что, наркотиками накачали? Э, очнись! – Она потрясла Алекса за плечо.

Он хмуро посмотрел на нее:

– Мне надо побыть одному. Хорошо?

– Одному? А ты точно в норме?

– Уйди. Ну, пожалуйста, уйди!

– Нас машина ждет, – напомнила она.

– Хорошо, – сердито бросил Копылов и быстро зашагал в сторону оставленной машины. Даниловна еле поспевала за ним.

Глава 18

Зацепин встретил его в прихожей. Вид у него был совсем не такой вальяжный, как обычно. Все плохо, мгновенно понял Алекс.

– Проходи, – по-испански пригласил хозяин. От него исходил сильный запах алкоголя.

Они прошли вглубь квартиры. Любой россиянин обратил бы внимание на высокие потолки с лепниной, громоздкую старинную мебель, сверкающие повсюду хрустальные люстры и бра, для Алекса же все это выглядело весьма старомодно и заурядно.

В гостиной находился овальный обеденный стол, накрытый парадной скатертью. На нем была бутылка водки и нехитрая закуска из соленых огурцов, сыра и бутербродов с красной икрой. Еще на столе стоял портрет Исабель с черной лентой, прислоненный к вазе с четырьмя гвоздиками.

Алекс потерянно смотрел на портрет и все равно ждал объяснения.

– Сегодня сорок дней со смерти твоей мамы.

Петр сел за стол и налил две рюмки водки, третья рюмка с водкой стояла возле портрета.

Алекс сам удивился словам, которые вышли из него:

– Ее казнили?

Куратор отрицательно качнул головой.

– Она вскрыла себе в камере вены.

Зацепин жестом указал на второй стул. Алекс сел.

– Вы так мне и не привезли альбом с детскими фотографиями, – вспомнил вдруг Алекс.

– Ты особенно не настаивал, поэтому и не привозил. Ну что, помянем?

– Я пить не буду. Это вы во всем виноваты. Вы привезли им свою неудачу. – Алекс сказал это без всякого зла, просто как констатацию факта.

Петр на упрек не прореагировал. Медленно выпил рюмку, чтобы в полной мере почувствовать ее горечь, и понюхал кусочек черного хлеба, лежащий перед ним на тарелке.

– А ведь я был влюблен в твою мать. Ладно, не хочешь пить, тогда смотри видео.

Куратор включил телевизор и видеоплеер. По экрану пошла рябь. Положив дистанционки на стол, Петр встал и вышел из гостиной.

На телеэкране появилось изображение Исабель на фоне какой-то неопределенной зеленой драпировки.

– Если ты, Алекс, смотришь сейчас это видео, значит, со мной и папой случилось что-то очень плохое, – по-испански заговорила она. – Твое настоящее имя Александр Сергеевич Копылов. Ты русский и родился в России. Я понимаю, для тебя это открытие – большое потрясение. Но по-другому было никак нельзя. Мы с папой очень любили и любим тебя и не хотели с тобой разлучаться ни на один день. Я думаю, ты достойно выдержишь любые испытания. О нас с папой особенно не горюй, мы прожили самую яркую, самую интересную жизнь, какая была только возможна. И вообще не грусти о прошлом, а стремись в сверкающее будущее. Как только выучишь русский язык, шестая часть планеты будет у твоих ног. Мы с папой надеемся, что ты всегда будешь поступать по-гулливерски, а не по-лилипутски.

Исабель вдруг закрыла лицо ладонями.

– Вот видишь, всегда умела держаться, а тут плачу. Люблю тебя, мой хороший. Мой самый лучший сын на свете. Сыночка моя. – Последние слова она произнесла по-русски.

По экрану пошла рябь – запись закончилась.

В комнату заглянул Зацепин, подошел к окну и остановился там спиной к своему подопечному.

– Я могу взять эту кассету? – только и спросил Копылов.

– Нет. Но ты можешь взять ключ от этой квартиры и всегда сюда приезжать и смотреть ее здесь.

– Что было в том железном ящике?

– Откуда я знаю? Я отдал его еще там, в посольстве.

– Это было что-то важное?

– Кто же тебе это скажет? Наверное. Твоего отца, между прочим, наградили орденом Красной Звезды.

– А маму?

– Маму наградят чуть позже. – Петр сказал это почти машинально и тут же спохватился, как это двусмысленно прозвучало, мол, нужно еще узнать, как она вела себя на допросах.

– А почему она не смогла убежать? – Алекс спрашивал совершенно спокойно – слишком все уже успело в нем перегореть.

– Ее в лесу укусила змея, и она вынуждена была обратиться в больницу. Там ее и арестовали.

– А ее нельзя было как-то спасти или на кого-нибудь обменять?

– У нее был хороший адвокат и не было прямых улик, указывающих, что она стреляла, но присяжные все же признали ее виновной в неподчинении полиции. А потом уже, видимо, в тюрьме что-то случилось, что ей понадобилось вскрывать вены…

Часть вторая

Глава 1

Подполковник ГРУ Шелех, поблескивая сократовским лбом, наводил шмон в своем служебном кабинете: что-то мелко рвал, что-то засовывал в дипломат. Одетый в малоприметный костюм, он был похож на рядового бухгалтера. Сидя на одном из стульев, что стояли в ряд у стены, Петр Зацепин удивленно смотрел на действия шефа. Не глядя на капитана, тоже, как и все в их конторе, одетого в гражданку, подполковник бросил:

– Скажи спасибо Ельцину, что ты за провал Копыловых отделался легким испугом. В другое время так бы с рук не сошло. У тебя, кстати, запасной аэродром подготовлен?

– Вы о чем, Нил Палыч? – По прошествии реабилитационного периода Петр уже позволял себе иногда подобные фамильярности.

– Ну так сокращение шагает по спецслужбам. Начали с генералов и полковников, скоро и до капитанов доберутся.

– Я как-то не думал об этом, – не совсем искренне признался Зацепин.

– А ты подумай. Сейчас коммерческие структуры нашего брата знаешь как растаскивают. А что, языками владеем, аналитический склад ума, кое-какие психологические навыки, не говоря о физической спецподготовке.

– А присяга?

– Ты еще кодекс строителя коммунизма вспомни, – криво осклабился подполковник. – Как там твой малолетний протеже поживает? Предлагаю не портить мальчишке жизнь и в нормальный интернат перевести.

– Это приказ?

– Я уже, знаешь, со вчерашнего дня ни над кем не приказчик. Просто старческое брюзжание. Ну все, чего сидишь? Ступай. Мне еще тайные схроны достать нужно.

Капитан встал и направился к выходу. Возле двери остановился, с сомнением глядя на шефа.

– Все нормально. Стреляться точно не буду. Иди! – угадал его опасение Шелех.

Да, продолжение службы получилось не совсем таким, как рассчитывал Петр. Сведения, полученные о судьбе Исабель, казалось, сняли с него последние претензии. Впору было снова надеяться на выезд за кордон. И вот на тебе!

Привычка к другому уровню жизни и приобретенная легкость обращения с финансами за полгода жизни в Москве изрядно облегчили денежные запасы Зацепина. Гиперинфляция съела вместе со сберкнижками четы Копыловых и его собственные заначки. Текущего офицерского жалованья едва хватало на травоядную жизнь, а ведь он млекопитающее вполне плотоядное и хорошая порция мяса должна лежать у него на тарелке если не три раза в день, то два точно.

Товарищи по службе уже подсказали выход: сдать трехкомнатную квартиру в центре богатеньким кооператорам, а самому снять панельную однохатку где-нибудь на окраине, разница между этими двумя суммами могла составить два его нынешних капитанских оклада. Ну почему, почему ему, элитному офицеру, это надо делать?!

Теперь еще отставка Шелеха. С ним он мог рассчитывать на заграничные командировки, без него – скорее всего, будет безвылазно в аналитическом отделе бумажки перебирать. А значит, придется, как ни сопротивляйся, в доставшуюся от родителей сталинскую трешку пускать чужих людей. Можно было, конечно, еще продать свою «Ладу-семерку», но перемещаться по Москве на общественном транспорте – это ведь вообще за гранью добра и зла. Хоть ты иди репетиторствуй по испанскому и английскому.

С такими невеселыми мыслями ровно в шесть вечера Петр покинул служебный кабинет. По своему рангу он не имел права на персональную стоянку, предназначенную только для старших офицеров, поэтому каждый день парковал «семерку» где придется, желательно рядом с более аппетитными иномарками. Сегодня это получилось у него в полутораста метрах от конторы.

Вот уже и «семерка» рядом, и даже забытые им на ветровом стекле дворники почему-то никто не потырил. Краем глаза капитан засек переходящих наперерез ему улицу двух высоких парней, но они были увлечены активной беседой и вовсе не с бандитскими лицами, поэтому тревожный звоночек прозвучал, лишь когда парни приблизились к нему до трех метров.

– Петр Иваныч? – осведомился тот, что был в очках, успокаивающе разводя в стороны пустые кисти рук.

– И что? – Зацепин весь напружинился для отпора.

– С вами хотят поговорить. Никакого криминала, – заверил очкарик.

Второй верзила со щекастым простодушным лицом махнул головой в сторону черного «мерседеса» у противоположной бровки тротуара.

– Не хочу, чтобы угнали мою раритетную движимость, – Зацепин сказал это, просто чтобы продемонстрировать свою невозмутимость.

– Я постою посторожу, – просто отреагировал щекастый.

– Однако и сервис у вас, – похвалил его Петр.

Вместе с очкариком они зашагали к «мерседесу». Второй охранник остался возле «Лады». Особой опасности для себя Зацепин не ощущал, что как раз и беспокоило: неужели это одна из дурацких проверок, о которых вспомнили в последнее время?

В «мерседесе» на заднем сиденье сидел пожилой мужчина с холеным лицом прирожденного барина или цековского работника. Очкарик распахнул перед капитаном заднюю дверцу, а сам направился к водительскому месту.

– Мы можем поговорить прямо здесь, – объяснил Барин из машины. – Только немного отъедем от вашей конторы.

Зацепин без лишних слов сел рядом с ним.

«Мерседес» действительно отъехал совсем недалеко, свернул в переулок и припарковался возле небольшого сквера.

Очкарик дисциплинированно выбрался из машины и чуть отошел, чтобы не мешать разговору.

– Времена сейчас не самые хлебные для вашей службы, – начал Барин.

Петр определенно его где-то видел, только не мог вспомнить где.

– Значит, вы и есть та коммерческая структура, которая переманивает нашего брата к себе?

– Почему вы так решили?

– А только что мой патрон об этом целую балладу спел, – усмехнулся Петр.

Барин сделал небольшую паузу. «А ведь он тоже из наших», – понял капитан.

– Объективный процесс. Ничего не поделаешь.

– Ну и как много мне мочить ваших конкурентов придется? Больше чем на два мокрых дела в неделю ни за что не согласен, – продолжал язвить Зацепин.

Его собеседник чуть поморщился.

– У вас превратное представление о некоторых вещах. Мне говорили, что вы умеете по первым словам вникать в суть ситуации. Как всегда, сильно преувеличили.

– Ситуация более чем понятна. Только я еще не дошел до ручки, чтобы менять окраску.

– Это нас как раз и устраивает.

– Что именно?

– Пока вопрос стоит так: вы хотите остаться там, где находитесь? – уточнил Барин.

– А есть другие варианты?

– Через неделю будет получен приказ о вашей отставке.

– Даже так! – воскликнул Петр, тут же почему-то поверив осведомленности собеседника.

– В наших силах сделать так, чтобы сокращение штата вас не коснулось.

– А взамен вы попросите меня об услуге, которая, может быть, никогда не понадобится, как говаривал дон Корлеоне.

Это сравнение чуть развеселило пожилого господина.

– Ну вот, вы все отлично понимаете. Со своей стороны мы берем обязательство, что интересы страны никогда никоим образом страдать не будут. Ведь именно это вас в первую очередь беспокоит?

Зацепин снова не смог удержаться от сарказма:

– Тайные махинации, а интересы страны не пострадают, вы великий волшебник из страны Оз, однако.

– И все-таки это так, – заверил Барин. – Есть силы, кровно заинтересованные в том, чтобы наши спецслужбы не только не пострадали, а вышли из этой ельцинщины еще более окрепшими и сильными. Видите, я вам даже конверт с валютой не предлагаю.

– Стало быть, это тянет на государственную измену на идейной основе.

Теперь пришел черед пошутить работодателя.

– Ну что ж, примерно такого обмена мнениями я и ожидал. Потом будут вторые уговоры, и только на третий раз вы скажете «да». Показываю свою визитку, чтобы вы просто запомнили номер моего телефона. – Пожилой показал на десять секунд бумажный прямоугольник, на котором написано было лишь «Терехин В.Б.». – Запомнили? Звать Виталий Борисович. В отчете о личных контактах о нашей встрече лучше не упоминать. Могут возникнуть нежелательные для вас подозрения. Я понятно выражаюсь?

От этого школьного шантажа вся ситуация стала для капитана скучной и малоинтересной.

– Я могу идти? – сухо спросил он.

– Идите.

Зацепин вышел из машины. На водительское место сел охранник, и «мерседес» уехал. Когда Петр подошел к своей «семерке», щекастый приветливо взмахнул рукой и двинулся прочь. Через пару секунд его уже и след простыл.

Глава 2

Со времени поездки к куратору прошла уже неделя, а тоска Алекса все не проходила, став из острой и отчаянной тягучей и непрерывной. Отныне он действительно во всем мире остался один, абсолютно один. Несколько раз, когда вокруг никого не было, у него на глазах выступали слезы – так было жаль и себя, и своих родителей-неудачников, и ту приятную, комфортную жизнь, бывшую у него совсем недавно, и то великолепное будущее в Штатах, которое уже никогда не осуществится в том великолепном виде, в каком обещало быть совсем недавно.

Как романтическая, сентиментальная девчонка, он каждый день украдкой доставал из прикроватной тумбочки снимки той памятной фотосессии с Камиллой и, рассматривая их, любовался уже не столько своей пассией, сколько захваченными объективом частями сада и дома. Наверно, попроси он дядю Альберто, тот достал бы ему и фото родителей, однако такая просьба низводила его до положения обычного сиротки, и самолюбие не позволяло делать этого. Однако и простая угрюмая замкнутость была уже пройденным этапом, к которому не стоило снова возвращаться. Некоторое облегчение он теперь испытывал лишь в минуты агрессивного цинизма ко всем и ко всему. Главной жертвой этих его новых упражнений стала Даниловна.

– Ну и какой ты на меня донос написала на этот раз? – спрашивал он ее отныне почти каждое утро.

– Какой надо, такой и написала, – недовольно огрызалась староста.

– А когда целуешься с кем-то, об этом тоже докладываешь?

– Обязательно.

– А когда тебя за коленки хватают?

– В первую очередь.

– А если я схвачу?

– А схвати!

Он смотрел в ее побелевшие от злости глаза, понимал, что порядком переборщил, и отступал. Это было уже его собственное открытие, сделанное недавно. Пытаясь определить, чем здешние сверстники отличаются от своих одногодков в Западном полушарии, Алекс пришел к выводу, что все дело в их удивительном бесстрашии, с которым даже самые расчетливые из них могут поставить на кон все свое благополучие. Здравый смысл может сколько угодно внушать им, что надо все делать так-то и так-то, и вдруг из-за самого копеечного повода вспышка настроения – и возникают самые катастрофические последствия. Похоже, и Даниловне в один миг ничего не стоит поломать все их вроде бы устоявшееся приятельство.

– А ты знаешь, что все шпионки свои сведения получают только через постель? – доставал Алекс ее в следующий раз.

– А тебе какое дело?

– Просто порадовался за тебя.