Когда, мародёр по старинке,
Солдат из эстонской "SS"
К станине от швейной машинки
Живой проявил интерес,
Она ему просто сказала:
«Муж забран, а вещи – ищи!»
Замки повыламывал, сало,
Чтоб были багровей прыщи,
Тебя же в земле не приметил,
Машинка, сапожника друг,
И долго, за всё не в ответе,
Ждала ты заботливых рук.
Потом, не робея нимало
У лаковых шкафа дверей,
Ты в нашей квартире стояла
Брильянтом моих эмпирей.
Не зная о сути поломок,
Простым любопытством несом,
В тебе находил я свой домик
С качалкой, с большим колесом.
Тебя я как нянюшку помню,
Была ты для нас как родня,
И гладило детство ладонью
Шершавую кожу ремня.
Подвергшись живому ремонту —
Был мастер Калина речист —
Теперь ты стоишь по-иному,
Готовая швы подлечить.
С бессменной своею иголкой —
Лет сорок, поди, как не шьёшь!
Твой короб – цветочною полкой,
А всё ты сапожника ждёшь!
И, глядя на вязь твоих ножек,
На всё, что взошло, чтобы шить,
Во мне медвежонком сапожник
Вздыхает в берлоге души.
Кукла
Войны я в лицо не видел,
Лишений в жизни не знал.
Коль кто б в историки выбрал,
Писать бы о том не стал.
На кителе не пестрели
Награды в день выходной:
Мой дедушка был расстрелян
Под Новый, тридцать восьмой.
А был он простой крестьянин,
С землёю хранивший связь;
Подростки – тётя с дядьями,
А мама не родилась.
Мне сердце о том не скажет,
Светла его тишина,
Нельзя и представить даже,
Что значит слово «война»,
Что значит слово «бомбёжка».
В лесу спасались дядья,
И тётя, и с ними – крошка,
Три года, – мама моя.
В каком-то старом сарае,
В тепле дыханий, сенца,
То часто, то замирая,
Стучали людей сердца.
Родни в этот год немало
У бабушки собралось.
Она же всех принимала,
Хоть всех ей трудней жилось.
Была до света в работе,
Ведь сядут за стол с утра
Кузены дяди и тёти,
И бабушкина сестра.
В тот день, не справившись за ночь, —
Причудлива вязь судеб —
Она пекла партизанам
В деревне подовый хлеб.
А в лес деревенским бабам
Бежать – не равняться в строй.
Был весь подростковый табор
В сарае с её сестрой.
Безумна толпа народа,
И ужас неудержим.
Рвануло где-то поодаль,
