Авиация России и санкции

–в 50 раз снизился пассажирооборот на местных авиалиниях93;

–в 1990 году существовало почти 5 тыс. воздушных линий, в 2012 году осталось 1337;

–средняя стоимость авиаперевозок в расчёте на 1 пассажиро-километр на региональных авиалиниях в 4 раза превышает аналогичный показатель на магистральных линиях94.

Деградация лёгкой коммерческой авиации лишь в незначительной мере компенсируется развивающейся авиацией общего назначения в интересах которой функционируют:

–около 400 посадочных площадок разного уровня, в т.ч. хорошо оборудованных – не более 60;

–около 5000 единиц ВС, зарегистрированных официально в реестре лёгких

–сверхлёгких ВС, а также около 2500 ВС в теневом секторе эксплуатации без соответствующей судовой документации;

–12 АУЦ, выполняющих подготовку по лётным специальностям для полётов по целям АОН;

–около 9 тыс. авиационных специалистов с действующими документами и без них;

–около 25 производителей авиационной техники, но 90% из них не имеют лицензионного производства, так как в России отсутствуют прописанные нормы и требования, а стоимость сертификации ВС как «типа» за маленький двухместный самолётик уже давно перевалила за 50 млн рублей;

–около 350 аэроклубов различного масштаба, в том числе зарегистрированных и имеющих организационно-правовую форму, включая и созданные на общественных началах без юридического лица, как сообщества по интересам95.

Исходя из опыта СССР было бы рационально радикально упростить требования к аэродромной инфраструктуре, предназначенной для обслуживания исключительно лёгких летательных аппаратов как в части требований к зданиям, сооружениям, технике и персоналу, так и в части всех видов безопасности, а также возможности функционирования на землях любого назначения без необходимости их перевода в земли транспорта.

Тот же вывод следует и из международного опыта. Согласно чек-листу максимального использования преимуществ авиации, на национальном уровне требуется обеспечить96:

–согласованные, скоординированные действия со стороны общественности органов власти всех уровней, заинтересованных участников авиа-системы, финансового сектора, а также международных и региональных организаций;

–учёт приоритетов авиационного сектора, с тем чтобы авиация могла использоваться в качестве движущей силы экономического развития;

–надлежащее управление воздушным транспортом, т.е. оптимальные институциональные, нормативные и политические рамки управления воздушным транспортом;

–развитие качественной авиационной инфраструктуры (включая аэронавигационные системы и аэропорты), соответствующей прогнозируемому росту перевозок с учётом глобальных планов ICAO;

–диверсифицированное финансирование на основе партнёрства государства, международных и региональных организаций, промышленности, банков и других финансовых учреждений;

–соответствие глобальным стандартам и политике ICAO, а также отраслевым стандартам для дальнейшего повышения безопасности гражданской авиации;

–активизацию усилий по сокращению воздействия гражданской авиации на окружающую среду и достижение целей углеродно-нейтрального развития.

Парадоксальным образом, на протяжении двух минувших десятилетий полным соответствии с указанным чек-листом, динамично развивалась лишь та часть российской авиационной системы, которая была максимально дистанцирована и от российской юрисдикции, и от российского регулятора. Благодаря этому, в сумме с перевозками иностранных компаний, количество международных авиапассажиров в доковидный 2019 год превышало количество внутренних авиапассажиров97, а международные и межрегиональные перевозки динамично развивались. Доля российских воздушных судов в авиационных перевозках не превышала 5%98; как воздушные суда, так и используемые ими аэропорты создавались и эксплуатировались исключительно по международным правилам (рисунок 1.31). А в ситуации, когда большая часть парка была ещё и зарегистрирована вне российской юрисдикции, даже функции по надзору за лётной годностью оказались выведены из-под ответственности российских регуляторов.

Логика российских авиационных властей99 фактически свелась к следующему:

1.Сократить до минимума количество эксплуатируемой авиационной техники вообще и коммерческих воздушных судов, особенно, (то есть, говоря языком математики, вместо борьбы за снижение вероятности неблагоприятных событий, минимизация абсолютных статистических показателей авиационных происшествий обеспечивалась путём снижения количества экспериментов);

2.Переложить всю ответственность за безопасность на поставщиков услуг, навязав им штат и требования, стимулирующие к использованию международных стандартов и специалистов (международные и межрегиональные воздушные линии, узловые аэропорты) либо советского кадрового и организационного задела (местные воздушные линии);

3.Выдать успехи применения регулирования FAA и EASA за собственные успехи, а провалы регулирования на местных авиалиниях – за недоработку местных властей и халатность авиакомпаний;

4.Прикрываясь риторикой борьбы за безопасность, максимально монополизировать конкурентные сектора авиационных услуг.

Рисунок 1.31

Последовательное применение описанной логики привело к тому, что в российской авиасистеме сосуществуют лучшие международные практики на международных авиалиниях и архаичные практики на региональных и местных авиалиниях:

–основная маржинальность авиакомпаний обеспечивалась до введения санкций международными перевозками и перевозками через Московский авиаузел;

–высокие показатели безопасности легальных коммерческих авиаперевозок достигались минимизацией количества допущенных к коммерческой деятельности авиакомпаний и воздушных судов;

–господдержка концентрировалась на развитии узловых аэропортов и субсидировании планово-убыточных внутренних авиаперевозок;

–бизнес-модель региональных авиакомпаний базировалась на освоении субсидий и/или участию в международных перевозках;

–загрузка государственных лётных учебных заведений обеспечивалась монополией на подготовку коммерческих пилотов;

–парк коммерческих воздушных судов формировался преимущественно за счёт импортной техники.

Такой подход был идеален для минимизации риска регулятора: коммерческие перевозки в основном заблокированы, а те, что разрешены – почти полностью контролируются не под надзорными регулятору нерезидентами из офшоров. Возможно, по этой причине, несмотря на очевидный провал подходов к регулированию местных воздушных перевозок, продолжали приниматься решения100, усугубляющие ситуацию. Так, например, были приняты такие требования к аэропортовой инфраструктуре, которым соответствовало менее 10% используемых посадочных площадок, с необходимостью дооборудования остальных более чем 90% на сумму от13 млн до 50 млн руб.101 Только экстренная отмена указанных требований позволяла сохранить остатки инфраструктуры местных воздушных перевозок.

При объяснении причин бедственного положения местных воздушных линий руководство регулятора традиционно меняло местами причины и следствия: «в 2003 году мы перевезли на местных и региональных авиалиниях даже больше пассажиров, чем в 2010-м, отсюда вывод, что, действительно, эти авиаперевозки, маршруты не способны генерировать соответствующие пассажиропотоки, которые обеспечат хотя бы нулевой уровень рентабельности»102. Такая аргументация является попыткой закамуфлировать абстрактными рассуждениями о недостаточности платёжеспособного спроса системные проблемы регулирования, когда применение единых правил для большой и малой коммерческой авиации повлекло за собой предъявление невыполнимых требований к наземной инфраструктуре, парку летательных аппаратов и авиационному персоналу местных воздушных линий. Следствием этого стало сокращение объёма и увеличение цены местных авиаперевозок. Как и в других случаях проявления интеллектуальной и административной неспособности решить стоящие перед регулятором проблемы, делается вывод о том, что «региональные, местные перевозки в основном носят социальный характер и не являются предметом коммерчески эффективного бизнеса»103.

Вследствие этого:

–с одной стороны, местные авиаперевозки лёгкими коммерческими воздушными судами, выполняемые по единым правилам с международными воздушными перевозками широкофюзеляжными самолётами, могут быть рентабельны лишь при условии их субсидирования самими авиакомпаниями за счёт маржинальности международных или межрегиональных маршрутов, либо за счёт субсидий органов государственной власти и местного самоуправления;

–с другой стороны, регулятор, вместо дифференциации требований для малой и большой коммерческой авиации, вынужденно допускает коммерческое использование некоммерческой авиации с пилотами, не имеющими коммерческой лицензии, и имитирует широкую общественную поддержку104 своего решения. Так, например, авиационные химические работы в России может вести лётчик-любитель (с соответствующей отметкой в свидетельстве) на воздушном судне авиации общего назначения (АОН). Однако, даже с таким смягчением правил, до 80% авиахимработ выполняются «нелегалами». Издержки легитимности, если отталкиваться от тарифа на обработку одного гектара угодий, составляют порядка 30%: 160–180 рублей у нелегального эксплуатанта против 200–250 рублей у «легального» производителя авиаработ105. Такая практика полностью противоречит не только логике, декларируемой регулятором, а также рекомендациями ICAO, но и элементарному здравому смыслу.

Особо следует отметить, что в начале 90-х годов в ICAO приняли поправку к Приложению 6, исключающую из АОН авиационные работы. Но, например, FAA продолжает относить к АОН и гражданскую авиацию, используемую для сельскохозяйственных и авиационных работ, вертолётной транспортировки грузов на внешней подвеске, для патрулирования газопроводов и линий электропередач, воздушной разведки, доставки грузов в труднодоступные районы, а также аэротакси. Однако американский лётчик при этом обязан иметь лицензию коммерческого пилота. Из развитых стран только в России авиационную коммерческую деятельность имеют право вести лётчики-любители.

С 1 января 2021 года авиатехника АОН, пилотируемая в том числе обладателями свидетельства частного пилота при условии наличия квалификационной отметки, может выполнять транспортно-связные работы, перевозку персонала и груза заказчика авиационных работ, например, перевозить строительные грузы на внешней подвеске или погрузочно-разгрузочные работы. Также АОН разрешили вести отстрел волков, проводить ледовую разведку, поиск и спасение людей, а кроме того, обследовать пастбища, птиц, животных, вести разведку косяков рыбы, морского зверя и наводить на их скопления рыболовецкие суда. Теперь осталось только распространить эти правила на коммерческие воздушные перевозки пассажиров, груза и почты106, чтобы лётчики-любители, пилотирующие воздушные суда АОН, получили полномочия на весь спектр коммерческой деятельности, формально законодательно запрещённой.

На текущем этапе авиационные власти делают первые неуверенные попытки дифференцировать требования к коммерческим воздушным перевозкам лёгкими воздушными судами в рамках единых авиационных правил к эксплуатантам коммерческих воздушных перевозок107. В соответствии с данными ФАП дифференциация требований ограничена, по сути, только различиями в количестве руководителей, которых обязан содержать в штате коммерческий перевозчик, а остальные положения документа остаются универсальными для перевозчиков малой и большой коммерческой авиации. Требованием для сертификации регулярных коммерческих воздушных перевозок является наличие не менее трёх воздушных судов, имеющих 55 пассажирских мест и более.

Значительная часть используемой терминологии108 ориентирована на удобство организации субсидирования региональных и местных воздушных перевозок, определяемых соответственно как перевозки в пределах разных субъектов РФ или одного субъекта РФ. Так, 17-километровый перелёт из аэропорта Остафьево (Новая Москва) в аэропорт Домодедово (Московская область) – это РЕГИОНАЛЬНАЯ авиаперевозка, а перелёт на 2305 км, из аэропорта Диксон в аэропорт Шушенское— это МЕСТНАЯ авиаперевозка. Сточки зрения выстраивания адекватного регулирования гораздо логичнее применение понятий «авиаперевозка воздушным судном малой коммерческой авиации» и «пере-возка воздушным судном большой авиации».

Исходя из изложенного, гораздо разумнее дифференцировать всю систему требований к малой и большой коммерческой авиации, нежели, сохраняя иллюзию единства регулирования всей коммерческой авиации, допускать любителей к коммерческой деятельности.

Таким образом:

1.Использование понятия «малая авиация» корректно при анализе вопросов, имеющих универсальное значение для лёгкой и сверхлегкой коммерческой и некоммерческой авиации, например организации воздушного движения в воздушном пространстве G, сертификации соответствующих воздушных судов и т.п.;

2.Из законодательства прямо следует необходимость разделения коммерческой авиации на «большую» и на «малую», включающую в себя «лёгкий» и «сверхлёгкий» сегменты. Для большой и малой коммерческой авиации должны устанавливаться дифференцированные требования к поддержанию лётной годности, функционированию системы управления безопасностью полёта, обеспечению авиационной безопасности, наземного обслуживания, порядку медицинского освидетельствования, предоставления аэронавигационной и метеорологической информации и др.;

3.Из законодательства и из рекомендаций ICAO прямо следует недопустимость ведения коммерческих воздушных перевозок и авиаработ воздушными судами некоммерческой авиации и лётчиками-любителями;

4.Существующее законодательство не исключает возможности дифференциации федеральных авиационных правил (далее—ФАП) и иных подзаконных актов для большой и малой коммерческой авиации, а предполагает такую возможность, при условии стратегической непротиворечивости соответствующих систем требований;

5.Необходимо обеспечить простую, дешёвую и прозрачную процедуру, соблюдая которую эксплуатанты АОН смогут перейти в разряд коммерческих эксплуатантов, а частные пилоты— в короткие сроки получить коммерческую лицензию.

Выстраивание полноценного регулирования МАЛОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ АВИАЦИИ – т.е. коммерческой авиации, использующей пилотируемые и бес-пилотные воздушные суда самолётного типа взлётной массой менее 5700 кг (иного типа – менее 3100 кг), позволит выйти из методологического тупика, вследствие которого коммерческая деятельность с использованием лёгких и сверхлёгких воздушных судов затруднена, а эксплуатанты и регулятор вынуждены формировать огромную «серую/чёрную зону», в которой некоммерческие воздушные суда и любительский персонал с большей или меньшей степенью легитимности участвуют в коммерческих воздушных перевозках и авиаработах (рисунок 1.32).

Формирование отдельной регулятивной среды малой коммерческой авиации позволит дифференцировать требования к наземной инфраструктуре, сертификации лётной годности, авиационному персоналу и другим важнейшим вопросам, обеспечивающим возможность развития данного сегмента национальной авиационной системы.

В этом контексте (рисунок 1.33) БОЛЬШАЯАВИАЦИЯ—это авиация, использующая пилотируемые и беспилотные воздушные суда самолётного типа – взлётной массой более 5700 кг (вертолётного типа – более 3100 кг). Она также может подразделяться на коммерческий и некоммерческий сегмент (АОН).

Рисунок 1.32

Рисунок 1.33

Потенциал для развития малой авиации в России превосходит потенциал развития большой авиации. Исходя из опыта США, в 2018 году в авиации общего назначения (в американской практике АОН включает в себя преимущественно лёгкую коммерческую и некоммерческую авиацию109) было напрямую занято 273 500 сотрудников. Включая косвенные, индуцированные и обусловленные воздействия, авиация общего назначения, в целом, поддерживает1,2 миллиона рабочих мест и 247 млрд долл. производства. Авиация общего назначения также принесла трудовой доход в размере 77 млрд долл. (включая заработную плату и льготы, а также доходы собственников) и внесла 128 млрд долл. в ВВП США110. В США на 100 тыс. населения приходится 76,5 судов малой авиации, а в России – всего 3,1 самолёта, т.е. разница в 25 раз. 25 лет назад111, в 1993 году, в России было 75,7 автомобилей на тысячу человек населения, в США – 750. Разница была десятикратная. В 2018 году цифры выглядят совсем по-другому: 360 и 810 соответственно.

Глава II

Особенности управления Российской авиационной системой

Управление авиационной системой со стороны госзаказчиков

Человек имеет два мотива поведения – один

настоящий и второй, который красиво звучит.

Генри Форд

Объем государственного заказа на разработку и производство летательных аппаратов кратно, а в отдельные годы – и на порядок превышал суммарный объем коммерческих заказов. Вся российская контрактная система государственных закупок и закупок организаций с государственным участием112 построена исходя из абсолютного приоритета цен над всеми остальными критериями и имеет выраженный аукционный крен. Так, если в Великобритании и Южной Корее аукционы используются в госзакупках в 1–5% случаев, в России их доля составляет порядка 60% от общей суммы контрактов113.

Этот крен сильно упрощает требования к уровню квалификации контролёров и неплохо подходит для закупок биржевых товаров. В то же время сильно затрудняется работа добросовестных заказчиков и поставщиков высокотехнологичных изделий, в том числе авиационной техники, объектов наземной инфраструктуры и т.п. Кроме того, реальные цели заказчиков нередко слабо связаны с целями развития авиационной системы, а иногда и прямо им противоречат. Типичным примером является Минобороны России— абсолютный лидер среди госзаказчиков воздушных судов.

Основной задачей Минобороны России являются выработка и проведение госполитики в области обороны и международного военного сотрудничества, а также нормативно-правовое регулирование в сфере подготовки к применению Вооружённых сил и организации их применения114. Ключевым приоритетом Минобороны России является развитие авиации, обеспечивающей применение сил ядерного сдерживания115, и авиации противовоздушной обороны.

Начиная с 80-х годов XX века, отечественная практика применения авиации локальных военных конфликтах нарабатывалась в условиях подавляющего превосходства в воздухе и отсутствия у противника высокотехнологичной противовоздушной обороны, за исключением ПЗРК. По понятным причинам, полностью отсутствует практика применения сил ядерного сдерживания, а практика обороны от массированных налётов авиации противника ограничена периодом Второй мировой войны, а также помощью участникам зарубежных военных конфликтов, последним из которых был ливийско-американский вооружённый конфликт в апреле 1986 года. Кроме того, определённый опыт в отражении ракетных атак и атак с использованием БПЛА также приобретается в ходе современных операций в Сирийской Арабской Республике и Украине.

Рисунок 2.1

В этом контексте для Минобороны России первостепенное значение имеет реализация комплекса военно-бюрократических целей, в первую очередь достижение определённой доли новых вооружений и военной техники в общем объёме. Первоначальным смыслом расчёта соотношения новых и старых вооружений было предъявление эмоционально окрашенных аргументов при обосновании величины оборонного бюджета в Минфине России и Правительстве РФ. Поскольку такая схема обоснования сработала, она стала использоваться систематически. В настоящее время контрольная цифра – обеспеченность новой техникой на 70% и более, с ежегодным увеличением доли «новых образцов» на 1,5–2%116 и доведением к 2024 году доли современного оружия и техники до 76%117.

Как и любая не связанная с практикой бюрократическая задача, обеспечение достижения контрольных цифр полностью зависит от методологии оценки. Применительно к авиации возможны пять основных методологий оценки «новизны» летательных аппаратов и бесконечно большое количество промежуточных методологий.

Как показано на диаграмме (рисунок 2.1), корректируя методологию оценки в любой момент времени можно легко обосновать любую долю «новизны» авиационной техники в диапазоне от 1–2% до 95–99%.

Судя по отчётам о достижении контрольных показателей118, в настоящее время под «новой авиационной техникой» подразумеваются летательные аппараты, у которых сохранился ресурс после выпуска либо после ремонта с модернизацией.

Постановка задачи на разработку и производство авиатехники

Универсальный самолёт – он, как утка. Та всё умеет – плавать, ходить, летать, и всё это она умеет одинаково плохо.

С.В. Ильюшин

Особенности планирования применения Вооружённых Сил и сложившиеся традиции размещения оборонного заказа нацелены на то, что Минобороны России при подготовке технических заданий на разработку и производство воздушных судов, даже для решения реальных задач локальных конфликтов, стремится одновременно решить задачу подготовки к возможному столкновению с высокотехнологичными армиями. Это влечёт за собой обязательное внесение требований обеспечения максимальной адаптивности летательных аппаратов к плохо прогнозируемым изменениям техники и систем вооружения потенциального противника.

Одновременно на особом контроле находится выполнение задач увеличения объёма поставок летательных аппаратов на рубль расходов ГОЗ и соблюдение законтрактованных сроков. Внимание сконцентрировано на обеспечении формального соответствия тактико-технических характеристик заказываемых образцов аналогичным изделиям, находящимся на вооружении наиболее передовых армий мира. Однако такое соответствие весьма условно, так как так-тика применения во многом дублирует советские подходы к ведению боевых действий, не предполагавшие массовое применение ударных беспилотных авиационных комплексов, оснащённых высокоточным оружием. Основу беспилотного парка продолжают составлять лёгкие и средние дроны, не оснащённые не только высокоточным, но и вообще каким-либо оружием.

Наконец, в условиях традиционного для России дистанцирования армии от политики, программы военно-патриотического воспитания стали одним из немногих легитимных способов участия Минобороны России во внутренней политике (с перераспределением оборонного бюджета на создание и поддержание объектов, прямо не связанных с обеспечением обороноспособности)119. В этом контексте принципиальное значение приобрела зрелищность применения техники и вооружения в ходе аэрошоу, показательных учений и демонстраций вооружений, военной и специальной техники, что сказывается на структуре и объёмах ГОЗ.

Как следствие, требования технических заданий заметно отличаются от того, что было бы необходимо для решения текущих практических задач боевого применения. Ценой становится кратное увеличение стоимости госконтрактов, поскольку все современные боевые самолёты из «первой линии» (истребители Су-35,тактические бомбардировщики Су-34, экспортные модификации F-15E, «Рафаль», «Еврофайтер Тайфун», современные модификации F-16 имеют примерно равную стоимость примерно в 80…100 млн долл. США за один самолёт120. К примеру, гражданину СССР в годы Второй мировой войны потребовалось бы около 47 лет, чтобы накопить денег на покупку Ил-2, а россиянину сегодня – более 390 лет на приобретение Су-25121, не говоря уже о Су-35 и ещё более дорогой авиатехнике.

В ситуации, когда на протяжении нескольких десятилетий практически полностьюотсутствовалапрактикапримененияотечественнойбоевойавиации против высокотехнологичного противника, постановка задачи на разработку новой техники является очень сложной. Для решения реальных задач локальных конфликтов, в которых участвуют российские войска, за редчайшим исключением достаточно воздушных судов с лётно-техническими характеристиками, близкими к характеристикам техники Второй мировой войны (при условии оснащения их современными электронно-оптическими приборами и высокоточным оружием).

Как показал опыт применения авиации в ходе армяно-азербайджанского конфликта 2020 года, формальные лётно-технические характеристики беспилотных летательных аппаратов (далее – БПЛА), обеспечивавших достижение превосходства азербайджанской армии (скорость, манёвренность и т.д.), радикально уступали не только Су-25, но и Ил-2 по всем позициям, за исключением длительности полёта. Однако объединение современных систем разведки и целеуказания с беспилотными технологиями и высокоточным оружием позволили обеспечить эффективное решение всего комплекса задач по поражению наземной техники противника и, главное, по его деморализации и психологическому подавлению.