Англосаксонские авторы, с которых мы начали наш обзор, особенно ученые мужи, охотно грешат лирическими отступлениями, испытывая что-то вроде фрустрации от отсутствия возможности развернуться на страницах своих книг с художественным размахом. Этот комплекс вообще распространен среди интеллигентов, мечтающих «написать роман». Автор этих строк – прежде всего автор художественных книг. Поэтому приводимый ниже личный эпизод – это не дань хорошему тону. Это скорее взнос по задолженности, внесение личной лепты в общий котел. Ведь черпать наши сведения мы вынуждены из общей «базы данных».
В возрасте пяти лет автор этих строк пережил нечто, напрямую соприкасающееся с нашей темой. Однажды в летнее время всей семьей – мать, отец и мой брат – мы отправились купаться на речку. Семья жила тогда в Пензе, куда мой отец, молодой советский офицер, был направлен на учебу в военную академию. Река Сура, на берегах которой разросся город, с плывущими по ней кораблями, с быстроходными «метеорами» на подводных крыльях, с высокими мостами, с которых местные смельчаки прыгали в воду, вызывая восхищение у зевак, – эта небольшая по русским меркам река казалась нам, детям, безбрежным морем, чем-то похожим на саму жизнь. Жаркие летние дни небольшие речные пляжи, размеренный быт благополучной многодетной семьи, в которой я рос, беспечное детство… – эти краски несмываемы, они проступают через любые наслоения жизни, как бы ни складывалась дальнейшая судьба человека.
Я еще не умел плавать. И так получилось, что, зайдя с родителями в воду, довольно далеко от берега, я захотел вернуться обратно к берегу, причем самостоятельно. Меня отпустили одного. Дальше всё произошло очень быстро. В какой-то момент я перестал чувствовать под ногами каменистое дно. Но не хотел звать на помощь, боялся родителей испугать. Течением меня снесло в сторону. И через несколько минут я, по существу, утонул…
Меня спасли, когда я уже распрощался с жизнью. Одна из загоравших на пляже, как рассказывали позднее, оказалась спортсменкой по плаванию. Заметив в воде что-то подозрительное – мою светлую панаму, – женщина бросилась в воду, нырнула и вытащила меня на берег.
Приводили меня в чувства или реанимировали – я точно не знаю, – но происходило это прямо на пляже. Меня переворачивали с боку на бок, чтобы вода вышла из легких, пытались согреть…
Интерес этого личного свидетельства заключается в том, что я пережил близость со смертью совсем ребенком, тогда как все другие аналогичные факты, которые мне известным из книг, опираются на опыт людей взрослых. И вот в чем характерная особенность этого очень яркого, детально ясного по сей день воспоминания, поразившего меня еще тогда, когда я тонул, находился под водой и когда я прощался с жизнью, понимая, что я погибаю.
Здесь всё поразительно стереотипно. Перед глазами понеслись картины всей прошлой жизни. Много ли этих картин накопилось в жизни за пять лет? Оказалось, что очень много. Но в пять лет я, конечно, не знал, что происходящее со мной – быстрый поток сменяющихся картин – типично, и был поражен увиденным. Картин было неимоверное множество, несмотря на мой юный возраст. И все картины были очень насыщенными, подробными, реалистичными.
Первое и главное, что я сознавал – я не ребенок. И даже хорошо, очень ясно помнится, что я с удивлением спросил себя в тот момент, почему же тогда все принимают меня за ребенка, когда я всё понимаю, как взрослый человек? Ведь я понимаю даже то, что умираю, что я не боюсь смерти и что практически уже не сопротивляюсь своей гибели, потому что это бессмысленно, ведь я уже обессилел и не могу двигаться, а легкие уже наполнены водой, дыхание остановлено. Все мои переживания, в какой-то мере открытия в тот момент казалось мне удивительными, да и сегодня удивляют меня ничуть не меньше.
Дополнением к этому осознаванию себя как состоявшегося, уже взрослого человека было то, что все воспоминания, которые неслись у меня перед глазами – …мама, наша семья, какие-то другие люди, меня окружавшие… – имели абсолютно однозначно нравственную подоплеку. Вовсе не материальную. Это были не просто картинки. Только в нравственном наполнении и была, как мне казалась в ту минуту, вся их суть – переоценка своих поступков и прожитой жизни. Я это сознавал. И даже в каком-то, как мне кажется, социальном контексте, с позиций внешних нравственных критериев, абсолютно мне тогда понятных, а не просто в субъективном, личностном освещении.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
