Книга Разум, религия, демократия - читать онлайн бесплатно, автор Деннис Мюллер. Cтраница 8
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Разум, религия, демократия
Разум, религия, демократия
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Разум, религия, демократия

IX. Наука и религия

Чтобы понимать мир и уметь выживать в нем, нам принципиально важно знать причинно-следственные связи. Неудивительно, что в трактате «Исследование о человеческом познании» Давид Юм подчеркнул особую значимость причинных связей: «Если между объектами существует какое-нибудь отношение, которое нам важно знать в совершенстве, то это отношение причины и действия. На нем основаны все наши заключения относительно фактов или существования. Только с его помощью достигаем мы уверенности в существовании объектов, находящихся за пределами наличного свидетельства нашей памяти и наших чувств. Единственная непосредственная польза всех наук состоит в том, что они обучают нас управлять будущими явлениями и регулировать их с помощью их причин»[105] (Hume, [1748] 1939, p. 631).

Религия и наука предлагают две альтернативные стратегии познания причинно-следственных связей. Обе они, как мы показали в предыдущем разделе, построены на допущениях о невидимых действующих лицах или силах. Однако они фундаментально различаются в том отношении, что научные объяснения природных явлений могут быть проверены и отвергнуты на основе фактов, а религиозные объяснения проверить невозможно. Научный прогресс состоит в отказе от ложных гипотез и разработке новых, правильных, в отказе от ложных причинно-следственных умозаключений и сохранении истинных. Примерно таким же образом протекает культурное развитие. По мере приобретения знаний сообщество отвергает ложные причинно-следственные умозаключения, накапливает истинные и благодаря этому, по идее, становится более здоровым и благополучным. Предметом процесса познания могут быть и природные, и социальные явления. Наше нынешнее понимание того, как свободный рыночный обмен обогащает всех членов сообществ, способствовало преуспеванию, характерному для большинства стран с рыночной экономикой. Культурное развитие, как я его определяю, состоит точно в таком же накоплении запаса знаний, а именно корректных причинно-следственных умозаключений о природных и социальных явлениях.

Чтобы получать выгоду от достижений науки, сообществу нужно поощрять ее развитие и вместе с тем быть открытым для новых идей, которые она приносит. Нужно вкладывать ресурсы в новые кадры теоретической науки и в научные исследования. Здесь проявляются реальные различия между странами современного типа, обычно относящимися к Западу, и странами, в той или иной мере привязанными к традиции. Последние страны в одних случаях просто не имеют ресурсов, чтобы дать большинству своих граждан научное или ему подобное образование. В других случаях науку лишают приоритетного значения.

Саудовская Аравия и Иран по любым меркам – отнюдь не бедные страны. Но в этих странах учащиеся, начиная с начальной школы и до университета включительно, тратят несчетные часы на изучение религии, а потому не имеют достаточного времени для ознакомления с научными и прочими современными дисциплинами. Кроме того, изучение религии в основном построено на зубрежке, т. е. на механическом заучивании больших текстов. Впрочем, это, конечно, характерно почти для любой системы религиозного образования. Студентов не учат, да и в принципе не могут учить критически оценивать адекватность религиозных текстов и постулатов или полемизировать с наставниками; эти тексты считаются словом Божьим, а значит, по определению неоспоримой истиной. В таких странах, как Саудовская Аравия и Иран, образовательные системы и по методам, и по предмету обучения сковывают молодых людей рамками традиционного мышления.

Культура, уделяющая большое внимание науке, обязательно должна быть в той или иной мере прогрессивной. Менее эффективные лекарства или средства коммуникации уступают место новым, более эффективным. Трудно быть открытым для новых идей в одной сфере и закрытым для них в других. Поэтому в открытых обществах распространение новых идей затрагивает другие области знания – историю, искусство и даже этику. И здесь вновь проявляется резкий контраст между западными, светскими обществами и теми, где религия играет доминирующую роль. Набожный человек по определению консервативен. Он должен постоянно сверяться с тем временем, когда жил и нес миру истину основатель религии. Его учение, записанное и истолкованное ближайшими учениками много веков назад, и по сей день определяет, как человек должен вести себя, одеваться и думать.

В этом плане различия между такой страной Запада, как Швеция, и Саудовской Аравией совершенно очевидны; они проявляются в том, как люди одеваются, что изучают и, пожалуй, ярче всего в диапазоне свобод, позволяющих людям поступать и думать по своему усмотрению, будь то желание женщины водить машину или желание мужчины перейти в католицизм. И все же эти различия не стоит переоценивать. Если саудовцы запрещают алкоголь потому, что этого требует Коран, то шведы облагают алкоголь высоким налогом и жестко регламентируют его продажу. В нынешней Швеции такие меры принято оправдывать тем, что они способствуют здоровью и безопасности. Однако восходят они к существовавшему в XIX в. движению за запрет алкоголя, которое имело в значительной мере религиозную подоплеку. Не так уж давно религиозные консерваторы добились запрета на продажу алкоголя в США. При Джордже Буше-мл. религиозные консерваторы, исходившие из своих представлений о том, что разрешает Библия, смогли ограничить научные исследования в ряде областей. Таким образом, и на Западе немало людей, которые охотно повели бы нас вспять и ограничили свободу мыслей и поступков. Опять же, на Ближнем Востоке и в других частях мира, которые обычно не относят к Западу, тоже немало людей, желающих видеть свои страны более либеральными и прогрессивными. Борьба между либерализмом и консерватизмом, между прогрессизмом и традиционализмом длится, как я кратко показываю в нескольких следующих главах, уже много столетий и далека от завершения.

X. Религия, идентичность и ценности

Роль религии в объяснении причинно-следственных связей стала предметом нашего особого внимания потому, что эта функция религии лучше всего объясняет ее происхождение. Принципиальное несходство религии и науки проявляется в столь же разном подходе к причинно-следственным связям. Однако у религии есть другие важные свойства. Самым важным является то, что религия может служить определяющим фактором персонального чувства самоидентификации и формировать персональную систему ценностей.

Хотя религии несомненно могут выполнять эти функции и нередко действительно их выполняют, следует подчеркнуть, что ни одна из упомянутых функций не способна объяснить происхождение религии. Трудно представить, чтобы члены какого-нибудь племени в один прекрасный день дружно задумались и решили, что у них нет чувства идентичности, а потому им нужно создать оригинальный племенной свод представлений о мире. На самом деле их картина мира складывалась постепенно, под влиянием случайных событий и заключений о причинности, отчасти бывших достоянием только этого племени. Так со временем возникало чувство идентичности, основанное на истории и обычаях племени. По мере того как создавались мифы, объяснявшие причины определенных событий, роль предков и духов в жизни племени, и формировались ритуалы, позволявшие вступать в отношения обмена с духами, эти мифы и ритуалы становились частью племенной культуры и определяющим фактором чувства идентичности. Роль подобного идентификатора местная религия начинает выполнять после того или в лучшем случае одновременно с тем, как эта религия возникает в силу других причин.

Равным образом и Мухаммед поведал о встречах с архангелом Джабраилом и его повелениях отнюдь не потому, что считал арабов лишенными чувства идентичности. Он думал, что слышит слово Божье, и исполнился решимости вернуть арабов в лоно единственно истинной религии. Мусульманское чувство идентичности возникло после того, как арабы (а затем и другие этнические группы) приняли вероучение Мухаммеда.

Как уже отмечалось, и местные, и мировые религии резко осуждают асоциальные действия (например, воровство) и обещают награду за действия, полезные для социума. Эти предписания, естественно, составляют часть системы ценностей религиозного сообщества. Кроме них систему ценностей формируют история сообщества, а также социальная и физическая среда обитания. У сообщества, живущего в условиях крайней нехватки белка и в силу этого практикующего человеческие жертвоприношения и каннибализм как элементы своей религии, складывается иная система ценностей, чем у того, которому хватает белка и которое может позволить себе приносить в жертву других животных. Религия, допускающая полигамию, и религия, предписывающая моногамию, имеют разные системы ценностей применительно к роли мужчины и женщины в обществе и семье. Такого рода различия, как и все прочие различия между религиями, обусловлены сочетанием случайных прошлых событий и физических условий, в которых возникало общество.

В разных обществах исторические обстоятельства приводили к возникновению разных наборов ценностей и персональных идентичностей, которые частично выражены и детерминированы их религиозными верованиями. Поскольку наша главная тема – отношение между религией и демократией, встает очевидный вопрос: в какой мере та или иная религиозная идентичность или система ценностей способствует или препятствует созданию и поддержанию либеральной демократии. Укрепляют религиозные ценности либеральную демократию или подрывают ее? Являются верующие люди лучшими гражданами либеральной демократии, чем неверующие, или нет? Ответы на эти вопросы в данном конкретном контексте важны сами по себе, но дают немалую пищу и для размышлений об оптимальных отношениях между церковью и государством. Эта тема веками дискутировалась в Западной Европе, и в дальнейшем мы тоже к ней обратимся.

XI. Религия и традиционализм

У всех обществ есть обычаи и традиции. Американские семьи собираются в День благодарения, чтобы вкусить индейку: именно ее, как считается, ели первые колонисты. Немцы в канун Нового года едят карпа: он, по их поверьям, приносит деньги. А еще в Германии на Новый год льют в холодную воду расплавленный свинец, чтобы погадать на будущее по тем замысловатым фигурам, которые он принимает в воде. Такие праздничные события и сопутствующие им ритуалы безвредны и даже полезны: воскрешаются теплые воспоминания о прежних Днях благодарения или новогодних канунах, укрепляются семейные связи.

Другие обычаи и традиции не столь безобидны. Вера в магическую силу лап гориллы и рогов носорога породила целую отрасль браконьерства и незаконной торговли и вела дело к полному истреблению этих животных. Обряд женского обрезания очень болезнен для девушек и угрожает их жизни.

Религии по самой природе своей связаны традицией и консервативны. В верованиях адепта местной религии отражаются племенные мифы, передававшиеся из поколения в поколение. Вера адепта мировой религии отражает многие часы усвоения и механического заучивания священных текстов, записанных столетия тому назад. Преклонение перед прошлым мешает людям свободно принимать открытия настоящего, особенно когда эти открытия бросают вызов тем или иным аспектам вероучения. Между научным прогрессом и почти всеми формами традиции всегда существует напряженность; особенно острой она становится в отношениях с религией, поскольку религиозные верования многих людей весьма сильны. Вряд ли кто из немцев сейчас действительно верит, что по извивам свинца в воде можно предсказать будущее, а тех, кто все еще верит, можно, наверно, довольно быстро убедить в обратном. Но никакие логические доводы не способны подействовать на людей, которые верят, что Иисус и Сиддхарта родились от девственниц. Именно эта стойкая невосприимчивость к логическим доказательствам и научным фактам побуждает нас считать, что конфликт между прогрессивными обществами современного типа и традиционными обществами – это, по сути дела, конфликт между наукой и логическим мышлением, с одной стороны, и религией – с другой. В следующих главах мы покажем, что этому конфликту столько же лет, сколько известной нам истории человечества.

Часть II

Государство, демократия и религия: взгляд сквозь призму истории

Глава 4

Первые государства

Господь же не оставит народа Своего ради великого имени Своего; ибо Господу было угодно избрать вас народом Своим.

И я также не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас, и буду наставлять вас на путь добрый и прямой.

Только бойтесь Господа и служите Ему истинно, от всего сердца Вашего; ибо вы видели, какие великие дела Он сделал с вами.

Если же вы будете делать зло, то и вы, и царь ваш погибнете.

Первая книга Царств 12, 22—25

Настоящие демократии – нечастое явление в истории. Даже сейчас, когда демократическая форма правления существует в большем, чем когда бы то ни было количестве стран, при демократии живет, можно сказать, в лучшем случае половина мирового населения. Поэтому важно понять, как и почему возникают демократические государства и почему они столь редки. Эта книга не претендует на исчерпывающее исследование истории государства, поэтому мы ограничимся лишь весьма выборочным обзором примеров его происхождения. Главная цель – выявить условия, способствовавшие возникновению демократических государств, и сопоставить их с теми, которые характерны для существования недемократических государств. Тех, кто хотел бы получить более детальные сведения, я отсылаю к источнику, который и для меня был основным, а именно к авторитетному исследованию С. Файнера «История государственного устройства» (Finer, 1997).

I. Племенные общества

Как отмечалось в главе 2, наиболее важным фактором человеческой эволюции было развитие головного мозга. По мере его роста люди более умело взаимодействовали с окружающей средой; в особенности это касалось отношений с другими людьми и повышало коэффициент выживания. Насколько можно судить, узкоэгоистичная, отталкивающе грубая и разобщенная жизнь индивидов, какой ее можно вообразить на основе теории Гоббса об анархическом обществе, никогда не существовала. В пределах общины или племени, составлявших среду обитания первых людей, кража или убийство были, надо полагать, относительно редким явлением. И это не удивительно: группа, в которой воровство и убийства были обычным явлением, имела мало шансов на выживание. Пожалуй, более удивительно другое, по крайней мере для тех, кто впитал в себя представление о человеке как рациональном, эгоистичном максимизаторе собственной выгоды: готовность делиться и сотрудничать была очень свойственна ранним обществам. Как полагает Уилсон (Wilson, 1975, p. 551), готовность делиться не характерна для большинства приматов, но является одной из «главнейших социальных особенностей» человека. Космидес и Туби (Cosmides and Tooby, 1992) характеризуют сотрудничество, возникавшее в племенных обществах, как «общественный контракт».

Общества охотников или собирателей были эгалитарными. Отчасти это, вероятно, объясняется тем, что они были кочевыми и отдельный человек, учитывая только что упомянутую практику раздела нажитого с соплеменниками, просто физически не мог накопить значительную собственность. Эгалитарный характер этих обществ наводит на мысль, что их политическое устройство, если этот термин вообще применим к племени или группе, было демократическим. По-видимому, наиболее вероятно, хотя, разумеется, мы не можем установить это с полной точностью, что примерно 50 000 лет назад та или иная группа европейских охотников решала насущные вопросы поднятием рук, когда, допустим, речь шла о том, где лучше охотиться: на одной стороне холма или на другой. Подобный способ принятия коллективных решений настолько естественен, что наверняка начал использоваться задолго до Афинской демократии. Более того, напрашивается вопрос, не является ли широко распространенное убеждение в справедливости правила простого большинства в некотором смысле прошитым (hardwired) в человеческом мозге, подобно некоторым другим представлениям о справедливости.

С увеличением размера мозга росла способность логического мышления и в конечном счете интенсифицировалось ее использование, выражавшееся в создании разнообразных орудий, в развитии языка и культуры. В принципе можно представить, что собака, взглянув на солнце, спрашивает себя, кто его создал, или задает себе вопрос: «Откуда я и зачем я?». Правда, есть веские основания полагать, что она этого не делает. Что касается людей, то они начали ставить такие вопросы с тех самых пор, как стали использовать способность логического мышления. С изобретением языка они получили возможность задавать эти вопросы вслух и обсуждать их с соплеменниками. Первые ответы, как мы видели, принимали форму фантастических историй (мифов) с участием многочисленных духов, душ и богов. У каждого племени были свои мифы и боги. Первый миф племени был, надо полагать, творением его представителя, одаренного наиболее богатым воображением. Если он проявлял талант в создании мифов, то, возможно, приобретал особое положение среди соплеменников. А если он был человеком особенно находчивым, то, весьма вероятно, начинал не только объяснять прошлое и настоящее, но и предсказывать будущее. Если в его объяснительных схемах присутствовали один или несколько богов, он вполне мог выступать посредником между племенем и богом или богами и вызывать духов, чтобы попробовать не только предсказать будущее, но даже изменить его. Именно таким образом, насколько мы можем судить, появились знахари, шаманы, а потом жрецы, и возникла религия[106].

II. Город-государство шумеров

По мере развития племенных обществ некоторые из них приобретали свойства, приближавшиеся к тем, которыми мы наделяем государство. Вожди все больше походили на царей, знахари и шаманы – на жрецов. Однако выделить и проанализировать институциональные новации конкретных племен практически невозможно, поскольку от этого периода не сохранилось никаких письменных свидетельств. Поэтому большинство историков относят возникновение государства к эпохе появления письменности в Месопотамии и Египте в конце IV – начале III тысячелетия до н. э. В этом разделе мы кратко рассмотрим пример Месопотамии.

А. ИСТОКИ

В ходе развития человеческого общества собирание орехов, фруктов, ягод и семян диких злаков дополнялось и постепенно замещалось окультуриванием злаков. Охота на диких животных уступала место разведению одомашненных. Есть данные, что по меньшей мере 23 тыс. лет до н. э. зерна уже растирали на муку[107]. В XII в. в так называемом «Плодородном полумесяце» это было совершенно обыденной операцией. В VI тысячелетии в нагорьях «Плодородного полумесяца» обитали коренастые круглоголовые люди с обрезанными волосами и без бород. Эти «прото-шумеры» жили за счет выращивания злаков и разведения скота. Истощив почву в одном месте, они переходили на другое. Между V и IV тысячелетиями они пришли в Месопотамию, «землю между двумя реками», а именно между Тигром и Евфратом. Равнины междуречья периодически затоплялись, и наносы ила удобряли почву. Там уже не было необходимости переходить с места на место в поисках плодородных участков. Поэтому шумеры осели в Месопотамии.

Б. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА ШУМЕРОВ

Во время разливов в Месопотамии было слишком много воды, в сухие сезоны – слишком мало. Благодаря прекрасным условиям для ирригационного земледелия шумеры создали сложную систему орошения, первую такого рода в мире. Ирригационная система – разновидность общественного блага, служащая на пользу всем членам сообщества; но ее можно создать лишь при условии, что сообщество координирует свои усилия и ресурсы. Такая система – главный претендент на роль действительно общественного блага, и она способствовала возникновению города-государства шумеров.

В раннем шумерском обществе мужчины в основном занимались скотоводством, а женщины – полевыми работами. Пастухам хватает времени для созерцания небес; неудивительно поэтому, что шумеры создали и астрологию, и астрономию. Они поделили звезды на двенадцать созвездий, и именно благодаря им у нас есть знаки зодиака, которые, как до сих пор убеждены многие, определяют жизнь человека. Поэтому логично предположить, что в какой-то момент времени один или несколько этих созерцателей небес подметили связь между положением солнца на небе и началом сезона разлива или сезона засухи. Их наблюдения и легли в основу системы орошения, делавшей воду доступной в течение всего года.

Среди представителей политической антропологии и историков бытуют разные мнения относительного того, как возникло это новшество. Одна группа предпочитает рассуждать об эгалитарной, частично демократической племенной системе, напоминающей ту, о которой говорилось выше. При такой системе коллективные решения о внедрении новой техники орошения принимает собрание всего племени или собрание старейшин. Эта схема прекрасно подходит для объяснения того демократического скачка из отношений анархии, к которому апеллируют сторонники теории общественного договора от Гоббса и по сей день.

Другая модель подразумевает общество с более развитой иерархической структурой. Сначала сословие жрецов установило контроль над производством зерновых. К числу жреческих функций относились наблюдения за звездами. Жрецы использовали свои наблюдения для объяснения и предсказания земных событий. Скорее всего, идея орошения возникла именно в этом профессиональном сословии созерцателей неба. Жрецы повелели внедрить ее, проследили за выполнением и заявили права на весь добавочный урожай, который принесла идея.

Любому стороннику демократии, будь то адепт теории общественного договора или какой-нибудь иной, хотелось бы, чтобы верной была первая гипотеза. К сожалению, как утверждает Файнер, «она не подтверждается ни малейшими данными», и это является весьма веским доводом в пользу второй гипотезы[108]. Во всяком случае, последняя, насколько можно судить, больше соответствует характерным чертам города-государства шумеров в его развитой форме.

В. ОСНОВНЫЕ ОСОБЕННОСТИГОРОДА-ГОСУДАРСТВА ШУМЕРОВ[109]

Можно было предположить, что бюрократия, управлявшая первым известным в истории государством, отличалась плохой организацией и неэффективностью, а для создания эффективных, иерархически организованных бюрократических структур требовались многие столетия. Но это не так. В шумерских городах-государствах бюрократия достигла высокого уровня развития и контролировала практически все аспекты экономической и социальной жизни. Всему обществу была свойственна единая система моральных норм, убеждений и чаяний, сформированная местной религией в истолковании жреческого сословия. Государство представляло собой абсолютную монархию с религией в качестве государственной идеологии. Представителем бога на земле считался царь; сразу за ним располагались жрецы. Они совместно управляли государством с помощью довольно многочисленных чиновников и сравнительно немногочисленных писцов. Простолюдины должны были служить богу, или, что то же самое, царю: ведь царь обладал неограниченной властью.

Основой экономики служило земледелие. С помощью чиновников жрецы управляли севом и сбором урожая, который доставлялся в храмы для хранения и распределения. За исключением жрецов, никто не мог владеть землей, да и большинством видов иной собственности[110]. «Законы Хаммурапи» карают воровство; в таком случае простые люди, надо полагать, все-таки имели какую-то собственность. Впрочем, эта статья могла относиться и к краже зерна из государственных хранилищ. Экономику шумеров мы сейчас назвали бы командной экономикой. Шумеры изобрели письменность, и основная часть ранних найденных глиняных таблиц содержит сведения о количестве зерна, проданного или заложенного в государственные хранилища[111]. Если бы не было письменности, шумерское государство вряд ли достигло бы таких размеров и просуществовало столь долго. Умением читать и писать обладало только правящее жреческое сословие, и жрецы пользовались этим преимуществом, чтобы направлять и контролировать государство.

Г. ОЦЕНКА

Кэрролл Квили (Quigley, 1979, p. 193) дает шумерам такую оценку: «Это самая важная группа из всех когда-либо живших людей». В пользу этого суждения имеет много аргументов. Кроме сложной системы письменности шумеры, насколько можно судить, создали или коренным образом усовершенствовали сельскохозяйственные технологии и приспособления (орошение, плуг, колесные повозки, тягловый скот), металлургию (плавку желтой и красной меди), производство посуды (гончарный круг), транспорт (парусное судно), астрономию и, разумеется, государство.

О высоких достоинствах последнего свидетельствует длительность его существования: от восьми до пятнадцати столетий в зависимости от выбора начальной и конечной точки отсчета[112]. Файнер (Finer, 1997, р. 29) объясняет такую долговечность высокой степенью взаимосоответствия между системой верований и социально-политической структурой общества. В шумерском городе-государстве эта конгруэнтность приближалась к возможному пределу. «Ни в одном другом древнем обществе религия не занимала столь привилегированного положения… Религиозные представления играли первостепенную роль в общественной и частной жизни обитателей Месопотамии: они формировали общественные институты, воздействовали на произведения искусства и литературы, пронизывали все сферы человеческой деятельности»[113]. Стоит отметить, что шумерское государство исчезло отнюдь не в результате внутреннего упадка, а из-за усиления военной мощи сопредельных государств.