просто полны тоской:
– Рябина, правда, вы очень красивы,
но я обещан другой.
А вы обещаны снегопаду.
Но знаете, кроме того,
мы очень разные, это надо
учесть наперёд всего.
Ваша судьба – чернеть и осыпаться
под тяжестью холодов.
Моя же – прыгать, чирикать, мыкаться,
в пространстве стальных садов.
Вы нравитесь мне, говорю без лести,
но, знаете, вместе с тем,
даже если мы будем вместе…
Послушайте. Я же вас съем!
Снег всё сильнее, но мокрые улицы
позиции не сдают.
Глотают снежинки грязные лужицы,
как будто из неба пьют.
Рябина, вздрогнув как от укола,
вздыхает и говорит:
– Что ж, все деревья давно уж голы,
а мой огонь всё горит.
Со снегопадом у нас, пожалуй,
что-то вроде родства.
Он укрывает меня одеялом,
холодным, как ваши слова.
Весной же снова я расцветаю,
отпив от его воды.
У нас не всё хорошо, я знаю,
но лучше уж так, увы.
Ах, что там, летите себе, синичка,
вы всё решили давно!
Знаете, есть ведь другие птички.
Для вас же – чьё-то окно
с рассыпанным на подоконнике хлебом,
знакомой яблони ствол:
ещё не родился тот под небом,
кто от судьбы ушёл.
А я простою ещё пару неделек,
тогда лишь гроздья мои
чёрными станут, как голый берег
какой-то чужой земли.
Хотя, всё равно б целиком, Синичка,
вы съесть меня не смогли.
Таким вот образом распрощались,
и вновь всё идет, как шло.
Он улетает туда, где ждали,
туда, где пока тепло;
она остаётся, конечно, на месте,
но даже не смотрит вслед.
И в этом, право, не много чести,
когда даже следа нет,
ведь снег побеждает этой порою,
следы замести спешит.
Проснёмся ли будущею весною?
Время решит.
Здесь могли быть твои драконы
Здесь могли быть мои драконы —
мысль отдыха не дает.
Вместо них – по полям вороны,
ты и осень. Вы с ней синхронно
пустошите моё житьё.
Из себя – не ретироваться.
Листобой потрошит сады.
Ты же, в кровь исколов все пальцы,
мой тенар растянув на пяльцах,
оставляешь на нём следы.
И ползут, задевая кроны,
как дредноуты облака.
Всё ушло, точно в тыл вагоны.
Здесь могли быть твои драконы,
а осталась одна труха.
Всё ушло, и мой взгляд недвижен.
И октябрь с четырех сторон
входит в край, что как будто выжжен.
Как же мы умудрились выжить
в этом пиршестве для ворон?
Касательная
За этим февралём я вижу март
и точки птиц, стремящихся обратно,
и на полях темнеющие пятна,
и ветви лип на фоне голубом,
и солнцепёк, внезапный, как фальстарт,
и плеск воды под детским сапогом.
